До тех пор, пока мы будем отрицать бога, то есть отвергать, переключать, обуздывать и угнетать энергию, которая одухотворяет Вселенную и движет нашими душами, мы будем страдать душевными болезнями. Пропасть между тем, что требует от нас культура, и тем, что хотят от нас боги, станет именоваться словом невроз, имеющим научное звучание, хотя он никак не связан с нарушениями нервной системы. Это раздвоение, которое можно увидеть на архаичной картине Эдема, – раздвоение между тем, чтобы съесть плод с дерева жизни или с дерева познания, мучительное переживание конфликта между программой инстинкта и программой разума. Вытеснение одухотворяющей энергии богов будет называться депрессией. Жажда трансцендентной вовлеченности будет вызывать пищевые расстройства, зависимости, навязчивые состояния и парафилии.
Страдания неудовлетворенной души будут находить свое проявление в социопатии, нарциссических расстройствах, шизоидном расщеплении и очень, очень глубоком одиночестве. Боги, которые не получают признания, будут порождать чудовищ. Общественные институты, которые стремятся подчинить себе силы природы, рано или поздно ожидает расплата от самой природы; как ни прискорбно, это показали скандалы, вызванные уголовными процессами над священниками, обвиняемыми в педофилии и совершении сексуального насилия над своими прихожанами. Пожалуй, ничем не лучше их коллеги-психотерапевты, вооруженные мощным этическими и юридическими нормами; в результате ряда исследований оказывается, что ни много ни мало десять процентов психотерапевтов демонстрируют неуместное отыгрывание по отношению к своим клиентам.
Не стоит смеяться над богами нашей природы; они возьмут свое либо вынудив нас признать их, либо отомстив нам, появившись в виде психосоматических расстройств, депрессии или бессознательного отыгрывания. Опять же, вспомним, что божество -это персонификация духовной энергии. Забывать о том, что за образом скрывается эта энергия, – значит вести себя бессознательно. И из-за незаметного порока нашей сущности постепенно разворачивается трагедия.
ОБНОВЛЕННАЯ НЕВИННОСТЬ
Призыв Уильяма Блейка к "обновленной невинности" в лучшем случае представляет собой оксюморон, а в худшем – просто невыполним. Что мог иметь в виду поэт? Как можно вообще вновь оказаться в состоянии безгрешности, быть настолько открытым, чтобы видеть мир в том его лучезарном великолепии, каким его видели первые люди, Адам и Ева, которые сами являются метафорами, а этимологические корни этих имен соответственно означают земля и одушевленность.
Представляя собой "одушевленную материю", мы имеем притуплённое отношение к одухотворенному миру. Повторяемость, груз повседневной монотонной деятельности невидимым ливнем обыденности и рутины всей своей тяжестью придавливает нас. Несомненно, нам нужно снова сделать так, чтобы боги стали нам доступны, а этого не будет, если мы по-прежнему будем до хрипоты заниматься агитацией и пропагандой, не прислушиваясь к голосу разума, чтобы заставить рпеита снова вернуться в старые оболочки. Запомните, боги не ушли; они лишь покинули старые оболочки, но они живы-здоровы и пребывают где-то в другом месте. Поэтому вся проблема заключается в нашем умении их видеть.
Вспомним и об уже упоминавшемся изречении Христа из гностического Евангелия от Фомы, что Царствие распространяется на всю землю, и при этом мы его не видим. Хорошо известна и фраза поэта-сюрреалиста Поля Элюара: "Другой мир существует – и вот он".
Проблема в том, чтобы увидеть все снова, точнее заново. Именно поэтому становятся необходимы Фрейд и Юнг, поэтому глубинная психология становится ключевым фактором для формирования постмодернистской чувствительности, и поэтому каждому из нас нужно вернуться к горнилу рождения его души, чтобы найти новые образы, которые посылают нам боги, которые они, конечно же, нам пошлют. Это обязательно случится – точно так же, как сегодня ночью нам обязательно приснятся сны, независимо от намерений Эго.
Как заметил Джозеф Кэмпбелл, нам брошен вызов стать "прозрачными для трансцендентного" . Что это значит для любого из нас? Естественная тенденция нашей сознательной жизни связана со стремлением объективировать реальность и овладеть ею, чтобы выполнить программу Эго, в соответствии с которой оно должно справиться со своей тревожностью. В основном современная психология служит примером такой тенденции, а потому скорее фокусируется на поведении, чем на смысле, на умении справляться, чем на терапии, и все это ради того, чтобы подчинить богов великому и требовательному супербогу – Безопасности.
Следуя этой программе, мы обретаем склонность к материализации образов, к фантазии о том, что они властвуют над нами или, по крайней мере, манипулируют нами, а это значит, что они перестают излучать энергию. Короче говоря, мы устанавливаем связь с оболочкой, а не с божественным духом (рпеита), который пронизывает оболочку и делает ее нуминозной. Полнейшее чудо сновидений, необычайно творческий процесс их образного представления, их странные сценарии, их поразительные программы -все это свидетельствует о присутствии божественной энергии. Те, кто оказался под институциональным воздействием, станут отрицать божественность таких проявлений, опасаясь зова следовать программе, подразумевающей распятие, трансформацию, смерть. И, вероятно, они правы, проявляя такую предосторожность. Но пока мы, оставаясь сознательными людьми, ощущаем присутствие этой автономной, трансцендентной энергии – мы ощущаем присутствие богов.
Я всегда полагал, что люди могут проснуться утром и спросить себя: откуда взялся их сон. Может быть, они его придумали? Может быть, я его придумал для них? Может быть, он исходит от Самости, чем бы она ни была? Прожить какое-то время в процессе таинства раскрытия дара сновидения – значит вновь обрести трепет и способность правильного отношения к божественному. Иначе говоря, человек является "прозрачным для трансцендентного". Сакральная энергия через образ протекает к нам и через нас, а не мы концентрируемся на образе, поклоняясь Христу, Будде или какой-то иной харизматической фигуре.
Наверное, эти фигуры так мощно воздействовали на своих современников, потому что они были прозрачными, то есть от них исходил свет, и наполнявшая их энергия затрагивала что-то глубоко внутри у людей, которые их окружали. Несомненно, что и это тоже имел в виду Блейк, когда сказал, что в каждой песчинке видит вечность и что обновленное восприятие мира, способное сквозь оболочку материального ощутить движение духа, созерцает вечность:
В одном мгновенье видеть вечность,
Огромный мир – в зерне песка,
В единой горсти – бесконечность
И небо – в чашечке цветка…
Юнг размышлял над этими вещами и пережил глубокие инсайты. Хотя Блейк тогда еще мог говорить о силе, которая настолько одухотворяла песчинку, что он смог в ней увидеть очертания Сиона, у нас уже вряд ли есть такая аффективная связь с древними образами, которая была у Блейка. Юнг говорит, что мы можем еще приблизиться к сфере сакрального если не через Сион, то по крайней мере, через душу, которая является той ареной, на которой происходят все важные для нас события. Юнг пишет:
…Я затем и отделяю сущность от ее метафизической обертки, чтобы сделать ее объектом психологии. Тем самым я могу… выявить психологические условия и процессы, прежде облеченные в символы, которые были выше моего понимания. Таким я могу пойти по стопам верующего и, быть может, испытать похожие переживания; а если в конце концов за всем этим должно скрываться что-то невыразимо метафизическое, то таким образом оно сможет проявиться лучше всего.
Именно такие высказывания Юнга некоторых людей приводили в ярость. Они заявляли, что он "психолигизирует" Бога, словно Бог является психическим эпифеноменом. Что бы ни представляли собой боги, наше переживание их неизбежно является интрапсихическим, как и все прочие наши переживания, независимо от того, какими причинами они вызываются, внутренними или внешними. Здесь же Юнг стремится сохранить достоверность смысла бога-события и восприимчивость к нему. Независимо от того, что послужило причиной этого события: какая-то внешняя метафизическая сущность или некий интрапсихический процесс, оно является для нас реальным и заслуживает уважения.
По мнению Юнга, такая установка дает нам возможность испытать самое важное – переживание воплощенного смысла, а не потакать тревожности Эго, побуждающей превратить божественное переживание в понятие, – и таким образом пребывать в покое на Сионе. Юнг утверждает, что при такой открытости могут гораздо полнее проявиться любые метафизические реальности. Во всяком случае, человек становится более прозрачным для трансцендентного. Как нам всем хорошо известно из Священной истории, божество постоянно карает верующих за стагнацию их переживания божества, за превращение духа в образы. Мы ни в чем не превзошли наших предков; мы все становимся склонными к идолопоклонству, когда забываем о том, что образ предназначен для того, чтобы выводить нас за свои границы – к невыразимому. Символ направляет нас к божественному, но сам он не является богом.
Как уже отмечалось, путаница идолопоклонства ведет к буквализму, погромам и крестовым походам. Это плохая психология и плохая идеология.
В конечном счете, и психолог, и теолог должны с почтением относиться к невыразимому. Психология не больше знает о том, что такое психика, чем знает теолог о том, что такое Бог. Тот, кто думает иначе и провозглашает иное, заблуждается, подвержен инфляции или страдает психозом. "Бог" – это метафора того, что полностью трансцендентно нашей способности понимать и проявляется посредством изначальных сил, воздействие которых мы, как бы то ни было, на себе испытываем. (Употребление слова Бог – это форма почтительного отношения к сверхъестественной энергии.) Слово психика (psyche) – это метафора того, что полностью трансцендентно нашей способности постигать, сил, действующих у нас внутри. (Употребление слова психика возможно лишь в том случае, если мы сохраняем почтительное отношение к невыразимому, пока мы не деградировали до фантазии психологии -то есть до фантазии о контроле за тем, что выходит за пределы наших возможностей.)
И для психологии, и для теологии истинно религиозное отношение включает в себя трепет и смирение перед непостижимым.
Все остальное – это самообман. Вот что писал Юнг о тайнах средневековых знахарей-целителей:
Нам не следует лишать Парацельса и алхимиков их тайного языка… Изменчивые мифологемы и мерцающие символы гораздо лучше выражают происходящие в психике процессы и, в конечном счете, гораздо яснее, чем самое точное понятие. Ибо символ не только делает процесс видимым, но и позволяет воспроизвести его переживание.
Если говорить об алхимии… Что мы можем сделать со сновидением, которое принесла мне на прошлой неделе женщина в возрасте пятидесяти с лишним лет, которая об алхимии не имела вообще никакого представления? Вот ее записи:
Чистая жидкость кипит в колбе, стоящей на плитке лаборатории. Я бросаю в колбу шарики жидкой ртути (такой, какая она бывает в термометрах). С помощью специального инструмента я помешиваю жидкость: несколько шариков ртути превращаются в кусочки золота. Оказывается, их нужно было бросить в какой-то другой сосуд; однако меня совершенно завораживает то, что я вижу. Я беру один из этих кусочков, и он сразу превращается в клуб дыма!
Над лабораторным столом висит предупреждение: "Не трогать – ядовитый газ!"
Пораженная происходящим и не веря своим глазам, я снова делаю то же самое. Я иду к лаборанту, чтобы рассказать ему о том, что я сделала, и спросить, что нужно делать. Он стоит и что-то взвешивает на микровесах, как фармацевт, который готовит лекарства. У него в руках две разных соли, и он мне говорит, чтобы я взяла определенное количество. Я отвечаю, что не знаю, как взвесить эти соли. С отвращением он взвешивает дозу и ссыпает ее мне в рот.
В объективном, внешнем мире она в последнее время соблюдала специальную диету с ограничением соли, чтобы восстановить нормальное кровяное давление. Кроме того, она только что вернулась после неожиданно удачного посещения своей матери, которая обычно пыталась контролировать ее жизнь. На этот раз сновидица отметила, что она смогла выслушать свою мать, не реагируя нервно на ее провокационные замечания, и при этом думала: "Если мне понадобится уйти, я всегда смогу это сделать. Я свободна в своих действиях. Я не пошла против себя, а просто позволила себе не считать минуты и свободно провести у нее несколько часов".
Хотя этот сон мог послужить основой для бесконечных амплификации, важно заметить, что главная задача для этой женщины, как и для всех людей, которым уже за сорок, заключалась в том, чтобы найти свою собственную истину, стать авторитетом для самой себя и отважиться, рискнуть все это прожить. В алхимической литературе Меркурий (ртуть) ассоциируется с трансформативными качествами Гермеса, содействующего изменениям и скрытым процессам. Она почувствовала, что в отношениях со своей матерью ей следует стать в чем-то подобной Гермесу: откровенной – да, конечно, но чаще всего – скрытной.
Весь ее аналитический процесс был посвящен задаче трансформации, в решение которой она сама внесла весьма существенный вклад. При этом в тот самый момент, когда ртуть превращалась в золото, она убедилась в том, что была слишком нетерпеливой, чтобы уловить изменения, установить произошедшее развитие, поэтому "золото" сразу "испарилось", возможно, оказав на нее отравляющее воздействие. (Приблизительно в то же самое время ей приснился ребенок без рук, который, как мы знаем из сказки "Девушка-безручка" , символизирует отделение желания от действия, ибо руки – это части тела, осуществляющие внешние действия.)
В разгар ее борьбы за обретение собственного авторитета и свободы благодаря воздействию собственной психики она явно успокоилась в отношении того, что позволила себе поторопиться взять золото. Процесс должен быть более длительным. Соль, которую ей нужно научиться глотать, является катализатором. Точно так же, как ей следовало умерить потребляемую дозу соли, ей нужно было умерить процесс происходящих с ней изменений. Несомненно, там присутствовало золото, но вместе с ним были и ядовитые испарения. Этот opus должен занимать какое-то время. Сознание должно следовать ритмам психики.
И снова мы должны спросить: что порождает эти образы? Сновидица ничего не знала об алхимической литературе, однако она имела отдаленное представление о Юнге и интересовалась им. Такие тайные образы, такая алхимия и магия раскрывают динамику таинств внутри психики. Любой аналитик может вспомнить десятки замечательных снов своих пациентов, которые он узнал на протяжении многих лет своей практики: одни из них давали ошеломляющее видение проблем, существующих в реальной жизни; другие, казалось бы, имели банальное происхождение; третьи, опять же, не имели отправной точки в сознании, зато несли на себе печать таинства.
Эти образы приходят из воображаемого мира, находящегося между миром нашего физического восприятия и божественной сферой. Точка соприкосновения, быть может, возникшая благодаря действию Самости, которую Юнг назвал "трансцендентной функцией", – это точка автономной деятельности психики, цель которой – найти связь между сознательной и бессознательной сферой. В достижении этой точки заключается основная функция глубинной психотерапии, как и разных мистических традиций, существующих во всех великих религиях, а также в душе каждого отдельного человека. Именно в той области находятся творческие энергии и возникают откровения при увеличении масштаба человеческой личности. Не будем забывать о том, что возникающий образ – это не бог, бог наделил этот образ нуминозностью. Но именно через образ мы можем получить к богам доступ и постичь их.