Глава XVII
Объяснение
В сопровождаемые немых слуг, которые несли лампы так осторожно, словно воду в сосуде, мы подошли к лестнице, которая вела в покои королевы. Здесь я хотел проститься с ней, но она удержала меня.
- Пойдем ко мне, Холли, - сказала она, - мне доставляет удовольствие беседовать с тобой! Подумай только: целых 2000 лет мне не с кем было перемолвиться словом! Откинь занавес, садись возле меня, мы будем есть фрукты и болтать. Смотри, я снова показываю тебе свое лицо! Я предостерегала тебя, Холли, но ты не хотел слушать!
Она сбросила газовое покрывало и стала передо мной, сияя ослепительной красотой, гибкая, грациозная, как блестящая змея. Устремив на меня свои необыкновенные глаза, которые были ужаснее глаз василиска, она положительно околдовала меня своей красотой, и смех ее звенел, как серебряный колокольчик! Новое настроение охватило ее. Она не казалась теперь ужасной, гневной женщиной, какую я видел, когда она проклинала свою соперницу, или убийственно-холодной, как на суде, или мрачной и суровой, как в гробницах пещер. Она походила теперь на торжествующую Афродиту. Жизнь - лучезарная, удивительная - сияла в ее лице, во всей ее фигуре.
Меня настолько очаровала ее волшебная красота, что я готов был забыть о своем уродстве, если бы Аэша не отрезвила меня, сурово заявив, что ее красота - не для меня.
Однако, сжалившись надо мной, охваченным волнением, она, чтобы успокоить меня, стала расспрашивать про Христа. Я рассказал, затем добавил, что у арабов есть другой Пророк, Магомет, который проповедовал новую веру и имел массу последователей.
- Понимаю! - произнесла Аэша. - Две новые религии! Я знала уже столько религий… Холли, каждая религия обещает последователям загробную жизнь! Религии появляются и исчезают, цивилизации появляются и погибают, все проходит и забывается. Неизменными остаются мир и человеческая природа. Ах, если бы человек питался этой надеждой, он сам работал бы для своего спасения!..
Холли, я надоела тебе, - наконец сказала она, - почему ты сидишь молча? Хочешь, я научу тебя своей философии? Ты станешь тогда моим ревностным учеником, и вдвоем мы откроем и найдем такую религию, которая затмит все остальные. Ах, да! Пойду взгляну на больного юношу, на Льва, как называет его Биллали! Не бойся, Холли! Я не буду лечить его колдовством. Я уже говорила тебе, что не умею колдовать, а умею управлять тайными силами природы. Иди, я только приготовлю лекарство и тоже приду!
Я сейчас же пошел к Лео и нашел Джона и Устану в отчаянии. Лео умирал, и они долго искали меня повсюду. Я бросился к ложу и взглянул на больного.
Да, Лео умирал! Он лежал без сознания и дышал тяжело, хотя губы его шевелились, дрожь пробегала по телу. Я видел, что пройдет еще несколько минут, - и никакая помощь не будет нужна ему. Боже мой! Как я проклинал безумие, свой эгоизм, которые держали меня около Аэши в то время, как умирал мой дорогой мальчик!
Я сжал в отчаянии руки и оглянулся. Устана сидела возле Лео, и в глазах ее стояла глубокая скорбь. Джон выл, Положительно выл в углу, иначе я не могу назвать его плач, но заметив, что я смотрю на него, ушел. Вся надежда моя была на Аэшу. Только она одна могла помочь Лео. Я пойду и буду умолять ее!
Вдруг Джон влетел в комнату с искаженным от страха лицом.
- Помоги нам, Боже! - зашептал он, весь дрожа. - Там, в переходе, идет покойница!
На минуту я остолбенел, но догадался, что Джон, вероятно, видел Аэшу, закутанную, как всегда, и принял ее за покойницу. В это время сама Аэша показалась у входа, Джон обернулся, увидел ее, вскрикнул: "Вот!", прыгнул в угол и уткнулся лицом в стену, тогда как Устана распростерлась на полу.
- Ты пришла вовремя, Аэша! - сказал я. - Мой мальчик близок к смерти!
- Если он еще не умер, - произнесла она мягко, - я верну ему жизнь, Холли! Этот человек твой слуга? Разве ваши слуги таким образом приветствуют чужестранцев?
- Он испугался тебя, - ответил я, - ты закутана, как покойница!
Аэша засмеялась.
- А девушка? Вижу, вижу! Ты говорил мне о ней! Скажи им обоим, чтобы они ушли отсюда, я должна осмотреть больного!
Я сказал Устане по-арабски, а Джону по-английски, чтобы они вышли из комнаты; Джон остался очень доволен, так как не мог преодолеть своего страха. Но Устана посмотрела на дело иначе.
- Что "Она" хочет делать? - прошептала девушка, колеблясь между страхом перед королевой и желанием остаться с Лео. - Жена имеет право остаться при умирающем муже. Нет, я не уйду, господин!
- Почему эта женщина не ушла, Холли? - спросила Аэша, стоявшая на другом конце пещеры и разглядывавшая рисунок на стене.
- Она не хочет оставить Лео! - ответил я, не зная, что еще сказать.
Аэша повернулась к Устане и произнесла только одно слово: "Уходи!" Этого было достаточно: Устана поползла прочь из комнаты…
Аэша скользнула к ложу, где лежал Лео, отвернувшись лицом к стене.
Вдруг ее высокая, статная фигура пошатнулась и вздрогнула, словно ее ударили, а из уст вырвался такой дикий, ужасный крик, которого я никогда не слыхал в жизни.
- Что такое, Аэша? - вскрикнул я. - Он умер?!
Ола повернулась и, как тигрица, прыгнула ко мне.
- Собака! - вскрикнула она страшным шепотом, напоминавшим шипение змеи. - Зачем ты скрыл это от меня?
Аэша вытянула руку, как будто намереваясь убить меня.
- Что скрыл? - вскрикнул я в ужасе. - Что такое?
- Ах, может быть, ты не знаешь! - сказала она тише. - Знай же, Холли, знай! Здесь лежит мой Калликрат, который вернулся ко мне, наконец!
Она рыдала и смеялась одновременно, словно помешанная, бормоча про себя: "Калликрат! Калликрат!"
"Глупости!" - думал я про себя, но не смел сказать этого, боясь только одного, - чтобы Лео не умер, пока Аэша придет в себя и успокоится.
- Можешь ли ты помочь ему, Аэша? - сказал я смиренно. - Твой Калликрат скоро уйдет от тебя. Смотри, он умирает!
- Это правда, - произнесла она, - зачем, зачем я не пришла сюда раньше? Я вся дрожу, моя рука трясется… Возьми, Холли, этот фиал… - она достала из складок одежды оловянный кувшинчик, - и вылей ему в горло всю жидкость. Это вылечит его, если он не умер! Скорее! Скорее! Он умирает!
Я взглянул на Лео, у него началась уже предсмертная агония. Лицо его посинело, дыхание остановилось, а в горле хрипело. Я вытащил зубами пробку фиала, и капля жидкости попала мне на язык. Я ощутил сладкий вкус, моя голова закружилась и в глазах потемнело, но, к счастью, все это сейчас же прошло.
Лео умирал, его золотистая голова металась по подушке, и рот был открыт. Я попросил Аэшу подержать его голову, и она осторожно сделала это, хотя дрожала с головы до ног. С трудом разжав челюсти больного, я влил жидкость ему в рот. Легкий пар пошел от жидкости, и хрип в горле больного сейчас же прекратился. Лицо Лео смертельно побледнело, и сердце, казалось, прекратило биться, только веки задрожали. Я взглянул на Аэшу: газовое покрывало сползло с ее головы, пока она поддерживала голову Лео, и лицо было такое же бледное, как у больного.
Она смотрела на Лео с непередаваемым выражением отчаяния и страха, очевидно, сомневаясь в том, что он останется жив. Прошло пять минут. Лицо ее вдруг осунулось, глаза потускнели, она перестала надеяться. Коралловые губы побелели и задрожали. Жаль было смотреть на нее.
- Поздно? - пробормотал я.
Аэша закрыла лицо руками и не ответила. Вдруг я заметил, что Лео стал дышать ровнее, и краска появилась на его лице. О, чудо! Человек, который умирал, теперь спокойно повернулся на бок.
- Видишь? - произнес я шепотом.
- Вижу, - ответила она хрипло, - он спасен! Я думала, что уже поздно, еще немного - и он бы умер!
Она залилась слезами и стала еще прекраснее.
- Прости мне, Холли, мою слабость! - сказала она. - Ведь я женщина с ног до головы! Подумай: сегодня утром ты говорил о месте, где мучаются грешники. Ты назвал его адом… Целых две тысячи лет я жила в таком аду, мучаясь воспоминаниями о своем преступлении, терзаясь неудовлетворенным желанием, без друзей, без удобств, даже не имея возможности умереть… Подумай, Холли, никогда ты не услышишь этого и не увидишь такого зрелища, даже если проживешь еще десять тысяч лет. Наконец мой избавитель пришел - тот, кого я ждала многие поколения… В назначенное время он явился ко мне, и я знала, что он должен прийти: моя мудрость не ошиблась! Но как малы мои познания, как слабы мои силы! Он лежал здесь больной, при смерти, и я не чувствовала этого, хотя ждала его две тысячи лет! Если бы он умер, мне пришлось бы снова переживать ряд скучных веков и ожидать моего возлюбленного!.. Но теперь он остался жив, проспит 12 часов, и болезнь совершенно пройдет… Он вернулся к жизни и ко мне!
Аэша умолкла, тихо положила руку на золотые кудри Лео, нагнулась и поцеловала его в лоб с такой целомудренной нежностью, что мне стало больно. Я ревновал ее к Лео.
Глава XVIII
Уйди прочь, женщина!
С минуту длилась тишина. Лицо Аэши, погруженной в счастливые думы, напоминало лицо ангела. Вдруг какая-то мысль поразила ее, лицо ее изменилось и утратило свое ангельское выражение.
- Я забыла, - произнесла она, - про эту женщину, Устану. Она что, служанка Калликрата, или…
Она умолкла, и голос ее задрожал. Я пожал плечами.
- Не знаю! Полагаю, что она обвенчана с Лео по обычаю народа амахаггер! - ответил я.
Лицо Аэши потемнело: она, очевидно, умела ревновать.
- Тогда конец! - произнесла она. - Эта женщина должна умереть!
- За что? За какое преступление? - воскликнул я испуганно. - Она не виновата в том, что любит Лео, и он сам захотел принять ее. В чем же ее грех?
- Право, Холли, ты просто глупец! - ответила Аэша. - Какой грех? Грех ее в том, что она осмелилась встать между мной и моей любовью!
Мне пришлось долго уговаривать эту странную женщину, пугать ее последствиями ее преступления, говорить, что зло родит зло, пока Аэша согласилась пощадить жизнь бедной У станы.
Довольный успехом, я направился в проход и позвал Устану, белую одежду которой я заметил невдалеке. Она подбежала ко мне.
- Мой господин умер? О, не говори, что он умер! - воскликнула она, обратив ко мне свое красивое, залитое слезами лицо с выражением безграничного отчаяния, которое глубоко тронуло меня.
- Он жив! - ответил я, - "Она" спасла его. Иди!
Устана глубоко вздохнула, вошла в пещеру и упала ниц в присутствии королевы.
- Встань! - произнесла Аэша холодно. - Иди сюда! Видишь этого человека? - она указала на Лео. - Говорят, он - муж твой. Но я требую, чтобы ты забыла его. Ступай!..
Устана однако не двинулась с места.
- Нет, королева, я не уйду, - произнесла она дрогнувшим голосом. - Этот человек - мой супруг, я люблю его, люблю и не покину! Какое право имеешь ты приказывать мне покинуть моего супруга?
Я увидел, как изменилось лицо Аэши, и содрогнулся.
- Будь милосердна! - произнес я по-латыни, - ведь она повинуется только природе.
- Я милосердна! - ответила холодно Аэша, - если бы я не жалела ее, она умерла бы! - и, обратившись к Устане, она сделала быстрое, как молния, движение. Мне показалось, что она слегка ударила рукой по голове Устаны. Я взглянул и в ужасе отшатнулся. На волосах Устаны, на ее золотистых косах, ясно виднелись следы трех пальцев, следы белые, как снег.
- Великий Боже! - простонал я, пораженный этим ужасным проявлением нечеловеческой власти.
"Она" усмехнулась.
- Ты полагаешь, бедная, невежественная женщина, что я не имею власти убить тебя? - обратилась Аэша к неподвижно стоявшей женщине. - Посмотри, вот зеркало! - она указала на круглое зеркало, принадлежавшее Лео. - Холли, передай его женщине!
Я взял зеркало и поднес его к глазам Устаны. Она взглянула, схватилась за голову, снова взглянула и упала на землю с громким рыданием.
- Уйдешь ли ты теперь или я должна коснуться тебя еще раз? - насмешливо произнесла Аэша. - Я наложила на тебя печать, так что могу узнать тебя, пока твои волосы не побелеют совсем. Уходи прочь!
Пораженная и разбитая горем, бедная Устана, отмеченная ужасной печатью Аэши, поползла из комнаты, горько плача.
- Не смотри так испуганно, Холли! - сказала Аэша после того, как девушка ушла. - Уверяю тебя, это не волшебство. Я обладаю силой, которой ты не понимаешь! Я только напугала ее, а могла убить! А теперь я прикажу слугам перенести своего господина в комнату рядом с моей, чтобы я могла ухаживать за ним и приветствовать его, когда он проснется. Ты, Холли, также должен переселиться туда, а с тобой и твой белый слуга! Но помни одно! Не говори ничего Калликрату об этой женщине… Смотри, я предупредила тебя!
Она ушла, оставив меня в полном смущении. Я был так потрясен, взволнован всеми этими событиями, что боялся сойти с ума. К счастью, у меня не было времени размышлять, так как скоро явились немые слуги и понесли спящего Лео и все наши пожитки в покои королевы. Наши новые комнаты находились позади комнаты или, как мы называли, будуара Аэши.
Эту ночь я провел в комнате Лео, который спал мертвым сном. Я также уснул и проснулся незадолго перед тем, как наступил час, когда, по словам Аэши, должен был проснуться Лео. Она появилась сама, по обыкновению закутанная с ног до головы.
- Ты увидишь, Холли! - проговорила Аэша. - Он проснется совсем здоровым, лихорадка покинула его!
Едва она успела произнести эти слова, как Лео повернулся, потянулся, зевнул, открыл глаза и, заметив склонившуюся женскую фигуру, обнял ее и крепко поцеловал, думая, что это Устана.
- Устана! - произнес он по-арабски. - Зачем ты закутала себе голову? Не болят ли у тебя зубы? - и добавил по-английски: - Я очень голоден… Джон, старый сын ружья, скажи мне, что тут случилось?
- Уверяю вас, что сам не знаю, мистер Лео, - сказал Джон, подозрительно обходя Аэшу, на которую смотрел с отвращением и ужасом, убежденный, что она - сверхъестественное создание, - вы не должны много говорить потому, что были очень больны, страшно испугали нас и эту леди, - кивнул он на Аэшу, - сейчас я принесу вам завтрак!
Лео повернулся и взглянул на молчавшую "леди".
- Как! Да это не Устана! А где же она?
Тогда Аэша заговорила с ним, и ее первые слова были ложью.
- Устана ушла в гости, - произнесла она, - а я осталась здесь вместо нее твоей служанкой!
Серебристые звуки голоса Аэши поразили Лео, который еще не успел опомниться. Но он промолчал, съел принесенный завтрак и снова заснул. Проснувшись уже вечером, он начал расспрашивать меня о том, что случилось с ним, но я заставил его замолчать и снова уснуть. На другой день он проснулся рано и чувствовал себя значительно лучше. Я рассказал ему о его болезни, но умолчал о многом, так как Аэша находилась около Лео.
Я нашел нужным объяснить ему, что Аэша - королева страны, в которой мы находимся, очень расположена к нам и любит ходить закутанной с головы до ног. Хотя мы разговаривали по-английски, я боялся, что она поймет, о чем мы говорим, по выражению наших лиц, так как не мог забыть ее предостережения.
На следующее утро Лео встал почти совсем здоровым. Рана на боку зажила, и крепкий организм быстро справился с болезнью, что я приписываю, главным образом, чудесному лекарству Аэши. Вместе со здоровьем к нему вернулась память. Он вспомнил все свои приключения до того времени, как потерял сознание, вспомнил об Устане, к которой был очень привязан, и забросал меня вопросами о ней, на которые я не смел отвечать. Аэша еще раз напомнила мне, чтобы я не говорил ему ни слова об Устане, деликатно намекнув, что иначе мне угрожает опасность и что она сама, когда будет нужно, все расскажет Лео.
Она очень изменилась. Я ожидал, что при первом удобном случае Аэша объяснится с Лео и потребует его любви. Но она молчала, неустанно заботилась о нем и относилась к нему с почтением и скромностью, представлявшими разительный контраст с ее обычным повелительным тоном и суровостью. Конечно, любопытство Лео разгоралось и он страстно хотел увидеть лицо загадочной женщины. Если бы он не страдал еще от последствий болезни и не вспоминал постоянно в трогательных выражениях об Устане, о ее любви и самоотверженности, я уверен, что он влюбился бы в Аэшу и забыл бы все на свете! Хотя никто не говорил ему ничего о годах Аэши, он начал отождествлять ее с той белой королевой, о которой было написано на обломках амфоры. На третий день, когда Лео поставил меня в тупик своими вопросами, я решительно заявил ему, что ничего не знаю об Устане. Позавтракав, мы отправились к Аэше, так как ее слугам было отдано приказание впускать нас в любое время дня и ночи.
По обыкновению она сидела в комнате, которую мы окрестили будуаром, увидев нас, встала и протянула обе руки, чтобы приветствовать Лео. Ко мне она теперь относилась довольно холодно.
Ее закутанная фигура грациозно скользнула навстречу Лео, одетого в серую фланелевую пару.
- Приветствую тебя, мой гость и господин! - тихо произнесла Аэша. - Я очень рада видеть тебя на ногах. Поверь, если бы не мое лекарство, ты никогда не стоял бы так передо мной! Опасность миновала - и я позабочусь, чтобы она не вернулась!
Лео поклонился, затем на изысканном арабском языке поблагодарил ее за доброту и любезность к чужеземцу.
- Нет, - ответила Аэша мягко, - не благодари! Судьба плохо берегла тебя, а красота - редкий дар! Я счастлива, что ты пришел ко мне!
- Ура, старый дружище! - обратился ко мне Лео по-английски. - Эта дама очень вежлива и образована. Надеюсь, что ты сделал все, что возможно для нас. Клянусь Иовом! Какие дивные руки!
Я сделал ему знак замолчать, потому что подметил подозрительный блеск в глазах Аэши.
- Надеюсь, - произнесла она, - что мои слуги умели угодить тебе! Все, что похоже на комфорт в этой жалкой стране, все это в твоем распоряжении. Желаешь ли ты еще что-нибудь?
- Да, королева, - произнес Лео, - я хотел бы знать, куда исчезла женщина, которая была со мной?
- А! Эта женщина, да, я видела ее. Я не знаю, она сказала, что уйдет, но куда - неизвестно. Может быть, она вернется, может, и нет. Ведь это скучная вещь - ухаживать за больным, а эти дикари очень ленивы!
Лео посмотрел на нас, чрезвычайно расстроенный.
- Это очень странно! - сказал он мне по-английски и, обратившись к Аэше, добавил: - Я не понимаю, не могу понять! Эта девушка и я были очень близки.
Аэша рассмеялась своим музыкальным смехом и переменила разговор.