Война - лучшая школа. Фирэ служил помощником армейского кулаптра, участвовал в рейдах, защищал столицу. Многое произошло в жизни юноши, "куарт" которого был очень близок к Восхождению. Все оживало в его руках. Не раз доводилось ему возвращать к жизни даже врагов. Когда входишь в состояние для исцеления, среди множества ярких, радужных всполохов не видишь - ори перед тобою или аринорец. Все одинаковы. Встречались ему ори с гнилой оболочкой и умирающим коэразиоре, были и чудесные ребята-северяне. И Фирэ лишь утвердился в своем мнении: не все, что видит обычный глаз, совпадает с наблюдением кулаптра или его помощника. А начальником у юноши был сорокалетний кулаптр Диусоэро, человек не без причуд в мирное время, здесь ставший кем-то вроде сомнамбулы, ибо непрекращающийся поток раненых не позволял целителям смежить веки ни на четверть часа…
Но в день, когда юноше исполнилось семнадцать лет (а это был мрачный день: заканчивалась осень, на Оритан уже опустилась полярная ночь), их часть, расположенная в центре полуострова Рэйодэн, получила страшное сообщение: в прошлые сутки Эйсетти подвергся массированному нападению с воздуха. Северяне прорвали оборону на востоке, смели орэмашины защитников города и расстреляли много мирных жителей. Как выяснилось позже, сведения были смягчены. Расстрелом дело не ограничилось: аринорцы применяли взрывное оружие, уничтожавшее постройки и людей, укрывшихся там. Почти половина столицы ныне лежала в руинах…
Спустя неделю Фирэ, все это время не получавшему известий ни от родителей, ни от любимой девушки, Саэти, подписали увольнительную бумагу сроком на три дня, и юный помощник кулаптра тут же бросился в родной город.
Угрюмо, потирая под плащом руку, висевшую в повязке и нывшую тоскливой болью - осколок повредил сухожилие левого плеча - стоял Фирэ возле груды камней, некогда составлявших его дом. Спасательные работы велись уже без особых надежд отыскать кого-то живого. Специально обученные волки давно не подавали никаких знаков своим хозяевам, но неустанно сновали по развалинам.
- Они были там, когда это случилось… - пробормотал сосед, которого беда обошла стороной, но сделала свидетелем трагедии. - И те три семьи…
"И Саэти…" - подумалось юноше. Теперь он видел, как все это случилось. Ему не нужны были рассказы посторонних.
Вой, оглушительный грохот, вулканом расплескивавшийся огонь множественных взрывов и мгла, что пожирала белоснежный Город… Дым, крики боли, ужас… И пятьсот лет назад не было такого ужаса, а ведь тогда трескалась и крошилась сама земля.
Фирэ помнил. Фирэ понимал. И Фирэ не желал во все это верить. Ему хотелось одного: пошире открыть глаза, чтобы проснуться.
Саэти, Попутчица… Без нее Восхождение невозможно, а это означает, что нынешнее воплощение "куарт" самого Фирэ бессмысленно…
Он ушел в старый парк, забрался в облезлую заледенелую люльку аттракциона и долго, целенаправленно напивался. Не помогло. Забытье не приходило. Ему хотелось просто потерять сознание и замерзнуть в снегу.
И в какой-то момент он увидел беспризорного волка - черного, покрытого к зиме густой шерстью. Зверь стоял на горке, с которой прежде катались ребятишки-ори, поджарый, голодный, и желтыми глазами смотрел на человека. Люлька слегка покачивалась.
В остервенело замерзающий мозг Фирэ начал пробиваться теплый тоненький лучик иных мыслей. Юноша еще не понял, отчего становится легче на душе, отчего оттаивает сердце.
Волк развернулся и потрусил прочь, скрываясь за деревьями.
"Ведь у меня остался брат, остался Дрэян! А Саэти - Саэти вернется, она не может бросить меня. Она тоже все помнит, она вернется при первом же удобном случае! Нас будет разделять много лет, но разве это преграда для Попутчиков?"
Фирэ размахнулся здоровой рукою и что было сил швырнул недопитую флягу в карусель, где еще совсем недавно и целую вечность назад они с Саэти, малышами, катались и смеялись, беззаботные, счастливые…
Да! Выход есть! Когда закончится эта дикая война, он поедет к Дрэяну на Рэйсатру. Он будет искать подругу по всему свету, пока не найдет, он поможет ей вспомнить, если она забудет…
Парнишка поднялся, неловко, спрыгнул с аттракциона и, прихватив больную руку, пошатываясь, побрел куда глядят глаза.
* * *
- О чем раздумываешь? - Ормона привстала, забрала смолянисто-черные волосы в хвост на затылке, бросила короткий взгляд из-за смуглого плеча на лежащего юношу.
Дрэян смотрел в потолок - нелепый, плоский, четырехугольный. Он вспоминал дом.
- О брате, - честно ответил молодой командир гвардейцев Кула-Ори.
Уже не раз над их строящимся городом пролетали орэмашины северян-разведчиков. Однако расчет эмигрантов оказался правильным: прямоугольные здания не вызывали подозрений и, хотя жить в них было непривычно - казалось, эти углы вытягивают из тебя все силы - зато не висела над головой опасность внезапного нападения с воздуха. Дрэян знал, что обстановка в мире накалилась, что война идет и на Оритане, и в Ариноре.
- Ты что-нибудь знаешь о нем? - гибкое обнаженное тело Ормоны скользнуло в направлении окна.
- Нет. Надеюсь, он жив…
- Мог бы попросить узнать о нем Сетена, когда они с Паскомом собирались в Эйсетти…
- Я не горю желанием общаться с твоим мужем…
Она холодно рассмеялась:
- Я тоже!
Дрэян знал, почему она с такой легкостью решилась изменить Тессетену с ним, юнцом. Да, гвардеец был пылок, и один его взгляд выдавал его с головой. Он даже не пытался скрыть своих чувств к Ормоне, в которую влюбился с первого взгляда еще три года назад. Но благорасположенность к нему красавицы-ори была вызвана отнюдь не этим. Дрэян давно уже понял, что жена Тессетена трепещет при виде Ала и ненавидит его златовласую жену-северянку. Когда Ал оказывался поблизости, даже не слишком тонкому и ненаблюдательному военному было понятно: Ормона теряет голову. А Дрэян походил на Ала, разве только был чуть пониже ростом. Для Ормоны это решило все. Не в состоянии заполучить самого Ала, она уступила и обратила внимание на его без пяти минут двойника.
- Почему в вашем доме нет зеркал? - вопрос давно вертелся на языке, но прежде Дрэян не задавал его своей возлюбленной.
- Сложно догадаться? - Ормона бросила на него ироничный взгляд.
- Страхи твоего мужа? - засмеялся молодой человек.
Она отвернулась, чуть нахмурившись. Видимо, брачные узы, как застарелая болячка, давно тяготили эту непонятную женщину.
Дрэян вздохнул. Пожалуй, лучше уйти. Когда она такая, лучше находиться подальше от нее.
Но уходить ему не хотелось. Он пересел на край постели, обнял ее за плечи:
- Я люблю тебя…
Ормона тут же отдернулась: она не переносила, когда кто бы то ни было касался ее волос. И Дрэян догадывался, кому это простилось бы безоговорочно. Ненависть к Алу с каждым днем накапливалась в душе гвардейца. Незнакомое чувство. Прежде ни один оританянин или аринорец не знал, что такое вражда из-за соперничества. Мужчины и женщины всегда объединялись по той причине, что были Попутчиками. Ни о какой ревности не могло идти речи. Этот принцип продержался до войны, пока Объединенное Ведомство и духовные советники еще направляли людей и имели хоть какое-то влияние в обществе…
- Значит, постарайся организовать своих людей так, чтобы они не огорчали меня впредь. И прекратите стычки с моими обезьянами. Если, конечно, тебя интересует мое мнение обо всем этом…
Взгляд ее маслянисто-черных глаз сказал больше. Дрэян всегда боялся, что однажды она разорвет с ним отношения, а потому старался выполнять малейшую прихоть возлюбленной.
Он покорно кивнул. В детстве ему предрекли несчастную любовь, но Дрэян не верил в предсказания. Истинно знающие не занимаются досужим гаданием о судьбе. Посмотреть хотя бы на любого представителя Ведомства - да на того же Паскома, к примеру! Этот человек за свою непомерно долгую жизнь узнал уже, наверное, все. Но и после горячих уговоров он не скажет родителям, какое будущее ожидает их чадо. Дрэян знал несчастных, которые, наслушавшись предсказаний, старались пойти вопреки оракулам и в итоге, наоборот, приходили к роковой развязке.
- Но скажи, какой цели ты, Ормона, хочешь достичь? - спросил юноша и прилег возле, прижимаясь щекой к ее упругому бедру.
- Я хочу, чтобы через несколько лет в Кула-Ори была своя армия. Чтобы не слюнтяи входили в ее состав, не разнеженные слизняки, кои ныне грызутся из-за двух кусков льда, а истинная и непогрешимая армия! И чтобы никто не посмел претендовать на наши земли ни ныне, ни впредь!
Дрэяна передернуло. Он вскочил и оделся. Гвардеец уже не раз был свидетелем того, в какой манере общалась Ормона с верными ей разбойниками-дикарями. Она никогда не пользовалась языком аборигенов - он был поистине ужасен, можно было охрипнуть, попытавшись выговорить хотя бы одно слово на местном диалекте. Не пользовалась она и адаптолингвой, которую изобрела и проповедовала здесь Танрэй, жена Ала. Проповедовала небезуспешно: Ишвар-Атембизе и еще несколько его сородичей с недавних пор заговорили на языке, отдаленно похожем на современный ори.
Нет, Ормона действовала иначе. Звери в стае понимают лишь закон силы. Дикари принимали молодую, красивую и сильную женщину за вожака, за богиню. Она могла ударить, могла унизить, могла внушить страх. Если она и говорила, то говорила на родном языке, но пользовалась такой интонацией, что аборигены понимали ее и бросались исполнять любые приказы.
Сегодня Ормона была в ударе. В отличие от своих соплеменников-ори, жена Тессетена никогда не гнушалась верховой ездой, которой выучилась очень давно. Здесь водились животные, которых называли "гайна" - крупные, сильные, быстрые. Их лапы были защищены не когтями, а широким роговым слоем - копытами. На Оритане и в Северной Ариноре такие звери никогда не водились, а здесь их смогли приручить и заставить служить человеку. Вызывающе, великолепно смотрелась Ормона верхом на этих травоядных существах!
- Проклятые обезьяны! - прокричала она, галопом приближаясь к собравшимся ровным строем аборигенам, и те отвечали радостными, восторженными возгласами. - Покажите себя сегодня!
Дрэян едва держался на попоне, привязанной к спине гайны, и мечтал лишь об одном: не свалиться оттуда наземь.
Дикари стучали копьями по камням, а души их уже нацеливались на взгорье, покрытое влажным лесом, где всегда и происходило продуманное Ормоной действо.
- Кто поставит нам преграды, проклятые обезьяны?! - кричала она.
- Э-э-э! - ревела и бесновалась толпа.
- Кто посмеет перебежать нам дорогу?!
- Э-э-э!
- Так сокрушите любое препятствие! Вы - никто, пока сидите в своих вонючих хижинах!
Дрэян с облегчением остановил своего зверя и перевел дух. Гайна Ормоны рыла землю копытом и всхрапывала, тряся волосатой головой на изогнутой, тоже волосатой, шее.
- Дай мне своих ястребов, Дрэян! - сверкая очами, крикнула женщина, оборачиваясь к командиру гвардейцев. - Я прошу тебя в последний раз! Мне нужна ваша помощь! Я хочу сделать мужчин из твоих сопляков!
- Хорошо, Ормона, я отдам приказ. Но что они должны будут делать?
- Им все покажут, - усмехнулась она. - Им понравится. Настоящему ори не может не понравиться охота! Хей! - Ормона вскинула руку, вооруженную кнутом.
- Э-э-э! - последовал вопль тридцати дикарских глоток.
Вокруг нее клубился иссушающий смерч. Временами он отрывался от Ормоны и кружил меж темнокожих тел. И глаза дикарей разгорались бешеным огнем.
- Я ненавижу вас, отродья! Пойдите и сделайте, чтобы я увидела, что вы не зря жрете из моих рук!
Дрэян уже почти привык слышать подобные речи из ее уст. Он готов был на все, ничто не могло отпугнуть его, даже это, даже безобразная маска ярости, налипавшая на прекрасное лицо Ормоны в такие минуты, даже нарочитая грязь и грубость слов, коими она пользовалась в общении с верными ей дикарями. Странно: красавица ори тогда становилась похожей на своего безобразного мужа-северянина - настолько, насколько тот позволял посторонним разглядеть себя. Дрэян гадал: знает ли это косматое чудовище о занятиях своей супруги? Наверняка знает, недаром древняя пословица гласит о том, что един "куарт" у Попутчиков…
* * *
Экономист и кулаптр возвращались воздушным транспортом - на свой страх и риск. Но сейчас водный путь мог оказаться куда опаснее.
Сетен хмуро отмалчивался. С ними летело еще сто семьдесят переселенцев, потерявших свой кров в Эйсетти и других городах Оритана. Прежде в Кула-Ори не было детей, кроме дикарят. Теперь эмигранты уезжали целыми семьями.
Паском баловался с прилипчивой детворой (ребятишки любили старого кулаптра), а сам время от времени поглядывал на Тессетена.
- Что ты решил? - спросил он, почти заставив экономиста перевести на него взгляд.
- Что тут решать? О налетах станет известно и без нас, - Сетен кивнул на шумливых спутников и едва заметно поморщился. - А вот о распаде, - голос его понизился почти до шепота, - об ударах распада я предлагаю умолчать… Об этом от меня узнает только Ормона.
- Хорошо, я согласен, мальчик… Я с тобой полностью согласен, - и по стариковской привычке Паском принялся размышлять вслух, бормоча себе под нос: - Если удары оританян будут нанесены, аринорцы ответят, и тогда не выжить никому на планете. А до этих пор о планах Совета нашим в Кула-Ори знать не нужно…
Орэмашина резко снизилась. У Тессетена захватило дух, голова закружилась, а к горлу подступила тошнота. Кулаптр поднялся.
- Что это, господин Паском? - спросила молодая пассажирка, сидевшая перед ними.
- Воздушная яма, - суховато отозвался кулаптр и быстро взглянул на Сетена.
Экономист отбросил от лица свою гриву и последовал за учителем.
Орэмастер воздушного судна, Этанирэ, был учеником Зейтори. Несколько минут назад он обнаружил, что их преследуют две боевые орэмашины северян. Приборы показывали, что расстояние между ними быстро сокращается. Две синие молнии - цвет летающих кораблей аринорцев - приближались, и не стоило надеяться, что их маневр подразумевал мирные намерения.
Внизу синел океан, посадить орэмашину было невозможно.
Боевые машины догонят тяжелый пассажирский корабль через несколько секунд: они только что разлетелись в разные стороны, чтобы подойти к орэмашине южан справа и слева.
Этанирэ обнаружил, что чувствует лишь то, как колотится его сердце, и совсем не ощущает собственных рук. Еще немного - и северяне подойдут на расстояние верного выстрела. По одному удару от каждого будет достаточно, чтобы уничтожить корабль.
Не о ста семидесяти двух пассажирах думал сейчас Этанирэ. В голове его метались мысли о том, как спасти свою жизнь, с губ готовы были срываться страшные проклятья. Южанин почти не думал. Бесчувственные руки все делали сами…
Северяне дали залп. Орэмастер знал, на что идет, но все же воспользовался заготовленным на этот случай планом.
Тяжелый корабль ухнул вниз. Несколько мгновений невесомости, даже у привычного Этанирэ заложило уши. Он слышал, как в салоне закричали и заплакали напуганные дети.
Заряды аринорцев прошли мимо и, плавно снижаясь, наконец рухнули в океан.
В рубку орэмастера заглянули кулаптр и его ученик, Тессетен.
- Нападение? - спросил последний.
- Нападение, - ничего не выражающим голосом откликнулся Этанирэ, не отрывая взгляда от приборной панели.
- Откуда можно связаться с землей? - Сетен наклонился над разноцветными кристаллами, быстро прочитывая символы.
- Вот, - орэмастер указал на кристалл со знаком "тэо". - "Тэуру".
Боевые машины, судя по показаниям приборов, после внезапного "нырка" пассажирского корабля унеслись далеко вперед, и теперь, возвращаясь, готовились к фронтальному выстрелу.
Этанирэ ощутил на плече руку кулаптра. Отчего-то стало спокойнее.
Тем временем Тессетен вызвал Кула-Ори и приказал поднять в воздух боевые машины эмигрантов. Зейтори запросил координаты, и экономист передал ретранслятор Этанирэ.
Пассажирская орэмашина легла на левое крыло (Паском и Тессетен ухватились за стену) и взмыла вверх, снова спасшись от удара.
- За сколько они будут здесь? - сурово спросил Тессетен, отпуская переборку и складывая руки на груди.
- Через пять - семь минут. Уже вылетели. Четверо.
- Гм… ну-ну…
Он развернулся и отправился на свое место. Кулаптр последовал за ним, и оба вели себя так, словно ничего не происходит. Помочь Этанирэ как-либо еще они не могли. Оставалось лишь уповать на везение.
- Так что же это было? - спросила девушка-соседка.
- Что именно? - Тессетен слегка расширил глаза, и под их взглядом юная ори смутилась.
- Но ведь вы ходили узнавать, в чем дело? - пробормотала она.
Краем глаза Сетен видел, что кулаптр слегка улыбнулся.
- Кто вам сказал? - экономист повторно изобразил удивление, гадая, отстали аринорцы после второй неудачи или продолжают преследование. - У меня мочевой пузырь слабый, знаете ли… - он откинулся в кресле: - Кстати, а не угодно ли познакомиться? Меня зовут Тессетен. На Сетен я тоже не обижаюсь, особенно если это произнесете вы.
Девушка чувствовала, что мужчины что-то скрывают, но поняла: настаивать нельзя. Она представилась, но продолжать знакомство Сетен не торопился. В салонах стояла тишина, присмирели даже дети.
Кулаптр выглянул в узкое окошко. Корабль несся в клубящемся тумане, похожем на жидкое молоко…
…Орэмастера-северяне видели, как алая с белой полосой вдоль борта орэмашина влетела в облако. Со стороны материка ползли грозовые тучи: над Южным Рэйсатру бушевал ливень…
Туман сгущался, серел. Внутри корабля стало темно. Заморгали первые всполохи молний, и снова заплакали напуганные дети.
Этанирэ облегченно вздохнул: аринорцы отстали. Возможно, поняли, что южане запросили поддержку, возможно, просто не пожелали соваться в грозу.
Кристалл "тэо" вспыхнул ярко-алым. Это был вызов боевых машин из подкрепления.
- Они нас оставили.
Кула-орийцы развернулись и помчались вслед за пассажирским кораблем.
На плато в горах Виэлоро - Большая Сила - орэмашина села легко, несмотря даже на то, что здесь был сильный ураган и ливень.
Хорошо потрудилась за эти годы группа рабочих, возглавляемая конструктором и орэмастером Зейтори. Поблизости, в пещерах, были скрыты даже ангары, обнаружить которые не только с воздуха, но и с земли было почти невозможно. Именно оттуда и выпустили на помощь боевые машины южане-переселенцы.
Сетен поглядывал на сородичей. Куда спрятать такую ораву в ожидании хорошей погоды? Сидеть в неподвижном корабле очень жарко и душно… Все наперекосяк. Но упрекать судьбу несправедливо: только что они избежали смерти.
- Покатайся по плато, Этанирэ, - снова заглянув к орэмастеру, посоветовал Тессетен. - Иначе мы тут задохнемся, но прежде оглохнем от воплей наших милейших ребятишек…
- Слушаюсь, господин Тессетен.
- Оу! Ха-ха-ха! Без церемоний. Теперь нас всех породнила смерть, братишка! - и, подмигнув Этанирэ, экономист удалился.
Турбины снова взвыли, и корабль медленно двинулся по взлетной полосе.