* * *
Свой час Сучков видел совершенно определенно: кто-то из немцев отобьется "до ветру", сунется в ров, и он тут схватит гитлеровца за горло, прижмет, чтоб не пикнул, и - кляп в рот. Но все произошло иначе: издали послышались выстрелы, "бенц" с Теодором и его телохранителем рванул к дороге, быстро построились эскадроны, и весь страшный, разбойный табор с грузовыми машинами помчался за своим вожаком, оставив на кукурузном поле множество тел. Сучкову ничего другого не оставалось, как вернуться к своей разрушенной землянке и там переждать, чтобы потом принять какое-то новое решение на захват "языка"…
Спать он почти не спал. То вспоминался ему Зияков в катакомбах, бьющий себя в грудь при допросе, что он, Зияков, вообще-то служит турецкой разведке, а на немцах "лишь зарабатывает", чтобы потом, если Гитлер и на самом деле отдаст Крым Турции, иметь средства на "модернизацию" обещанного ему германцами морского порта. А когда вынесли приговор, Зияков рассвирепел, сжал кулачишки: "Я ненавижу вашу власть!.." То вставал перед мысленным взором Густав Крайцер, бросая короткие фразы о Теодоре: "Теодор - выкормыш Рудольфа Гесса. Но мог бы покончить и с самим Гессом. А Гитлер в его глазах временщик".
"Вот компания-то! - размышлял Сучков на зорьке, после короткого сна. - Значит, потаенно грызутся из-за кармана. А на миру в один голос: "Хайль Гитлер!"
Какой-то шумок послышался снизу. Сучков напряг зрение - к землянке подходил человек. Потом остановился возле фанерного щита с надписью: "Ни шагу назад! Иначе нам хана". Солнце плеснуло первым лучом. Сучков чуть приподнял голову - лежит у щита рядовой вермахта, а на погонах измятой шинели эмблемы санитара. "Птица, да, видно, не та, - рассудил Сучков. - Похоже, я не везун…"
Санитар начал поправлять фуражку, и Сучков увидел на его руке блеснувший компас: "А похоже, стерва, значит".
- Ты кто? - спросил Сучков тихим, не пугливым голосом.
Немец отозвался таким же голосом:
- Санитар, комрад. Я голоден. Неделю не ел. Иду к русским.
- У меня лепешки, хочешь?
Неподалеку заорал ишак: "и-и-а, и-и-а…"
- Это мой Яшка, а сам я из аула. - Сучков разломил лепешку на три части: - Это тебе, санитар, а это мне, я тоже проголодался, а это Яшке…
- Я-я! Немножко у меня глаза открылись на войну. - Немец вынул из кармана распечатанное письмо: - Читай, комрад…
- Читай сам, я по-немецки через два слова на третье…
Немец с жадностью съел свою долю лепешки и уткнулся в письмо, прочитал по-русски:
"Дорогой Фридрих, не лезь в огонь, думай об отце и матери… Пусть лезут вперед другие, которым за это платят, а ты солдат. Если будешь отступать, мчись изо всех сил домой. Если станет слишком поздно, тогда поднимай руки вверх…" Вот я и поднимаю, комрад…
Сучков выхватил письмо из рук Фридриха и сильно пнул его ногой…
- Кончай врать! Ты с немецкого переводишь - как по нотам. Значит, ты не простой, Фридрих. Признавайся! - Он поднес свой компас к испуганным глазам Фридриха: - Я Зияков Ахмет Иванович… Ты шел ко мне на связь? Ну, не тяни!..
- Фу! Фу! - зафукал Фридрих. - Кажется, я не ошибаюсь. Ты точно господин Муров-Зияков… А меня зовут Фридрихом Мольтке. Я шел на связь к тебе, чтобы передать приказ профессора Теодора…
- Ну?! - торопился Сучков. - Рези, олсун!..
- О господин Муров, это твое "рези, олсун" совсем убедило меня. Я от господина Теодора. По данным абвера, генерал Акимов находится здесь, на Кавказе. Профессор приказал: немедленно убрать Акимова.
"Ах ты сука, значит!" - про себя выругался Сучков. Он очень опасался, что от напряжения может лопнуть перевязка на ране и пойдет кровь, все это насторожит лейтенанта Мольтке, довольно крепкого в теле. Поэтому быстро предложил:
- Садимся на ишака - и в аул. Там я переоденусь в форму и в нашу часть, внедримся…
Мольтке заупрямился:
- Я свое задание выполнил, господин Муров, и теперь мне надо в Кисловодск, к профессору. Иначе он отвернет мне голову.
Сучков сильно затревожился: "Уйдет, гадюка! А еще хуже - взорвет минку, значит!"
- А ты, господин Мольтке, случайно не от советских партизан? Снимай компас, я сверю со своим. Чтобы уж, значит, осечка не вышла.
- Ну, сверяй, - сказал Мольтке, сняв компас с руки. - Бери. Придумает же - от партизан!
Сучков в одно мгновение сунул компас в карман и с той же проворностью направил автомат в лицо Фридриху.
- Руки за спину и замри! Я, значит, убью тебя, если ты шевельнешься! - добавил Сучков, когда связал Мольтке руки и засунул в рот тряпичный кляп.
Ишак оказался неподалеку, с надетым на морду недоуздком. Мольтке Сучков посадил на ишака, и они тронулись узенькой тропинкой, ведущей по дну глубокого ущелья. Мольтке что-то мычал, пытаясь выплюнуть кляп, а Сучков шел рядом и молчал, лишь изредка погонял ишака палкой, когда тот заупрямился при переходе горного ручья.
На третий день они вышли в расположение полка. Сучков вынул изо рта Мольтке кляп, и немец закричал:
- Майн гот! Что теперь подумает обо мне профессор?!
2
Кажется, на шестой или седьмой день по возвращении в Кисловодск, в свою штаб-квартиру, которая размещалась в бывшей даче - особняке Ф. И. Шаляпина, Теодор вспомнил о лейтенанте Фридрихе Мольтке, посланном на связь с Муровым-Зияковым. Вспомнил он о нем, можно сказать, случайно… Теодор пил кофе в "своем" кабинете, на втором этаже, и в мыслях намечал, когда ему собрать очередную пирушку на даче и кого пригласить на эту попойку, обязательно с женщинами. В это время с улицы послышались дикие вопли и крики. Он тотчас позвал к себе лейтенанта Цаага.
- Что это за шум? И по какой причине?
Цааг отрапортовал:
- Тут неподалеку горбольница. Так мы решили переселить оттуда раненых и больных в другое место, подыскали дом.
Теодор осушил платком губы, потом возвел взгляд на глухой простенок, на котором в рамке под стеклом были начертаны слова: "Непоколебимое решение фюрера сровнять с землей Москву и Ленинград, чтобы избавиться от населения этих городов". Затем, отпив два глотка кофе по-турецки, пожал плечами:
- Цааг, я не понимаю нашего интенданта! Сейчас же прикажите от моего имени пиротехникам немедленно взорвать больницу со всеми ее потрохами! Вольные и раненые - это лишние рты! Взорвать! Взорвать и доложить…
Через некоторое время за окнами раздался громоподобный взрыв, и вскоре в кабинет вернулся толстенький Цааг, вскинул руки, доложил:
- Подчистую, господин профессор!
- Водочки хочешь? - предложил Теодор лейтенанту граненый штоф. О взрыве больницы с ее многочисленными обитателями Теодор, видно, уже и забыл. - Выпей и скажи мне, что могло случиться с Фридрихом Мольтке… В общем-то, черт с ним, пошлем другого, лейтенанта Никкеля… За хорошие деньги он сделает все, что мы прикажем.
- Едва ли, - усомнился Цааг. - Мольтке заменить трудно…
Теодор опять поднял взгляд на рамку, но тут ему доложили, что к нему просится на прием господин коммерсант Адем…
- А-а, попался! Этого я приму и дам понять, кто теперь из нас всадник, а кто лошадь! Цааг, зови.
Но перед Адемом хотел попасть к Теодору начальник отдела абвера генерал фон Мюнстер, профессор ему отказал. Мюнстер, однако, не стерпел отказа: в коридоре он послал к черту Цаага и, громко стуча каблуками, вошел в кабинет.
- Господин капитан, это уж чересчур! - с ходу бросил сухопарый, затянутый в ремни Мюнстер. - Я по работе непосредственно связан с вами. Вы обязаны информировать меня, так же… как и я обязан. - Абверовец расстелил карту по всему столу, перегнулся. - Вот село Гизель, - ткнул он пальцем в нанесенный на карту квадратик, обведенный жирным кружком. - По моим данным, господин Теодор, сюда выдвинута оперативная группа штаба Закавказского фронта противника. Господин генерал-фельдмаршал фон Клейст требует от разведотдела уточнить, появилась ли и в самом деле оперативная группа русских. Ибо на этом направлении по Военно-Грузинской дороге в ближайшее время мы двинем свои войска с целью выхода через Тбилиси к побережью Каспийского моря. А оттуда рукой подать до Баку. А ваши "эскадроны смерти" воюют с безоружными горцами!
Фон Мюнстеру показалось, что он слишком повысил голос на Теодора, тоже рассматривающего карту, и потише продолжал:
- В район Гизель поступают резервы, свежие силы русских. Формированием занимается генерал Акимов, он напорист, энергичен… Мне известно, Теодор, что ваш агент Мольтке находится где-то в Алагире или под Орджоникидзе, - все показывал генерал Мюнстер районы и называемые им города на карте. - Нельзя ли Мольтке подстегнуть с делом?
- Устранить Акимова? - пыхнул сигарой Теодор. - О фон Мюнстер!.. Оказывается, и вы не прочь влиться в мои "эскадроны смерти"! - прищурился Теодор и, заметя, что генерал немного стушевался, сказал властным голосом: - Всех советиков надо подряд. Вот читайте, - показал он на рамку со словами Гальдера.
- Воля фюрера! - громко сказал фон Мюнстер. - Я надеюсь на вас, Теодор, и доложу фельдмаршалу фон Клейсту! - И он вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
В кабинет вошел коммерсант Адем.
- Имею честь обратиться к вам, мой друг Теодор! - воскликнул он и прытко сел в кресло с высокими ножками и царственной спинкой. - О Теодор, как тебе повезло! Ты ведь еще до войны бывал на Кавказе в составе специалистов фирмы Круппа "Друсаг"…
Теодор покривился.
- Ты не кривись, а радуйся, мой друг! - продолжал Адем. - Деловые люди Германской империи ценят твое возвращение на Кавказ. Мой друг, в этих местах есть где развернуться деловому человеку. Мы, немцы, весьма предприимчивы. Я бы хотел заняться винными заводами. И не прочь взяться за коневодство. Я имел разговор по этим делам с господином фон Клейстом. Но он чисто военный человек, послал меня к вам, мой друг. А ты ведь профессор, доктор земледелия…
- Так, так, - с улыбкой произнес Теодор. - Ну а теперь скажи, кто из нас лошадь, а кто всадник?
- О, да ты, профессор, памятливый! - принахмурился Адем. - Я готов выплачивать тебе пять процентов годовых. Однако у меня есть к тебе и другая просьба… Нельзя ли, мой друг, поумерить пыл твоих эскадронов? Иначе кто же будет работать, если всех русских под метлу сгребать туда… как ты, мой друг, объявляешь, "туда, откуда начинается хвост редиски". Чуть бы полегче, а?
Теодор вскочил:
- Я имею свободу рук от самого фюрера! И ты меня не учи! Так кто же всадник, а кто лошадь?
В зашторенном черном "бенце", в котором он мчался в Кисловодск вместе со своими испытанными телохранителями, Теодору снова пришла в голову мысль: кто же он есть на самом деле в теперешней Германии, получивший из уст фюрера полную свободу рук? "Все считают меня разведчиком. А на самом деле?.. Почему, скажем, господин Мюнстер - фон и генерал, а я всего лишь капитан, без всяких титулов, - не может проявить твердость по отношению ко мне? Так кто же я на самом деле?.. Может, и сам фюрер в свое время ставил перед собой такой вопрос? - подумал Теодор и невольно оглянулся: на заднем сиденье похрапывали с открытыми ртами, запрокинув головы на спинку сиденья, его охранники. - Они глухи и слепы. - Теодор покосился на шофера, гнавшего машину на бешеной скорости, опять подумал: - Таких бы побольше в мои эскадроны… Смел, точен в своих обязанностях. И главное - не думает, куда и зачем он гонит".
- Георг, не слишком ли быстро? - обратился Теодор к водителю.
- Нет, господин капитан! Я точно по инструкции! - отчеканил Георг без всякого колебания.
Через три дня после шумной попойки и поездки в Пятигорскую тюрьму, где, по убеждению Теодора, он выиграл пари - собственно, снял вопрос, почему "советиков" нельзя щадить и миловать как на фронте, так и в оккупированных немецкими войсками районах, - ему, только что принявшему нарзанную ванну, Цааг подал раскодированную в штабе секретную шифрограмму за подписью Гиммлера:
"На случай осложнений, могущих поставить "эскадроны смерти" в опасное положение, фюрер приказал эвакуировать их воздушным транспортом в Крым раньше, чем какие-либо другие войска".
- Лейтенант, ты не читал из-за интереса? - Теодор, конечно, знал, что вышколенный им во всех отношениях начальник личной охраны Цааг ни при каких обстоятельствах без разрешения не позволит себе этого сделать, не будет читать телеграмму, адресованную не ему.
Лейтенант замотал головой:
- Господин капитан, это лично для вас… Как же можно!
- А ты можешь представить себе возможную угрозу нашим войскам на Кавказе?
Лейтенант прыснул со смеху:
- Шутите, господин капитан?! Какая там может быть угроза, коли наши "эдельвейсы" водрузили на Эльбрусе знамя Германской империи!..
Теодор утвердительно кивнул:
- Итак, Цааг, завтра поведем эскадроны в дальний рейс, в станицу Славянскую. Там большой лагерь русских военнопленных. А местные станичники, по моим данным, подкармливают пленных. Не иначе как в Славянской верховодят партизаны. Фюрер с нами! Хайль Гитлер!
"Вон кто я есть! - пронеслось в голове Теодора, когда он, сбросив халат в своей спальне, лежал в постели в полной тишине. - Я есть…" И не смог до конца завершить свою мысль: вошел лейтенант Никкель, охранявший его.
- Господин капитан, из штаба звонят, командиры эскадронов собрались…
- Пошел к черту! Я есть…
И тут Теодора охватил приступ истерии, смял, скрутил, и он затрясся, не в состоянии подняться с кровати без помощи Цаага…
3
Посланная штабом 37-й армии рота армейского разведбата под командованием капитана Бокова заткнуть дыру, образовавшуюся при входе на Военно-Грузинскую дорогу, уже неделю отбивала напористые и частые попытки "эдельвейсов" с ходу войти в Орджоникидзе. Кончились боеприпасы, продовольствие, иссякали силы, все больше появлялось холмиков-могил на небольшом плато, подступавшем к дороге. Последнюю противотанковую мину Иван Лютов веревкой приторочил к своей спине, чтобы уж наверняка подорвать вражеский танк… Боков, заметя это, спустился в тесный каменистый окоп сержанта, сказал:
- Ты это брось, Иван!.. Отцепи! Заложи вон там, на полотне… Скоро подойдет гвардейский корпус. Доживем, Ванечка. В Аджимушкае труднее было, но выжили же!
- Ты меня не трогай. Это мой последний рубеж.
В окоп, кружа, падали густо-багровые кленовые листья.
- Листья падают с клена, значит, кончилось лето, - хрипловато пропел Лютов. - Эх, сейчас бы граммофончик сюда! Любил я танцевать танго. - Он поймал холодный, мокрый от росы лист, посмотрел на него и положил на бруствер окопа. - Кто тебе, товарищ капитан, сказал, что скоро подойдет корпус?
- Лейтенант Сучков! - ответил Боков, вылезая из окопа. - Я же посылал его четыре дня назад ночью в Гизель. Он тогда же утром вернулся на ишаке, хлеба привез и десять банок мясных консервов. Сказывал, что в Гизель прибыл генерал Акимов. Он, конечно, генерала не видел, не слышал. Сам знаешь, что товарищ Акимов зря не приезжает. Снимай мину! Пожалуйста, не спеши, Ваня. - И тут Боков заметил: в окопе, в выдолбленной нише, патефон. - Это откуда же? Неужели из аула? - показал он на домики, неподалеку прилепившиеся к скале, сверху поросшей низкорослым лесом. - Выклянчил?! Или спер?!
- Выпросил ненадолго.
Но завести пластинку Лютов не успел: на левом фланге роты, в дубовой роще, послышались выстрелы.
- Не пугайся, командир, - сказал Лютов. - Там Алеша Мухин со своей заставой в три человека и плюс ишак Яшка.
- Это верно, Мухин зевка не даст. И все же выстрелы… Что бы это значило? Надо кого-то послать.
- Пошлите лейтенанта Сучкова. Иван Михайлович тертый калач.
- Это правильно, но Сучкова от нас забрали. Теперь он начальник разведки полка у майора Петушкова.
- Тогда терпите. Если бы что-то серьезное, Алешка сразу бы прискакал на своем ишаке. Да и бедный Яшка заревел бы, он немцев чует на расстоянии. Егор Петрович, все же я заведу, а? "Листья падают с клена, значит, кончилось лето…"
- Перестань! - не на шутку разозлился Боков.
- "Листья падают с клена…"
- Замолчи!.. Слышишь, земля дрожит, наверное, опять решили попробовать прорваться…
Мину, которую было приторочил к своей спине Лютов, Боков установил на шоссе, в двадцати пяти метрах от своего окопа - КП, припорошил пылью и вернулся к Лютову, который уже снял с себя ремень, но автомат держал на правом плече.
Нарастал гул танков, подрагивала земля. Едкий дым, стелившийся со стороны подожженного немецкой бомбежкой леса, застил глаза.
- Я так думаю… - обратился Боков к Лютову, все еще пялившему глаза на патефон, уже вынутый из ниши. - Я так думаю, - повторил Боков, - все же враг попрет по ущелью… Ты слышишь гул танков?
- Не глухой! - буркнул Лютов.
- Мне кажется, гитлеровцы накапливают силы для удара в лоб, вдоль шоссе. Надо послать два-три человека, чтобы просигналили в случае появления танков…
- У меня две гранаты, - сказал Лютов. - И патефон с собой возьму… "Листья падают с клена, значит, кончилось лето!" - пропел он опять охрипшим, простуженным голосом. - Как только услышите мое танго, значит, сигнал: танки идут… Командир, давай простимся, чтобы на том свете жилось без упреков…
- Ну-ну! Без паники… Я тебе подошлю еще пять человек. - Боков все же обнял Лютова: - Надо уметь обходить смерть, Иван Иванович.
- Известное дело, командир… Я обойду, а смерть гадючая окажется на твоих плечах?! Это же разгильдяйство, Егор Петрович…
- Ну иди, Иван… А я тут соберу группу во главе с Мухиным и тотчас подошлю…
Гул нарастал, и земля будто постанывала. "Похоже, уже вышли на рубеж атаки, - решил Боков, когда отправил группу бойцов на подмогу Лютову. - Стоят на месте, ждут сигнала. И чего ты, Ванечка, придумал с этим патефоном?! Вот как рванут лавиной, так и патефона не услышишь…"
И только он об этом подумал да мельком пробежал взглядом но окопавшимся вдоль дороги бойцам численностью чуть больше взвода, из ущелья ветром донесло звуки танго…