Он ничего не знал о своей "соучастнице", о царице Танэ-Ра. Возможно, ее уже не было в живых, а лживые судьи обманули его, дабы заставить служить в своих целях. Тассатио не собирался угождать им. Он много убивал после переселения на синюю планету. Его "куарт" не знал покоя. Тассатио хотел сорвать защитную "корону", едва оказавшись на лишенной атмосферы Але. Но не сделал этого. Машина опустилась на поверхность погибшей планеты в том месте, где прежде жил и он, и Танэ-Ра. Это был их Город, уничтоженный, разоренный, залитый лавой вулканов, возникших после удара блуждающей звезды. И "куарт" напомнил Тассатио о себе, хлынув обжигающими слезами из его глаз. Справившись со своей болью, бывший священнослужитель в течение многих дней, покуда хватало воздуха, творил из камня лик той, которую он любил всегда и которая никогда не принадлежала ему всецело. Он знал, что судьи разгневаются на него за нарушение уговора и не выполнят той части постановления, которая касалась списка коренных аллийцев. Он знал, что сотворенное "имя" будет расценено ими как вызов. Но Тассатио делал то, что велел делать его "куарт". Обреченному было плевать на сородичей, и он давал им это понять ежесекундно.
А когда каменное изваяние было готово и воздух в защитном одеянии заканчивался, Тассатио выточил на щеке статуи единственную слезу, которая катилась из ее глаза. И Танэ-Ра стала ликом погибшей Алы. Приговоренный к смерти, Тассатио в гордыне своей не желал доставить удовольствие судьям, созерцающим его кончину. Он не хотел корчиться в длительной агонии. Посмотрев последний раз на лицо своей любимой, он сорвал "корону".
Судьи, как и вся страна переселенцев, увидели, что приговоренный испустил дух, несколько раз схватив ртом разряженный воздух мертвой планеты и скорчившись на земле, засыпанной рыжим прахом и пылью, обожженной вулканами. И все аллийцы встали, склонив головы пред мужеством Тассатио, а в огромных зеркалах отражалось каменное лицо прекрасной Танэ-Ра и живое лицо смертной женщины, видевшей гибель того, кого она теперь не в силах будет позабыть вовеки…
Судьи сдержали слово: родившийся спустя полтора цикла Селенио сын царицы Танэ-Ра был наречен именем Алэ, что означает "Горящий". Имя же преступного жреца Тассатио стерлось в веках, и помнит его лишь эта легенда…
- Мать читала нам с Фирэ эту легенду. В детстве, - сказал Дрэян, когда Сетен умолк.
В каюту заглянул молодой матрос:
- Господа, капитан велел оповестить вас, что через три часа мы подойдем к южной оконечности полуострова.
Поднявшийся со своего места Сетен оглянулся и, подмигнув Алу, тихонько запел:
Если из колодца ты, дружок,
Провалившись, выбраться не смог…
Ал засмеялся, а затем подхватил слова задорной детской песенки:
Суетиться и не нужно понапрасну!
Он обнял друга за плечи, с другой стороны Тессетена обвила рукою за пояс хрупкая Танрэй. Подпевать начал и Паском. Матрос вначале с растерянностью, а потом - расплываясь в улыбке, глядел на беззаботно веселящихся пассажиров. Из хора выделялись звучные голоса Сетена и Ала - высокий тенор и певучий баритон. Танрэй баловалась и не слишком-то старалась петь:
Просто через час иль пару лет
Там тебя найдут - сомнений нет!
И отныне будет в жизни все прекрасно!
И отныне будет в жизни все прекрасно!
Матрос ощутил прикосновение чего-то холодного и мокрого к своей руке. Волк высокого ори слегка толкнул юношу носом, интересуясь тем, что же происходит в каюте. Матрос уважительно подвинулся.
- Нат, иди к нам! - позвал Тессетен, однако своевольный пес не подчинился, встряхнул острым ухом и лег в дверях, под ногами у матроса, выпустив от жары длинный розовый язык.
Если же, дружок, в большой мороз
Отморозил уши ты и нос,
Растирать их не спеши себе - напрасно!
- Танрэй! - Ал слегка ущипнул жену за бок; взвизгнув от щекотки, она шлепнула его по руке за спиной Сетена.
Остальные примолкли. Танрэй пришлось продолжать одной:
Просто через несколько минут
Нос и уши сами отпадут…
Тессетен прихватил пальцами кончик ее чуть вздернутого носа. Танрэй, шутливо нахмурившись, непокорно освободилась, и они дуэтом допели:
И отныне будет в жизни все прекрасно!
И отныне будет в жизни все прекрасно!
- Ал! Теперь ты! - потребовал смеющийся Паском, указывая пальцем на своего ученика.
Если ты, дружок, три дня не ел,
А во сне краюху углядел,
Не стремись проснуться, парень, понапрасну!
Лучше ты скорей на тот кусок
Разевай пошире свой роток,
И отныне будет в жизни все прекрасно!
Тут не выдержал даже матрос и вместе со всеми подхватил последнюю фразу песенки:
И отныне будет в жизни все прекрасно!
Нат с юмором покосился на него.
- А теперь, господа, собираться, собираться! - воскликнул Ал, поднимая руку.
* * *
"Сэхо" держал курс вдоль берега полуострова Экоэро - "Больших Болот". Танрэй не отходила от левого борта верхнего яруса палубы, восхищенно созерцая невиданную зелень лесов на такой близкой и уже совсем доступной суше. Однажды ей почудилась на берегу какая-то зверюшка, но покуда женщина бегала за увеличительной трубой, тварь, если она там и была, скрылась.
- Мне здесь нравится! - сообщила Танрэй возникшему подле нее Сетену. - Я думала, что здесь хуже…
Экономист облокотился на перила. Чем ближе они подходили к месту предполагаемой высадки, тем сильнее менялся друг Ала. Менялся не в лучшую сторону. Он уже успел съязвить в разговоре с созидателем Кронрэем, который по своему обыкновению с утра пораньше уже находился под легким хмельком; не преминул поддеть тримагестра Солондана и даже нелестно прокомментировать одно из распоряжений кулаптра Паскома, касающееся выгрузки оборудования.
- Не иначе как за время пути, сестренка, ты успела вычеркнуть из памяти былое? - едко подметил он.
Танрэй помрачнела. Как он смеет так думать и говорить? Мыслимо ли забыть Оритан?
Тессетен опустил голову и поглядел вниз, на воду. Тень "Сэхо" скользила по дну, видимому сквозь кристально-чистую воду.
- Я давно заметила у тебя этот браслет… - Танрэй сердилась недолго: она вообще не умела обижаться на людей. Водя пальцем по отчеканенному в бронзе орнаменту широкого браслета, молодая женщина удивлялась: украшение было одновременно и грубым, и привлекательным. - Это в стиле той культуры, где отныне нам придется жить, верно?
Сетен не ответил.
- Я могу сделать так, чтобы ты наконец перестал думать о дурном? - спросила она, ощущая, что он закрывается от нее все сильнее и сильнее.
- Тебе придется меняться, сестренка, - почти невпопад ответил он. - Знаешь ли, сердечки из солнышка неуместны там, где нужно убивать, чтоб не сдохнуть.
И, откинув от лица волну русых с проседью волос, Сетен заставил Танрэй содрогнуться от взгляда своих серо-голубых жутковатых глаз. Она поневоле отшатнулась и, заметив это, экономист удовлетворенно ухмыльнулся.
- А браслет подарен мне женой. Лучше иди и помоги Алу собраться.
…Вдалеке высились огромные горы. "Сэхо" входил в небольшую бухту. Здесь полуостров Экоэро сливался с материком Рэйсатру.
Трудно было назвать эту бухту портом, и все же кое-что разведывательная миссия, возглавленная в свое время Сетеном и Ормоной, уже успела создать в этих краях. Слабое подобие маяка высилось посреди каменной гряды, странное маленькое здание и причал обступали высокие густолиственные деревья.
Корабль смог подойти вплотную к берегу: место для порта избрали удачно.
Их ждали. Под огромными деревьями, оплетенными канатами (лишь рассмотрев их поближе, Танрэй поняла, что это не канаты, а живые растения) стояло несколько грузовых машин.
Из одной вышла Ормона. Танрэй почувствовала ее чуть раньше, чем увидела.
Жена Сетена сильно изменилась с тех пор, как они виделись в последний раз. Не постарела, нет. И нисколько не подурнела. Но черные глаза ее зияли пустотой, а губы кривила презрительная усмешка. Может быть, она стала даже красивее прежнего, однако вызывала опаску та красота…
Помогающий разгружать корабль Дрэян уставился на нее, позабыв о законах приличия. Ормона же не обратила на него никакого внимания, высматривая на борту своего супруга. Вокруг нее суетилось несколько темнокожих полуобнаженных мужчин.
- А-а-а! Родная моя! - воскликнул Сетен, который наконец-то объявился на палубе, и направился к сходням. - Давно ждете нас?
Танрэй исподтишка взглянула на них.
Ормона молча, но пылко обняла мужа, впилась губами в его губы, а потом, после длительного поцелуя - Танрэй и Ал с помощниками успели догрузить и отправить машину - взяла Сетена за руку, пытаясь увлечь за собой.
- Подожди, Ормона.
От Танрэй не ускользнуло, как вспыхнули раздражением глаза Ормоны после этих его слов. Распаленная нескромным поцелуем (она никогда не считалась с этикетом ори), Ормона сжала губы в ниточку. Сетен взбежал на корабль, и ее вниманием завладел Ал.
- Да не иссякнет солнце в твоем сердце, Ормона! - воскликнул он, отводя со лба черные, как и у нее, волосы.
- Да будет "куарт" наш един… - медленно проговорила женщина, упирая на слово "един".
Они едва успели обняться, как из-за борта нижнего яруса палубы выглянул Тессетен и воскликнул:
- Да, господа ученые, вы расстарались… Всю лабораторию вывезли, или осталось что?
И действительно: машин уже не хватало, а матросы и пассажиры все еще спускали на берег ящики с поклажей.
Танрэй невольно подалась к Алу и Ормоне, отвлекла мужа каким-то пустяковым вопросом, получив за это насмешливый взгляд холодной красавицы-ори.
Из зарослей выбежал Нат, который по прибытии незаметно улизнул с корабля и успел, наверное, изучить уже все окрестности.
- Атме! Атме! - Танрэй ощутила, что кто-то легко дергает ее за рукав платья, и обернулась.
Один из дикарей Ормоны, подобострастно улыбаясь, указывал на поклажу, поднятую женой Ала.
Она непонимающе подняла брови, и тогда Ормона сквозь зубы процедила:
- Обезьяна хочет помочь тебе нести тяжесть…
- Почему он зовет меня "душенькой"?
- Это немногое, что способен уместить их примитивный мозг и выговорить неповоротливый язык. "Душа" - это для них слишком сложно. Так уж повелось, что они называют нас, белокожих, на современном ори - "душенькой". Я нахожу это забавным.
- Интересно, интересно! - задумчиво проговорила Танрэй.
На древнеорийском слово "душа" звучало возвышенно и в то же время сложно - атмереро. Пропеть такое без своего страшного акцента аборигены не могли. И жене Ала это казалось интересным именно с профессиональной точки зрения, ведь в скором будущем ей придется столкнуться с проблемой коммуникации.
- Что тебе интересно? - рассмеялась Ормона и не без вызова взглянула на соотечественницу. - То, что я нахожу это забавным, или нечто другое?
- Нечто другое, - улыбнулась Танрэй, тогда как Ал, проверив крепления на ящиках, которые они были вынуждены погрузить на повозки, запряженные волами, разрешил возницам трогаться в путь.
- Абсмрхын крранчххи пакхреч рыррчкхан гу! - тут же проревели рядом с ухом Танрэй, и женщина отшатнулась, придя в ужас.
Еще один дикарь.
- Не пугайся, сестричка! - Тессетен в сопровождении кулаптра Паскома подошел к ним. - Этого красавца зовут Ишвар, и он, сдается мне, приветствует тебя… Абсмархын, абсмархын! - экономист похлопал парня по щеке и отправился вслед за повозкой.
- Ну и язык! - пробормотал впечатленный Ал, беря напуганную жену за руку.
Нат встал между нею и дикарем - худым, с грязно-серой кожей, большеглазым, улыбчивым. Улыбка не была присуща культуре этого племени, ей Ишвар наверняка научился у приезжих, и оттого она выглядела на его лице неестественно, даже устрашающе, словно оскал разъяренного зверя.
- Тебе, Ал, как минимум, придется теперь оставить свои аристократичные замашки… - сказала Ормона и, когда муж попытался взять ее под локоть, отодвинулась, складывая руки на груди. - Твоей жене я боюсь давать советы: она склонна реагировать на них чересчур болезненно…
- А как насчет… - начала было Танрэй, но тут же потеряла мысль, ибо ее перебил Паском, всмотревшийся в Ишвара, который только что поприветствовал златовласую гостью:
- Хочу вновь представить вам, господа ори и все прочие: Ишвар - это новое воплощение "куарт" северянина Эт-Эмбизэ, более известного на Оритане как Атембизе. Думаю, Кронрэй, вам будет небезынтересно пообщаться с вероятностным коллегой: Коорэалатана, из которой мы отбыли на прошлой неделе, выстроена под его руководством полторы тысячи лет тому назад.
Ничего не понимая, дикарь улыбался, чувствуя на себе пристальное внимание пришлых белых людей.
Тессетен круто развернулся:
- Атембизе погиб в том катаклизме?
- Да, мальчик мой. Пытаясь спасти тебя…
- Ала!
- И тебя… - Паском тонко улыбнулся и подхватил тяжелую упаковку. - Ал! Решай: мы ждем или идем навстречу возвращающимся машинам?
- Ну конечно идем, кулаптр! Зачем терять драгоценное время?!
А Танрэй поняла: если Ишвар был прежде Атембизе, то ей нужно постараться пробудить в нем память. Это сложно, ведь и она мало что помнит с тех времен, однако дикарь помнит еще меньше. По крайней мере, одного из будущих учеников она для себя определила…
- Ал, - шепнула Танрэй, взгромождая на себя поклажу почти наравне с мужчинами. - Это правда - про Ишвара?
Ал беззаботно передернул плечами:
- Откуда мне знать, солнышко? Я не помню! Но если это сказал кулаптр, то так оно и есть.
Они брели в гору, и вскоре им стало не до разговоров…
…Так начиналась история города Кула-Ори, Исцеленной (или Воссозданной, Регенерированной) Колыбели. Танрэй, разумеется, могла бы предложить более поэтичное название для этого местечка, но дать имя "Кула-Ори" новому городу хотели Сетен и Ормона, его первые строители и поселенцы. Они имели на это полное право. Тем более что для коренных жителей материка название "Кула-Ори" было не более чем бессмысленным набором певучих звуков…
…Так начиналась новая жизнь эмигрантов Оритана, и никто не знал, какая судьба ожидает каждого из них в дальнейшем…
* * *
Со времени отъезда брата прошло уже два года. Фирэ повзрослел. Словно только этого и дожидаясь, на Оритане вспыхнула война с северянами.
Северная Аринора была островом, несравнимо меньшим по размеру, чем Оритан. Кроме того, основную часть ее территории занимали огромные, покрытые после Сдвига нетающим льдом, горы, где жить было невозможно. И потому столица, Аст-Гару, с окружающими провинциями теснилась на равнине. От южного Эйсетти она отличалась круговой застройкой и менее продуманной созидателями планировкой, и все же это был второй по красоте город планеты.
Малочисленные северяне оказались народом куда более агрессивным, чем ори. Как и любой небольшой народ, о котором когда-либо знала история этих великих государств, как любой мелкий зверек, известный Природе, аринорцы были обуреваемы завышенными амбициями и вымышленными обидами на соседей. Их не устраивало, что ори обживают территории Северного полушария, которые северяне считали своими по праву, хотя и не торопились осваивать. Да и кроме этого существовало предостаточно причин для взаимной ненависти. Назвать оританянина двойным именем было оскорблением ничуть не меньшим, чем начертать имя аринорца слитно. А цвет волос, кожи и глаз! А произношение! Даже датировка времени у двух народов не совпадала вот уже двести с лишним лет: ори по старинке считали зимой сезон, когда на их материк опускалась тьма; Аринора же в это время купалась в лучах не садящегося за горизонт солнца, и в своих календарях северяне обозначали этот же период как лето. Зачем считаться с южанами?! Они и так захватили власть над всем миром…
Но все это являлось только внешним раздражителем, хотя ему поддавалось основное население обеих держав - так называемая "средняя прослойка".
Важным, глубинным было другое. И по сути оказывалось, что огромный Оритан, который, на первый взгляд, испытывал несправедливые нападки северных братьев, на самом деле виновен в обострении политической обстановки ничуть не меньше. Пятьсот лет назад двум духократическим цивилизациям Земли не было дела до залежей полезных ископаемых и прочих материальных ценностей этой планеты. Но после Сдвига и последовавшей за ним Деградации прошлое стало стремительно забываться. Условия жизни ужесточились. Люди принялись искать пути для поддержания прежнего комфорта. И лучше всего этому способствовал технократический путь развития.
Оритан изначально не обладал достаточным запасом полезных ресурсов. Перейдя к новому строю, ори обратили внимание на южную оконечность материков Олумэару и Осат. Однако этого оказалось недостаточно. Ведь проще идти по проторенной тропе, нежели искать новую. И Оритан стал засматриваться на территории Ариноры, богатой залежами медных, никелевых, молибденовых, хромовых, железных, цинковых, свинцовых и - самое главное - урановых руд. На Ариноре была нефть, был природный газ, запасы тория, бериллия, мрамора.
Да, за пятьсот лет изменилось многое. Техническое развитие происходило стремительно, скачками, пугающе. Но до последнего времени люди еще не опускались до войн. Случались локальные вспышки, но дипломаты обеих стран изыскивали возможность улаживать конфликты. Теперь же началась крупномасштабная война, и вестники, освещающие события оной, частенько путались в терминах - называть ее гражданской или межгосударственной. Ибо и то, и другое верно отражало суть, преткновение было только в воздействии на умы людей: если это гражданская война, то враг - представитель того же народа, что и ты. А это значит, что брат убивает брата. Если же войну назвать межгосударственной, отчего тогда враждующие стороны говорят на одном языке? Всемирная история, писанная ори и аринорцами, вещала о многих войнах между дикарями-аборигенами на необжитых (эмигрантами) территориях опасной планеты, и враждующие племена всегда принадлежали разным народам, у них различалась религия или строй. Южане и северяне и сами пережили немало войн, случавшихся после Большой Миграции, но это было в такие незапамятные времена, что никто не принимал эти сведения, более похожие на легенды, всерьез.
Сотни ори и аринорцев гибли в каждодневных стычках над нейтральными территориями, теперь же эти стычки происходили над прибрежными городами Южного Континента.
"Эстетствующие идиоты! - не раз говаривал отец Фирэ и Дрэяна, очень разочаровавшийся в земляках-политиках. - Лучше бы, Фирэ, я отправил тебя два года назад вместе с братом!"
Но Фирэ был парнем крепким и выносливым. Сломать его казалось чем-то невозможным. И в первый же год начала военного противостояния, только-только окончив обучаться базовым дисциплинам, юноша попал сначала в ополчение, а три месяца спустя - в действующую армию. Кроме спелеологии, Фирэ очень интересовала более нужная в новых обстоятельствах наука - кулаптрия. Ему легко давалось все, связанное с целительством, и молодой человек всерьез подумывал отправиться после окончания войны на естествознание. Спелеология подождет.