- Да, королева, и еврейский, но не могу говорить на них. Это теперь мертвые языки.
"Она" радостно захлопала в ладоши.
- Это верно! Хотя ты и безобразное дерево, но приносишь плоды мудрости, о Холли! - произнесла королева. - Но расскажи мне про иудеев, которых я ненавидела за то, что они называли меня "язычницей", когда я хотела научить их своей философии, - пришел ли их Мессия?
- Их Мессия пришел, - ответил я, - но пришел бедный и простой, и они не захотели Его, оскорбляли и смеялись над Ним и распяли Его. Но Его дела и слово вечно живы, ибо Он был Сын Божий и теперь управляет миром!
- Ах, эти жестокосердные волки! - произнесла она. - Приверженцы суеты, жадные к деньгам! Я, как сейчас, вижу их мрачные лица! Так они не признали Мессию? Я верю этому. И Он был Сыном Вечного Духа и пришел без пышности и величия? А они, этот избранный народ Того, Кого они звали Иегова, этот сосуд Ваала, Астарты, египетских богов, - прожорливый народ, жаждущий богатства и власти, - они не признали своего Мессию потому, что Он был беден и скромен, и рассеялись по всей земле?! Да, да, я помню, об этом говорили пророки. Пусть их! Эти иудеи разбили мне сердце, смотрели на меня злыми глазами, и когда я хотела научить их мудрости, их белобородые лицемеры и раввины внушали народу у ворот храма побить меня! Смотри, вот знак, оставшийся с тех пор!
Резким движением она внезапно отвернула газ, окутывающий ее прекрасную руку, и показала мне шрам, краснеющий на молочной белизне руки.
Я испуганно отскочил назад.
- Прости меня, королева, - сказал я, - но я ничего не понимаю. Две тысячи лет прошло с тех пор, как Иисус был распят на Голгофе. Как же ты могла учить иудеев философии прежде, чем Он пришел на землю? Ты - женщина, а не дух! Может ли женщина жить 2000 лет? Зачем ты дурачишь меня, королева?
Она откинулась назад, и я увидел блеск ее глаз. Ее взгляд проник в мое сердце.
- О человек! - произнесла она тихо и спокойно. - Это тайна, которой ты не знаешь! Почему ты думаешь, что все живущее умирает?
Ничто и никогда не умирает! Смотри, - она указала на рисунки на стенах, - шесть тысяч лет прошло с тех пор, как великая раса погибла от великой болезни… Но они живут и теперь. Может быть, их души присутствуют сейчас с нами, в эту минуту! - она оглянулась вокруг. - Иногда мне кажется, я вижу их!
- Да, но для мира они умерли навсегда!
- Нет, на время, и возродились снова и снова… - Я, Аэша, - так меня зовут, чужестранец, - говорю тебе, что жду возрождения любимого человека и знаю точно, что он придет сюда, ко мне! Ты знаешь, я - всемогуща, моя красота превосходит красоту греческой Елены, которую воспели поэты, моя мудрость - выше мудрости Соломона, я знаю тайны земли, могу устроить все для моей пользы, зачем, скажи мне, чужестранец, я остаюсь здесь, с этими варварами, которые хуже животных?
- Не знаю! - ответил я.
- Потому, что я жду того, кого люблю! Быть может, жизнь моя была злом, я не знаю. Но кто может сказать, что такое зло или добро?
На минуту я растерялся и не мог ответить. Это было выше всякого понимания.
- О королева, - произнес я наконец, - если мы, люди, не умираем, а только меняем оболочку и снова рождаемся… то как же те, которые никогда не умирали?..
- Да, - ответила она с блеском в глазах, - я разгадала одну из величайших загадок мира. Скажи мне, чужестранец, раз жизнь существует - почему не может она длиться вечно? Что такое десять, двадцать, пятьдесят тысяч лет в истории человечества? Почему гора стоит десять тысяч лет под бурей и дождем? Эти пещеры не изменились за десять тысяч лет, не изменились и животные, и человек, подобный животному. В этом нет ничего удивительного. Природа имеет живительную силу, а человек - дитя природы и должен проникнуться этой силой и жить ее жизнью!
Он не будет жить вечно, потому что сама природа не вечна и должна умереть или заснуть, пока не наступит время ее пробуждения. Но когда она умрет? Неизвестно. И пока она живет, человек, познавший ее тайны, живет с ней. Для тебя, несомненно, это - великая загадка. Скажи мне, был ли ты удивлен, что я узнала о вашем приезде сюда и спасла вашу жизнь?
- Да, королева! - ответил я.
- Смотри в воду! - она указала мне на сосуд, похожий на купель, наклонилась и подняла над ним свою руку. Я взглянул. Вода потемнела, потом посветлела, и я совершенно ясно увидел нашу лодку на этом ужасном канале. На дне ее спал Лео, прикрыв лицо от москитов, около него сидели я, Джон и Магомет. Я узнал каждую мелочь.
Я отскочил назад, воскликнув, что это колдовство.
- Нет, нет, Холли, - ответила она, - это не колдовство! Это твое невежество! Я не умею колдовать, я знаю только тайны сил природы. Эта вода - мое зеркало, и в ней я вижу все, что мне нужно. Я могу показать тебе твое прошлое, или припомни какое-нибудь лицо, и я покажу его тебе в воде! Я знаю далеко не все тайны природы, я не умею читать о будущем. В Аравии и в Египте колдуны умели разгадывать его несколько веков тому назад!
Однажды я вспомнила о старом канале, по которому плавала 20 лет тому назад, и захотела увидеть его. Взглянув, я увидела лодку, троих людей и еще одного молодого человека, спавшего на дне лодки, и приказала пощадить вас. А теперь прощай! Погоди, скажи мне что-нибудь об этом юноше, о Лео, как его называет старик. Я хотела бы взглянуть на него, он болен лихорадкой и ранен?
- Он очень болен! - ответил я грустно. - Не можешь ли ты, королева, помочь ему?
- Конечно. Я могу вылечить его. Но отчего ты так печально говоришь о нем? Ты любишь юношу? Может быть, он твой сын?
- Он - мой приемный сын, королева. Можно принести его сюда, к тебе?
- Нет. Давно ли он заболел лихорадкой?
- Сегодня третий день.
- Хорошо… Оставь его полежать еще день. Быть может, молодость и сила одержат верх над болезнью, и это лучше, чем мое лечение. Если завтра ночью, в тот самый час, когда началась у него лихорадка, он не почувствует себя лучше, я приду и полечу его. Кто ухаживает за больным?
- Наш белый слуга, которого Биллали называет Свиньей и еще, - добавил я нерешительно, - женщина по имени Устана, красивейшая из женщин этой страны. Она подошла и поцеловала Лео, как только увидела его, и осталась с ним с тех пор по обычаю твоего народа, королева!
- Моего народа! Не говори мне о моем народе! - ответила она сурово. - Эти рабы не могут быть моим народом, собаки, приставленные ко мне, пока не наступит день моего освобождения! Что касается их обычаев, я не имею ничего общего с ними! Не зови меня королевой, - мне надоело это, а зови Аэша. Это имя так хорошо звучит. Устану я совсем не знаю. Не тот ли это юноша, которого я жду? Ну, увижу потом!
Наклонившись, она провела рукой над водой.
- Смотри, - произнесла она, - эта женщина?
Я посмотрел в воду и увидел силуэт Устаны, которая стояла, нагнувшись, с бесконечной нежностью глядя на что-то, и локон ее волос опустился на правое плечо.
- Это она! - произнес я тихо. - Она охраняет сон Лео!
- Лео! - повторила Аэша, - "Лео" значит "лев" по-латыни. Старик удачно назвал его львом. Странно, странно, - продолжала она, - так похож! Это невозможно! - нетерпеливым жестом она провела рукой над водой.
- Не хочешь ли ты что-нибудь спросить у меня, Холли? - заговорила Аэша после минутного молчания. - Тебе тяжело жить среди дикарей? Посмотри, чем я питаюсь! - она указала на фрукты. - Я не употребляю ничего, кроме фруктов, кекса и воды. Мои служанки ожидают тебя! Они - глухонемые, но верны и преданы мне, и я понимаю их! Я сама воспитывала их. Это продолжалось несколько столетий и стоило многих хлопот. Первое поколение моих воспитанниц оказалось безобразным, и я позволила им умереть! Теперь, как ты видишь, все они красивы. Я хотела воспитать целую расу великанов, но природа не допустила этого. Что ты хочешь спросить у меня?
- Только одно, Аэша, - ответил я смело, - позволь мне взглянуть на твое лицо!
Она засмеялась звенящим смехом.
- Подумай, Холли, подумай! Ты, наверное, знаешь древние мифы греческих богов. Разве Актеон не погиб, увидев необыкновенную красоту? Если я покажу тебе свое лицо, ты, наверное, погибнешь, или тебя охватит жгучая страсть ко мне! Но я не для тебя, я - для другого человека, который еще не пришел!
- Как хочешь, Аэша, - произнес я, - но я не боюсь твоей красоты. Сердце мое давно отвернулось от женщин, красота которых мимолетна, как цветок!
- Ты ошибаешься, - возразила она, - красота не мимолетна! Моя красота не исчезнет, пока я живу. Если хочешь, безрассудный человек, я исполню твое желание, но не сердись, если страсть твоя превысит рассудок! Никогда мужчина, увидев мою красоту, не забудет ее! Я должна скрывать лицо даже от дикарей! Смотри!
- Я хочу видеть твое лицо! - ответил я, так как мое любопытство превозмогло страх.
Она подняла белые, прекрасные руки и медленно, очень медленно дотронулась до волос. Вдруг длинная пелена, окутывавшая ее, упала на пол, и перед моими глазами предстала дивная, царственная фигура в прозрачной белой одежде, под которой видны были царственные формы тела. На ногах ее были сандалии, застегнутые золотыми пряжками. Я никогда не видел ног такой совершенной красоты. Ее белая одежда была скреплена у пояса двухголовой золотой змейкой, и прекрасная грудь сверкала снежной белизной. Я взглянул в ее лицо и отступил, пораженный и ослепленный. Мне приходилось слышать о небесной красоте, но это было не то. В красоте Аэши не было идеальной чистоты и невинности. Это была красота зла, иначе я не знаю, как назвать ее. Я не в силах, не могу описать ее. Не родился тот человек, который мог бы описать ее! Великолепные, глубокие и нежные черные глаза, точно изваянное лицо, чистый лоб, изящные классические черты и роскошные волосы - вот все, что я могу сказать. Но захватывающая красота Аэши состояла не в прекрасном лице, а в необыкновенном величии, царственной грации, в божественном могуществе всей ее фигуры. Не мог я предполагать, что может быть такая возвышенная и мрачная красота! Это было лицо молодой женщины, не старше 30 лет, в расцвете сил и созревшей красоты, с отпечатком пережитых страстей и страданий. Даже прелестная улыбка, скользившая в уголках ее губ, не могла сгладить этой печати греха и печали.
Охваченный магической силой, которой не мог противостоять, я смотрел в ее необыкновенные глаза и почувствовал, что словно ток пробежал по моему телу и парализовал меня.
Она засмеялась и кивнула мне маленькой головкой с кокетливым видом, достойным самой Венеры.
- Безрассудный человек! - произнесла она. - Я исполнила твое желание, будь осторожен, чтобы не погибнуть, как Актеон. Я подобна богине, Холли!
- Я видел твою красоту и ослеплен ею! - произнес я, прикрывая глаза рукой.
- Красота подобна молнии, Холли! Она очаровывает, но и убивает!
Аэша снова кивнула головой и засмеялась.
Вдруг сквозь пальцы я заметил, что лицо ее изменилось.
В больших глазах застыл ужас, прекрасное лицо стало суровым. - Человек! - произнесла она, откинув назад голову, как змея собравшаяся прыгнуть на жертву. - Человек! Откуда у тебя эта скарабея на руке? Говори, или клянусь жизнью, я поражу тебя на месте! - Она сделала шаг ко мне, и в глазах ее загорелся зловещий огонь. В ужасе я упал перед ней на пол, бормоча про себя что-то несвязное.
- Успокойся! - сказала она, снова меняя тон, прежним мягким голосом. - Я испугала тебя! Прости меня! Иногда в раздражении я невольно злоупотребляю своей силой! Ты был близок к смерти… Но скарабея, говори, откуда ты ее взял?
- Я нашел ее, - пробормотал я слабо, так как совершенно забыл в эту минуту, что нашел кольцо в комнате Лео.
- Странно, - произнесла Аэша, заметно волнуясь и дрожа, - я видела такую же скарабею на шее того, кого любила! - и она зарыдала, как самая обыкновенная женщина. - Быть может, она лишь похожа на ту, ведь человек, носивший ее, очень ею дорожил… Скарабея, которую я видела прежде, не была вделана в кольцо.
Теперь иди, Холли, и постарайся забыть, что видел красоту Аэши!
Отвернувшись от меня, она бросилась на ложе и спрятала лицо в подушки. Я не помню, как ушел от нее и добрался до своей пещеры.
Глава XIV Заклинания Аэши
Было около 10 часов вечера, когда я бросился на постель, стараясь собрать свои мысли и обдумать все, что я слышал и видел. Но чем больше я думал, тем меньше понимал. Был ли я пьян, с ума сошел или грезил наяву? Возможно ли, чтобы я, человек рассудительный, имеющий кое-какие познания в науке, абсолютно не доверявший всяким фокусам, которые в Египте называются "сверхъестественным явлением", мог допустить, что в течение нескольких минут беседовал с женщиной, имевшей от роду 2000 лет! Была это мистификация или что другое? Что же такое эти фигуры, которые я видел в воде, это необыкновенное знакомство с древностью и абсолютное неведение настоящего? Что я должен думать об этой удивительной, разящей красоте?
Я схватил себя за волосы, вскочил с ложа, чувствуя, что схожу с ума. Что подумала она о скарабее?
Эта скарабея, взятая из ящика Винцея, который он принес мне двадцать один год тому назад, принадлежала Лео. Возможно ли, что вся эта история верна? Если так, то, может быть, Лео - тот человек, кого ждет "Она", - умерший человек, который должен возродиться?! Разве это возможно?! Но если женщина может прожить 2000 лет, тогда возможно и все остальное! Быть может, я сам перевоплотился из какого-нибудь забытого далекого предка. К несчастью, я ничего не помнил из прошлого! Эта мысль показалась мне до того нелепой, что я расхохотался и, обратившись к изображению мрачного воина на стене, громко произнес: "Кто знает, старый дружище! Быть может, я жил в одно время с тобой! Клянусь Иовом! Быть может, я был тобой, а ты - мной!" - Я снова засмеялся, и мой смех странно раздался под сводом, словно дух воина смеялся вместе со мной.
Я вспомнил, что не видел еще Лео, и, взяв лампу, пошел в его спальню. Ночной воздух, словно невидимые духи, шевелил занавес. Я проскользнул в комнату и огляделся. При свете лампы я увидел Лео, лежавшего на ложе. Он спал. Рядом с ним, держа его руку в своих руках, облокотившись на ложе, дремала Устана. Они представляли прекрасную и трогательную пару. Бедный Лео! Его щеки пылали, под глазами залегла тень, и дышал он прерывисто.
Лео тяжело болен. Меня охватил страх, что он может умереть, и я останусь один на свете. Тогда я начал молиться в сердце своем, чтобы Бог сохранил моему мальчику жизнь.
Я вернулся к себе, но не мог уснуть. Мысли, видения, образы - все это смешалось у меня в голове. И над всем этим неотступно стоял образ ужасной, но очаровательной женщины, ее поразительная красота.
Вдруг я заметил в стене узкое отверстие, которого не видел раньше. Взяв лампу, я начал рассматривать его: отверстие вело в узкий проход. Конечно, это было не особенно приятно - найти потайной ход в нашу спальную комнату, по которому могут войти люди и застать нас спящими. Я направился в проход, походивший на коридор. Он привел меня к каменной лестнице; я спустился по ней и очутился в тоннеле. Бесшумно ступая по полу, пройдя около 50 ярдов, я добрался до третьего коридора. Вдруг моя лампа погасла, и я остался в полнейшем мраке. Что делать? Ужасно было идти вперед в темноте, но не стоять же тут всю ночь… Ни звука, ни шороха. Я двинулся вперед… вдали мне почудился слабый свет. Медленно пробирался я по тоннелю, держась за стену и боясь упасть куда-нибудь. Еще тридцать шагов - там виднелась широкая полоса света, пятьдесят шагов - близко, рукой подать! Шестьдесят шагов… О, праведное Небо! Я находился у занавеса и мог ясно видеть маленькую пещеру, похожую на могильный склеп и освещенную белым пламенем, горевшим в центре. Слева возвышалось каменное ложе, на котором лежал, как мне показалось, труп, прикрытый белым. Справа - такое же ложе, покрытое вышитой тканью. Над огнем склонилась фигура женщины, смотревшей на пламя. Она стояла на коленях боком ко мне, закутанная в темный плащ, похожая на монахиню. Я не знал, что делать. Вдруг резким движением женщина встала на ноги и сбросила темный плащ. Это была "Она".
В белой одежде она была так же прекрасна, как во время беседы со мной. Ее роскошные волосы тяжелой волной падали до пола. Я не отрываясь смотрел на ее лицо, словно был околдован. Отчаяние и страх исказили ее прелестные черты. Глаза были полны несказанной муки. С минуту она стояла неподвижно, потом подняла руки над головой, и белая одежда соскользнула к ее ногам, обнажив тело ослепительной красоты. Она стояла, сжав руки, и выражение злобы появилось на ее лице. Я подумал о том, что случилось бы, если бы она увидела меня, и чуть не упал от ужаса. Но если бы мне даже грозила смерть, я не в силах был пошевелиться и уйти. Руки ее опустились, потом снова поднялись над головой, и я видел, как белое пламя двигалось за ними до самого свода пещеры, бросая призрачный отблеск на ее фигуру, на труп, лежащий на камне, на всю пещеру.
Прекрасные руки снова опустились, и она заговорила, вернее, зашипела по-арабски слова, от которых кровь застыла в моих жилах и сердце замерло в груди.
В пещере звучало:
- Проклятие ей, пусть она будет проклята навеки!
Руки поднялись и упали, а за ними пламя.
- Проклятие ее памяти! Проклята будь память египтянки!
Проклятие ей, дочери Нила, за ее красоту!
Проклятие ей за то, что ее волшебство сильнее моего!
Аэша закрыла глаза руками и вскрикнула:
- Какая польза в этом проклятии? Она оказалась сильнее и ушла от меня! - Потом с новой и ужасающей энергией она проговорила:
- Проклятие ей, где бы она ни была! Пусть мое проклятие настигнет ее везде и отравит ей час смерти! Проклятие ей через огромные звездные пространства! Пусть будет проклята ее тень!
Пламя упало. Аэша закрыла глаза руками.
- Это безумие! - произнесла она. - Как может коснуться проклятие того, кто спит сном смерти?
И снова она начала свои заклинания.
- Проклятие ей, если она возродится вновь! Пусть она родится уже проклятой!
Пламя поднималось и падало, отражаясь в измученных глазах Аэши. Странный шепот ее проклятий раздавался в стенах пещеры и замирал под сводами. Свет и мрак попеременно отражались на белой зловещей фигуре.