* * *
В это самое время семья Дюшанов и приглашенный к ним в гости старик-сосед слушали бесконечные рассказы Роз Франс о Сопротивлении, о различных эпизодах борьбы, с которыми была связана ее жизнь. Вечер выдался жаркий и душный, поэтому решили ужинать попозже, когда спустится ночная прохлада. Роз захотелось есть на открытом воздухе, и, чтобы доставить ей это удовольствие, папаша Дюшан вытащил на веранду большой кухонный стол. Дюшантиль по настоянию мужа зажгла керосиновую лампу. Мелани посадила к себе на колени маленького Пьера, и на руках у матери малыш задремал. Время от времени папаша Дюшан доставал из самодельного кисета щепотку табаку, свертывал самокрутку и закуривал от лампы. Рядом с ним сидел сосед, одинокий старик, который бывал у Дюшанов чуть ли не каждый день. Он слушал молча, не принимая участия в разговоре.
Роз поселилась у Дюшанов не так давно, но уже чувствовала себя членом их семьи - на правах, так сказать, старшей любимицы-дочери, сестры маленького Пьера. И сегодня вечером, незаметно для самой себя, она разоткровенничалась. Может быть, к этому располагала окружающая романтическая обстановка, а может быть, сыграло роль и молодое белое вино, которым папаша Дюшан угощал всех из двухлитрового кувшина. Старая Дюшантиль обычно не интересовалась описанием сражений и войн: ей давно уже наскучили рассказы мужа. Но сейчас, слушая Роз, она явно получала удовольствие. Дюшантиль была догадлива и наблюдательна; она сразу подметила, что в рассказах молодой женщины очень часто упоминается имя Марсо и то и дело говорится о его различных достоинствах. Это, конечно, не было случайностью, и добрая старушка с улыбкой думала: как хорошо быть молодой! Вот эту девочку два года назад постиг тяжелый удар, и она считает себя неутешной вдовой, а сама и не подозревает, что уже излечилась от своего горя.
- А мне помнится, - неожиданно объявляет папаша Дюшан, - что сегодня вечер святого Жана.
- Ну а дальше что? - спрашивает его жена. - Что ты надумал?
- Зажечь костер, черт возьми!
- Да ты с ума спятил!
- Слушай, мать, я никогда не нарушал обычая, а вон там, за сараем, как раз припасена куча хвороста - только и ждет такого случая.
- Твое дело, зажигай, если хочешь. А я пойду спать.
- Останьтесь, матушка, посидите, - вмешивается Роз. - Ему это доставит удовольствие.
- Ты его не знаешь, дочка, это просто чудак. Он готов сжечь все топливо, лишь бы соблюсти свой обычай.
- Мать, послушай, - пытается уговорить жену папаша Дюшан, - мне хочется потанцевать с тобой. Идем, Мелани, ты поможешь мне собрать хворост. А вы, папаша Фламбар, сходите предупредить соседей, пока они не улеглись спать. Жена, поставь белое вино на холод.
- Ну что я тебе говорила? - улыбается Дюшантиль, обращаясь к Роз. - Он совсем, как малое дитя.
- Костер могут увидеть, - говорит Мелани. - Лучше бы его не зажигать.
- Да кто его увидит в нашей дыре? Разве что самолеты. Но можете не волноваться: англичане нам оружия на парашютах не сбросят. И потом, я уверен, что не мы одни зажжем сегодня вечером костер. Поднимись-ка на край поля - и, наверное, увидишь в долине другие костры.
Маленький Пьер уже совсем проснулся и с двумя своими приятелями, такими же малышами, как он, резвится около дома. У Дюшанов собралось с десяток соседей. Сам папаша Дюшан с помощью дочери сооружает посредине двора вокруг высокой жерди пирамиду из хвороста. Какая-то старушка напевает вполголоса старинную песенку на местном наречии. У всех присутствующих праздничное настроение. Все удалось на славу, а главное - без всякой подготовки!…
- Все в сборе? - проверяет Дюшан. - Тогда начнем.
Пламя, потрескивая, вздымается вверх, распространяя вокруг свет и тепло. Усевшиеся вокруг костра люди со смехом и шутками отодвигаются назад. Мелани обходит гостей со стаканом и кувшином белого вина в руках.
- За победу! - провозглашает кто-то. - Мы с ними расквитаемся!
Начинаются оживленные разговоры, со всех сторон сыплются шутки.
- Ой, дедушка! - восклицает вдруг маленький Пьер. - Смотри-ка, вон там - другой костер!
И действительно, из-за вершины холма, возвышающегося в конце поля, виден над горизонтом слабый красноватый отблеск.
- Нет, - говорит папаша Дюшан, сразу становясь серьезным, - там не костер святого Жана…
Несколько мужчин взбираются вверх по тропинке и всматриваются в даль, ориентируясь по знакомым приметам. Горит далеко, по ту сторону плато, за равниной, на противоположном склоне высокого холма.
- Лесной пожар, - высказывает кто-то догадку.
- Лес так не горит, - отвечает ему другой. - Это горит дом.
Дюшан, прекрасно знающий окрестности, быстро определяет место пожара.
- Горит, друзья мои, около замка Распиньяка. Там, должно быть, творятся страшные дела.
Они в раздумье медленно возвращаются назад, к гаснущему уже костру святого Жана. Праздник окончился.
В нескольких километрах отсюда, на одной из ближних высоток, стоят два человека и тоже смотрят в сторону пожара. Это д'Артаньян и Роже Беро. Они вышли к краю виноградников, чтобы лучше разглядеть, что происходит.
- Черт побери, да ведь это дом Кулондра! - говорит Беро.
Д'Артаньян не отвечает. Он думает о Парижанине и Эмилио, которые, по всей вероятности, находятся сейчас там, на другом берегу Дордони…
XIII
Спустившись на равнину, Эмилио и Парижанин пошли напрямик, кратчайшим путем. Свет луны озарял все вокруг, и они быстро шагали по проселочным дорогам и тропинкам, а иногда, срезая путь, - по свежескошенным лугам.
- Будь спокоен, я знаю дорогу, - заверил Эмилио своего товарища.
Так они шли около часа, потом замедлили шаг.
- Не к чему торопиться… Тебе когда-нибудь уже приходилось взрывать железнодорожный путь?
- Нет, это будет мой первый опыт, - ответил Парижанин. - Я в маки всего три дня.
- Что ж ты раньше не сказал? А, помню, помню… Ты как раз тот товарищ, который бежал из концлагеря, - мне Пайрен рассказывал о тебе. Ну, значит, ты парень бывалый. А мне отряд дали всего неделю назад, и я еще не успел познакомиться как следует со всеми людьми. Ты женат?
- Да.
- Что сейчас делает твоя жена?
- Уже четыре года ее не видел. В прошлом году узнал, что ее отправили в Германию.
- Ребятишки есть?
- Нет.
- А я еще в начале войны собирался жениться на одной здешней девушке. Но она со мной порвала после моего ареста. Я ведь итальянец, а в тот момент газеты вели против нас яростную кампанию. Теперь она замужем за одним из слуг Борденавов. Правда, он не такой подлец, как его хозяева, но все же сильно смахивает на коллаборациониста…
- Кто такие эти Борденавы?
- Одна подлая семейка. Отец - старый фашист. Сын - в вишистской милиции. Их дом совсем близко отсюда, вон за той рощицей, что виднеется впереди.
- Смотри-ка, там как будто народ…
- И вправду, - останавливается Эмилио. - Какие-то голоса, и, кажется, даже машины подъехали… Может быть, немцы… или дарнановцы. Во всяком случае, лучше их обойти…
Партизаны сворачивают вправо, пересекают шоссе и идут по краю огромного луга. Через несколько минут они достигают реки и направляются вниз по течению, по высокому крутому берегу Дордони. Цепляясь за ветки, Эмилио спускается к воде.
- Вот неудача! - говорит он, возвращаясь. - Я рассчитывал найти здесь лодку. Один парень должен был пригнать ее сюда. Налегке мы бы могли перебраться вплавь. Но у нас с собой оружие… Единственный выход, старина: вернуться назад и взять лодку у Борденавов. Это, конечно, рискованно…
- Ничего, попробуем, - предлагает Парижанин.
Они поднимаются вверх по течению и останавливаются у лодочной пристани. От нее к усадьбе Борденавов ведет широкая аллея, усаженная по краям орешником. Эмилио и Парижанин находятся меньше чем в двухстах метрах от дома Борденавов. Перед ними выстроились в ряд, одна возле другой, четыре большие лодки.
- Только без шума, - предупреждает Эмилио.
Не колеблясь, он сбивает висячий замок у первой лодки, схватывает пару весел, спрятанных под кустом калины, и оба быстро отплывают на середину реки. Вот они уже почти достигли противоположного берега, как вдруг Эмилио снимает весла и осторожно кладет их на дно лодки: он заметил какие-то тени у пристани, от которой они только что отъехали. Парижанин тоже обратил на них внимание. Он шепчет Эмилио:
- Как ты думаешь, они нас видели?
- Тише… Постараемся потихоньку улизнуть.
К несчастью, в тот же миг лодка цепляется за что-то дном и с глухим стуком останавливается между больших камней. С пристани им кричат:
- Эй вы там, на лодке! Поворачивайте-ка назад!
Эмилио и Парижанин, стараясь спрятаться, ложатся на дно лодки.
- Мы вас видели! Кто вы?
- Они принимают нас за браконьеров, - шепчет Эмилио. - Не шевелись только.
- Сейчас же отвечайте или будем стрелять!
- Едем к вам! - кричит в ответ Эмилио.
Он и Парижанин влезают в воду, доходящую им до колен, резким толчком отталкивают лодку на середину реки, а сами быстро выбираются на берег… В ту же минуту ночную мглу прорезает автоматная очередь; пули свистят рядом с Парижанином, и он вдруг во весь рост распластывается на песке. Эмилио уже успел спрятаться за выступом скалы, но, увидев упавшего товарища, подбегает к нему.
- Ты ранен?
- Как будто нет, - отвечает долговязый Парижанин. - Только споткнулся о камень.
Оба быстро прячутся за выступом.
- Теперь они могут пожаловать сюда, - говорит Эмилио, заряжая автомат. - Пусть пока постреляют, а мы подождем более подходящего момента.
И вдруг он невольно оглядывается назад: повыше, на склоне крутого берега, к которому они только что пристали, слышится говор и слова команды на немецком языке.
- На этот раз… мы, кажется, влипли! Над нами - боши, а за рекой - дарнановцы.
Для Парижанина это будет первая схватка с врагом. Он начинает волноваться, мысленно внушая себе: "Смелей, смелей… сейчас или никогда…" С того берега перестали стрелять, верно, боятся попасть в немцев.
- Это наш козырь, - говорит Эмилио. - Ступай за мной!
Крутой тенистый склон берега скрывает их от взоров и тех, и других врагов; пользуясь этим, партизаны пробираются у самого обрыва, стараясь не ступать на песок, чтобы не оставлять следов.
"Если у них нет собак, - думает Эмилио, - то, пожалуй, мы сумеем выкрутиться".
Сверху, над их головами, слышатся какие-то возгласы, которые то приближаются, то удаляются. Сообразно с этим они то настораживаются, то быстро двигаются вперед. Иногда их преследователи наугад простреливают кустарник… Парижанин начинает чувствовать себя более уверенно. На расстоянии ста метров позади них немцы, спустившись к самому берегу реки, обыскивают прибрежные кусты. Посредине реки скользят по направлению к немецким солдатам какие-то тени; несомненно это дарнановцы спешат на лодках на помощь немцам. Если Парижанин и Эмилио сумеют быстро добраться до изгиба реки, они спасены. Мысль о том, что они почти уже выбрались из окружения, придает им новые силы. Они идут все быстрее и быстрее. Вдруг Парижанин хватает товарища за руку, заставляя его остановиться.
- Осторожнее!!
- Что такое?
- Там, впереди - разве не слышишь?
- Да, путь отрезан, - говорит Эмилио, - они послали солдат на пляж за поворотом.
- Что же теперь делать?
- Прежде всего не шуметь. Им пока еще не известно, где мы.
Внезапно Эмилио осеняет какая-то идея, и он тащит своего товарища за руку обратно.
- Ты с ума сошел, - упирается Парижанин, - они же нас увидят!
- Другого выхода нет, старина, надо подняться наверх.
Партизаны осторожно карабкаются вверх по тропинке, поминутно останавливаясь, ощупывают землю, убирая с нее ветки, которые могут хрустнуть. Наконец, они выбираются на дорогу, идущую вдоль обрыва. Эмилио высовывает голову и осматривается по сторонам. Слева от него, менее чем в пятидесяти метрах, два немецких солдата тщательно обшаривают кусты. Справа, он знает, скрываются другие. Впереди, в трех метрах от них, начинаются виноградники. К счастью, в этом месте на дорогу падает тень от большого дерева. Распластавшись на земле, Эмилио смело ползет к ближайшему ряду виноградных кустов и проскальзывает под проволочной оградой. Парижанин колеблется, потом, заметив, что немцы отвернулись, ползком тоже преодолевает препятствие. Переползая с одной борозды на другую, они выбираются на противоположный конец виноградника, оттуда - на кукурузное поле и затем бегут, нагнувшись, по свежевспаханной земле. Наконец, перебравшись через плетень, они с наслаждением падают на стог сена.
- Ну, старина, - говорит Эмилио, - выкарабкались!
- Ты думаешь, они не бросятся вдогонку?
- Нет, они все еще шарят по берегу Дордони. Слышишь, как горланят?
- А ведь они перешли в другое место, - замечает Парижанин, - теперь шумят дальше, вон там, у косогора.
Эмилио встает, чтобы определить, где немцы.
- Они у Кулондра, - взволнованно говорит он. - Подлецы! Верно, пришли за ним…
* * *
Друг Беро, арендатор Кулондр, готовил в сарае подстилку для скота, как вдруг услышал шум приближающихся машин. Они, видимо, ехали по дороге, ведущей от замка. Погасив фонарь, он вышел из сарая и обогнул хлев, чтобы посмотреть, куда могли следовать машины в такое позднее время. Дорога проходила мимо его дома и упиралась в небольшой пляж у изгиба реки. Одно из двух: либо машины направлялись к нему, либо просто сбились с пути. К своему крайнему изумлению, он увидел, что невдалеке от его дома остановились две машины с потушенными фарами. Вокруг них бесшумно двигались какие-то призрачные тени. Кулондр подумал: будь это партизаны, его заранее бы предупредили. Тогда, значит, немцы. Он окончательно убедился в этом, когда при слабом свете вспыхнувшей зажигалки различил немецкую форму. На одно мгновение у него возникло желание бежать. Но он тут же вспомнил о жене и детях, уже улегшихся спать. Он не мог их оставить так, на произвол судьбы. А потом, кто знает, может быть, немцы прибыли вовсе не за ним. Если бы "подпольная сеть", как выражался Сирано, была раскрыта, то немцы, конечно, прежде всего направились бы не сюда, а в замок. Поэтому лучше не показываться им на глаза и делать вид, будто все в доме спят. Кулондр прошел в кухню и стал у приоткрытого окна. Однако такое близкое соседство немцев интересовало и вместе с тем тревожило его. Он терялся в догадках и вдруг вздрогнул от неожиданности: с того берега Дордони раздалась стрельба. Тени у машин сразу ожили. Послышались крики, стрельба прекратилась, и Кулондр понял, что немцы, вылезшие из машин, теперь кого-то разыскивают. "Они устроили засаду", - подумал он. Такое предположение несколько успокоило его: опасность удалялась от его дома. Но в то же время эта мысль вызвала у него и новые опасения. Что если вся эта суматоха поднялась из-за Лусто? Тот иногда приезжал ночью навестить его, и Кулондр знал, что Лусто всегда ездит примерно одним путем. Но откуда немцы могут угадать, что Лусто вздумает приехать именно сегодня? Нет, это уж совсем невероятно. Вообще лучше не ломать себе голову и выжидать.
Но ждать пришлось недолго. Вскоре он заметил пять или шесть немецких солдат, направлявшихся - теперь он это ясно видел - прямо к его дому. Их сопровождала группа молодых парней во главе с сыном Борденава. Кулондр узнал его по походке… Как только постучали, Кулондр сразу же отпер дверь. Вместе с немцами и бандой дарнановцев в дом входит и старик Борденав. Он первый обращается к Кулондру:
- Добрый вечер, Кулондр, - говорит он. - Эти господа преследуют террористов и опасаются, не скрылись ли они у вас…
- Проверьте сами, - охотно отвечает Кулондр, зная, что с этой стороны ему опасаться нечего, и в тот же миг замечает на себе пристальный взгляд сына Борденава. Молодой Борденав очень красив, он затянут в черный мундир, сапоги начищены до блеска.
- Эти типы несомненно уже удрали, - заявляет он, - возможно даже, что это были просто перепуганные насмерть браконьеры. Мы заглянули к тебе совсем по другому поводу. У тебя хранится оружие.
- Что ты, парень, бог с тобой! Да ты, видно, шутишь, - удивляется крестьянин. - Откуда ему здесь взяться?
Высоченный Кулондр в своих заплатанных штанах и старой замызганной рубахе выглядит таким простодушным, что даже сам немецкий офицер, командующий группой солдат, начинает как будто сомневаться. Но Борденав-сын не сдается…
- Господин офицер, - говорит он, - я не позволил бы себе информировать вас, не будучи твердо уверен в том, что говорю. Однажды ночью я сам наблюдал, как сбрасывали на парашютах оружие на этой стороне реки, и знаю, что оно должно быть спрятано здесь же, неподалеку.
- Geht und schnell! - приказывает офицер своим солдатам.
Дарнановцы первыми кидаются обыскивать дом. В комнате остаются лишь офицер, старый Борденав и Кулондр, который посматривает на них с нарочито придурковатым видом.
- Как вы думаете, - спрашивает офицер у Борденава, - не лучше ли посмотреть сперва в замке?
- Не стоит, господин офицер, - отвечает старый Борденав, - я давно знаю его владельца. Не смею навязывать свое мнение, но, мне кажется, он - в числе наших друзей.
- Как его зовут?
- Маркиз Распиньяк.
- Мы еще вернемся к этому вопросу, - говорит офицер.
- Послушайте, любезный, - обращается Борденав к Кулондру, - если у вас что-то спрятано, лучше сказать об этом сейчас. Все останется между нами… Возможно, что вы не ответственны за это…
Крестьянин, делая вид, что готов расплакаться, бормочет:
- Вы же знаете, что я честный человек…
В это время в комнату входит с мефистофельской усмешкой на губах Борденав-сын.
- Ну, молодой человек, - обращается к нему офицер, - можете ли вы подтвердить ваше обвинение?
- Сию минуту, - отвечает Борденав и тут же поворачивается к Кулондру: - Скажи-ка, та пещера, надеюсь, все еще цела? Ты хорошо знаешь, о чем идет речь. Помнишь, яма, в которую я еще мальчишкой как-то провалился?
- Давно уже заделана, - говорит крестьянин.
- Ну что ж! Мы ее вскроем… Не возражаешь?
Все дальнейшее похоже на кошмар. Торжествующие дарнановцы возвращаются с охапками оружия. Офицер, только что такой корректный, впадает в неистовство; он с бешенством бьет Кулондра по лицу. Бьет его жену, прибежавшую сюда и с воплем бросившуюся на шею мужа. Рядом, в соседней комнате, плачут испуганные дети. Сопротивляющегося крестьянина выволакивают во двор. Поджигают дом. Огонь перебрасывается на хлев, где жалобно мычат коровы. Жена Кулондра рыдает, прижимая к себе четырех малышей. Кулондра приставили спиной к большому дубу; его сдерживают наведенными в упор автоматами.
- Ну! - орет Борденав-сын. - Теперь ты нам скажешь, кто дал тебе оружие?
- Назовите имена, - требует офицер, - все известные вам имена, и вам сохранят жизнь.
Крестьянин, с залитыми кровью усами, смотрит на них суровым, гневным взглядом. Потом плюет им в лицо и кричит:
- Будьте вы прокляты!