АРЕСТ ВАСИЛИЯ
А в Приазовске произошли трагические события: вначале был арестован Василий, а затем Надежда Илларионовна, Ирина, работники магазинов и ларьков, с которыми в тот день встречался Трубников.
Погубила Василия Трубникова неосторожность, скорее жадность к самогонке. И вот как это произошло.
В Пятихатку он приехал в то время, когда Метелин печатал сводку о больших потерях немцев на Южном фронте. Трубников спустился в погреб. Поздоровавшись с ним, Метелин сказал:
- Последние допечатаю и - смываюсь.
Если бы не слово "последние", Василий наверняка взбунтовался, повторил бы Семену то, что сказал дома: "Баста! Выхожу из игры". А такого оборота не ожидал, в недоумении переспросил:
- Последние! Почему?
Метелин, поколебавшись, ответил:
- В другое место перебрасывают.
Василий не стал уточнять куда и почему - не полагалось. Он взялся крутить ручку печатного станка, чтобы Семен быстрее управился с делом.
Задолго до рассвета Метелин с листовками и остатками шрифтов покинул хутор, пообещав на днях вернуться и забрать печатный станок.
Пачку листовок Василий согласился передать Ирине. Про себя он так решил: "Не буду отказом огорчать Семена. Но слово свое сдержу - ни от Кости, ни от Ирины не приму больше ни единого поручения. Под боком Насти буду выжидать, что будет, то будет. Пора о собственной голове позаботиться - единственная ведь!"
Весь тот вечер Василий рисовал в воображении радужные картины хуторской жизни без волнения и тревог. Перед ужином, не дождавшись ухода Метелина, он шепнул Насте:
- Женушка, родненькая, скоро перееду к тебе.
Настя, конечно, обрадовалась - давно настаивала на его переселении в хутор: не догадывалась, глупенькая, что находиться бок о бок с подпольщиком, да еще с таким, как Метелин, - большой риск. Вот почему Василий не хотел жить у Насти. Теперь все становилось на свои места: опасный квартирант съезжает.
После ужина Василий побывал у бригадира, договорился о работе: сгодился диплом агронома.
Утром Настя к завтраку выставила бутылку "дымки": как же - муж теперь вместе с ней будет работать в огородной бригаде! Пока она хлопотала у печки, Василий выпил лишнего, позднее обычного выехал из Пятихаток, захватил для сестры упакованные в оберточную бумагу листовки.
День обещал быть тихим, солнечным. Подбадривая лошадь хворостинкой, Трубников насвистывал что-то веселое. Впервые за многие месяцы покойно у Василия на душе да и совесть у него вполне чиста. Метелин по доброй воле отказался от Настиной квартиры, теперь не надо будет трепетать при встрече с полицаем.
Телега была загружена пустыми ящиками, которые вчера Василий собрал по торговым точкам.
У шлагбаума Трубников остановил лошадь: к переезду приближался поезд. К возчику подошел полицейский, постоянно дежуривший на переезде. Частые встречи сделали их почти приятелями.
Трубников на пользу себе обратил знакомство с представителем новой власти. В часы его дежурства прихватывал опасные грузы. Таким манером переправил из города "американку", взрывные заряды.
Сейчас, уловив спиртной запах, исходящий от Василия, полицай приятно потянулся, подмигнул, зачмокал губами. У него, как всегда, с утра побаливала голова - край как хотелось опохмелиться.
- Выручи, дружок, - взмолился полицай. - Вчера перехватил. С утра маюсь, во рту будто стадо волов ночевало. Спасай, дружок, дай опохмелиться.
Случалось, что Василий наливал ему чарку-другую. На этот раз, на свою беду, поскупился, руками развел: рад бы, мол, да наличность отсутствует.
Полицай не поверил ему, проявил настойчивость, забрался на телегу, принялся шарить в пустой таре. Нашел-таки бутылку и, размотав тряпку, в которую она была укутана, поднес к носу.
- Жилишь, приятель!
С раздражением, еще решительнее зашуровал в ящиках. Раз обманул - заберу до последней капли.
Откуда-то из-под ящика выхватил пакет:
- Да у тебя и закусон? Ну и жмот!
Василий рванул пакет к себе. Полицай не отпускал. Трубников потянул сильнее. Оберточная бумага лопнула. Струя воздуха от проходящего поезда подхватила, растрепала листовки, и они, порхая, погнались за вагонами.
Взглянув на одну из бумажек, полицейский озверел:
- Ага, вот что ты развозишь! Получай, краснопузый!
Прикладом винтовки сбил Василия с телеги, поволок в сторожку.
Что с ним дальше было, Трубников не помнит. Очнулся от того, что на голову лили холодную воду. Со связанными руками усадили на стул.
Допрашивал его сам начальник полиции: где он взял листовки, кому должен был их передать?
Василий произнес первое, что пришло на ум:
- Должно быть, кто-то подсунул с пустыми ящиками.
Конечно, такое объяснение шито белыми нитками. Но утопающий хватается за соломинку. До самого вечера Трубников продолжал утверждать именно эту нелепицу. Его не били, лишь записывали, в каких магазинах и от кого получал тару, кому должен был ее сдать.
Постепенно Василий даже приободрился: ищите песчинку в море - ящиков несколько десятков, узнай, где чей. Мелькнула надежда на спасение: при чем он? Листовки найдены в пустом ящике. Его дело собрать тару и отвезти на базу, не осматривать же каждый ящик.
Не учел Василий лишь того, в чьи руки попал. Ночь провел в одиночке, без сна.
Утром ужаснулся: арестованными оказались все названные им работники магазинов. При очных ставках эти невинные люди наделяли его откровенным презрением и чуть ли не плевали в лицо.
Полицаи из кожи лезли, чтобы выслужиться перед немцами: до возвращения Рейнхельта в Приазовск хотелось поймать Метелина. Допросы, очные ставки не прекращались ни днем ни ночью.
Вечером Василия доставили к эсэсовцу, переводчицей у которого была Клава Лунина. Трубников не менял показания: не знаю, не ведаю.
Услышав, что сбор тары он начал с хутора Красный Лиман, Клава при переводе вопроса эсэсовца от себя спросила:
- Проезжал мимо, конечно, по пути к ней завернул?
Василий глазом не моргнул:
- Не успел, торопился.
Немец, понимавший немного по-русски, попросил уточнить: к кому он должен был завернуть?
- К даме сердца, - защебетала Клава. - Жениться не женится, так навещает, или, как у нас говорят, гражданским браком они живут.
Сысой Карпович, только что доставивший на очную ставку продавщицу из лавки хутора Красный Лиман, тоже решил показать, что недаром хлеб ест.
- В моем участке, в хуторе Пятихатки, его зазноба проживает, - сказал он, - с племянником.
- С племянником? - удивилась Клава. - У Насти нет племянников.
Василий поспешно разъяснил:
- Иван Бугров, с Полтавщины.
- Она с Кубани родом! - уточнила Клава. - Какой он из себя?
- Высокий, чернявый, с бородой и усиками, - сообщил Сысой Карпович.
- Высокий, чернявый? - переспросила Лунина и вдруг выпалила: - А может, это сам Метелин!
- Что ты, перекрестись! - испугался Сысой Карпович.
Эсэсовец намеренно не прекращал их перепалки. Потом попросил на карте показать, где расположен хутор Пятихатки. Сысой Карпович, тыкая пальцем в карту, оправдывался:
- Иван Бугров чахоточный, как есть совсем больной. Глаз с него не спускаю. Ничего такого… Овощи выращивает.
Немец брезгливо отвернулся от назойливого полицая и приказал:
- Немедленно арестуйте всю семью Трубниковых. К утру доставьте Настю и ее племянника. - Указав на Василия, добавил: - А с шутником поговорите по-свойски, как умеете!
"Будут бить", - отметил Василий. Но другая мысль вытеснила первую: "И мать вот так, в затхлую одиночку!.. И Ежика!"
Позже не мог бы объяснить: почему, услышав об аресте всей семьи, забыл об Ирине, Косте? Мать и Сашко не выходили из головы.
Немец и переводчица уехали. Начальник полиции внушительно сказал арестованному:
- Надеюсь, ты уловил смысл приказа? Скрывать не стану, "разговаривать" с такими, как ты, у нас научились. Слово - и нет зубов, другое - лопнуло ребро. Не запугиваю. Предупреждаю. Выдумка о подброшенных листовках хороша для идиотов. Мы таких не держим. Скажу больше: листовки напечатаны в хуторе Пятихатки. Сделали это Метелин и ты. Скорее - Метелин. Сегодня уточним. Одновременно познакомимся с "племянником". Честно признаюсь: кто он, я пока затрудняюсь сказать. Если это Семен Метелин, отдаю должное: ловко нас околпачивали. Мы перепотрошили весь город, прощупали крупные станицы и села. А он - рядом, в балке пристроился. Как видите, не скрываю, выложил все свои козыри. Твоя карта бита. Если не скажешь - узнаем сами. В первом случае гарантирую жизнь, во втором - не обещаю.
- Моей вины перед вами никакой нет, - невнятно бормотал Василий. - Я - всего возчик, иначе - конюх. Прикажут полные ящики в магазин отвезти - отвезу. Скажут собрать пустую тару по торговым точкам - соберу. О листовках никакого понятия не имею.
- Га-а, рано запричитал, - прикрикнул начальник полиции. - Отвечай как человек человеку: Иван Бугров и есть Семен Метелин?
Трубников тупо взглянул на начальника:
- Метелина я один раз видел. Еще до войны. Бугров - не такой.
Не глядя на Василия, начальник бросил дежурному:
- В третью, в костоломку его. Там обработают.
Василий понял: третьей называют комнату пыток. И он ужаснулся: "И маму вот так - в третью?.. И Ежика?"
НАСТЯ
Семен Метелин, уложив в мешок детали печатного станка, ожидал глухой ночи, чтобы перебраться через бухту до "Ласточкиного гнезда": шрифты он уже переправил.
Настя напекла ему кукурузных лепешек, снабдила помидорами, огурцами. Условились, что завтра она пустит слух об отъезде племянника на Полтавщину, а через полмесяца получит фиктивное письмо, в котором будет говориться, что Иван Бугров умер - задушила чахотка.
Сидели без огня. Семен думал: "Встретимся ли?".. Минуты молчания были томительны. Наконец Метелин проникновенно сказал:
- Спасибо, сестренка, как за родным ухаживала!
- А ты, Сема, родной и есть, - отозвалась Настя.
- И ты для меня родная. - Семен нащупал в темноте ее шершавую руку и поцеловал.
- Ой, что ты, Сема, что ты! - засмущалась Настя.
- Чем только отблагодарить тебя, сестренка?.. Нечем.
- И-и, что ты? - запротестовала хозяйка. - Ты, Сема, для всех нас больше делаешь, себя не щадишь!
В эту минуту она искренне жалела, что Метелин покидает ее дом, тревожилась за его жизнь, готова была снова терпеть короткие наезды Василия, только бы ему, Метелину, ничего не угрожало. В том, что в Пятихатках на ее глазах Семену безопасно, она твердо была уверена: что-то его ждет на новом месте?
Однако на ее вопрос, почему он покидает хутор, Метелин ответил: "Так решил комитет". И это успокоило Настю: "Им виднее, как поступить".
И все-таки ее давила необъяснимая тоска.
- Что-то Василий мой, - вздохнула она, - второй день глаз не кажет.
- Не волнуйся, он частенько задерживается.
- Нынче что-то места себе не нахожу, не знаю почему, вся в тревоге? Душа ноет и ноет.
- Успокойся, он у матери ночует.
- Ох, дождусь ли утра?..
- Это у тебя от усталости.
За окном что-то зашуршало. Настя припала к стеклу. В тусклом свете за плетнем различила конную подводу, трех вооруженных людей. Двое, крадучись, пробирались во двор, один притаился у окна, выходящего на улицу.
Настя отшатнулась от стекла. Сысой Карпович и раньше заглядывал к ней по ночам - выпить. Иногда дружков прихватывал. Так почему же сейчас екнуло сердце, подкосились ноги?.. Ухватив мешок с печатным станком, она поволокла его в сенцы.
- Ой, поберегись, Сема. В погреб полезай.
Метелин поддался ее настроению, с мешком спустился в бункер, устроенный для типографии.
В дверь постучали. Настя, помедлив, проворчала:
- Кого нелегкая по ночам носит? - Приблизившись к двери, ласково спросила: - Это ты, Ваня?
- Полиция! Чего копаешься, открывай!
- Дай хоть юбку натяну. Спала я.
В комнату ворвался Сысой Карпович. Осветив постель Метелина, спросил:
- Квартирант где?
Когда нужно напустить туману, одурачить кого-нибудь, хитрая хохлушка всегда переходила на язык предков:
- Вы легки на помине. Иван и то жалился: что-то благодетель позабыл нас, - тараторила Настя. - То-то рад-радехонек будет, - и доверительно зашептала: - у него до вас дило есть. Секретное. Я допытывалась, не сказывает.
- Соскучился? Я осчастливлю! - загадочно произнес полицай и прикрикнул на хозяйку: - Копоти не напускай. Я спрашиваю, где он?
Зажигая лампу, Настя смущенно захихикала:
- Знамо где. У крали вин.
- Ха-ха, чахоточный! - рассмеялся полицай. - Куда конь с копытом, туда и рак с клешней. Где живет зазноба его?
- Який вумный! - опять рассмеялась Настя. - Не кажет.
- В Пятихатках?
- Ни-и, у соседнем хуторе. Та вин скоро приде.
- Дуралей, в собственной хате товар закисает, а он на стороне что-то ищет. Когда вернется?
- Мы ж сродственники, - засмущалась хозяйка. - Як питухи заспивают, вин объявится.
- Говорят, что у тебя нет племянника?
- Який дурень сплетни вье?
- Клава-переводчица. И нас, подлюка, дураками выставила, в краску перед начальством ввела.
Словоохотливый Сысой Карпович тут же одернул себя: говорить этого не следовало.
Полицай пробежал по комнате, заглянул в чулан, потом по-приятельски спросил Настю:
- У тебя, хозяюшка, не найдется ли что-нибудь такого? - и щелкнул пальцем по горлу.
- Ни капельки.
- Ступай, у соседки разживись, - приказал он и, высунувшись в дверь, позвал: - Прошу, господа, заходите.
В хату ввалились два угрюмых полицая.
Накинув на плечи шаль, Настя с порожней четвертью выбежала на улицу. Сысой Карпович, как старший, дал задание каждому из своих спутников:
- Ты - давай в погреб, а ты - на горище: нет ли там кого и чего? Подождем, пока зараза Бугров от бабы вернется. До утра все равно управимся. Хозяйку не буду запугивать, пусть нам пока послужит.
Полицаи бросились выполнять указание Сысоя Карповича.
□
В поведении старшего полицейского Настя почувствовала что-то недоброе. Остановилась у подводы. "Ой, неспроста все углы обшаривают. Втроем. Не иначе - за Семой".
Раздобыв у соседки первача, попросила горсть "гадюшника" - мелко просеянного табака, которым чабаны пользуют куршивых овец. Высыпав его в четверть, взболтнула самогон.
- Угомонятся быстрее, чертяки…
Полицейских, терпеливо ожидавших ее возвращения, она нашла за столом. Поблагодарив за самогон, старшой потребовал малосольных огурцов. Со свечой в руке Настя спустилась в погреб. Отодвинув кадушку от лаза в пещеру, предупредила:
- Это я, Сема, с лихом они.
- Догадываюсь. Один из них сюда со спичками заглядывал, - сообщил Метелин. - Хорошо, что я лаз кадушкой прикрыл.
- Тикай через запасной ход.
- А как же ты?
- Пока не знаю.
- Запоминай, что скажу, - припал к ее уху Метелин, - в случае опасности направляйся в хутор, что на берегу Соленого лимана. Знаешь? Найдешь учительницу Марию Александровну, она при школе живет. Скажешь, что я прислал. Она переправит к партизанам. Прощай, сестричка, спасибо за все, что для меня сделала.
- То было от сердца.
Потайным ходом Семен пробрался за сарай. Пригибаясь под тяжестью мешка, заторопился к Шамаиному ерику.
Настя как ни в чем не бывало вернулась в хату. Поставив на стол огурцы, подала хлеб, стаканы. Сама присела поодаль на лавке.
Не выпуская из рук винтовок, полицаи, крякнув, выпили. Закусывая, Сысой Карпович поинтересовался:
- Позапрошлую ночь Василий у тебя ночевал?
- Туточка, - призналась, ничего не подозревая, Настя.
- Угу-у, понятно, - с довольным видом протянул он. - Признавайся, курва, у кого он листовки взял?
- Яки таки листовки? - недоумевала она. - Шо ты мени там кажешь? Дывитесь, люды добры, як вын мене взлякав.
Сысой Карпович подошел к ней, положил тяжелую руку на плечо:
- Кто к вам приходил? К кому он заезжал? Отвечай быстро!
Настя, себе на удивление, была спокойна, она развела руками, показывая, как поражена нелепыми вопросами:
- Чужих никого не бачила, ей же богу, никого не бачила. - И Настя сняла его руку с плеча.
- Ха-а! Не бачила! Скажешь, что в хате тебя не было? Корову отлучалась доить?
- Ни-и, она стельная. В хате сидела. Як приихав, вин спать завалился.
- А Метелин чем занимался?
- Який Метелин? Шось несуразное плетешь, Сысой Карпович, господин старший полицейский.
- Я спрашиваю: что Бугров делал?
- А вин уснув.
- О, Настя, веревки вьешь?
- Яки веревки? Вы не первую годину нас знаете. Як на духу уся тут.
- Закуковала, не переслушаешь. Заткнись.
Сысой Карпович вернулся к четверти. Настя, сдерживая внутреннюю дрожь, быстро соображала: "О листовках допытывается, знать, Василия изловили. Как же мне поступить?" Подойдя к полицаям, невинно спросила:
- Мужика мово чи не бачили в городе?
Чернявый полицай, опрокинувший в рот самогон, сквозь смех ответил:
- Как же, довелось. Не журись, нынче встретитесь.
- Спасибочко, а то я соскучилась.
"Так и есть, Василий заарестован, - определила она, - за мной и Семой приехали. Запросто не дамся".
Демонстрируя свое миролюбие, Настя сняла со стенки зеркало, разыскала губную помаду, коробочку пудры, присела к лампе.
Сысой Карпович, наблюдая, как она прихорашивается, спросил:
- На свиданье?
- Мужа ожидаю.
- Ну-ну, давай, раз нетерпячка напала… Что-то чахоточный ухажер задерживается. Сладкая, должно быть, попалась, оторваться не в силах.
В тон ему Настя ответила:
- Це дило спешки не любить. Шоб усе было зроблено по форме.
- По себе судишь? - спросил чернявый.
- Шо касаемо того - не отрицаю. - Она игриво повела плечами. - Шо вы, як диты, с оружием цацкаетесь? Ложитесь в постель, отдохните.
- И правда, - подхватил чернявый. - У меня ноги гудят, целые сутки за торгашами гонялся. Черт знает, когда зазноба его отпустит. Он, видать, добрая кобелина.
- Спать нам нельзя, - запротестовал Сысой Карпович.
- А мы по очереди дежурить будем.
Услужливая хозяйка сбила пуховики, откинула одеяло.
Тупо посмотрев на четверть, в которой осталось не более одного стакана, Сысой Карпович смилостивился:
- Ложитесь, я покараулю.
Двое полицаев, не раздеваясь, утонули в хозяйской перине. Настя прилегла на постель Метелина. Делая вид, что дремлет, принялась легонько похрапывать. Сысой Карпович, покосившись на нее, допил остаток "дымки".
В хате было тихо, за печкой уютно стрекотал сверчок. Через полчаса голова Сысоя Карповича начала хилиться к столу, затем склонилась на локоть левой руки. На всю хату раздался его храп.