Нам кажется, что бросающаяся в глаза, в некотором смысле даже избыточная каузальная регламентация жизни универсума, опирающейся на порядок действующих причин, не исчерпывает для Спинозы всей полноты метафизических оснований существования каждого отдельного явления бытия и тем более человеческого индивидуума. Декларируемая им необходимость адекватного постижения причин вещей, или идея тотальности нашего познания, требует, чтобы такого рода односторонняя определенность человеческого ума была дополнена еще одним, важнейшим качеством, особенно значимым для моральной практики субъекта, – способностью к целесообразным действиям, или, как говорил Кант, к действиям в соответствии с некоторым понятием. Как мы полагаем, вопреки утверждениям самого автора "Этики" о том, что "природа не предназначает для себя никаких целей и все конечные причины составляют только человеческие вымыслы" (I Прибавл.), метафизика и особенно этика Спинозы необходимым образом включает в себя определенную телеологию. Важно и то, что целевая причина соответствует вводимому самим Спинозой критерию рациональности (объяснимости) всякого явления – "знание действия зависит от знания причины и заключает в себе последнее" (I акс. 4). В этом смысле полнота наших знаний о природе каждого морального деяния предполагает учет еще одного порядка причин, обусловливающих всякий моральный поступок, – целевой причинности. Именно поэтому, возможно, моральная телеология и является важнейшим связующим звеном между метафизикой и этикой в доктрине Спинозы.
Вместе с тем – и это особенно важно при актуализации этических тем в метафизике Спинозы – есть убедительные свидетельства того, что всеобщий детерминизм, который пронизывает всю структуру универсума Спинозы, заключает в себе существенные телеологические коннотации, заложенные в самой ткани его метафизической доктрины. Они и обеспечивают, на наш взгляд, внутреннюю цельность каузальной системы, дополняя нисходящий порядок (механических) причин встречным движением, заключенным в целесообразном моральном действии человека.
Как мы уже отмечали, в своем общем виде каузальная схематика универсума Спинозы предполагает наличие нисходящего порядка причин, при котором каждое звено в цепи детерминаций (единичный модус субстанции) выступает всегда в качестве следствия (действия) некоей предшествующей ему причины, которая является его началом, основанием и порождающей сущностью. Это означает, что в силу своего онтологического и генетического превосходства всякая причина наделяется более высоким ценностным статусом по
сравнению с тем, что из нее следует, т. е. оказывается всегда выше, лучше и предпочтительней, чем ее следствие. В соответствии с проводимым Спинозой различением между natura naturans (природой производящей, к которой относится природа Бога, или атрибуты субстанции) и natura naturata (природой произведенной, к которой принадлежат все модусы атрибутов Бога) сам Бог, или субстанция, выступает как Верховное Начало – первая причина и основание всех производимых им вещей (модусов) (I 29 схол.). Никакие модусы не могут существовать и быть представляемы вне субстанции (I 15). Цепь детерминаций выстраивается в иерархию причин и следствий, действий и претерпеваний, активных и пассивных состояний ума и тела. Тем самым в массиве субстанциального универсума обнаруживается своего рода иерархический каркас, составляющий основание системы каузальных отношений.
3.4. Аксиология и телеология метафизической системы
Метафизическое пространство у Спинозы обнаруживает существенные аксиологические измерения и предстает как ценностно маркированное смысловое поле, обладающее совершенно определенной избирательностью и известными приоритетами в различении своих объектов. В нем все сущие реальности выступают в меру своей необходимости и законосообразности, но, как выясняется, не все они оказываются равными друг другу по своей онтологической мощи. В самих аксиоматических основаниях "Этики" (I Определ. 3–5) уже заложено различение всех элементов такой субстанциальной системы в соответствии со степенью их значимости в порядке природы и с необходимостью их существования. Так, субстанция, как мы знаем, с присущими ей атрибутами суверенна в своем бытии, ее существование с необходимостью заключено в ее сущности и следует из нее (I 11), в то время как существование каждого единичного модуса не содержится в его сущности и опирается на иные основания. Это сразу же понижает онтологическую значимость единичного модуса и наделяет его более низким местом в иерархии сущих. Не вызывает сомнений, что для Спинозы субстанция обладает фундаментальным метафизическим, а вместе с тем – логическим и аксиологическим превосходством над своими модусами.
Таким образом, в его системе ценностная дифференциация включена в саму метафизическую структуру бытия на ее базисном уровне, являясь способом различения субстанции (атрибутов) и ее модусов. На этом основании можно с определенностью утверждать, что два домена универсального бытия – субстанциальная сфера и модальное пространство – не тождественны друг другу как возможные цели устремлений морального субъекта, поскольку, как полагает Спиноза, они обладают неравным метафизическим статусом, отсюда – неодинаковой ценностью и, наконец, – разной степенью предпочтительности в моральном выборе субъекта. Иерархичный характер каузальной системы, складывающейся из причин и следствий, однозначно удостоверяется большей метафизической значимостью субстанции по сравнению с ее модусами, ведь последние в той или иной мере являются производными от субстанции и зависимыми от нее.
Если рассматривать исходную оппозицию "причина – следствие" в метафизической перспективе, то любая причина играет в ней роль основания бытия для всякого выводимого из нее следствия и онтологически превосходит его. Такому типу доминирования некоторого исходного начала над его производными соответствует идея логической или геометрической принудительности факта существования всякого следствия относительно посылки, из которой оно выводится. Следствие производно, т. е. зависимо от своей причины как от чего-то внешнего, поэтому оно несвободно (принудительно – coactum) в своем существовании, точно так же как всякий логический вывод зависим от своей посылки. Эта зависимость представлена, в частности, в теореме 16 ч. I "Этики", где причинный порядок в определенной мере отождествляется с логическим выводом, а порождение (продуцирование) субстанцией бесконечного множества ее модусов мыслится как выведение (sequi) из определения вещи всех присущих ей (вытекающих из нее) свойств.
Примерно в ту же иерархическую схему вписывается и другое, столь значимое для этики Спинозы различение действий (actiones) и претерпеваний (passiones). И та и другая форма субстанциальной жизни обладает неповторимым и исключительным метафизическим смыслом, но при этом всякая деятельность (actio) наделяется Спинозой несомненным онтологическим и, очевидно, ценностным приоритетом перед любой формой претерпевания (passio), а активность – перед пассивностью (III Определ. 1–3). Причинность как форма активности причастна прежде всего к субстанциальной природе, ведь всякую причину всегда можно представить в виде точки отсчета дальнейшего каузального ряда или как некое первоначало, из которого что-то следует (это соответствует тождеству aition и arche в аристотелевской традиции). Тогда любого рода следствие неизбежно будет нести на себе модальные признаки как черты пассивности, т. е. производности, вторичности и зависимости от всего того, что является его причиной.
Исключительная значимость причины по сравнению со следствием в системе природы подтверждается еще и тем, что именно понятие причины становится у Спинозы носителем качества активности (действия – agere, actio), обозначающей для него высшую степень нравственного совершенства, или человеческой свободы, в противоположность пассивности (претерпеванию – pati), вносящей в моральное действие, кроме всего прочего, оттенок страдания (passio) и даже болезни (pathema) (III Общее определение аффектов). Важно то, что отношения, складывающиеся между такого рода элементами субстанциальной жизни (причиной и следствием, или субстанцией и ее модусами), не являются взаимными и симметричными. Эти отношения представляются однонаправленными, т. е. включенными в нисходящий порядок движения в каузальной иерархии (от причины к следствию) и необратимыми, ввиду того, что для Спинозы никакое следствие никак не может воздействовать на свою причину. Вектор активности, присущий всякому следствию, или выводу, идет по нисходящей линии и ориентирован только на то, что возникает после него, т. е. данное следствие становится причиной для другого, вытекающего из него следствия, которое, в свою очередь, выступает в качестве причины для следующего… и т. д. Понижение каузального статуса каждого последующего звена в причинной цепи объясняется тем, что любая следующая причина в ценностном плане обладает худшим качеством, нежели предыдущая, поскольку сама оказывается следствием предшествующей ей причины.
Различение этических качеств всех элементов этой конфигурации в соответствии с указанной оппозицией agere / pati является для этики Спинозы принципиальным и кардинальным, поскольку именно здесь проходит моральная граница между свободой и принуждением. Отсюда следует, что каузальное пространство представляет собой не индифферентное поле предметных взаимодействий, а иерархию разного рода причинений, в которую включены все персонажи субстанциальной драмы. Она маркируют характер участвующих в ней лиц как активных или пассивных агентов происходящего действия (III Определ. 1 и 2):
первые из них могут быть обозначены как субъекты действия (agere), т. е. те, чьи деяния вытекают из самой их природы и могут быть ясно и отчетливо поняты через нее одну (это свидетельства их свободы);
вторые характеризуются как субъекты претерпевания (pati), т. е. как такие, которые действуют под влиянием факторов, внешних их природе, будучи только частной причиной совершаемых ими поступков (их действия по преимуществу оказываются принудительными).
Первые могут быть названы людьми добродетельными (им присуща vera virtus) – они выступают как причина тех действий, которые они совершают.
Вторые считаются бессильными (impotentia), поскольку они сами и их деяния представляют собой следствие воздействия на них внешних им сил (IV 37 схол. 1).
Более того, указанное выше различение дополняется еще одной, важнейшей для практической философии Спинозы, характеристикой субъектов моральной жизни. Одни из них, побуждаемые только аффектами, действуют, не ведая, что творят, поскольку не знают истинных мотивов своих поступков – их Спиноза называет рабами (servus). Другие же, руководствующиеся разумом, следуют только самим себе и делают то, что признают главнейшим в своей жизни; таких людей он считает свободными (liberus) (IV 66 схол.).
Для Спинозы морально положительным (bonum) может быть только действующее начало, ведь активность его действий говорит о присутствии в нем божественной силы, поэтому в такой системе оценок любого рода действие само по себе будет обладать абсолютной позитивностью. Пассивность же является свидетельством наличия в каком-либо модусе субстанции или в этическом субъекте некоторой метафизической неполноты и, соответственно, морального дефекта. Описанный выше порядок отношений между причиной и следствием можно представить в форме нисходящего движения в градации сущих – исход от высшего к низшему.
Одна из особенностей онтологии Спинозы (это можно считать наследием классической, античной и средневековой, метафизики) состоит в том, что в ней каузальная субординация, сложившаяся между самой субстанцией (атрибутами) и модусами субстанции, предстает как прообраз своего рода морального, или практического отношения модуса к своему атрибуту (к субстанции). В определении его смысла мы опираемся на то понимание практического отношения, которого придерживался Кант. В его моральной философии понятие практического означало способность воли изменяться в соответствии с теми правилами, законами или основоположениями, которые она принимает и которым может следовать. Правда, в отличие от Канта, в этом разделе своей доктрины Спиноза достаточно последовательно придерживался натуралистической идеи, которая полагает в основание нравственного закона, которому следует человек, некоторую удостоверяемую опытом модель реальности, обладающую естественной природой, в данном случае – метафизический абсолют, субстанцию с ее атрибутами и модусами.
Спиноза не ограничился формальным определением морального закона как принципа всеобщности, а представил в качестве его прообраза субстанциальный универсум, точнее – систему отношений, сложившуюся между субстанцией и продуктами ее действия – модусами. Как мы знаем, в своей видимой части их отношения выстраиваются по каузальной схеме и выражаются в понятиях причины и следствия, активности и пассивности, действия и претерпевания, свободы и принуждения (их аналогом в логической сфере является отношение посылки и вывода). Можно сказать, что для моральной философии Спинозы субстанция в единстве с ее атрибутами и зависимыми от нее модусами выступает в качестве модели бытия, нормативного принципа и даже моральной максимы, задающей норму существования, вектор устремлений (целей) морального субъекта и определяющий его волю. Другими словами, в "Этике" Спинозы практический моральный закон предстает в образе метафизического абсолюта, обладающего бесконечной свободой и продуцирующего бесконечные ряды зависимых от него индивидуальностей.
Тип отношений, существующий между названными метафизическими сущностями (субстанцией и ее модусами), имеет линейный (несиммметричный) характер и обладает объективной природой. Несимметричный порядок взаимосвязи между субстанцией и ее модусами (соответственно, между всякой причиной и вытекающим из нее следствием) исключает возможность какого-либо активного ("причиняющего") воздействия следствия на его причину, а в дискурсивном плане – не допускает хотя бы даже номинального приоритета логического следствия над его посылками. Нормативный, моделирующий, а отсюда – принудительный характер активности главенствующего (причинного) субстрата метафизической конструкции над результатом его действия (следствием) сохраняется всегда неизменным. Первичность субстанции сравнительно с ее модусами, причины – по отношению к ее следствию выступает в качестве метафизической парадигмы для всякого практического отношения человеческой воли к моральному закону. Оно говорит о вторичности модуса относительно субстанции, что в этическом контексте утверждает зависимость определений человеческой воли от ее нормативного образца – морального закона, воплощением которого выступает сама субстанция с ее атрибутами.
3.5. Инверсия каузального порядка
Вместе с тем в метафизическом универсуме любая причина может рассматриваться еще и как цель стремлений, конститутивный и регулятивный принцип бытия для всего того, что из данной причины следует. Соответственно, в иерархии моральных начал всякая действующая причина (моральный закон) будет представлять собой моделирующее и нормативное основание для любого вытекающего из нее действия (человеческого поступка). В таком случае, можно сказать, что здесь раскрывается еще одна грань отношений между описанными выше конструктивными элементами каузальной структуры – следствие не просто вытекает из своей причины в соответствии с принципом каузальной детерминации, но и (в моральном смысле) телеологически устремлено к своей причине, развернуто к ней и ориентировано на нее.
В метафизической системе Спинозы моделирующая и нормативная функция причины относительно вытекающего из нее следствия (действия) ярче всего выражается в регламенте отношений между субстанцией и ее модусами, где субстанция выступает в образе первичной причины всего существующего в универсуме многообразия вещей, а каждый модус – в виде некоторого ее следствия. Они следуют логике каузальных связей, которые особым образом – в нисходящем движении, ухудшающим качество бытия каждого последующего звена субстанциальной цепи, – связывают причину со следствием. Говоря языком Канта, здесь представлена механика природы, выводящая всякое единичное явление из предшествующих ему причин, без обращения к каузальности иного, целевого порядка, ориентированной на его конечные причины (на понятие предмета). И наоборот, в любом событии морального долженствования, в стремлении человека к совершенству мы будем иметь дело с превращением такого рода каузального (механического) порядка в свою противоположность. В этом случае необходимо будет принять к сведению иной аспект универсального мироустройства, предполагающий вектор восходящего движения – от низшего к высшему, от претерпевания – к действию, от множественности – к единству, от модуса субстанции – к субстанции как таковой. Этот вид причинного истолкования можно будет обозначить как целевую каузальность, или телеологию природы.
Таким образом, иерархичность субстанциального пространства в универсуме Спинозы создает предпосылки для формирования в нем определенной телеологической модели, где в качестве высшего блага и цели стремлений каждого модуса субстанции выступает порождающая его причина – сама субстанция. Телеологическая идея опирается на перфекционистскую установку – на желание всякого единичного модуса субстанции достичь более высокой степени бытийного совершенства и максимально уподобиться первичному основанию бытия всего сущего – субстанции. О совершенстве (perfectio) вещей Спиноза говорит в теореме 40 ч. V "Этики", когда сравнивает разные части ума – вечную, которую представляет человеческий интеллект, и преходящую (смертную), связанную с воображением. Первая представляет нашу способность к активному действию (agere), вторая выражает пассивные (страдательные – рай) качества ума. Разумная составляющая нашего ума совершеннее (perfection) воображающей его части. Вопреки некоторым тезисам Спинозы из Прибавления к I части "Этики" различение вещей по степени их совершенства (реальности) нельзя считать исключительно продуктом ума, поскольку оно наделено вполне определенным объективным смыслом, указывающим на действительное положение вещей, а не только на наше представление о них.