Новый многоплановый роман Николая Камбулова повествует о героизме и мужестве советских людей в годы Великой Отечественной войны. Действия развиваются в Крыму и на Северном Кавказе, в Восточной Пруссии и в Германии.
Роман насыщен приключенческими эпизодами, в книге показана деятельность немецких коммунистов непосредственно в частях гитлеровских армий.
Книга рассчитана на массового читателя.
Содержание:
АК-МОНАЙ ТУМАННЫЙ - Часть первая 1
ВОЗВРАТНЫЙ ПУТЬ - Часть вторая 30
ОБВАЛ - Часть третья 54
Примечания 79
Обвал
АК-МОНАЙ ТУМАННЫЙ
Часть первая
ГЛАВА ПЕРВАЯ
"ПТАШНИКИ"
Скрипнула дверь подвала, Сучков отскочил за каменный выступ, приготовился к схватке, зажав в руке железный прут.
- Это я, Настя.
Он узнал голос хозяйки.
- Опять уговаривать? Из подвала не выйду. Мой путь только в полк.
- Пустое говоришь, в городе свирепствуют "пташники", ну, специальные команды фашистов, на их машинах и одежде изображены соловьи. - Настя вздула свечу, свет колыхнулся, достал Сучкова. - Я тебе принесла мужнин костюм. Так что, дорогой отпускник, придется переодеться, а то схватят - и на Вулецкую гору. Ох, миленький, что там делается, наших расстреливают подряд! И в первую очередь таких, как ты, командиров и активистов…
- Настя, я человек военный, хоть и в отпуске. Мне переодеваться в гражданскую одежонку?! Чего захотела!
Настя бросила ему узел и ушла, плотно прикрыв за собой дверь.
"Чего панику поднимает!" - было захорохорился Сучков, но тут за решетчатым подвальным окошком, на мостовой, со звоном полыхнул снаряд. "Кажется, дело дрянь", - подумал он.
Лейтенант Сучков возвращался из отпуска. 28 июня под самым Львовом к нему примкнули два пограничника-отпускника - сержант Жуков и рядовой Нефедов. Во Львов они попали 30 июня, в самый разгар уличных боев. Сучков приказал Жукову и Нефедову "панику не разводить", а следовать за ним, хотя сам не знал, куда именно: на всех улицах уже гремели немецкие танки, за которыми шла пехота. Тут и попалась им у подъезда двухэтажного каменного дома эта Настя, женщина лет, наверное, сорока. "Да я вас укрою, укрою, подвал надежный". Прошли вражеские танки, прошла пехота, потянулись тыловые подразделения. Сержант Жуков решил осмотреть дом, да и не вернулся. По словам хозяйки, его схватили фашисты и увели. А Нефедов был убит автоматной очередью, внезапно ударившей через подвальное окно. И вот Сучков остался один, все не допуская мысли, чтобы его стрелковый полк, в котором он служил командиром взвода разведки, да отошел на восток!
Утром, едва только взошло солнце, Сучков услышал крик Насти:
- Господа! Туда нельзя! Подвал заминирован… А-а! Больно же, что вы, звери, делаете!
Крик прекратился, послышался топот: похоже, что гитлеровцы ушли из дома. Но минуты через две-три Настин нечеловеческий крик послышался на улице, возле дома. Сучков бросился к подвальному окошку и обмер - Настя лежала на тротуаре, окровавленная и бездыханная. Он стиснул железный прут до боли в руке - другого оружия у Сучкова не было, чтобы пустить в ход…
На тротуаре, обагренном кровью Насти, собралась группа гражданских, остановилась - вразброд старики, ребятишки, женщины и девушки, одетые кто в чем. Смотрят на убитую Настю и молчат. Подъехал черный с зашторенными окнами "мерседес". Вначале из машины вышел чернявый поджарый офицер, расшумелся на солдат, одетых в странную, не понятную для Сучкова форму: погоны опоясаны сине-желтыми ленточками, а на груди, на тужурках, в белом кружочке - знак "трезубец". "Понашивали, видно, чтоб замаскироваться, - предположил Сучков. - Кто ж такие на самом деле?"
Между тем из черного "мерседеса" вышел капитан довольно крепкого телосложения, а с лица какой-то недоумок, маленький рот полуоткрыт, виднеется дырочкой, ровно пробоина в бочонке зияет. А глаза неподвижные, темные, неживые.
Как только Сучков увидел вышедшего из "мерседеса", тут же чуть не воскликнул: "Да это же профессор Теодор!"
- Легионеры! - закричал Теодор. - Что требуется каждому русскому?
Солдаты хором отозвались:
- Пулю в лоб!
- Совершенно верно! - сказал профессор, чуть расширив свой рот-дырочку. - Всех их надо отправить туда, откуда начинается хвост редиски…
- В землю! В землю! - прокричали солдаты, вскинув автоматы на изготовку.
Толпа сжалась, сомкнулась. Лишь один старик, державший на руках мальчика, аккуратно одетого в беленькую рубашонку, синие короткие штанишки, с пилоткой на рыжей головенке, не пошатнулся, а все стоял на месте, неотрывно смотрел на убитую Настю, лежавшую кверху лицом.
- Зачем вы ее? - спросил наконец старик у профессора Теодора. - Зачем вы ее убили? - повторил старик. - Это же Настя! За свою жизнь она и мухи не обидела.
Мальчонка расплакался, занервничал, вырвался из рук старика и, схватив камешек с мостовой, бросил его в капитана. Капитан увернулся от удара и тут же вынул из кобуры пистолет. Старик стал между капитаном и мальчиком, уже приумолкшим, но вцепившимся ручонками сзади в брюки старика, который тут же и свалился на мостовую, сраженный пулей.
К онемевшему от страха мальчику подскочил лейтенант, поднял на руки и бросил его в толпу. Ребенка подхватили и гулко зароптали.
- Лейтенант Апель! - нечеловеческим голосом прокричал Теодор. - Всех на Вулецкую гору! Всех в руки капитана Неймана!..
Конвоиры поднаперли на сгрудившуюся толпу, оттеснили ее в узенький переулок. Палач-профессор в окружении трех конвоиров - видно, из личной охраны - остался на тротуаре; минуты три постоял, сел в "мерседес" и уехал…
Сучков задыхался от гнева: "Вот так, значит! Вот так ученый! Ну, гадюка, это тебе даром не пройдет!" Он долго переодевался, при этом материл себя за то, что залезает в гражданскую одежонку, как бы прячется, увиливает от открытой борьбы. "А документы? - спохватился он. - Личное удостоверение командира? Партийный билет? Как быть с ними?"
С помощью прута он вынул в подвальной стене кирпич, завернул документы в бумагу, оказавшуюся в кармане тужурки Настиного мужа. Вложил все это в нишу и заплакал, как будто похоронил самого себя. Да еще крадучись.
- А-а-а! Это так, значит, получается со мной-то! Настя, не думай, не думай! Однако прости, Настя… - Холодной и вспотевшей рукой он вложил вынутый кирпич на место. - Эх, увидел бы кто из знакомых, что я тут оставляю!
Скрипнула дверь - Сучков отшатнулся от стены, отодвинулся подальше от замурованных документов с зажатым в руке железным прутом. Кто-то топтался на каменном порожке, похоже, обутый в сапоги или ботинки с подковками.
- Дом заминирован, сейчас взорвется! - припугнул Сучков топтавшегося на каменном порожке.
- Это не так. Немножко по-другому, - сказал с сильным акцентом человек с порожка. - Все это придумала Настя. Я занимаю у нее квартир. - Луч от карманного фонарика полоснул по лицу Сучкова. - Не прячь лицо, я хочу корошо видеть тебя.
"Фашист!" - пронизала мысль Сучкова, и он юркнул в темноту, в угол, где зарыл свое обмундирование. Человек наконец спустился, вновь включил фонарик. Сучков замахнулся прутом, чтобы ударить по руке немца, погасить свет и в темноте подмять фашиста, втихую расправиться с ним, но фонарик погас, и прут со свистом рассек воздух впустую…
Похоже, немец успел рассмотреть лицо Сучкова: он отошел к порожкам, сказал:
- Ви Сучков, если я не ошибаюсь? Вчера я говорил с Настя, она сказала все о тебе… Посмотри на меня. - Он осветил свое лицо. - Это было на Кубани. Я возил на "бенце" профессора Теодора. Он прихоть затребоваль, и ваш мер города виделил тебья с тарантасом. Профессор Теодор пел песня: "Дойчланд гоп! Россия гоп". А я один раз сказал тебье: "Теодор поет не о том, о чем думает".
- Ты Крайцер?! - вспомнил Сучков водителя "мерседеса".
- Я! Я! Крайцер, Крайцер. Густав Крайцер.
- Вижу и признал, что ты Густав Крайцер, - сказал Сучков. - Ну и что из того, что ты Густав Крайцер?! Ты пришел меня убить?
- Найн! Найн! Вот бери!
У ног Сучкова шлепнулось что-то тяжелое. Он поднял - пистолет….
- Зачем?..
- Я пришел тебе сказать, комрад Сучков…
- Комрад?!
- Да. Выслушай меня. - Крайцер приблизился к Сучкову. - На Вулецкой горе фашисты расстреливают жителей города. Уже расстреляли несколько тысяч. Это дело рук Теодора. Я говорю, что знаю. И вот еще что… Когда профессор Теодор был у вас, на Кавказе, он заплатил большие деньги крановщику из Керчи Мурову, чтобы он убил вашего генерала Акимова, использовав для этого дочку погибшего друга Акимова, Марину… Комрад Сучков, - продолжил Крайцер, - собирайся, пошли.
- На Вулецкую гору?
По лицу Крайцера забегали нервические бугры.
- Я страдаю оттого, - зашептал Крайцер, - что думаю: ты ведь прав, что не веришь мне. Ну, собирайся. Я тебя отпущу на все четыре стороны. Рот Фронт, комрад Сучков! Пробирайся к своим. Как это у вас говорят, и один в поле воин! И верь: не все немцы есть гитлеровцы. Пошли, комрад Сучков…
Улицы, дома, деревья тонули в дегтярной, непроглядной ночи. Но на Вулецкой горе светили прожектора, и оттуда доносились выстрелы…
- Если встретишь коммерсанта Адема, ему не верь, как и профессору Теодору, - прошептал Крайцер на ухо Сучкову. И тут же бросился в густую темноту.
- Ах ты, человек два уха! Ну ладно, и я пойду навстречу своей судьбе….
2
Ночь действительно темна как деготь, и Сучков начал терять всякую ориентировку - никак не мог выйти из города, дважды наскакивал на гитлеровских патрулей, то громко переговаривающихся между собой, то нудно пиликающих на губных гармошках. Он их обходил, стараясь не обнаружить себя. Ранее глухо доносившиеся выстрелы слышались все громче. "Да я же иду на Вулецкую гору! В их лапы!" - содрогнулся Сучков, когда полыхнул ярким светом вспыхнувший прожектор, ослепил. И Сучков, споткнувшись, оказался в какой-то яме…
"Да уж лучше вернуться в дом Насти, переждать ночь… Да и документы надо забрать. Иначе я перед своими окажусь голеньким. И никто мне не поверит, сочтут дезертиром".
Видно, свету добавили - наверное, включили второй прожектор, - светло, хоть иголки собирай. Сучков осторожно выглянул из ямы - в глаза бросился ломаный ряд людей, а потом ров за их спинами. Пригляделся позорче - свет бил людям в глаза, и они, поставленные у рва, руками закрывали лица. Заметил он и солдат, стоявших цепочкой с автоматами на изготовку.
Из темноты появилась легковая машина, развернулась и замерла в двадцати метрах от Сучкова, на пригорке. Из "мерседеса" вышли два офицера. Один, что повыше ростом, затяжно приложился к горлышку, и Сучков опознал в нем краснолицего капитана, которого видел из подвала Настиного дома. Второй капитан, одетый в черную форму, назвал краснолицего господином Нейманом.
- Господин Нейман, это последняя партия?
- Да, господин Фельдман, десятая тысяча, - ответил Нейман. - Завтра мы отправляемся в Нойгаммер. Теодор будет формировать новый батальон с прицелом на Кавказ.
Низкорослый Фельдман вытер рукой мокрый рот.
- Но ты поедешь со мной в войска графа Шпанека. Там примешь новую команду, я уже договорился с Теодором. Хайль!
Фельдман ушел. Нейман развернул плитку шоколада, начал жевать. К нему подбежал толстяк ефрейтор с оплывшим лицом, что-то зашептал капитану. Нейман дожевал шоколад, засмеялся:
- Ха-ха-ха! Ганс Вульф, да этого никогда не случится! Чтобы победителей да судили, выносили им какие-то приговоры! Некому будет судить. Мы обрушим на большевиков такой обвал, из-под которого они никогда не вылезут, задохнутся навсегда! Начинай, Вульф… Иначе Германия на русской земле не утвердится…
Из темноты появился Теодор в сопровождении трех лейтенантов, наверное из его личной охраны, потому что эти лейтенанты крутились и там, у Настиного дома. Теодор вскинул автомат, открыл огонь по куцей, изогнутой, местами выщербленной шеренге несчастных… Тотчас же ударили из автоматов и солдаты. Сучков пригнулся.
- "Соловьи", бей, бей! - слышал Сучков голос Теодора и клял себя за то, что не мог разглядеть подлинное лицо профессора, когда на риковской линейке возил "гадюку" в личине ученого-агрария крупповской фирмы "Друсаг".
"Прости меня, Настя, прости, прошляпил… Однако слезами, как говорится, горю не поможешь…"
Теодор все стрелял, а Нейман не спеша жевал шоколад, словно бы и не слышал ни дергающихся автоматных выстрелов, ни выкриков падающих в яму людей: похоже, мыслями Нейман был отсюда далеко.
…В 1923 году у входа в одну из многочисленных мюнхенских пивных стояли два человека. Один из них, одетый в потертую, изношенную робу мусорщика, то и дело прислонялся ухом к закрытой двери, затяжно прислушивался, говорил своему напарнику, с виду чуть помоложе его, с маленьким капризным ртом на почти квадратном лице:
- Господин Теодор, если уж так, кайзер Вильгельм воспротивится…
- Что? Ты, Нейман, еще молокосос! - выкрикнул Теодор.
В это время дверь - видно, сама собой - чуть приоткрылась и из пивного зала послышалось:
- Только национал-социалистское движение способно полностью снять с Германии позор Версаля. И не только снять этот позор, но и накормить досыта каждого немца! Вновь вернуть в казармы и на плацы обнищавшую духом нашу армию, солдат и генералов…
- Прикрой дверь! - потребовал Теодор и, не дожидаясь, пока повернется медлительный Нейман, сам нажал широкой спиной на отошедшую дверь.
Мимо бирштубе с дробным грохотом проскакал отряд конной полиции и остановился где-то там, видно, возле продовольственных магазинов, палаток, универмагов.
- А если бы сунулись? - кивнул Теодор в сторону скрывшейся полиции.
- Железный прут при мне. После того как я вступил в отряд господина Стесиля, господин Теодор, я прутом теперь владею не хуже, чем улан тесаком! Жить-то надо. А без денег в наши дни быстро протянешь ноги, - ответил Нейман.
- Вот тебе две сотни, - отсчитал Теодор марки. - И будем бдить святое дело… Национал-социалистская партия рождается под нашей охраной… Мы ее стражи…
- А ты его знаешь? Видел?
- О Нейман, как же не знать Адольфа! Я видел его в военном госпитале. Он говорил больным: "Я возьмусь за них! Очищу Германию от негодных немцев, загоню социал-демократов в тюрьму, а юдов до единого уничтожу! И дам Германии жизненное пространство". О Нейман, он великий, он гений! И оберегать его жизнь - святое дело!
Дверь вновь отошла, из бара послышались выкрики:
- Хлеба!
- Мяса!
- Работы!
- На улицу! Вы полные хозяева! На улицу!
- Это Адольф! - взволнованно воскликнул Теодор и ударил в барабан. Дверь бирштубе распахнулась, люди хлынули на улицу. Теодор провозгласил, показывая на торговые ряды: - Там хлеб! Там масло! Вперед, новая Германия!
Построились в колонны, двинулись на магазины и лавчонки.
Конная полиция было преградила путь, но усатый полицейский в каске, с обнаженным тесаком, Роттенхаубер, ранее часто вступавший в потасовки с Гитлером и не раз сопровождавший его в тюрьму за нарушение порядка, вдруг заорал на своих же блюстителей порядка:
- Этих не трогать! Расступись!
До самой поздней ночи грабили магазины, жгли книги на кострах.
Теодор куда-то отлучался, вновь подбегал к Нейману, который не жег, не разбрасывал, а старательно упаковывал продукты и книги в большую коробку с мыслью сберечь для дома. Один хозяин магазина отважился пристыдить Неймана и нечаянно задел его локтем. Нейман спокойно, не торопясь отстегнул притороченный к поясному ремню железный прут, молча с широкого маха ударил хозяина по голове, и тот упал, обливаясь кровью. А сам Нейман, взвалив на спину поклажу, вышел, не оглядываясь.
- Иохим! Нейман! - подскочил к нему Теодор. - У меня есть автомобиль! Вот он, грузи! Ты для меня находка, Иохим!..
Было утро. Нейман готовил завтрак на газовой горелке в небольшой, тесной кухоньке. Готовил он медленно и молча покуривал сигарету.
Теодор, стоявший в дверях кухоньки, смотрел на него, как на какую-то очень ценную для него находку - по глазам было видно, что Теодор изучает Неймана, присматривается, оценивает.
- Иохим, ты не женат?
- Еще нет, но нашел девушку. Дело за деньгами… Будь они неладны! Я их люблю, обожаю, а они не даются! Одна надежда на твоего Адольфа.
- Ты хороший человек, я дам тебе работу. Вот мой берлинский адрес…
- А что за работа?
- В конторе… Дело идет к тому, что Адольф Гитлер свалит Вильгельма. И нужно будет кормить людей. Потребуется новая организация снабжения… Я тебя беру, Иохим, - объявил Теодор, садясь за стол по приглашению Неймана. - Ты будешь у меня личным секретарем.
Теодор уже собирался уходить, когда Нейман, долго думавший над ответом, сказал:
- Какой я секретарь?! - Кивнул на висевший у двери железный, со следами крови прут: - Вот мое теперешнее занятие, а не контора… Я, господин Теодор, не мыслю жизни в другой сфере. Да иной жизни мне и не нужно, коль на то пошло…
- О Иохим! Ты для меня свой человек! Жди письма из Берлина.
* * *
- Иохим! - Теодор ткнул стволом автомата под бок Нейману. - Поехали ко мне в штаб-квартиру. Я, кажется, немного проголодался, да и устал.
Капитан Нейман встряхнул головой, как бы освобождаясь от нахлынувших мыслей.
- О да! - воскликнул Нейман. - Конец дела, гуляй смело…