Проклятый манускрипт - Филипп Ванденберг 9 стр.


Некоторые жители Ульма подозревали, что инициатором покушения на архитектора был епископ Ансельм Аугсбургский. Говорили, что он не может смириться с тем, что из-за Ульмского собора его собственный оказывается как бы в тени. Другие говорили, что встречали двух бенедиктинцев, проповедовавших о падении христианской веры и называвших устремленный в небо собор, строившийся по ту сторону Рейна, не иначе как проявлением высокомерия. Говорили, что они ведут учет неканоническим строениям, которые хотят разрушить с помощью своих молитв или применения механической силы.

Горожане Ульма разделились из-за строительства собора на две партии. Одни по-прежнему считали, что мастер Ульрих должен продолжать строительство собора, равного которому нет во всей стране. Вторая партия придерживалась мнения, что такой огромный дом Бога свидетельствует скорее о чванливости и гордыне, чем о благочестии горожан. Мол, на те деньги, что богатые патриции потратили на строительство собора, можно было бы совершить массу добрых дел и помочь многим людям.

С тех пор как распространился слух о том, что Ульрих хочет построить еще один этаж, горожане с опаской поглядывали на верхнюю галерею нефа. Уже третий раз по сравнению с первоначальными чертежами надстраивался собор. Неужели же Бог и все святые отвернулись от этого мастера Ульриха?

Каждый вечер перед наступлением темноты люди собирались на большой площади перед собором, и начинались ожесточенные дискуссии. И постепенно росло число тех, кто требовал, чтобы Ульрих фон Энзинген не перегибал палку и наконец начал стелить крышу над нефом. Такое настроение вызвало немалое беспокойство среди старших рабочих, особенно оно возросло после того, как одного из них оплевали, облили смолой и закидали тухлыми яйцами.

В один из таких напряженных вечеров, когда противники и сторонники строительства яростно спорили друг с другом, на площади образовалась толпа и люди начали скандировать:

- Мастер Ульрих, спускайся вниз! Мастер Ульрих, спускайся вниз!

В принципе, никто не рассчитывал на то, что нелюдимый архитектор пойдет на поводу требований толпы. Но тут толстуха, известная своим громким голосом, протянула руку и закричала:

- Там! Вы только поглядите!

Все взгляды устремились на верхнюю платформу строительных лесов. Крики смолкли. С открытыми ртами все следили за статным мужчиной, который, словно паук по паутине, спускался вниз по лестницам. Один старик негромко воскликнул:

- Это он! Я его знаю! Это Ульрих фон Энзинген!

Спустившись вниз, мастер быстро пошел по направлению к необработанному тесаному камню, лежавшему у северной стены нефа. Одним движением Ульрих вскочил на камень и уверенно посмотрел в толпу. Было тихо, слышалось только карканье ворон над высокими лесами.

- Слушайте меня, граждане Ульма, граждане этого великого гордого города! - Мастер Ульрих скрестил на груди руки, и это движение еще больше усилило ощущение непредсказуемости, исходившее от него.

А сбоку, неподалеку, так, чтобы ее присутствие не осталось для него незамеченным, среди слушателей стояла Афра. Голова ее горела, словно девушка засунула ее в печку. Со времени той странной встречи в хижине она больше не видела мастера Ульриха. То происшествие смутило ее, и она все еще страдала от этого. Нет, не то чтобы она испытывала боль или сожаление, напротив. Все внутри нее горело от неуверенности, ее чувства словно бы раздвоились.

Афра не знала, смотрел ли он на нее или просто в никуда, когда начинал свою речь.

- Когда вы, граждане Ульма, тридцать лет назад приняли решение о том, что на этом месте должен стоять собор, достойный вашего города и его жителей, мастер Парлер пообещал вам, что окончит его строительство на протяжении человеческой жизни. Все замечательно. Человеческая жизнь - для каждого из вас это долгий срок, а для собора, достойного так называться, это мгновение. Древние римляне, которые до сих пор являются примером для нас, любили одну поговорку. Послушайте: Tempora mutantur nos et mutamur in illis. Это означает: времена меняются, и мы вместе с ними. Таким образом, со временем меняюсь я, меняетесь вы. То, что тридцать лет назад нам очень нравилось, сегодня вызывает только сочувствие. А иногда все происходит совершенно наоборот. Разве не правда, что этот собор, который стремится к небу у вас на глазах, прекраснее, великолепнее и чудеснее, чем тот, который тридцать лет назад начинал строить мастер Парлер?

- Тут он прав, - крикнул богато одетый купец в шапке набекрень.

А старик с белой бородой и мрачным взглядом ядовито проговорил:

- Было бы еще лучше, если бы то количество денег, которое поглощает наш собор, не было бы столь очевидно. Я уже начинаю сомневаться, что высота нашего собора - во славу Божью.

Старика поддержали многие, и он купался в лучах недолгой славы, которой был обязан своей речи. Он запрокинул голову назад, и его борода стала торчком. Наконец он добавил:

- Мастер Ульрих, мне кажется, что слава Божья вам скорее безразлична. Гораздо больше вас интересует собственная слава. Иначе как объяснить то, что у собора уже девять этажей вместо запланированных пяти?

Тут мастер Ульрих показал пальцем на старика и крикнул:

- Как твое имя, горлопан? Назови его громко, чтобы все слышали.

Старик заметно испугался и несколько неуверенно ответил:

- Я - красильщик Себастиан Гангольф, и я не позволю вам называть меня горлопаном.

Стоявшие вокруг одобрительно закивали.

- Неужели? - едко заметил Ульрих. - Тогда лучше бы ты был поосторожнее в выражениях и не говорил о вещах, в которых ничего не понимаешь.

- Да что тут понимать, - вмешался франтовато одетый юноша. Его звали Гульденмунт, он был одет в броскую, длинную, до икр, накидку и был похож на члена городского совета. Но больше всего бросались в глаза его высокомерные манеры. Таких, как он, в Ульме было немало - молодых людей, унаследовавших отцовское дело, которым было нечего делать, кроме как тратить наследство отца.

- То, что именно ты ничего не понимаешь в строительстве, меня не удивляет, - возмутился мастер Ульрих, - я думаю, что твое главное занятие состоит в том, чтобы решить, какому наряду сегодня отдать предпочтение. Нет, тут уж никакого времени не хватит, чтобы вникнуть во все тайны строительства.

После этих слов мастера Ульриха раздался взрыв хохота. Но юный франт не сдавался:

- Тайны? В таком случае раскрой же нам тайну, почему наш собор должен быть девятиэтажным, а не пятиэтажным, как задумал мастер Парлер.

Секунду Ульрих фон Энзинген колебался, стоит ли посвящать жителей Ульма в тайны строительства соборов, но потом понял, Что это единственная возможность привлечь общественное мнение на свою сторону.

- Все значительные строения на нашей земле, - начал он издалека, - окутаны загадками. Многие из этих загадок были разгаданы спустя столетия, над другими мы все еще бьемся. Только подумайте о великих египетских пирамидах. Ни один человек никогда не сможет понять их назначение и как удалось поднять на такую высоту и с такой точностью тесаный камень высотой в человеческий рост. Вспомните о римском зодчем Витрувиусе, который с помощью обелиска построил самый большой на земле хронометр - часы, циферблат которых был величиной с эту площадь, и они показывали часы, дни и месяцы, и даже времена года. Или вспомните собор в Аахене. Восьмиугольник в центре его не только дает указания посвященным на главы Святого Писания - с помощью солнечных лучей, которые падают через окна в определенные дни, он еще позволяет нам вычислить важные астрономические даты. Или вспомните о четырех всадниках в Бамбергском соборе, обращенных в камень. Никто не знает их назначения или их прототипов. Они просто появились там с наступлением дня. А что касается вашего собора, граждане Ульма, то в нем будет более чем одна тайна. Но если я вам сегодня их открою, они перестанут быть тайнами. Ведь люди должны тысячелетиями ломать себе голову над тем, какое послание хотел передать им мастер Ульрих. Каждое настоящее произведение искусства хранит свою тайну. Мастер Парлер, подготовивший первые чертежи для этого собора, жил в другое время, и, уж простите меня, он не был гением. Мистика чисел не играла никакой роли в его расчетах. Иначе бы он не придавал такого значения числу пять: пять окон с каждой стороны, высота нефа - пять этажей. Меня даже пугает, что он придавал такое значение числу пять, потому что у этого числа дурная слава.

Слушатели заволновались. Афра поднесла руку ко рту и бросила на собор испуганный взгляд.

- Не верите, граждане Ульма? - продолжал мастер Ульрих. - Посчитайте на пальцах: один - священное число Творца. Как в семени растения скрыт весь его последующий рост, так и Создатель уже содержал в себе весь наш мир. Два - число гармонии и равновесия души и тела, - при этом взгляд архитектора скользнул по Афре. - Три - самое священное из всех чисел, символ Божественного Триединства и спасения. Интересное число четыре, число, означающее все измерения человеческого существования: длину, ширину, высоту и время, а еще - четыре стихии, четыре стороны света и четыре Евангелия.

Число шесть символизирует все творения Бога, которые он создал в дни Созидания, гармонию стихий и, тем самым, человеческую душу. Священно число семь. Оно напоминает нам о семи дарах Духа и семи небесах. А восемь? Восемь - это бесконечность, вечность. Нарисуйте это число в воздухе. Можете рисовать его бесконечно, не отрывая руки. Девять - высшее из всех чисел, делимое только на три, самое священное число, то есть неуязвимое ни для чего, кроме как для Божественного Триединства. Все архитекторы крупных соборов экспериментируют в своих расчетах с девяткой, потому что это самое сильное и самое прочное из всех чисел. Умножьте девять на любое число, и вы всегда получите число, снова дающее девять.

- Например?! - восхищенно воскликнул священнослужитель в черной рясе.

- Ну, девятью шесть.

Священник призвал на помощь пальцы.

- Пятьдесят четыре, - крикнул он.

- А теперь сложите оба числа!

- Будет девять.

- Совершенно верно. А теперь умножьте девять на семь.

- Шестьдесят три.

- Сложите шесть и три!

- Девять! Мастер Ульрих, вы кудесник! - ошеломленно воскликнул священник в черной рясе.

- Нет, ради всего святого. Просто я знаю значение чисел, из которых состоит такой собор, как этот.

- А число пять? Вы пропустили его, мастер Ульрих! - снова раздался голос старика, напавшего на него первым.

Ульрих фон Энзинген выдержал долгую паузу. Все глаза были устремлены на него.

- Все вы знаете пентаграмму, также именуемую пятиугольником, эту пятиконечную звезду, которую рисуют на дверях одержимых.

- Это знак Князя Тьмы и его пяти сфер! - возбужденно воскликнул священник.

- Действительно, пять - это знак дьявола. И с этим числом мастер Парлер хотел построить вам собор - с пятью высокими окнами с каждой стороны, в пять этажей. Я не верю, что это случайно.

Голос священнослужителя захлебнулся:

- Мастер Ульрих, вы считаете, что он хотел посвятить собор дьяволу, а никто об этом и не подозревал?

Ульрих фон Энзинген поднял руки ладонями кверху, словно хотел сказать: доказать я не могу, но многое говорит в пользу такого предположения. Но он промолчал.

Какое-то время на площади было тихо, ужасно тихо, а потом стало слышно глухое многоголосое бормотание, перешедшее в бурю, которая разразилась гневными выкриками и громким возмущением, Граждане Ульма разошлись во мнениях.

- Пусть строит свои девять этажей! - кричали одни, собравшиеся вокруг богатого купца. - Мастер Парлер был в сговоре с чертом, вот он его и забрал!

Другая партия, во главе с бородатым стариком, возражала:

- Если пять - такое опасное число, как говорит мастер Ульрих, то почему же он не построил семь этажей или восемь? Мне кажется, что Ульрих фон Энзинген подтасовывает числа, как ему удобно. Говорить он может все что угодно.

Так, слово за слово, разгорелся спор. Одни называли оппонентов дураками, которых Господь обделил самым малым даром - рассудком. Другие обвиняли противников в том, что они состоят в сговоре с дьяволом, что он им ближе, чем святая мать Церковь. В ход пошли даже кулаки.

Афра попыталась уйти от обезумевшей толпы в безопасное место и спряталась за грудой необработанного камня. Когда она наконец выглянула из укрытия в поисках Ульриха фон Энзингена, того и след простыл.

Когда Афра в конце концов пошла домой, на город уже спустился вечер. Наверху, в хижине мастера Ульриха было темно. Против обыкновения, Афра пошла обходным путем через рыночную площадь. Она и сама не знала, зачем это сделала. Может быть, она надеялась встретить Ульриха фон Энзингена. Она даже поймала себя на том, что ищет его в переулках. При этом девушка даже не знала, где он живет. Никто этого не знал. Его дом был такой же загадкой, как и его творение.

По дороге Афра думала о том, как Ульрих на площади объяснял значение чисел. Об этом она даже никогда не подозревала. А когда девушка вспоминала о том, как встретились их взгляды, когда он говорил о значении числа два и гармонии души и тела, по спине у нее пробегали мурашки. Что же так восхищало ее в этом мужчине?

Была ли это загадочность, спокойствие, исходившее от него, или мудрость, звучавшая в каждом его слове? Или все это вместе составляло привлекательность мастера Ульриха? В приступе почти болезненного расположения и восхищения Афра распознала силу, которая должна была перевернуть ее жизнь с ног на голову. Тихонько разговаривая сама с собой, девушка наконец добралась до Рыбацкого квартала.

Афру встретила жена Бернварда, Агнес, и взволнованно сказала, что ее ожидает Варро да Фонтана, портной. Только вот Варро - не простой портной, шьющий обычные платья, нет, портной, родившийся на севере Италии, шьет платья только для красивых и богатых людей, мантии для членов городского совета и наряды для тучных вдов. Сам епископ Ансельм Аугсбургский шьет свою одежду у него.

- Меня послал мастер Ульрих фон Энзинген, - пояснил Варро и почтительно склонился перед Афрой. - Я должен сшить платье, какое вы хотите, и надеюсь, что смогу соответствовать вашим требованиям.

Бернвард и Агнес, присутствовавшие при разговоре, очень удивились. Потом рыбак спросил:

- Афра, что это значит?

Афра пожала плечами и выпятила нижнюю губу.

- Мастер Ульрих, - ответил вместо нее Варро, - мастер Ульрих сказал, что эта девушка спасла ему жизнь и при этом испортила себе платье.

- Но об этом ведь не стоит даже говорить! - воскликнула Афра. На самом же деле это известие привело ее в восхищение. Носить платье от Ульриха! На ее лице отразилось беспокойство, что портной воспримет ее слова чересчур серьезно, и добавила:

- Идите домой и скажите мастеру Ульриху, что не годится дарить платье девушке из простой семьи. Да еще дорогое творение ваших рук.

Тут Варро да Фонтана рассердился не на шутку:

- Госпожа Афра, вы хотите оставить меня без работы? Сейчас не лучшие времена, чтобы я мог отказаться от такого заказа. Если ваше платье действительно пострадало, когда вы спасали мастера Ульриха, то я не вижу причин не принять такой подарок. Только посмотрите на эти тонкие ткани с моей родины! Они будут сидеть на вас, как вторая кожа.

И привычным движением Варро да Фонтана развернул несколько принесенных с собой рулонов.

Афра бросила на Бернварда растерянный взгляд. Но тот счел объяснение приемлемым и заявил, что в этой ситуации речь идет не о подарке, а о возмещении убытка. Мастер Ульрих просто обязан сделать это.

И портной начал снимать мерки с помощью тоненькой ленты. Афра покраснела. Еще никогда портной, да еще такой важный, не интересовался размерами ее тела. А на вопрос, каким она представляет себе новое платье и какой материал предпочитает, Афра ответила:

- Ах, мастер Варро, сшейте платье, подходящее для трактирщицы из столовой при соборе.

- Трактирщицы? - Варро да Фонтана закатил глаза. - Госпожа Афра, если вы позволите, вам больше подойдет платье придворной дамы…

- Но она трактирщица! - прервала Агнес лесть Варро. - Прекратите морочить Афре голову. А то она еще вообразит себе неизвестно что и откажется работать в столовой.

Когда портной ушел, Агнес отвела Афру в сторону и сказала:

- Не принимай всерьез всю эту лесть, которую говорят тебе мужчины, они лгут и не краснеют. Даже Петр, первый Папа, солгал Господу нашему.

Афра засмеялась, не поверив словам рыбачки.

На следующий день, как обычно, еще до восхода солнца, Афра направилась к большой площади, чтобы успеть растопить печь в столовой. По мостовой Оленьего проулка одиноко прогрохотал фургон. У дверей домов хрюкали свиньи, валяющиеся в грязи. Прислуга выливала ночные горшки из окон на улицу, и Афре приходилось следить за тем, чтобы на нее ничего не выплеснули. Вонь фекалий смешивалась с едким дымом из печей ремесленников, клееваров, красильщиков, колбасников, пекарей, шляпников и пивоваров. Идти по просыпающемуся городу не доставляло никакого удовольствия.

Когда Афра повернула на Соборную площадь, она, как обычно, взглянула вверх, на хижину, расположенную высоко на строительных лесах. Первый мягкий свет упал на сплетение балок, досок и лестниц. Ульриха нигде не было видно. Девушка повернулась и пошла по направлению к столовой, но внезапно остановилась. Перед ней из темноты возник мешок с одеждой. Чуть подальше на мостовой лежал ботинок.

Афра была от него в трех-четырех шагах, когда закричала так, что эхо от этого крика отразилось от домов на противоположной стороне широкой площади. Перед ней лежало тело разбившегося мужчины. Он лежал навзничь, лицом вниз. Вокруг него образовалась лужа почерневшей крови. Руки и ноги были неестественно вывернуты и согнуты. Афра упала на колени. Она всхлипнула и подняла взгляд к хижине архитектора. Ремесленники, пришедшие на работу, прибежали на ее крик.

- Позовите врача! - разнеслось над площадью, погруженной в сумрак.

- Пусть придет священник со всем необходимым! - прокричал другой.

Афра заломила руки. По ее щекам бежали слезы.

- Кто же это сделал? - бормотала она себе под нос. - Кто?

Сильный каменотес в грубом кожаном переднике на животе попытался поднять Афру на ноги.

- Вставай, - тихо сказал он. - Тут уже ничего не поделаешь.

Афра оттолкнула его:

- Оставь меня в покое!

Тем временем вокруг мертвеца собралась толпа зевак. Вообще-то почти каждую неделю с лесов падал каменщик или плотник, каменотесов забивало осколками камня, но все равно смерть человека вызывала интерес. В принципе, можно было радоваться, что не умер ты сам.

Полная матрона, творя одно крестное знамение за другим, смотрела на разбитое тело с таким ужасом на лице, как будто ее вот-вот стошнит.

- Кто это? - спросила она. - Кто-нибудь знает его?

Афра, всхлипывая, убрала руки от лица. Напрасно она пыталась побороть судороги, мучившие ее. Тем временем собралось уже добрых три дюжины зевак, и каждый пытался хоть одним глазком взглянуть на убитого. Сзади протиснулся крепкий мужчина.

- Что произошло? - громко закричал он и оттолкнул зевак. - Пропустите меня!

Афра услышала голос. Она знала его очень хорошо, но ее разум отказывался что-либо воспринимать. Слишком уж она была занята воспоминаниями об объятиях Ульриха.

Назад Дальше