Мало-помалу я опять выбрался в открытую реку, но уже ниоткуда не слышал криков. Должно быть, Джим наскочил на подводное дерево, и все кончено… Я был страшно утомлен, лег на дно лодки и решил, что не стану больше мучиться. Разумеется, я знал, что спать не следует, но меня так и клонило ко сну.
Однако, кажется, я таки порядочно вздремнул, потому что, когда очнулся, звезды ярко блестели на небе, туман рассеялся и я плыл кормою вперед. Сперва я не мог понять, где я, словно во сне; но понемногу стал приходить в себя, и мне показалось, что все это я пережил уже давно, с неделю тому назад.
Здесь река была огромной ширины; по обоим берегам рос высокий, густой лес, ни дать ни взять целая стена - насколько я мог видеть при свете звезд. Вдруг я увидел впереди темное пятно. Направляюсь туда - увы! это не что иное, как пара бревен, связанных вместе. Увидел другое пятно и поспешил к нему - на этот раз я не ошибся: это был плот.
Джим сидел, опустив голову между колен, и крепко спал - правая рука его свесилась над веслом. Другое весло было сорвано, а плот покрыт листьями, сучьями и грязью. Верно, тоже порядочно потрепало беднягу!
Я причалил, улегся на плоту под носом у Джима, потом стал нарочно зевать и потягиваться, задевая его кулаками.
- Эй, Джим, разве я заснул? Отчего ты меня не разбудил?
- Боже милостивый, это вы, Гек! Вы не умерли, не утонули?! Неужели мы опять вместе! Это так хорошо, что просто не верится, дружок, право, не верится! Дайте-ка я посмотрю на вас хорошенько, дитятко! Нет, жив-живехонек! Слава тебе, господи!
- Что с тобой, Джим? Ты пьян?
- Пьян? Где же мне было напиться-то?
- Чего же ты такой вздор городишь?
- Какой вздор?
- Толкуешь что-то такое, будто я вернулся, точно я уезжал куда-нибудь.
- Послушайте, Гек, Гек Финн, взгляните мне в глаза. Да разве вы не отлучались?
- Бог с тобой!.. Я и не думал отлучаться. Куда мне было идти?
- Ну, парень, тут что-то нечисто… Я ли это, или не я? Где я?.. Вот что мне хотелось бы знать!
- Полагаю, что ты тут, - мы оба здесь на плоту - кажется, это достаточно просто. Экий ты старый, бестолковый дуралей, Джим!
- Разве? В самом деле? Объясните мне ради бога: вы не отплывали в лодке, чтобы привязать нас к мели?
- Нет, и не думал. К какой мели? Ничего не понимаю!
- Как не понимаете?! Да ведь веревка отвязалась, и плот понесся вниз, оставив вас с лодкой позади, среди тумана?
- Какого тумана?
- Разумеется, того тумана, который стоял здесь всю ночь. Разве вы не аукали, разве я не аукал, покуда мы оба не заблудились между островков до того, что не знали, где мы? А разве я не наскочил на целую кучу мелей и едва не потонул, до того меня трепало? Разве это не так? Ну-ка, отвечайте!
- Что-то мудреное ты нагородил, Джим. Не видал я ни тумана, ни островков, ни опасностей - словом, ничего такого. Я просидел здесь всю ночь, болтал с тобой, покуда ты не заснул десять минут тому назад, - кажется, и я последовал твоему примеру. Ты не мог успеть напиться за это время, так что тебе все это, разумеется, приснилось.
- Черт возьми! Как могло мне все это присниться в десять минут?
- Приснилось, потому что ничего этого не было на самом деле.
- Но право же, Гек, мне это ясно как божий день…
- Все равно, ясно или нет, ничего такого не случилось. Уж я знаю, потому что был здесь все время…
Джим замолчал и минут пять соображал про себя. Наконец он воскликнул:
- Ну, значит, ваша правда: все это мне приснилось, Гек, только… провались я на месте - это был самый чудной сон, какой я только помню. Никогда еще ни один сон не измучил меня до такой степени - даже все тело ломит.
- Ну, что ж из этого? Иной раз случаются такие сны. В самом деле, твой сон прелюбопытный, расскажи-ка мне его подробнее.
Джим принялся рассказывать все как было, но, признаться, порядком-таки приукрасил свои приключения. Потом он взялся "истолковать" этот сон, потому что сон, наверное, вещий и послан нам как знамение. Первый остров - означает человека, который желает нам добра, а течение - другой человек, который старается отвлечь нас от первого. Крики - это предупреждения, и если мы не постараемся понять их, то они как раз вовлекут нас в беду. Группа мелких островков - это хлопоты, ожидающие нас по милости разных дурных людей, но если мы будем твердо исполнять свой долг и не обращать на них внимания, то мы счастливо минуем их и достигнем широкой светлой реки, то есть вольных штатов, и тогда минуют все наши невзгоды!
После того как я вернулся на плот, небо стало сильно заволакивать тучами, но вскоре опять прояснилось.
- Ладно, до сих пор ты все истолковал отлично, - сказал я, - а это что значит?
Я указал ему на листья и мусор, покрывавшие плот, а также на сломанное весло - теперь все это можно было разглядеть отлично.
Джим взглянул на меня, потом на мусор, потом опять на меня. Сон до того крепко засел ему в голову, что он долго никак не мог отрешиться от него. Но когда он пришел в себя и сообразил, в чем дело, он пристально, без улыбки, посмотрел на меня и сказал:
- Вы спрашиваете, что это значит?.. Хорошо, я объясню вам. Когда я измучился от усилий, один, перекликаясь с вами, я заснул, но сердце у меня жестоко ныло за вас - я думал, что вы погибли, и мне было уже все равно, что станется с плотом!.. Когда же вы опять вернулись, здравый и невредимый, у меня слезы потекли из глаз, я готов был целовать ваши ноги, до того я обрадовался!.. А вы только и думали о том, как бы насмеяться над старым Джимом, одурачить его сказкой! Вот что значит этот мусор, коли хотите знать: мусор - это грязь, которую люди готовы взвалить на друзей, чтобы осрамить их и унизить…
Он тихо встал и поплелся под навес, не сказав больше ни слова. Но и этого было довольно!.. Мне стало до того стыдно своей низости, что я сам готов был целовать его ноги, лишь бы взять назад свои слова!
Прошло с четверть часа, прежде чем я мог заставить себя пойти и извиниться перед негром, но я это сделал и никогда в этом не раскаюсь. Больше я уже не позволял себе играть с ним глупых шуток, да и этой никогда не позволил бы, если бы только знал, что она так больно его обидит.
Глава XVI
Надежды-Милый старый Каир! - Обман. - Мы прозевали Каир-Столкновение.
Мы проспали весь день и пустились в путь ночью, следуя на небольшом расстоянии за длинным-предлинным плотом, который плыл мимо так долго, будто тянулась погребальная процессия. На обоих концах у него было по четыре весла, так что, по нашему предположению, на нем находилось не меньше тридцати человек На плоту было устроено пять огромных шалашей на большом расстоянии друг от друга; посредине пылал яркий бивуачный огонь, а по концам торчали высокие шесты с флагами. Плот имел вообще необыкновенно щеголеватый вид. Лестно служить на таком плоту!
Ночь стояла душная, небо все заволокло тучами. Река была очень широка в этом месте, а по берегам, словно стены, высился густой лес. Мы говорили между собой про Каир и соображали - узнаем ли мы его, когда туда доедем? Я полагал, что вряд ли узнаем, - говорят, там всего-навсего десятка два домишек, не больше, а если еще вдобавок огней не покажется, то как же нам догадаться, что мы плывем мимо этого города? Джим сказал, что в том месте сливаются две больших реки - это и укажет нам Каир. Но я возразил, что мы можем ошибиться, подумать, что огибаем остров, и попасть опять в ту же реку, по которой плыли. Это немного смутило Джима, да и меня тоже. Вопрос: как тут быть? Я советовал грести к берегу, лишь только мы завидим огонек, и сказать первому встречному, будто мой папаша плывет позади на барке; дескать, он еще новичок в плавании по Миссисипи и ему нужно знать, далеко ли до Каира? Джим нашел, что это мысль хорошая; мы закурили и стали ждать.
Нам ничего не оставалось делать, как зорко смотреть, не покажется ли городок, чтоб не прозевать его как-нибудь. Джим уверял, что он, наверное, узнает его издали, потому что в ту же минуту станет свободным человеком, но если, боже сохрани, прозевает, то останется в стране рабства - и тогда прощай свобода! Ежеминутно он вскакивал, восклицая:
- Вот он, гляди-ка!
Не тут-то было! Это оказывалось либо блуждающим огоньком, либо светляком. Джим опять садился на место и продолжал наблюдать. Он дрожал как в лихорадке при одной мысли, что он так близко от свободы. Признаюсь, пока я его слушал, и меня стала бить лихорадка - тут только я начал сознавать, что ведь он почти свободен, а кто в том виноват? Конечно, я! Этого я никак не мог выкинуть из головы, и, признаться, совесть мучила меня порядком! Наконец, эта мысль так меня доняла, что я не мог сидеть спокойно на месте. Раньше я не задумывался над тем, что делаю; но теперь я очнулся - совесть мучила меня все сильнее и сильнее. Уж как я ни старался себя убедить, что ни в чем не виноват, что не я заставлял Джима сбегать от своей законной владелицы, - все напрасно: каждый раз совесть восставала и говорила мне: "Но ведь ты знал, что он сбежал, ты мог сойти на берег и донести кому-нибудь". Это сущая правда, как тут ни виляй! Совесть нашептывала мне: "Что тебе сделала бедная мисс Уотсон, что ты позволил ее негру сбежать на твоих глазах и не промолвил ни словечка? Что тебе сделала дурного эта бедная старуха, что ты мог поступить с нею так низко? Она учила тебя грамоте, учила хорошим манерам, всячески старалась делать тебе добро! В чем она перед тобой виновата?"
Я почувствовал себя таким подлецом, таким несчастным, что мне захотелось умереть… Я бродил взад и вперед по плоту, ругая себя на чем свет стоит, а Джим тоже не находил себе места. Мы оба не могли сидеть спокойно. То и дело он подпрыгивал: "Вот Каир!" Меня всякий раз кольнет в сердце, и кажется, если б это оказалось на самом деле Каиром - я тут же умер бы на месте.
Покуда я размышлял, Джим говорил без умолку. Он рассказывал, что первым делом, когда выберется на волю, будет копить деньги, не будет тратить ни одного цента, а когда накопит достаточно, тогда выкупит свою жену, которая живет невольницей на одной ферме, по соседству с мисс Уотсон; потом оба будут работать вместе, чтобы выкупить обоих ребятишек, если же их хозяин не согласится продать их, то они наймут аболициониста, - тот пойдет и украдет их.
У меня мурашки бегали по спине, когда я слушал эти планы. Прежде он ни за что на свете не посмел бы держать подобные речи. Глядите, какая с ним произошла перемена с тех пор, как он почувствовал себя почти свободным! Правду говорит старинная поговорка: "Дайте негру палец, он заберет всю руку". Вот что значит мое легкомыслие! Передо мной негр, которому я почти помог убежать, и он, этот негр, так-таки напрямик объявляет мне, что он намерен украсть своих детей, принадлежащих человеку, которого я даже не знаю и который не сделал мне ни малейшего зла!
Больно мне было слышать это от Джима, - это так унижало его в моих глазах. Совесть стала грызть меня пуще прежнего. Наконец, я решил, что еще не поздно - можно поехать на берег и донести. Мне вдруг стало легко на душе, я почувствовал себя таким счастливым и спокойным. Все мои заботы улетучились. Я стал смотреть во все глаза- не увижу ли где огонька, а между тем напевал себе что-то под нос. Вот и огонек показался. Джим так и крикнул:
- Спасены мы, Гек, спасены! Вставайте и собирайтесь! Вот, наконец, милый, старый Каир! Уж я твердо знаю!
- Я лучше съезжу туда в лодке, Джим, и погляжу. Может быть, ты ошибаешься…
Он вскочил, снарядил лодку, разостлал на дне свой старый камзол вместо ковра и подал мне весло; я отчалил, а он сказал мне вслед:
- Скоро, скоро я буду весел и счастлив и всем расскажу, что это дело Гека. Теперь я свободный человек, но если б не Гек, никогда бы этого не было; все Гек сделал. Джим никогда вам этого не забудет, Гек! Вы лучший мой друг - такого у меня отроду не бывало: теперь - вы единственный друг старого Джима на белом свете!
Я садился в лодку, горя нетерпением выдать его; но когда я услышал эти слова, у меня сжалось сердце и вся решимость сразу пропала. Я поплыл гораздо тише и уже не был уверен, рад ли я тому, что еду, или не рад. А Джим продолжал:
- Поезжайте с богом, добрый, верный Гек, единственный белый джентльмен, который сдержал обещание, данное Джиму!
Право, мне чуть не сделалось дурно. Но я сказал себе - так нужно поступить, иначе нельзя. Вдруг смотрю, плывет ялик, а в нем двое каких-то людей, оба с ружьями. Я остановился, и они остановились. Один из них спросил:
- Что это там такое вдали?
- Обломок плота, - сказал я.
- И ты оттуда?
- Да, сэр.
- Есть на плоте люди?
- Только один человек, сэр…
- Ладно; а знаешь ли, пятеро негров бежали сегодня ночью, вон туда, за эту излучину. Что же: белый у тебя человек или черный?
Я не сразу ответил, - слова не шли с языка. Две-три секунды я делал над собой усилие, чтобы заговорить, но у меня не хватало духу - я сделался трусливее зайца. Заметив, что слабею, я собрал все усилия и вымолвил:
- Он - белый…
- Вот погоди, мы пойдем и посмотрим сами.
- Что ж, сделайте милость, - сказал я, - потому что там папаша, и, может быть, вы мне пособите подтащить плот, вон туда, где виднеется огонек. Он болен, и мама больна, и Мэри Анна тоже.
- Ах, черт возьми! Нам недосуг, мальчуган, а впрочем, пожалуй, поедем. Бери весло.
Они налегли на весла. После двух-трех взмахов я сказал:
- Ох, уж как же папаша будет вам благодарен, джентльмены!.. Все поскорее убегают, чуть только я попрошу кого вытащить плот, а сам-то я не могу этого сделать.
- Эдакая подлость! Скажи, мальчик, что же с твоим отцом?
- Что с ним… а… да так, ничего, пустяки…
Они перестали грести. Уже было недалеко от плота.
- Мальчик, ты лжешь, - сказал один из них, - Говори правду, что такое с твоим отцом? Отвечай, а то худо будет!..
- Скажу, сэр, скажу по совести, только вы нас не оставляйте, пожалуйста! Знаете что, джентльмены, я вам передам канат, и если вы будете тянуть его впереди, так вам даже нет надобности близко подплывать к плоту - пожалуйста, только не откажите!
- Греби назад, Джон, греби назад! - крикнул другой. Они поворотили. - Подальше держись, мальчуган, подальше! Убирайся к черту, чего доброго, еще ветром к нам занесет! У твоего отца, наверное, оспа, и ты это отлично знаешь! Чего же ты не сказал раньше? Ты хочешь распространять заразу, что ли?
- Право же… - бормотал я. - Я всем говорил правду сначала, а они сейчас же убегали и бросали нас.
- Бедный малый, немудрено! Очень жалко тебя, но видишь ли - нам неохота заразиться оспой. Послушай, что я тебе скажу. И не пробуй приставать здесь, не то вам достанется. Плыви вниз еще миль двадцать, тогда увидишь город на берегу, по левой руке. Это будет уже после захода солнца, и когда попросишь помощи, скажи, что все твои родные лежат в лихорадке. Да не будь дураком, не давай людям угадать в чем дело. А мы кое-что хотим сделать для тебя: только отплыви ты, ради бога, на двадцать миль, будь пай-мальчиком! Да тебе и не расчет приставать сюда, где виднеется огонек, - это только лесной двор. Должно быть, твой отец беден. Признаться, ему чертовски не повезло! Вот, смотри, я кладу двадцать долларов золотом на эту доску, а ты подберешь монету, когда доска проплывет мимо. Совестно мне оставлять тебя в беде, да что поделаешь! С оспой, знаешь ли, нельзя шутить!
- Постой, Паркер, - сказал другой человек, - вот еще двадцать долларов от меня. Прощай, мальчуган, сделай, как тебе велел мистер Паркер, и все будет хорошо.
- Это верно, парень, прощай! Если тебе попадутся беглые негры, попроси кого-нибудь, чтобы тебе помогли их поймать - заработаешь деньги.
- Прощайте, сэр, - сказал я, - если я увижу беглых негров, непременно задержу!
Они уехали, а я вернулся на плот; мне было стыдно и скверно на душе; я сознавал, что поступил дурно, да и вообще бесполезно мне стараться поступать хорошо, - у человека, который не пошел по доброму пути с самого начала, с малолетства, нет твердой основы, нет поддержки, а придет беда - он как раз свихнется! Ну а положим, я поступил бы как следует и выдал Джима - лучше было бы у меня на душе, чем теперь? Нет, все так же скверно! Какая же польза в том, чтобы стараться делать добро, когда это так трудно, а делать зло - нетрудно; на поверку же выйдет то же самое? Я встал в тупик. Этого я никак не мог сообразить. Я и решил больше над этим не ломать головы, а поступать всегда так, как бог на душу положит.
Я заглянул в шалаш. Джима там не было. Я оглянулся кругом, - нигде его не видно.
- Джим! - крикнул я.
- Я здесь, Гек Что, уехали?.. Не говорите так громко…
Он сидел в воде, под кормовым веслом, и только один его нос выглядывал наружу. Я успокоил его, сказав, что проезжие скрылись из виду.
- Я слышал все, что они говорили, юркнул в воду и поплыл бы на берег, если б они вздумали подъехать к плоту, а потом опять бы вернулся. Славно же вы их надули, Гек! Прелесть, как ловко схитрили! Ну, дитятко, спасибо вам, что спасли старого Джима, - Джим вам этого век не забудет, душенька!
Мы заговорили о деньгах. Недурной заработок, по двадцати долларов на брата! Джим сказал, что теперь он возьмет палубное место на пароходе и денег этих нам хватит надолго в вольных штатах. Проплыть еще двадцать миль на плоту не велика важность, сущие пустяки!
На рассвете мы причалили; Джим особенно заботился о том, чтобы получше скрыть плот. Потом целый день он провозился, увязывая вещи в узлы и готовясь навсегда покинуть плот. В эту ночь, около десяти часов, мы увидали огни городка, лежащего по левую руку, в извилине реки.
Я поплыл на лодке, чтобы навести справки. Скоро я увидел человека, закидывающего сети с ялика. Я подплыл к нему и спросил:
- Мистер, позвольте узнать, этот город - Каир?
- Каир?.. Вовсе нет. Экий ты дурак!
- Какой же это город, мистер?
- Коли нужно тебе знать, ступай сам и справляйся! А если будешь еще торчать тут хоть одну минуту, я тебя угощу так, что будешь у меня помнить!
Я направился к плоту. Джим был страшно разочарован, но я успокоил его - это ничего не значит, вероятно, следующий городок будет Каир.
На заре мы миновали другой городок, и я опять было хотел плыть узнавать, но кругом местность была высокая, не стоило и справляться: Джим сказал, что у Каира окрестности низменные. Я это позабыл. Мы расположились на день на островке, довольно близко от левого берега. Я начинал подозревать кое-что неладное, Джим тоже.
- Может быть, мы проплыли мимо Каира в ту ночь, когда туман был? - сказал я.
- Полно об этом говорить, Гек. Не везет нам, бедным неграм! Я был уверен, что шкурка гремучей змеи даст-таки себя знать!..
- Желал бы я никогда не видать этой проклятой шкурки, Джим!
- Не ваша это вина, Гек, ведь вы не знали. Перестаньте об этом кручиниться!
Когда рассвело, мы увидели чистую, светлую воду Огайо, текущую вдоль берега, а посередине реки струилась знакомая нам грязная вода Миссисипи, - ошибиться было невозможно. Вот тебе и Каир! Все пропало…