Нина услыхала эти слова, и ей было приятно, что не она одна любуется мастерством этого курсанта. Сама она еще не летала на таком типе истребителей и лишь недавно освоила технику пилотирования на истребителе И-16, который в то время уже считался устаревшим и служил переходной машиной. Вот за таким-то самолетом она и прилетела сюда.
Высоков летал на самолете конструкции Лавочкина. Этот самолет в то время был мечтой каждого летчика. Мощный мотор, красивые, даже изящные контуры фюзеляжа и крыльев, сильное, безотказное вооружение, радио, автоматика управления агрегатами и мотором - все это ставило его в ряд лучших истребителей мира. Скорость, маневренность, мощность огня, - что еще нужно летчику? Так вот Высоков летал сейчас на таком самолете, а Нина, еще не летала. И хотя она была инструктором и имела гораздо больший налет, чем он, она почувствовала какое-то особое уважение к нему не только, как к человеку, но и как к летчику. И вот, когда он произвел красивую посадку и, зарулив на заправочную, выходил из кабины, молодой, сильный, гордый хорошо выполненным полетом, Нина подбежала к нему и с чувством пожала руку.
- Ты очень красиво летаешь, - сказала она. - Мне даже не верится, что ты, Валя, был моим курсантом.
Валентин смутился и спросил совсем о другом:
- Нина, вы, кажется, задержитесь у нас. Завтра выходной… Состоятся соревнования. Не хотите ли поехать с нами?
Ниной он назвал ее впервые, но на "ты" обратиться не решился.
- Обязательно поеду! - с радостью согласилась Нина.
4
После полетов Валентин и Нина зашли в лазарет навестить Кузьмича. Тот очень обрадовался гостям, но большого участия в разговоре принять не мог, так как чувствовал еще большую слабость. Слушал и водил глазами с Валентина на Нину, с Нины на Валентина и вдруг сказал:
- Знаете что? Вы очень похожи друг на друга. Но не так, как брат и сестра, а как-то по-другому, гораздо сильнее. Вам идет быть вместё. - Помолчал немного и закончил уж совсем откровенно: - Вы бы поженились, а?
Валентин и Нина покраснели, посмотрели друг на друга и опустили глаза. То, что они чувствовали один к другому и в чем не признавались даже себе, Кузьмич высказал запросто, смутил их этим, обрадовал и испугал. Каждый из них в этот миг про себя подумал: "А вдруг он (она) обидится?"
В палате наступила пауза. Кузьмич вздохнул и отвернулся к стене. Нина встала, пожала его ослабевшую руку, пожелала ему быстрого выздоровления и пошла к двери. Валентин тоже попрощался с ним и, сам не зная почему, поблагодарил его:
- Спасибо, Кузьмич… Желаю скорее поправиться.
Вечером посредине городка собрались спортсмены эскадрильи и большая группа болельщиков.
Соревнования должны были состояться в городе, где помещался центр авиационного училища. Спортивный праздник охватывал многие виды спорта: футбол, волейбол, баскетбол, гимнастику и легкую атлетику. В центре внимания были лучшие спортсмены: Валико, Валентин и Жора. Все жалели, что на этот раз среди соревнующихся нет Бориса, Сергея и Кузьмича. Санька Шумов был дежурным в казарме, стоял на крыльце и хмуро ругал спортсменов:
- Подумаешь, делом поехали заниматься, ноги задирать да скакать козлами. А тут в выходной день стой из-за них в наряде!
Пришла Нина. Она словно предвидела задержку с перелетом и захватила с собой выходной костюм. На ней была темно-синяя пилотка с голубым кантом, белая шелковая гимнастерка с парчовыми лейтенантскими погонами, синяя юбка и мягкие, начищенные до глянцевого блеска сапожки. Ей предложили место в кабине шофера, но она отказалась. Валентин помог ей подняться в кузов, усадил ее поближе к кабине и сам сел рядом.
Когда все устроились, пришел замполит, возглавлявший поездку, и колонна из трех машин тронулась. Всеволод перебрал голоса баяна и заиграл бодрый мотив физкультурного марша. Грянул хор курсантских голосов.
Каменистая дорога поднималась через крутые перевалы, и с их машины открывались пестрые дали. Вилась пыль из-под колес, ветер подхватывал ее и относил в сторону. Горный воздух пьянил. Нина ощущала плечом сильную грудь Высокова, и ей было приятно это ощущение. Он взялся рукой за борт кузова за ее спиной, и она прислонилась к его руке. Вечер был теплый, воздух временами обдавал жаром, рука Валентина была горячей, но ей не хотелось прохлады. Она с удовольствием принимала эту теплоту, и все вокруг ей казалось необыкновенно хорошим и красивым.
Часа через три приехали в город. На небе уже зажглись звезды. Тихий городок засыпал, погруженный в тень садов, убаюканный журчанием воды в арыках, шелестом листьев и мелодичным скрипом кузнечиков. Лишь в центральном парке гремела музыка и шумела нарядная толпа. Нину устроили на ночь вместе с девушками, прибывшими в составе женской волейбольной команды, но она не сразу легла спать. Высоков пригласил ее в парк. Настроение у всех было веселое. Информбюро в эти дни принесло радостные сообщения: гитлеровцев громили на всех фронтах. Особенно внушительной была победа наших войск под Курском. Валентин и Нина с веселой толпой молодежи прошли на танцплощадку. Танцевали все подряд, часто не слыша музыки, но хорошо чувствуя биение своих сердец.
Во время одного танца Валентина поймал за рукав замполит. Извинившись перед Ниной, он шутливо погрозил Валентину пальцем и сказал:
- Высоков, пора спать. Отсоревнуетесь, и я отпущу вас на целые сутки.
Соревнования прошли интересно. Нина, сама заядлая спортсменка, с удовольствием следила за состязаниями. На стадионе к ней подсел замполит.
- Как, товарищ Соколова, нравится?
- Очень. Я бы сама приняла участие, да не имею права выступать в составе вашей ‘команды.
- Выходите замуж за Высокова, мы с радостью примем вас в свой коллектив.
Нина засмеялась:
- Вы ни с кем не в сговоре, товарищ подполковник?
- То есть как?
- Вы уже не первый внушаете мне эту мысль…
Замполит еще что-то хотел сказать, но начался заключительный парад, и он куда-то ушел.
Спортсменов поздравили с новыми достижениями, и вечером все тронулись в обратный путь.
На другой день Валентин с утра был занят учебой, а во второй половине дня освободился и встретился с Ниной. Решили сходить на стоянку, где Перепелкин готовил ее самолет.
Перепелкин сидел на стремянке и что-то закручивал отверткой и напевал себе под нос:
Крутится, вертится
техник с ключом,
Крутится, вертится под костылем,
Крутится, вертится, хочет узнать,
Где же сломалося?
……………………………………………
- Перепелкин, "воздух"! - предупредил его помощник Коля.
Перепелкин обернулся, увидел приближающихся Нину и Валентина и, сказав: "Меняю пластинку", запел:
Когда печаль слезой невольной
Промчится по глазам твоим,
Мне видеть и понять не больно,
Что ты несчастлива с другим…
- Романс хороший, - похвалил Коля, - но, кажется, не для этой пары.
Оба внимательно посмотрели на Нину и Валентина. Перепелкин закрыл глаза и попробовал представить рядом с Ниной длинного Всеволода, потом кряжистого Кузьмича, потом веселого Сережку и неожиданно убедился, что только Валентин на месте. Перепелкин смотрел на приближавшуюся пару с восхищением и за какие-то секунды понял то, что до него понял Кузьмич.
Нина поздоровалась с механиками и спросила:
- Как, товарищи, скоро эта "коломбина" будет готова к вылету?
- Завтра к обеду, товарищ лейтенант.
Нина обошла вокруг самолета. Маленький, компактный, еще недавно он был лучшим истребителем мира. Теперь его властно вытеснили более скоростные, мощные и более маневренные машины. Сейчас его использовали как переходной самолет, на котором курсанты проходили тренировку перед тем, как пересесть на машины, применяемые на фронте.
- Будь они неладны, эти задние гайки! - бурчал Коля. - Вертятся в пальцах, как живые.
- Дай-ка я попробую, - сказала Нина и, сбросив гимнастерку, оставшись в трикотажной майке с короткими рукавами, поднялась на стремянку.
- Вот так. У меня руки поменьше ваших. А теперь можно дотянуть цилиндровым ключом…
Она сполоснула руки в бензине, протерла их ветошью, надела гимнастерку и распорядилась:
- Мотор опробуете завтра, а сейчас кончайте, уже солнце садится.
Механики начали зачехлять самолет, а Валентин и Нина направились в сторону гарнизона.
- Хорошая девушка, - сказал Коля, глядя им вслед.
- А Валяш, что, по-твоему, плох? - язвительно спросил Перепелкин.
- Так я ничего… Парень он что надо и летает как бог!
По дороге к городку Валентин спросил Нину:
- Ты не хочешь прогуляться по окрестностям?
- С удовольствием, Валя!
- Ну так я захвачу шинель… Посидеть иль что…
Нина улыбнулась.
- Захвати.
В казарме его встретил старшина и передал разрешение не являться к отбою.
- Я знаю, - сказал Валентин. - Замполит еще на соревнованиях обещал.
Многие товарищи видели, как он брал шинель, знали, что он будет с девушкой, но никто на этот раз не подмигнул ему, не пожелал многозначительным тоном "успеха". Слишком велико было уважение к летчице, о которой все так много слыхали, и слишком хорошо все знали серьезность Высокова, чтобы позволить в такую минуту двусмысленные шуточки. Все видели, что Нина ему нравится по-настоящему, и все искренне желали ему счастья.
…Солнце коснулось зубчатой стены скалистого отрога горного хребта. Тени в долине сгустились, но склоны и вершины гор были еще розовыми от закатных лучей.
- Пойдем за светом! - увлек Валентин Нину по крутому склону.
Он взял ее за руку, и они, ступая по кремнистой тропинке, поднимались все выше. Вслед за ними из долины поднималась темнота. Сначала она отставала, потом догнала и быстро закрыла синим покрывалом горные склоны и путников. Только одна величественная снеговая вершина долго еще сияла на фоне необыкновенно чистого, лазурного неба. Сначала снег на ней был ослепительно белый, потом принял розовый оттенок, а контуры вершины сделались золотыми. Она высилась, как сказочный шатер из шелка и парчи с вплетенными в них драгоценными камнями. Это был вечер, который, если бы его изобразить красками на полотне, вызывал бы недоверие. Люди, редко бывающие на лоне природы, сказали бы: "Неестественно, так не бывает".
Но такой вечер был. Он угасал неравномерно. Его дивный свет словно пульсировал, оттенки менялись. Вот снег на вершине золотится, горные склоны лиловые, а долина как текинский ковер с преимуществом коричневых и темно-зеленых цветов. На вершине какая-то ледяная глыба, как гигантское зеркало, отразила лучи солнца, которого давно уже не было видно, и полыхнула огромным бриллиантом. А самые горы в это время стали темно-синими. Долина заголубела и затянулась туманом. Сквозь туман замигали теплые огоньки гарнизона. Склон, куда забрались Валентин и Нина, был крутым, и отсюда казалось, что это светятся огни сказочного царства из далекого детского сна. Где-то в ущелье свирепо рычал поток. Теснота отвесных скал смягчала эти звуки, зато акустическая особенность этого уголка позволяла хорошо слышать все, что делается в долине: в гарнизоне были танцы, оркестр играл вальс "Память цветов". В зеленых кущах, на горной террасе, перекликались птицы. Нагретые за день камни дышали жаром, а снизу поднималась ночная прохлада.
Остановились на небольшой площадке, откуда была видна вся долина с россыпью огней.
- Я устала, - призналась Нина, тяжело дыша. - Я ведь мало бывала в горах…
- С горами у меня старое знакомство, - с гордостью сказал Валентин. - Я еще до войны… Да и будучи курсантом, нет-нет да и вырывался с друзьями на эти кряжи.
- Валико, наверное, хорошо в горах?
- Еще бы! Он же природный горец… Может быть, сядем, отдохнем? - спросил Валентин.
- Сядем.
Он бросил шинель на широкий плоский камень, и они сели лицом к долине. Валентин обнял Нину, и она прильнула к нему. Долго сидели молча, прислушиваясь к симфонии мягких ночных звуков и к биению своих сердец. Нина прошептала:
- Как хорошо!…
- Так хорошо, как сейчас, мне никогда еще не было, - прошептал в ответ Валентин.
- А знаешь почему?
- Знаю, Нина: рядом со мной ты. Когда во мне родилось это… к тебе? Кажется тогда, когда тебя обидел Баринский. Его пошлые слова о тебе я ощутил как пощечину, как личное оскорбление. А мечтать о тебе я стал уж тут… Наше настоящее и будущее… Ничто не может мешать нашей близости, нашему счастью! Я не просто люблю тебя, я чувствую тебя, как половину своего "я". Да это и со стороны видно: ведь не случайно сказал нам тогда Кузьмич, помнишь? И Всеволод не зря отдал твою фотографию именно мне… Ты родилась для меня, а я - для тебя…
Нина прижалась щекой к груди Валентина. Он погладил ее лицо, ощутил на ладони слезы и услыхал тихие всхлипывания.
- Ты плачешь, Нина?
- Ничего, Валя, это слезы счастья. Сколько ночей твой образ… Ты мой! Мой муж, мой друг! Сильный, смелый, мужественный. Ты никогда не дашь меня в обиду. И я тебя не дам. Когда ты кончишь училище, я отпрошусь с инструкторской работы на фронт и буду твоим ведомым летчиком… Я никому другому не доверю тебя в бою. Мы будем вместе биться за наше будущее. А потом будет мир… Во всех уголках земного шара будет так же тихо и спокойно, так же красиво, как в этом вот уголке земли, где мы нашли свое счастье…
Валентин еще крепче обнял ее и осыпал поцелуями.
Прошли хороводы звезд. На крыльях ночи промчался над горами ветер, а вслед за ним - предутренний холод. Камни и скалы покрылись влагой. По долине, как призраки, неслышно прошли туманы, и, наконец, прогоняя ночь, из-за гор поднялось солнце. Валентин и Нина встретили его как вестника счастья…
Сразу же после обеда командир эскадрильи пришел в штаб. Дежурный доложил ему, что его ждет. летчик Соколова. Она вошла и остановилась в двух шагах от командира. Тот спросил:
- Товарищ Соколова, вы бумаги все оформили по приему самолета?
- Все.
- Полетный лист подписан, маршрут у вас проложен, при пробе мотора вы присутствовали. Остается пожелать вам ни пуха ни пера.
Нина растерянно переминалась с ноги на ногу. Лицо ее выглядело усталым, под глазами большие тени. Командир эскадрильи все это заметил, нахмурился и, отвернувшись к окну, спросил:
- У вас все ко мне?
- Нет, товарищ майор. Есть еще личная просьба.
- Говорите.
- Товарищ майор, я прошу вас, когда Высоков закончит программу, отпустить его на несколько дней ко мне… пока их выпуск будет ждать приказа о назначении. - Замолчала было и поспешно добавила: - Я думаю, это вы сможете сделать…
Командир обернулся к ней. Глаза потеплели, губы тронула добрая улыбка.
- Вы любите друг друга?
- Да. Он мой муж.
- Замечательно! Поздравляю. Он вполне достоин вас. Это мой любимый курсант… - И он с чувством потряс руку Нины.
Нина покраснела и опустила глаза.
- Ну, ну, - майор поправил на ее голове шлем. - Любви стесняться не надо. Я, бывало, тоже соловьев до утра слушал… - Потом обеспокоенно спросил: - Может быть, отсрочить полет на сутки? Отдохнете и полетите, а?
- Нет, нет, - запротестовала Нина. - Наоборот, товарищ командир, я всю душу вложу в этот полет.
- Понимаю.
- Разрешите над вашим гарнизоном пару восходящих на прощание?
- Разрешаю.
- Благодарю, товарищ командир!
На аэродроме Перепелкин принял у нее сверток с выходным костюмом, прикрепил его позади сиденья;
Валентин помог ей надеть парашют, сам застегнул каждый карабин лямок. Нина поднялась на крыло и села в кабину. Валентин расправил и подал ей привязные ремни, потом нагнулся и при всех поцеловал ее в губы и спрыгнул с крыла.
Самолет, покачиваясь как уточка, двинулся с места. Мотор взревел сильнее, и облако пыли застлало все вокруг. Когда ветерок отнес пыль, самолет был уже высоко. Вот он накренился и пошел в плавный разворот, замкнул над гарнизоном невидимый эллипс и начал снижаться прямо к крышам домов. Над самыми крышами самолет стремительно рванулся в небо, вращаясь вокруг своей оси, потом выровнялся в спокойный полет и, удаляясь, растаял в небесной сини. Уже замер звук его мотора, как замирает звук тронутой струны, уже механик Коля сложил чехлы, а Валентин и Перепелкин все еще стояли на месте и как зачарованные смотрели в бесконечную синюю даль неба.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
1
Бориса Капустина вызвал командир полка.
- Итак, молодой командир звена, тебе первое самостоятельное задание: забирай своих летчиков и ночью на ЛИ-2 - в город… Там примете самолеты, облетаете их и своим ходом - сюда.
- Товарищ командир, ведь в этом городе…
- Знаю, знаю, там в госпитале выздоравливает наш Лагутин. Его навестить, от всех привет, а от меня еще и вот это. - И командир подал Борису бутылку коньяку.
Справившись с делами в первой половине дня, Борис навестил Лагутина под вечер. Тот несказанно обрадовался встрече. Выглядел он вполне здоровым, лишь на левой руке было еще много бинтов. Он встал навстречу Борису, долго тряс ему руку, потом Борис выглянул из палаты в коридор и, убедившись, что близко никого нет, передал Лагутину сначала сверток с разрешенными продуктами, потом стал выставлять из карманов на тумбочку неразрешенные: бутылку водки - "Это от меня", и бутылку коньяку - "Это от комполка".
Полюбовавшись на красивую этикетку с золотистым узором, Лагутин спрятал обе бутылки под матрас и объяснил:
- Выпьем попозже. Мне хочется сначала поговорить… Слушай, Боря, я очень и очень виноват перед тобой. Помнишь, как я нехорошо относился к тебе в школе?..
- Не надо, Николай, - остановил его Борис. - Скажу тебе прямо: в то время я другого отношения к себе и не заслуживал.
- Нет, Боря, это не так…
Минут двадцать они разбирали свои отношения в школе, стараясь извинить друг друга и взять вину прошлых промахов на себя. Потом Лагутин задал Борису вопрос, который, видимо, его особенно волновал:
- Боря, ты был с Шумовым в близких отношениях, скажи…
Борис горячо перебил его:
- Даю тебе честное слово, Николай, что между ними ничего серьезного не было. Они просто дураки… Прости, что я так про твою супругу, но…
- Просто дураки! - с удовольствием повторил Николай.
- Не дураки, так романтики, - попробовал смягчить свои слова Борис.
- Глупые романтики, - согласился Лагутин. - Ну, давай закурим.
Закурили.
- А теперь я тебе покажу последнюю фотографию Клавочки. На днях получил. Вот, погляди…
Клавочка попала в кадр фотопулемета. Ее смазливое личико с любопытством выглядывало через перекрестие тонких полосок и черточек упреждения.
- Это ее Бережко сфотографировал, - пояснил Лагутин. - Она была на стоянке, а тот сидел в кабине и посоветовал ей заглянуть в объектив. Она стала разглядывать, что это за стеклышко, а он нажал на кнопку, и вот, пожалуйста…
- Оригинально! - сказал Борис, возвращая фотографию.
- Ну что ж, начнем, пожалуй, - торжественно пропел Лагутин. - Сейчас я позову еще одного… гм, нашего общего знакомого. Ты не против?
- О ком ты говоришь?