Настя быстро встала, накинула шаль, с книжной полки захватила папку с чертежами Метелина, из печурки взяла спички, из-под лавки - бидон с керосином, оглядев комнату, выскользнула в сенцы, колом приперла дверь.
Корова, потревоженная в неурочный час, не поднималась, мычала. Глуша ее голос, Настя целовала корову в теплые губы, тянула за шею. Подталкивая, наконец выпроводила ее из хлева. Охапками натаскала к двери хаты соломы. Поднявшись по лестнице на горище, чиркнула спичкой, поднесла к крыше. Сухой камыш задымился, затрещал. Спустившись, облика стену керосином, подожгла солому. Не оглядываясь, направилась к дому бригадира. Постучала в окно. Хозяин, выглянув в дверь, закричал:
- Пожар! Горим!
- Успокойся, Михеевич, это я подпалила.
- Сама? Зачем? - поразился бригадир.
- Вместе с полицаями. Жизнь порушена, ничего не жалко.
Широко открытыми глазами бригадир уставился на женщину:
- Себя не пощадила, дуреха. Что ты наделала?
- Успокойся. Ты бумажку полицейского, Сысоя Карповича, в которой он приказывал тебе перевести Бугрова на легкую работу, сохранил?
- В папке подшита.
- Вот и хорошо. Ты вне подозрения.
- Ой, что же я, надо пожар тушить!
- Подожди… Задохнутся, тогда поднимай людей - для виду. Корову мою возьми. Молоко у нее жирное. Посоветуй, как мне повернее отсюда выбраться к Соленому лиману.
Михеевич только теперь заметил, что он в подштанниках, засмущался, скрылся в хате. Вернулся с ременным недоуздком. Сунув его в руки Насти, тихо сказал:
- У ключа пасется моя лошадь. Она смирная, бери и скачи. Для безопасности держись подальше от железной дороги. Лошадь оставь, где тебе сподручнее, сама вернется. Ну, с богом!
- Если Бугрова встретишь, сообщи, что его выдала Клава. Он догадается, о ком речь, - сказала Настя.
- Передам.
Из-под шали Настя достала папку:
- Здесь его изобретение якорной электростанции. Передай или сохрани, после войны вернешь.
Бригадир прижал папку к груди:
- Верну… Настенька, я давно собирался спросить - кто он? Примечал: Бугров не тот, за кого себя выдает.
- Не спрашивай, не скажу. Бывай здоров!
- Счастливо тебе, горемычная!
Михеевич слезящимися глазами следил за удаляющейся женщиной. Вот она поравнялась с горящей избой. Багровые отблески осветили невысокую, закутанную в шаль фигурку.
Пламя гудело, облизывало стены, как бы пробуя их на вкус. В один миг ярко-красное кольцо опоясало всю хату, искры клубами вздымались в темную высь. Крыша качнулась, рассыпалась огненными шарами, осветив деревья, плетень, колодец. Огонь, вырвавшись на свободу, понесся в игривом танце.
Из горящей хаты раздались раздирающие душу крики. Михеевич вздрогнул. Он слышал: так вопили шакалы, попавшие в капкан.
Бригадир поспешил будить людей.
ДОПРОС
Все, что с ним происходило, Василий Трубников воспринимал, как во сне. Спал ли, ел ли - не помнит. Видимо, что-то ел, если голода не ощущал.
Запомнился плохо освещенный коридор. Его толкали в спину, тащили по лестнице. Преследовала одна мысль: какая она, эта третья камера пыток, куда волокли?
А разглядеть ее как следует не удалось. Только вошел, как его голову всунули в какие-то клещи. О чем-то спрашивали, он что-то отвечал. Потом почувствовал, что клещи начали сжиматься. В затылке, в ушах послышался звон, хруст. Дальше - провал, мрак.
Очнулся Василий в одиночке. Ощупал: челюсти - на месте, волосы в чем-то клейком. Сначала подумал - кровь. Лизнул палец, оказалось - вода. Голова, как свинцовая, - не поднять.
- Полежи, легче станет, - как постороннему посоветовал себе. Прижался щекой к мокрому холодному полу. Стало лучше. Хотелось, чтобы не тревожили, никогда не вспоминали о его существовании.
Текли тягучие секунды. Сколько он так лежал - час, сутки, неделю? Мгновенно в голове пронеслось: "А что с Метелиным, Настей?.." К чему гадать: при нем отдали приказ об их аресте.
Постепенно Василий припомнил все с самого начала: переезд, полицейского, листовки. Появилась мучительная мысль: "Я их погубил! Мать, Ежика, Настю!" Он пытался кричать, но только издал стон.
На этот раз за ним пришли не полицейские, а немцы. Привели в камеру без окон, велели смыть кровь, причесаться.
Вода освежила. В благодарность за холодную воду Василий выдавил из себя кривую улыбку.
- Кончай! - поторопили его. - Не в гости. Там лоск наведут.
Посмеиваясь, конвоиры прикладами подталкивали Трубникова, заставляя быстрее подниматься по лестнице. Из их реплик Василий догадался, что его потребовал к себе важный офицер, который почему-то "рвет и мечет".
□
С Кавказа Рейнхельт вернулся удрученным. Ко всему прочему, от генерала Вольферца пришла неприятная шифровка:
"Вами в спешке подысканный новый проводник оказался прохвостом. Наградные получил. Умышленно завел отряд в непроходимые дебри. Сам скрылся. Альпийские стрелки едва выбрались обратно. Срочно требуется надежный проводник".
Гауптштурмфюрер не находил себе места: "Надежный?.. Таким мог быть Шмель, да загадочно исчез. Опять срочно!.. А где его взять? Если попытаться найти среди арестованных?.." Ему известно, что молодежь Приазовска увлекалась альпинизмом, тот же Трубников частенько отпуск проводил в горах. "Эх, хоть бы одного заполучить. У Василия Трубникова биография благоприятная: выпивоха, бабник. Может согласиться".
Когда надо, Рейнхельт умел сдерживать себя. Трубникова встретил приветливо, усадил в кресло, пододвинул чашку кофе.
- Балбесы полицейские переусердствовали с вами, - извиняющимся тоном проговорил гауптштурмфюрер. - Они наказаны. Располагайтесь. Курите?
Василий ждал всего, только не угощений. Эсэсовец между тем взывал к душевной беседе:
- Скрывать не стану, о вас я знаю больше, чем вы догадываетесь. За то, что бросили колхоз и самовольно сбежали в город, вы исключены из партии коммунистов. Благами при Советах не пользовались. Так?.. Попав в плен, не пытались пробраться к своим, хотя возможность имелась: фронт не был стабильным. Решили, что война для вас окончена. И правильно решили. Быть в плену - не резон. Коммунисты плен называют предательством. К счастью, ваш дом оказался на нашей территории. Вернувшись домой, с помощью друзей устроились на теплое местечко: жить бы да поживать! Сестра, будучи невестой Метелина, втянула в авантюру, вынудила действовать против нас. Но то ее вина. Таковы обстоятельства, сделавшие вас нашим врагом… Кофе хотите?
Машинально Василий отрицательно мотнул головой. Рейнхельт ему сочувствовал, это вызвало у Трубникова мгновенную реакцию. До того стало жалко себя, что на глаза навернулись слезы.
- Тяжело в чужом пиру похмелье искать, - продолжал Рейнхельт. - Ирина и Константин - преступники, их будем судить. Мать жалко: крестится, бедняжка, к богу взывает, а вины ее нет. При чем старуха, если дети уголовниками выросли?
Теперь Василий более внимательно вслушивался. "О Ежике умалчивает, ни слова о Насте, - соображал он. - Выходит, они на свободе".
- Скажу больше, мне по-человечески жаль Ирину и Константина - молоды ведь! - рассуждал Рейнхельт. - Жертвуют собой бессмысленно. Красная Армия разбита. Советы выдохлись. Зачем лишняя кровь? Безрассудна их борьба. Ну, взорвали док, мост, убили сотню наших солдат? А что из того? Солдат у нас - миллионы. Док поставили другой, мост восстановили… А тебя в живых не будет! Плетью обуха не перешибешь, дорогой господин Трубников.
Василий с испугом взглянул на Рейнхельта: эсэсовец говорит его словами, мыслит его мыслями. "Да что это за такое… Вот до чего докатился!" - хотелось крикнуть, а вместо этого подтвердил слова эсэсовца.
- Плетью обуха не перешибешь, - прошептал невольно.
Это разожгло красноречие Рейнхельта:
- Вижу, что мы договоримся. Да, дорогой господин Трубников, против ветра не подуешь! Я ценю патриотические чувства, но вы выполнили свой гражданский и воинский долг. Не ваша вина, что от Советов осталась дырка от бублика. Из тысячи мышей не составить одного слона. Метелин - фанатик. Такие, как он, не заменят разгромленную Красную Армию. Его игра не стоит свеч.
"Неужели он прав?" - подумал Василий. Когда такое говорил сам, подсознательно хотел услышать возражения. Но когда эти слова говорит торжествующий враг… Василий ужаснулся. Поплыли перед глазами стол и Рейнхельт за ним. Василий боком начал сползать на пол.
Гауптштурмфюрер приказал увести арестованного, и хорошенько накормить…
В СЕМЬЕ РЫБАКА
Метелин уже свыкся с необычной обстановкой и условиями работы. Покидая в последний раз Настину квартиру, когда нагрянули полицаи, он принял окончательное решение - немедленно переправить мать и дочь Трубниковых на Большую землю. Не успел: гестапо упредило. Арест Трубниковых вышиб его из седла.
Из Пятихаток в "Ласточкино гнездо" Метелин пробрался перед рассветом. В подвале его ждал заплаканный Ежик, который и рассказал об аресте Ирины и матери. Сам Сашко остался на свободе чисто случайно: был у дружка, в соседнем дворе. Как только увезли Ирину и Надежду Илларионовну, он бросился к Поляковым, у которых в это время находился его брат Костя.
Стали думать, как спрятать Константина. По обоюдному согласию Вали и Миши, Поляковы оставили его у себя. Их семья пока у немцев на хорошем счету. Определив Костю, Миша Поляков тотчас направил Ежика предупредить о случившемся Семена.
Все эти сведения Сашко выпалил без передышки, вытирая кулаком слезы. Семен сидел молча, как окаменел. Почувствовав на себе взгляд мальчика, Метелин поднял голову, растягивая слова, чужим голосом произнес:
- Са-ашко, ка-ак же мы жить без них бу-удем?
Ежик никогда не видел его заикающимся, оттого еще больше испугался. Он уткнулся в грудь Семена. Плечи его вздрагивали. Метелин усадил его к себе на колени, прижил к груди:
- У-у-спокойся, мой мальчик. Это о-общее н-на-аше с тобой горе.
Так, обнявшись, они провели остаток ночи.
Утром Семен был грустным, печальным. Сашко несколько раз незаметно погладил его по плечу, когда завтракали.
Что схвачен Василий, знали оба, с его именем связывали арест Ирины и Надежды Илларионовны, но прямо обвинить Василия в предательстве не решались, потому отмалчивались.
После долгих размышлений Метелин сказал:
- Тебе, Сашко, тоже надо спасаться. Вернее всего - уходить к партизанам, к товарищу Сидорову. Сейчас же направляйся в хутор к учительнице Марии Александровне. Держись балками. Там ты встретишь Настю, у нее тоже беда.
- А Костя? - спросил Ежик. - У Поляковых ему долго нельзя оставаться.
- И его в отряд переправим. Приготовим надежные документы и затем выпроводим из города.
Разделив Настины харчи, Метелин ранним утром отправил Ежика к связной партизанского отряда.
Часа через четыре после ухода Сашко в "Ласточкином гнезде" появился Максим Максимович. Беда вынудила его пренебречь осторожностью.
- Собирайся, Семен Степанович, да побыстрее, - торопил Максим Максимович, - в другое место уведу тебя, более надежное. Василий, он ведь…
Максим Максимович не сказал того, что он думает о Василии Трубникове. Но Метелину этого и не надо было говорить.
- Наш подвал ему неизвестен, - поняв намек, возразил Метелин.
- Береженого бог бережет, говорили в старину. Нам неизвестно, как дальше развернутся события.
- Остальным я верю! - не унимался Семен.
- И я в них не сомневаюсь. Но пусть "Ласточкино гнездо" временно опустеет. Мы за ним установим наблюдение. Если не тронут, опять вернешься сюда.
Семен подумал: "Максим Максимович что-то от меня скрывает. Сказал "не сомневаюсь", а из подвала эвакуирует в пожарном порядке. У него кто-то на подозрении? - прикидывал Метелин. - Если Василий отпадает - тогда кто? Надежда Илларионовна?.. Даже стыдно такое предположить. Ира?.. Нет, нет, кощунствую. А может, обычная перестраховка? Тогда к чему поспешность?.. Скорее всего, Василий знает больше, чем мы догадываемся. Именно это заставляет Максима Максимовича торопиться".
□
В мирное время, по выходным дням, Максим Максимович, по его выражению, "очищать легкие от цеховой копоти" уходил в поселок на окраине Приазовска, к давнишнему другу - старому рыбаку.
Пятистенный дом его под красной черепицей четырьмя окнами весело глядит на морское побережье. Бывало, часами просиживал Максим Максимович на незастекленной веранде, вдыхая горьковатый морской воздух.
Сюда, на рыбачью окраину, Максим Максимович привел Метелина после ареста Трубниковых. У калитки Семен остановился. Со двора доносились шум и гам, как из детского сада. Максим Максимович разъяснил:
- Моего друга бог детишками не обидел: шесть внуков воспитывает - двоих от дочери, остальных от невесток.
Максим Максимович представлял себе, как тяжело Семену после ареста Трубниковых, поэтому и поселил в семейный дом. Правда, днем Метелин отлеживается на чердаке. А вечером, когда засыпают дети, от которых скрывают присутствие чужого человека, спускается вниз, в беседах с хозяином отводит душу.
Целыми сутками Метелин томился своими думами в доме под красной черепицей. Хозяин-рыбак, наконец, дал знать: сегодня жди гостей.
Во второй половине дня стали появляться поодиночке: Юрий Маслов с удочками - для отвода глаз поспрашивал соседей, не сдается ли уголок для холостяка? Максим Максимович нес на плечах вязанку кукурузных бодылок - за топкой в степь ходил. Руже проще - в поселке женщинам на картах гадала. Словом, подделывались кто как мог под случайных прохожих.
Рыбак, выпроводив внуков на прогулку, приказал в горнице накрыть стол. В тарелках дымилась уха, заткнутая тряпочкой, стояла бутылка самогона.
- Это для маскировки, - указывая на бутылку, сказал Максим Максимович.
Расставив стаканы, разложив ложки, хозяйка скрылась за дверью. Проводив ее глазами, секретарь подпольного горкома партии проговорил:
- Утешать вас, товарищи, не стану. Хороших бойцов теряем мы.
Ружа всхлипнула, отвернулась. Метелин и Маслов опустили головы. Максим Максимович перевел разговор на другое:
- Присаживайтесь. Поедим, тогда будем соображать, что дальше делать.
Все разместились за столом, но к еде не притрагивались. Максим Максимович подряд хлебнул две ложки наваристой ухи, приглашая следовать его примеру. Ружа и Юрий были голодны, но виду не показывали. Отведав несколько ложек юшки, одновременно с какой-то поспешностью отодвинули тарелки в сторону.
Установилась гнетущая тишина. Чтоб ее нарушить, Максим Максимович принялся расспрашивать Маслова о том, как удалось обнаружить Шмеля.
Доложив все по порядку, Юрий спросил:
- А не превысили ли мы полномочия, казнив Шмеля?
- Нисколько! - твердо ответил Максим Максимович. - Вы судили его от имени и по поручению Советской власти. Заверяю это как депутат городского Совета.
НОВОЕ ЗАДАНИЕ
Беседа за столом затянулась. Секретарь подпольного горкома партии обвел присутствующих ласковыми, усталыми глазами и сказал:
- Спасибо вам, Ружа и Юра, за доброе дело. Ваши сведения переданы Красной Армии. Пусть попробуют сунуться фрицы к перевалам, им устроят хорошую баню… Приятно было услышать о моем старом друге Макаре. Он еще при Деникине там работал. Он надежный товарищ, не предаст. Если даже смерть подкосит его, и то в сторону врага лицом упадет. Вот какие бойцы находятся среди нас!
Максим Максимович глубоко вздохнул, задумался. Ребята, а с ними и Ружа, перестали есть, притихнув, ждали.
- Знаю, арест Трубниковых мучает вас, а обещать ничего не могу, - проговорил Максим Максимович после длительной паузы. - Под дыхло нам саданули. Одно прошу: не отчаивайтесь, не падайте духом! - и он взглянул на Метелина.
Семен его понял: ему сочувствуют, ведь он потерял невесту. В ответ на вопрошающий взгляд Максима Максимовича твердо ответил:
- Будем мстить!
- Жестоко мстить! - поддержал Маслов.
- Месть - наше оружие, - продолжал Максим Максимович. - Мы делали попытку высвободить Трубниковых. В полиции есть наши люди, начали готовить побег. Рейнхельт спутал карты: из тюрьмы забрал Трубниковых в свои подвалы. Продолжим попытки проникнуть туда. Удастся ли - покажет время.
- А через Клаву? - вставил Маслов, помня, как она помогла достать пропуск на кордон. - Она ведь у них переводчицей состоит.
- О Луниной позже, о ней - особый разговор, - остановил его Максим Максимович.
Из-под ватника он достал мягкую папку и протянул Метелину:
- Твоя?.. Поляков посылал на хутор верного товарища, жена Михеевича передала.
- Жена, говорите? - переспросил он. - А где же сам Михеевич?
- Нету бригадира. Мученическую смерть от фашистских рук принял. Немцы весь хутор перетрясли, когда на месте пожарища обнаружили обгорелых полицаев, а в погребе открыли бункер, в котором помещалась твоя, Семен Степанович, типография. Дурак догадается, что именно здесь скрывался Метелин, отсюда руководил диверсиями. Озверели эсэсовцы, женщин и детей постреляли, из всех жена Михеевича уцелела: в кустах смерть пересидела. Страсть, что сделали с бригадиром. Гестаповцы допытывались, что ему известно о Метелине. Михеевич молчал. Тогда они применили к нему особую казнь: на жаргоне палачей ее название "нимб", или "холодная лапша".
- Ой, что еще за "холодная лапша"?! - не сдержалась Ружа.
- Сколько-нибудь цивилизованному человеку такого не придумать. Михеевичу связали руки за спиной, поставили на колени. Потом на шею набросили "нимб" - петлю из свиной кожи. Один из палачей взял палку, вставил ее в петлю и на затылке принялся закручивать. У Михеевича спрашивали, где Настя, Метелин. Он оставался нем. "Холодная лапша" постепенно сжимала горло, пока Михеевич не задохнулся. Вот так, товарищи, умирают советские патриоты. Почтим память героя минутным молчанием.
Все встали, склонив головы, застыли.
- Михеевич чуял, что ему несдобровать, - проговорил Максим Максимович, опускаясь на стул. - Своей жене он строго наказал: "Если меня схватят, любыми путями сообщи Ивану Бугрову имя предательницы, а также передай папку с его изобретением".
- Кого же он назвал?
- Клавдию Лунину. Видимо, эти данные он получил от Насти. Мы сейчас проверяем, так ли это. - Помолчал, потом, словцо сбросив с плеч тяжесть, выпрямился. - Теперь о главном, ради чего вас собрал. Получено важное задание - уничтожить на главном направлении железнодорожный мост. Через него немцы питают группировку войск, завязнувшую на Кавказе, пополнение подвозят, боеприпасы доставляют. Лишив их моста, мы усилим мощь Красной Армии. На гужевых дорогах врагу тесно: партизаны почти полностью их контролируют, особенно в горах. Если мы подымем на воздух железнодорожный мост, фашисты быстро выдохнутся. Не буду скрывать… Наши пытались взять мост с воздуха - зенитки не подпустили. Партизаны трижды подбирались, штурмовали его. Не вышло! Через кольцевую оборону дзотов и дотов не прорвались. Гитлеровцы хорошо понимают, что значит для них этот мост. Задача перед нами поставлена трудная, а не выполнить ее нельзя. Я думаю, смекалка и находчивость нам помогут. Есть у нас специалисты по мостам! - и он по-отцовски взглянул на Метелина.
- Разве через речку Ус был мост? - не принял похвалы Метелин. - Простая кладочка. То была проба сил. И только!