§ 2. Хайдеггер и Кант. Проблема сознания и проблема человека. Анализ хайдеггеровской интерпретации "Критики чистого разума"
Как следует из введения в "Бытие и время", интерпретация кантовской философии должна была составить один из разделов II части этой работы, которая осталась ненаписанной, и сосредоточиться на понятии времени, приоткрыть сущность которого, согласно Хайдеггеру, удалось лишь Канту. Основная канва книги о Канте – также интерпретация времени, однако в данном случае перед нами не часть "Бытия и времени", но самостоятельное философское произведение, в котором "проблема метафизики" есть лишь иное обозначение проблемы человека.
Ключ к хайдеггеровской интерпретации "Критики чистого разума" лежит в заключительных словах книги. "Пробьется ли снова вопрос о бытии сквозь всю эту проблематичность к своей фундаментальной мощи и широте? Или мы уже слишком превратились в шутов организации, производства и быстроты, чтобы мы могли быть друзьями существенного простого и постоянного, лишь только в "дружбе" (φιλία) которых осуществляется поворот к сущему как таковому, из которого произрастает вопрос о понятии бытия (σοφία) – основной вопрос философии?"
Хайдеггер, по существу, спрашивает может ли современный человек избежать фатальности "организованного шутовства" и сохранить свою "метафизическую природу"? Если традиционно человек стремился доказать свою субстанциальность, то теперь, как это ни парадоксально, человек вынужден доказывать свою безосновность, чтобы показать возможность своей принципиальной нетождественности с вещественным и предметным, или, иначе говоря, возможность не быть лишь функциональным отношением в "организованном" обществе и "организованной" культуре.
Постановка проблемы человека должна исходить, согласно Хайдеггеру, не из данного, т. е. из того, что есть и на что способен человек. Такой путь предлагает философская антропология, которая, по словам Хайдеггера, "уже полагает человека как человека". "Не ответ нужно искать на вопрос, что такое человек, – пишет Хайдеггер, – но прежде всего спросить, каким же образом в основополагании метафизики вообще только о человеке может и должно быть спрошено".
Отказ от антропологии не означает, что проблема человека ставится у Хайдеггера на основе заранее определенных метафизических предпосылок. Напротив, согласно Хайдеггеру, "основополагание метафизики основывается в метафизике Dasein. Не удивительно ли, – продолжает Хайдеггер, – что основополагание метафизики само должно быть по меньшей мере метафизикой, и притом особого рода". Метафизика Dasein есть в свою очередь фундаментальная онтология, которая раскрывает в человеке то, что "изначальнее, чем он сам", – конечность Dasein и бытие-в-мире Хайдеггер ставит перед собой задачу "истолковать кантовскую "Критику чистого разума" как основополагание метафизики, чтобы таким образом проблему метафизики показать как проблему фундаментальной онтологии". Почему же Хайдеггер обращается именно к Канту? Каковы границы сходства идей Канта и Хайдеггера?
Согласно Хайдеггеру Кант заложил основу онтологии нового типа, хотя и не осознавал глубинных тенденций своей философии. Первая тенденция скрыта в учении о чистой апперцепции, которая определяет категории, но не определяется ими, т. е. выступает как безусловное условие возможности познания. Вторая – в учении о нравственном законе, который "имеет силу не только для людей, но и для в сек разумных существ вообще…". Онтологический смысл моральности Хайдеггер видит в том, что, по Канту, человек никогда не должен рассматриваться как средство, но всегда как цель. Человек как цель в себе самом есть "субъект морального закона, который свят в силу автономии своей свободы". Таким образом, основой второй онтологической тенденции в кантовской философии является идея автономности свободы и "внушающая уважение идея личности".
Для того чтобы эти тенденции полностью осуществились в качестве единого онтологического основания, Хайдеггер предпринимает поиск их общих истоков. В книге о Канте Хайдеггер рассматривает трансцендентальную силу воображения не только как корень чувственности и рассудка, но и как источник действования морального Я. Он подчеркивает, что моральное чувство, которое лежит в основе уважения к моральному закону, не есть эмпирическая "способность души", но трансцендентальная основа-структура морального Я (Selbst): "В этом себя-себе-самому-покорении я возвышаю себя к себе самому как себя самое определяющей свободной сущности. Это своеобразное подчиняющее самовозвышение себя самого к себе самому открывает Я в его "достоинстве". Говоря негативно: в уважении к закону, который я как свободная сущность даю самому себе, я не могу презирать себя самого. Уважение есть поэтому способ самобытия Я, на основе которого оно "не отвергает героя в своей душе". Согласно Хайдеггеру "сущностная структура уважения позволяет проявиться в себе изначальной структуре трансцендентальной силы воображения" и тем самым позволяет схватить. Я непредметно, т. е. в хайдеггеровском смысле онтологично.
Интерпретация второй онтологической тенденции кантовской философии представлена у Хайдеггера лишь в виде краткого очерка, и это не случайно. Кантовское учение о морали заведомо не может быть гносеологией, и нет необходимости доказывать онтологичность и бытийность проблем личности и морали, ибо в структуре уважения к моральному закону не возникает противопоставления субъекта и объекта. Другое дело – кантовское учение о чувственности и рассудке, которое безоговорочно считалось учением о познании. Интерпретация Хайдеггера непосредственно сосредоточена не столько на том, чтобы выявить онтологическую основу кантовской гносеологии, сколько на том, чтобы само кантовское учение о познании представить как онтологию.
Возможность онтологической интерпретации "Критики чистого разума" Хайдеггер видит прежде всего в том, что время у Канта является центральной структурой трансцендентального познания. Лейтмотив интерпретации – раскрыть продуктивное воображение и первичную временность, лежащую в его основе, как корень "двух стволов человеческого познания", как внутренний центр познавательных сил, единство которых создает горизонт предметности. Тем самым основная идея хайдеггеровской онтологии – раскрыть бытие из горизонта времени – должна получить свое подтверждение в "Критике чистого разума".
Чистый рассудок и чистая чувственность должны найти свое единственное основание, согласно Хайдеггеру, в чистом синтезе воображения. Иначе говоря, Хайдеггер предполагает наличие изначальной синтетической деятельности сознания, которая является источником чистых элементов познания, а последние истолковываются им в качестве модификаций этого синтеза. Доказывая принадлежность чистого рассудка и чистых созерцаний к первичному синтезу, Хайдеггер обращается к рассмотрению двух путей дедукции, выделенных Кантом. Первый путь – от рассудка к созерцаниям – Хайдеггер излагает, подчеркивая конечность чистого мышления, которое, по его выражению, "как таковое не может противопоставить себе сущее посредством своих представлений и из себя самого". Если конечность созерцания заключена в его рецептивности, т. е. в том, что предметы воздействуют определенным образом на наши чувства, то конечность собственно рассудка, если отвлечься от его отношения к конечному созерцанию, состоит в его "окольности" (Umwegigkeit): рассудку, согласно Хайдеггеру, даже недостает непосредственности созерцаний, он должен "принимать во внимание общее, посредством которого и из которого может быть понятийно представлено некоторое единичное". Тем не менее согласно Хайдеггеру, чистое мышление содержит в себе необходимое условие, благодаря которому оно может "натолкнуться на противоположное", "достать сущее", "встретиться с сущим". Экспликация этой возможности формально соответствует кантовской задаче показать объективность мышления; однако Хайдеггер здесь существенно переставляет акценты: если для Канта объективность мышления означает связь категорий с эмпирическими созерцаниями, то для Хайдеггера возможность "столкновения с сущим" коренится в единстве чисто внутренних сил познавательной способности. Поэтому Хайдеггер подчеркивает, что чистое мышление как трансцендентальная апперцепция "несет как неонтическую сущностную тенденцию к объединению того, что еще в себе не объединено".
Излагая второй путь дедукции – от созерцаний к рассудку, Хайдеггер ставит перед собой аналогичную задачу – показать, что чистый синтез воображения лежит не только в основе чистого мышления, но также и созерцаний. В данном случае Хайдеггер опирается на вывод Канта о том, что "только посредством… трансцендентальной функции силы воображения становится возможным даже сродство явлений" (А 123, Т. 3, 715). Здесь Хайдеггер так же формально следует кантовскому ходу рассуждений и в то же время существенно изменяет содержание кантовского трансцендентализма. Хайдеггер стремится представить дело так, как будто априорное познание конституируется из чисто внутренних источников. Однако под априорным Кант понимает не "чисто субъективное", но возможность субъективного быть объективным. Кант начинает исследование познавательной способности с определенных предметных форм познания, т. е. с указания на специфику того или иного вида познавательной деятельности (арифметика, геометрия, естествознание), а затем восходит к условиям его возможности, т. е. к априорному. Такое восхождение, как известно, Кант называет трансцендентальным познанием. В данном случае Кант предпосылает двум путям дедукции перечисление трех субъективных источников познания (чувство, воображение, апперцепция), каждый из которых "можно рассматривать как эмпирический, а именно в применении к данным явлениям, но все они суть также априорные начала, или основы, делающие возможным само это эмпирическое применение" (А 115; Т. 3, 710).
Если, согласно Канту, цель дедукции состоит в том, чтобы показать единство чистых рассудочных понятий и эмпирических созерцаний в познании и выявить необходимость чистого продуктивного синтеза воображения в этом единстве, то для Хайдеггера итогом дедукции является единство чистого созерцания, чистой силы воображения и чистой апперцепции, т. е "внутренняя возможность сущностного единства чистого познания". Согласно Хайдеггеру это единство формирует горизонт предметности вообще, а "так как чистое познание таким образом лишь прорывает для конечного существа необходимый простор действий, в котором "все отношения бытия и небытия имеют место", оно должно называться онтологическим".
Таким образом, онтология, или метафизика, возможна, согласно Хайдеггеру, благодаря внутреннему единству познавательных сил, причем основой трансценденции, т. е прорыва к сущему, является опять-таки сила воображения. Хайдеггеровское отождествление трансценденции и "возможности опыта" меняет местами полюса кантовского трансцендентализма: для Канта "всякое наше познание начинается с опыта", и задача состоит в том, чтобы показать возможность возникновения нового знания, которое содержало бы в себе моменты всеобщности и необходимости.
Для Хайдеггера трансценденция как "эксстасис" единства внутренних познавательных сил создает возможность "столкновения с сущим". Обращаясь к кантовскому тезису о том, что "условия возможности опыта" вообще суть одновременно (в русском переводе – "вместе с тем" (Т. 3, 234). – В. М.) условия возможности предметов опыта" (А 158), Хайдеггер отмечает, что "решающее содержание этого положения заключается не в том, что Кант выделил курсивом, но в "суть одновременно". "Быть одновременно" выражает "сущностное единство полной структуры трансценденции", которая образует горизонт предметности: "Делающее возможным опыт одновременно делает возможным испытываемое в опыте или опытное как таковое. Это означает: трансценденция делает доступным конечной сущности сущее в нем самом". Если, однако, учитывать собственно хайдеггеровское истолкование трансценденции вне контекста интерпретации "Критики чистого разума", то трансценденция, как мы видели, означает возможность "пройти сквозь" сущее. Этот смысл имплицитно содержится и в хайдеггеровской интерпретации Канта, ибо соприкосновение трансцендентальной, или, по Хайдеггеру, иррациональной, силы воображения с сущим означает скорее "превышение" этого сущего, нежели его предметное освоение.
Попытка представить трансцендентальную силу воображения в качестве чисто внутреннего источника познания, в качестве корня чувственности и рассудка служит основным средством для того, чтобы истолковать "Критику чистого разума" как онтологию на основе трансценденции. Особое внимание Хайдеггер уделяет "несоответствию" тройственности познавательных сил (чувственность, сила воображения, апперцепция) и двойственности источников познания (чувственности и рассудка). Поскольку "Трансцендентальное учение о началах" содержит лишь два раздела – "Трансцендентальную эстетику", в которой рассматривается способность созерцания, и "Трансцендентальную логику", в которой рассматривается мышление как таковое, – "трансцендентальная сила воображения бездомна". Если "бездомная" сила воображения есть "основная способность человеческой души, то не является ли она тем самым неизвестным корнем, из которого произрастают "два ствола человеческого познания"?
Основной аргумент Хайдеггера состоит в том, что действие синтеза воображения пронизывает как чувственность, так и рассудок. Само по себе это утверждение не вызывает возражений, так же как и результат хайдеггеровского анализа, который показывает, что и чувственность, и рассудок обладают как пассивной, так и активной стороной: чувственность – это "спонтанная рецептивность", рассудок – это "рецептивная спонтанность". Однако это говорит лишь о том, что чувственность и рассудок уже в абстрактном виде несут в себе возможность соединения. В самом деле, синтетическая деятельность сознания подразумевается Кантом на каждом этапе абстрагирования, уже пространство, в кантовском понимании, обнаруживает силу воображения – благодаря этому возможны синтетические суждения геометрии. У Хайдеггера, однако, пространство полностью сводится к времени и утрачивает свою относительную самостоятельность. Тем самым теряет смысл кантовский тезис о том, что познание начинается с опыта, источник познания отождествляется с "самовоздействием" и требует определенного внутреннего адреса.
Методология кантовского исследования, которой Кант вполне сознательно придерживался, имеет противоположную направленность. Кант стремится показать, какова специфика деятельности сознания в математике, естествознании и философии, выделяя соответственно пространство и время, категории и трансцендентальную рефлексию. Иначе говоря, Кант начинает исследование познавательной способности с определенных предметных форм познания, хотя в поле его зрения оказывается только теоретическое, научное познание. Перед Кантом не предметность вообще, не сущее вообще, а определенные формы опыта, раскрывая структуру которых, он воссоздает в рефлексии конкретное единство всех познавательных сил, предельным выражением которого предстает трансцендентальная сила воображения. Последняя является не корнем чувственности и рассудка, а выражением их конкретного единства в познании.
Секрет хайдеггеровской интерпретации "Критики чистого разума" заключается в особом, псевдокантовском, методологическом приеме: система "трансцендентальных предположений" направлена уже не на эмпирические проявления познания, а на абстрагированные и заранее положенные в качестве внутренних познавательные силы. Иначе говоря, Кант фиксирует определенную эмпирическую способность сознания и полагает в основу этой способности соответствующий априорный синтез. Хайдеггер также строит систему трансцендентальных предположений, однако исходной точкой для него является постулирование чисто внутреннего единства сознания, в модификациях которого он предполагает обнаружить синтетическую деятельность воображения, присущую этому первоначальному единству.
Допустим, что Кант не оставил бы "бездомной" силу воображения. Какую же функцию выполнил бы в таком случае соответствующий раздел "Критики…"? Очевидно, что в нем не могла бы идти речь ни о чем ином, как о единстве чувственности и рассудка. С точки зрения основных целей "Критики…", этот раздел был бы излишним. Трансцендентальная сила воображения не нуждается в "постоянной прописке", поскольку она везде у себя дома; именно это и подтверждает, по существу, хайдеггеровский анализ. Хайдеггер прав в том, что "трансцендентальная сила воображения не есть только внешняя лента, которая связывает вместе два конца", это действительно не посредник между чувственностью и рассудком, посредник, который совершенно отделен от них. Однако Хайдеггер меняет ход рассуждений Канта на противоположный: Кант раскрывает чувственность и рассудок как такие силы познания, которые уже таят в себе возможность единства, и конечным итогом этого раскрытия является трансцендентальный схематизм как предел описания познавательной способности. Хайдеггер же, напротив, исходит из первичной целостности сознания, пытаясь удержаться на таком уровне рассуждений, который делал бы излишним соприкосновение с какими-либо реальными предметными формами познания.