* * *
Шёл девятый день нашего странного плена. Я сидел на камне, вросшем в землю недалеко от края уступа. На дне пропасти виднелись кроны деревьев, наверное, таких же, как и здесь. Выше, насколько хватало глаз, были только горы, покрытые вечнозелёным ковром. Неподалёку от согретого моим теплом камня небольшой ручей, протекающий по лагерю, срывался вниз шелестящим водопадом. Можно было сказать и "шумящим", но я специально выбрал слово "шелестящий", поелику истинный шум, создаваемый тоннами ухающей вниз воды, закрепился в ушах до скончания дней. Как-то я подошёл к самому краю водопадика, заглянул вниз и чуть не сорвался: не от головокружения - от слов, неожиданно прозвучавших за спиной:
- Хотите полетать, товарищ?
Я отпрянул от пропасти, развернулся и свирепо уставился на так не вовремя окликнувшего меня камуфляжника с внешностью школьного учителя и пистолетом в кобуре, притороченной на ремне почти над гульфиком. В ответ на мою свирепость камуфляжник приветливо улыбнулся и произнёс:
- Передумали? И правильно, поживите ещё. - Развернулся и направился в лагерь.
Звали вооружённого "учителя" Макар. Так он попросил его называть при первом знакомстве.
Макар по жизни был парнем улыбчивым. Он и убивал, наверное, с улыбкой. Где и когда он учился в России, Макар не рассказал. Он вообще мало чего поведал о себе. После возвращения с учёбы и до ухода в горы работал учителем. Теперь правая рука товарища Гевары.
- Наш командир взял партийную кличку в честь прославленного революционера, - пояснил Макар.
Первое знакомство с Макаром состоялось в тот день, когда угнанный бандитами борт, проболтавшись в воздухе гораздо дольше, чем ему должно было хватить топлива, соприкоснулся-таки шасси с твёрдой поверхностью. Насчёт топлива мне, конечно, показалось - чего только не покажется, когда у тебя повязка на глазах. Я бы, может, и перекрестился, чтобы отогнать наваждение, но как это сделать со связанными за спиной руками? Для какой надобности нам не только связали руки, но и завязали глаза, не знаю. Думаю, у наших похитителей с головой не всё в порядке. От греха, мы со Светой всю дорогу просидели молча, ограничив общение соприкосновением плеч.
После приземления нас буквально выволокли из самолёта и заставили ножками топать в неизвестном направлении, поддерживая при каждом спотыкании. Последний раз я споткнулся о порог какого-то помещения, где нам открыли глаза и оставили, заперев снаружи. Я тут же зубами раздербанил узел на веревке, пленившей руки Светланы, после чего она уже самостоятельно избавилась от пут. Недовольно ворча по поводу каждого сломанного ногтя, моя спутница занялась верёвкой на моих руках, и вскоре я, потирая кисти, смог приступить к осмотру помещения.
Оно было довольно просторным и не имело электрического освещения. Дневной свет, проникающий через довольно большое забранное решёткой окно, едва доставал до середины комнаты. Дальше царствовал полумрак, постепенно густевший к дальней стене. Оттуда проступало нечто похожее на двухъярусные нары. Подойдя ближе, я понял, что это они и были. Помимо нар, из мебели в комнате наблюдались лавка под окном и в одном с ней гарнитуре длинный стол. Небогато.
- А ты знаешь, что наша тюрьма рассчитана на четверых? - спросил я у Светланы, сам в это время изучая через окно спину часового.
- С чего ты решил?
В голосе моей спутницы не было и тени интереса. Ответила, скорее, на автомате, не слишком вдумываясь ни в мой вопрос, ни в свой ответ.
- По количеству койко-мест! - жизнерадостно сообщил я, надеясь вызвать на лице Светланы хотя бы тень улыбки.
Куда там. Моя компаньонка уведомила, что это ей по моему достоинству, и замолкла окончательно. Скверно. Когда хорошо воспитанная женщина начинает употреблять такие выражения, это означает крайнюю стадию негативного восприятия действительности. Все дальнейшие попытки растормошить Светлану успеха не имели. В итоге, мне это надоело. Я заткнулся, подошёл к нарам, сбросил с одного спального места не вызывающий доверия матрас и улёгся прямо на голые доски. Возможно, я даже задремал, поскольку звук ворвавшегося в уши голоса заставил меня вскочить на ноги.
- Здравствуйте, товарищи!
В дверном проёме, освещаемый лучами солнца, стоял мужчина средних лет в камуфляже и очках - они-то и делали его похожим на школьного учителя - и улыбался во все тридцать два белых ровных зуба. Незнакомец терпеливо ждал ответа на своё приветствие, и я осторожно ответил за двоих:
- И тебе не хворать, товарищ…
Камуфляжник удовлетворённо кивнул и прошёл в помещение. Он бросил на стол наши рюкзаки и продолжил тем же жизнерадостным тоном:
- Вы, я вижу, уже освободились от верёвок? Молодцы! Узнаю русских. Вот ваши вещи, товарищи, проверьте, всё ли на месте.
Я смотрел содержимое рюкзака. Всё было на месте за исключением денег и мобилы.
- Что-то не так? - теперь в голос спрашивающего добавилась угроза.
- Нет, нет, всё в порядке, - поспешил я успокоить "господина учителя".
- Вот и отлично! Забирайте рюкзаки, и айда, - он так и сказал "айда". - Верните матрасик на место и пойдём. Да, и можете называть меня Макаром. Так называли меня мои русские соученики, когда не называли "чуркой".
Новое помещение было значительно комфортабельнее предыдущего. Вместо нар здесь были две раскладушки и что-то вроде походного шкафа для вещей и одежды. В углу за занавеской оборудован умывальник. Дверь рядом с ним вела в отхожее место. Вот только лампочки нигде не наблюдалось. Видимо, прочитав по тому, как кручу головой, мои мысли, Макар сказал:
- Здесь электричества нет. Но оно есть в хозблоке. Там же находится холодильник, где вы можете хранить продукты.
Хотел спросить, где мы будем брать то, что можно хранить в холодильнике, но счёл за благо промолчать.
- Что касается освещения, - продолжил Макар, - то я распоряжусь, чтобы принесли аккумуляторный фонарь. Еду вам будут приносить сюда. По территории лагеря можете передвигаться свободно. Куда не положено, вас и так не пустят. Пока всё. Обживайтесь, осматривайтесь, копите вопросы к нашей следующей встрече. В общем, чувствуйте себя нашими гостями, по крайней мере, до того времени, как вернётся командир.
Макар в очередной раз улыбнулся и исчез за дверью. Светлана присела на лавку и посмотрела на меня тоскливым взглядом.
- Старх, ты что-нибудь понимаешь?
Я присел рядом и обнял её за плечи.
- Пока не больше, чем ты. Но, думаю, скоро многое проясниться.
* * *
Мы бродили по лагерю и пытались хоть что-то выведать у его обитателей. Лагерь был не очень большой, и, по моим прикидкам, мог вместить до сотни бойцов. Помимо вооружённых камуфляжников, которые регулярно куда-то уходили и столь же регулярно возвращались, в лагере было несколько штатских. И те и другие от контакта с нами воздерживались. Камуфляжники, те просто игнорировали наши попытки с ними заговорить. Лишь в том случае, когда мы забредали не туда, куда следует, нас окликали и грозили автоматом. Кстати, нашим "Калашом" и грозили. Штатские выполняли в лагере всю грязную работу. Ходили всегда с опущенными головами. Камуфляжников боялись пуще огня, от нас же просто шарахались. Лагерь целиком размещался на горном уступе. Я изучил его за пару часов. Две тропы, которыми можно покинуть лагерь, тщательно охранялись, остальные пути заканчивались на краю пропасти. Вот и широкая не занятая строениями ровная полоса на поверхности уступа с обеих сторон упиралась в воздух. На неё приземлился наш самолёт, да так и остался стоять на том месте, где остановился: в паре метрах от края пропасти. Когда я это увидел, то мысленно поблагодарил похитителей за то, что нам тогда завязали глаза.
Каждый день, ровно один час, над нами изощрённо издевались. Называлось это русским словом "политинформация". Проводил её, разумеется, Макар, единственный в лагере человек, с которым нам было позволено общаться. Один час, ежедневно, мы с марксистко-ленинских позиций обсуждали политическую ситуацию, складывающуюся на континенте. Именно обсуждали. Макару было мало витийствовать самому, он требовал нашего участия в дискуссии. Я старался за двоих, максимально облегчая Светины страдания. Однажды я спросил Макара: как сочетается марксистко-ленинское учение и убийство одним из его бойцов нашего товарища. Макар ответил буквально следующее: "Видишь ли, товарищ, боец о котором ты говоришь, поступил, конечно, неправильно. Я уже провёл с ним разъяснительную беседу на эту тему. Но постарайся его понять. Парень несколько месяцев провёл в застенках местного гестапо. Его пытали. Он был на волосок от гибели и спасся чудом. С тех пор его иногда переклинивает. Видимо, твой друг подвернулся ему под руку именно в такой момент. Не суди его строго, товарищ".
Где-то после третей политинформации я начал догадываться, что Макар вряд ли искренне верит в то, о чём так пламенно говорит. Тогда зачем ему это? Через нас мстит своему прошлому? А почему и нет? И кто они вообще, эти люди в лагере: верующие марксисты, истинные борцы с американским империализмом или беспардонные циники, скрывающие за популярными в Латинской Америке лозунгами какие-то иные цели? Чем больше я общался с Макаром, тем больше склонялся ко второй версии, по крайней мере, в отношении него.
* * *
Если я, побившись лбом об отчуждённость со стороны обитателей лагеря, быстро прекратил попытки завязать с кем-то из них отношения, то Светлана проявила большее упорство. И преуспела-таки. Всё произошло на моих глазах. Среди мирного населения лагеря выделялась одна старуха. Бабка была явно не в себе. Часами сидела на одном месте и что-то бормотала под нос. Её, как правило, не трогали. Но как-то раз один боец, из чисто хулиганских побуждений, толкнул старуху подошвой ботинка и захохотал, наблюдая, как та беспомощно возится в пыли. Стоявшая рядом со мной Светлана стрелой бросилась к старухе, помогла ей подняться и стала отряхивать пыль с одежды. Бойцу не понравилось, что у него отобрали игрушку, и он замахнулся на Свету прикладом автомата. Лишь резкий окрик вездесущего Макара остановил продвижение приклада.
Светлана даже не посмотрела на камуфляжника. Бережно поддерживая старуху, она повела её к месту обитания штатских. С тех пор между ней и старухой возникли отношения, которые Макар не счёл нужным пресечь. На каком языке общалась Светлана со старухой, о чём они беседовали, для меня оставалось загадкой. На мой прямой вопрос Света ответила уклончиво, и я решил отвязаться, чтобы не тревожить по пустякам только-только оттаявшую душу.
Нас со Светланой к пленным, по большому счёту, причислить было трудно, но настоящие пленники в лагере были. Где-то на третий день нашего пребывания сюда доставили трёх изрядно потрёпанных "гринго". То, что это американцы, я выудил из обрывков подслушанных разговоров. Их поместили в том самом помещении, куда первоначально определили меня и Свету. В отличие от нас, их не выпустили. У двери постоянно стоит охрана. Более того, окно со стороны улицы занавесили куском ткани. Так что бедолаги сидят, наверное, почти в полной темени.
Вчера несколько бойцов развернули самолёт. Пилот запустил двигатель, разогнал машину и буквально свалился вместе с аппаратом за край уступа. Через некоторое время самолёт вынырнул из пропасти, и, быстро набирая высоту, исчез из виду. Камикадзе, блин!
* * *
Мои размышления прервал шум мотора. Самолёт возвращался. Я поднялся с камня и пошёл посмотреть на приземление. Лётчик был точно ас. Шасси коснулись полосы почти сразу за краем уступа. Это позволило остановить самолёт даже дальше от другого края, чем прошлый раз. То, что борт встречал лично Макар, намекало: а не прилетел ли на нём сам Гевара? Я поспешил к Светлане, чтобы поделить новостью.
* * *
Гевара оказался ещё одним русскоговорящим марксистом-ленинистом латиноамериканского разлива.
Начался разговор с привычной уже, по общению с Макаром, околореволюционной лабуды. И лишь потом была произнесена фраза, которая заставила меня насторожиться.
- Как вы думаете, товарищ Вяземский, почему для вас мы сохранили свободу передвижения, а американцев держим под стражей?
Похоже, мне в фарватер начинаю ставить мины. Думай, Вяземский, прежде чем отвечать.
- О каких американцах идёт речь? - спросил я с самым невинным видом.
- Как, - изобразил удивление Гевара, - вы разве не знаете, что в лагере содержатся под стражей граждане США?
- Впервые об этом слышу, - на голубом глазу соврал я.
Гевара с сомнением покачал головой, но потом решил сделать вид, что поверил.
- Так знайте: мы пленили троих американцев.
- И чего такого они натворили? - счёл возможным полюбопытствовать я.
- Какая разница? - воскликнул Гевара. - Главное, что они американцы и потому должны сидеть под замком.
- А я, значит, из России, и потому хожу, куда пускают? - сообразил я.
На лице Гевары отобразилось удовлетворение.
- Именно так. Несмотря на все перемены, произошедшие в вашей стране, Россия по-прежнему уважаема нами за её противостояние США. Кстати, как вы относитесь к марксизму?
Этот вопрос застал меня врасплох и я не нашёл ничего лучшего как проблеять:
- Ну, в общем и целом…
- Это хорошо, - перебил меня Гевара. - Нам нужны надёжные товарищи, которые поддерживают нас в борьбе, и готовы, взяв в руки оружие, занять место в нашем строю!
Посмотрев на моё ошарашенное лицо, товарищ Гевара от души рассмеялся.
- Впрочем, вы можете помочь нашей борьбе гораздо менее радикальным способом.
- И каким же? - вынужден был спросить я.
- Солидным денежным взносом в партийную кассу!
Всё понятно, с этого бы и начинал.
- Тех денег, которые у нас изъяли при… - я слегка замялся, подбирая подходящие слова, - … приглашая нас в гости, разве недостаточно? Там была довольно солидная сумма.
- У вас изъяли деньги? - удивился Гевара. - Я разберусь. Впрочем, не думаю, что вы носили в кармане миллионы долларов.
- Миллионы долларов? - пришёл черёд удивляться мне. - У меня отродясь не водилось таких денег.
- Не стоит омрачать нашу дружбу столь беспардонной ложью, - укоризненно покачал головой Гевара. - Пока вы здесь отдыхали, мы навели справки. То, что вы покинули территорию Рагвая, убив человека, нас мало волнует. Но при этом вы перевели в европейские банки солидный капитал. Отдайте его нам, и мы поможем вам вернуться в Россию.
Бедный, бедный Вяземский. Ты, "товарищ", по простоте душевной действительно рассчитывал услышать нечто иное? Впрочем, если бы хоть на йоту поверить в то, что Гевара сдержит слово, отдай мы ему деньги, я бы ей-ей согласился. Но верил-то я как раз в обратное, а потому решил просто тянуть время, в расчёте на какой авось.
- Ваше предложение настолько неожиданно… Мне надо подумать.
- Думайте, - неожиданно быстро согласился Гевара. - А пока я побеседую с товарищем Фернандес.
* * *
Беседа Гевары с товарищем Фернандес затянулась надолго. Как только Светлана появилась на пороге, я кинулся к ней с вопросом:
- Как всё прошло?
Но Светлана лишь молча отошла в сторону. Из-за её спины выступил Макар, который и ответил за неё:
- Встреча товарищей Гевары и Фернандес прошла в дружественной обстановке и при полном взаимопонимании сторон. К вам же, товарищ Вяземский, есть только один вопрос: вы обдумали сделанное вам предложение?
- Ещё не успел.
- В таком случае попрошу с вещами на выход!
- Как на выход? - опешил я. - Светлана, может, ты объяснишь, в чём дело?
- Просто пришло моё время бросать "кошку", и ты должен уступить мне дорогу. - Светлана буквально буравила меня предупреждающим взглядом.
Я постарался ничем не выдать, что понимаю её иносказание, но Макар всё равно насторожился.
- О какой кошке идёт речь? - спросил он требовательным тоном.
Светлана с надеждой смотрела на меня. Давай, Старх, выкручивайся! На раздумье у меня ушло не более секунды.
- Видите ли, Макар… - начал я, осторожно подбирая слова. - Меня и Светлану связывают устоявшиеся дружеские отношения. Но иногда нам хочется отдохнуть друг от друга. "Бросить кошку" это своего рода ключевая фраза, которая даёт понять, в данном случае мне, что пришла пора самоустраниться и не мешать другому жить по своему усмотрению.
По восхищённому взгляду Светланы я догадался, что моё враньё произвело на неё неизгладимое впечатление. На Макара, видимо, тоже. Он заметно успокоился и уже вполне обычным голосом произнёс:
- Тем более надо понимать, что вам больше не следует досаждать товарищу Фернандес своим присутствием. Так что - собирайтесь!
Когда я взял рюкзак и поплёлся к двери, Макар меня остановил.
- Насчёт "с вещами" я пошутил. Рюкзак оставьте здесь.
Совру, если скажу, что очень удивился, оказавшись перед дверью в помещение, где содержались пленные американцы.
- Входите, не стесняйтесь, - напутствовал меня Макар. - Тут как раз есть одно свободное местечко!
Из-за слабого освещения в помещении почти ничего не было видно. Я присел на лавку и стал ждать, пока мои глаза обвыкнут. Через некоторое время из темноты проступили очертания нар и три сидящие на них фигуры.
- Здравствуйте, господа! - поздоровался я со старожилами тюрьмы. Ответ получил только от одного:
- Здравствуйте!
Кроме этого "здравствуйте" мы в этот день не обмолвились ни словом. Я сидел тихо на лавочке, мои соседи о чём-то шептались в углу. Когда доставили ужин, молча поужинали. Пришла пора спать, и я пробрался к своей шконке. Место мне оставили почему-то внизу.
На следующий день я, во что бы то ни стало, решил преодолеть полосу отчуждения. Вскоре удалось подслушать имя одного из американцев. Когда его обладатель оказался поблизости я его окликнул.
- Билл.
Американец замер на месте, а я продолжил ползти по полосе.
- Вам не кажется, что вы и ваши товарищи ведёте себя, как мальчишки? Может нам всё-таки следует познакомиться?
Билл шагнул к скамейке и сел рядом со мной.
- Вы кто? - в его голосе переплелись вопрос и угроза.
Ещё в первые дни пребывания в лагере мы со Светой придумали легенду, оправдывающую наше появление в этих местах. Против тюремщиков эта легенда больше не работала, но против американцев, в несколько изменённом варианте, вполне могла прокатить.
- Я со своей невестой навещал родственников в Рагвае. На обратном пути решили попутешествовать. Но почти у самой границы попали в руки бандитов, которые и доставили нас сюда. Теперь сидим, ждём выкупа.
Остальные американцы подтянулись к нам и уселись рядышком.
- Ну, хорошо, - сказал один из них, - допустим, всё, что вы говорите, правда. Ответьте: из какой страны вы прибыли в Рагвай?
- Из России, - ответил я.
- Вы русский?!
- Да, и моя невеста тоже.
Американцы были удивлены, если не сказать ошеломлены.