17
"Промедление смерти подобно… Чье это изречение, чьи слова? Очень хрестоматийны…"
Николай Степанович Магура не стал копаться в памяти для этого не было времени. Он смотрел на бегущую на него дорогу и, когда грузовик попадал в рытвину и подскакивал, старался не удариться затылком о крышу кабины.
"Десантники приземлились чуть раньше или чуть позже полуночи. Сейчас без двадцати одиннадцать: минуло почти полсуток. За это время можно было уйти далеко, тем более, если подвернулся транспорт. Десять с лишним часов десантники ходят по нашей земле, топчут ее, и никаких зацепок, никаких следов, которые помогли бы выйти на них! Может, притаились, ждут сигнала о начале действий? И почему не выходят в эфир? Повреждена во время приземления радия?"
Въезжая в заполненные стоячей водой глубокие колдобины, машина оседала, с трудом, надрывно гудя перегретым мотором, одолевала их и неслась дальше.
"Водитель попался лихой. Обещал за полчаса домчать и, кажется, сдержит слово… Зачем сержанта в Венцы спозаранку понесло? Что заставило его спешить? Не связан ли его отъезд с нарушением телефонной связи? Почему именно сегодня, в день появления в районе десантников, она вышла из строя? Минувшую ночь и утро стояла тишь: телефонные провода не могло порвать. Но кому-то могло понадобиться нарушить связь с двумя самыми дальними от станицы хуторами. Словно по плану, вначале с Венцами, затем с Артановкой…"
Позади грузовика осталась одинокая высохшая ветла. Голые ее ветви, словно руки, тянулись к небу.
- Вначале в Венцы? - спросил водитель.
- А что ближе - Венцы или Артановское?
- В Венцы надо с большака сворачивать. А Артановка рядом.
"С Артановской связь прекратилась чуть позже Венцов", - вспомнил Магура и приказал:
- Давай в Артановский!
За пологим бугром дорога пошла ровней. Реже стали появляться сочившиеся влагой пласты снега. Вокруг них подсыхали под нежарким солнцем полегшие за зиму сухой аржанец, татарник и чернобыл. От выжженной земли, где прошлись весенние палы, пахло горькой гарью.
- Куда подруливать? - спросил водитель, когда, распугав стайку гусей, грузовик въехал на окраину Артановского.
- К сельсовету! - решил Николаи Степанович.
Увидев на хуторском плацу бывший поповский каменный дом, Магура нахмурился и тронул за плечо водителя: над крышей хуторского Совета не было привычного красного флага. Вместо него торчал обрубок древка: кто-то второпях не смог его сбить и разломил, сорвав предварительно алое полотнище.
Грузовик замер.
- Взять в кольцо! - приказал Магура находившимся в кузове бойцам истребительного отряда.
Двери Совета были сорваны с петель. В одном из окон выбита рама.
Дождавшись, когда четверо бойцов встанут по углам дома, Магура поднялся на крыльцо.
В здании царил хаос. Стулья были перевернуты. Ящики стола выдвинуты. Портрет Ленина сорван со стены. Дверца несгораемого шкафа распахнута.
Носком сапога Магура задел телефонную трубку. С оборванным проводом, она сиротливо лежала среди сгоревшей бумаги, которую шевелил сквозняк.
- Ну и дела! - сказал заглянувший в разбитое окно боец. - Где же люди, товарищ майор государственной безопасности?
Магура смотрел под ноги. Среди несгоревших бумаг виднелся лист с едва тронутым огнем текстом: "Протокол заседания хуторского Совета…" Рядом лежала обугленная по краям "Книжка колхозника" и ведомость об уплате партийных взносов за март 1942 года…
Магура вышел на крыльцо.
"Что здесь произошло? Брали штурмом, а в доме оборонялись и поспешно уничтожали документы? Или же ворвались в Совет и уж затем устроили погром? Где люди? Отчего хутор словно обезлюдел?"
Николай Степанович оглядел притихших, ждущих от него решения бойцов. И тут из проулка выскочил мальчишка. Он скакал на лозе, оседлав ее и смешно подпрыгивая при каждом шаге. Облезлая заячья шапка съехала набекрень, кацавейка с материнского плеча волочилась по земле.
- Погоди! - встал на пути мальчишки боец. - Где все-то?
- В клубе! Только обманули про кино, - голосисто ответил пацаненок и шмыгнул носом. - Все думали, что кино привезли, а энто собрание. А дядь Кирьян заарестованный сидит. Вместе с другими сельсоветчиками. Они…
Мальчишка не договорил, взгляд его замер на расстегнутой кобуре. Он перевел взгляд и увидел в руке майора пистолет. Глаза мальчишки загорелись.
- Где арестованные?
- Тута. - Мальчишка кивнул на приземистый дом в глубине подворья. - В подполе сидят. Где осенью завсегда арбузы держат.
Неподалеку грохнул выстрел.
- Узнайте, что там! - приказал двум бойцам Магура. - Остальные за мной!
Миновав баз, Магура толкнул дверь куреня, прошел в сенцы, наступая на клоки прелой соломы, и услышал глухой стук. Он доносился словно из-под земли. Стучали под полом, методично, без остановки, стараясь привлечь к себе внимание или безуспешно пытаясь открыть крышку, на которой висел тяжелый, тронутый ржавчиной амбарный замок.
- Посторонитесь, товарищ майор государственной безопасности, - попросил молодой "ястребок" с пшеничными усами. Он взял карабин за дуло и дважды ударил прикладом по вкрученным в пол замочным кольцам. Одно тут же отвалилось. Осталось поддеть крышку.
Из подпола пахнуло гнилью и терпким запахом сушеных яблок.
- Есть тут кто? - встав на колени, крикнул в лаз боец.
Ответили глухо:
- Имеются.
- Вылазь!
Послышался сдавленный шепот, потом заныли ступеньки, и из подпола, щурясь на свет, появилась всклокоченная голова.
- Вылазьте! - повторил боец.
Человек не спешил. Он поднял голову, всмотрелся в Магуру и хрипло сказал:
- Если надумал нас кончать, то давайте всех разом. Не желаем напоследок расставаться.
- Поднимайтесь, - пригласил Магура. Голова человека была на уровне его сапога и разговаривать так было не очень удобно.
- Измываться не дадим, - упрямо повторил человек из подпола. - И смертью нас не пужайте: уж расстреливали прежде. Беляки. Кто, вроде вас, в овечью шкуру рядился, освободителями себя называл и позорил звание русского человека!
- Да вы… Вы чего это? - удивился боец.
- Приговор свой здесь будете вершить? Боитесь, что на плацу хуторяне не дадут убить? Страшитесь народного гнева? Он вас, фашистское отродье, везде отыщет!
- Не признал, дядь Кирьян? - спросил "ястребок". - Всмотрись: это же я, Мишка Чумаков, сын Пантелеймона Чумакова! Ты ж мне в позапрошлом году на майские лично комсомольский билет вручал и руку жал. С хутора Вислоудинского я!
- Вылезайте, товарищ Кирьян, - повторил приглашение Магура.
Кирьян не отрываясь всматривался в бойца. С лица председателя хуторского Совета начала медленно спадать хмурь.
- Товарищи…
- Вот именно. А то "вражеское отродье"! - рассмеялся Чумаков. - За такое, извиняюсь, и вдарить можно было!
- Выходи! - дрогнувшим голосом крикнул в лаз Кирьян. - Ослобонили нас!
Последние ступеньки лесенки он одолел с трудом и упал грудью на пол. Следом из подпола вышли трое - у одного был разорван ворот рубашки, в уголках рта спеклась кровь.
- Кто вас запер? - спросил Магура. - Сколько их?
- Трое! - поспешно ответил Кирьян.
- А не пятеро? Вы вспомните: их должно быть пятеро.
Кирьян упрямо мотнул головой:
- Трое. Один длинный, видать, за главного, приказы другим отдавал, и те исполняли. Я с ним вначале уважительно разговаривал и по дурости за членами правления послал. Когда же он ключи от ящика с партдокументами потребовал и еще колхозную кассу, скумекал, что дело нечистое. Отказался приказ исполнять. А тут и товарищи подоспели, - Кирьян кивнул на сельсоветчиков. Один из них потирал скулу и сплевывал кровью из разбитого рта. - Ежели бы какое-нибудь оружие под руками было - дали бы бой.
- И без оружия им попало. Долго помнить будут, - добавил сельсоветчик с рассеченной бровью.
- Кулачный бой вышел. Вроде стенка на стенку. - Кирьяныч подул на кулак и покачал головой: - Не ожидали они от нас прыти и вначале, понятно, растерялись. Тут мы их из правления вышвырнули. Правда, ненадолго. Я давай спешно документы жечь, а Прокофьич до станицы дозваниваться. Только не успели…
- Где они? - перебил Магура.
- Не ведаю, - признался с сожалением Кирьян. - Когда по голове трахнули - краем уха слышал, как промеж себя про собрание гутарили. Если верно это, то в клуб подались.
- Все в клуб! - приказал бойцам Магура. - Блокировать! Со мной Чумаков!
Майор госбезопасности с "ястребками" и за ними четверо хуторян выбежали из куреня. Впереди, держа наперевес карабин, несся Чумаков. Он знал дорогу, к тому же короткую, и вывел всех к коновязи. Отсюда до хуторского клуба было рукой подать.
Чумаков с Магурой уже ступили на крыльцо, когда из клуба, пятясь и крестясь, выползла старушка. Чумаков чуть не сбил ее с ног, но вовремя посторонился. Магура обогнал бойца и вбежал в заполненное людским дыханием и гулом здание.
Первым, кого он увидел, выделив среди остальных в тесном зрительном зале, был человек в военной форме с отпоротыми петлицами, с расстегнутой кобурой на левом боку. У человека было овальное лицо, на сломанной переносице дугой сходились брови, серые глаза смотрели не мигая, от виска за воротник тянулся глубокий шрам. Все так, как сообщалось в словесном портрете ориентировки по розыску, в которой человек с такими приметами значился руководителем десантной группы.
Рядом топтался старик. Чуть в стороне, прислонясь к экрану, стоял парень. Играя, он перекидывал из ладони в ладонь пистолет.
18
Курганников тоже увидел майора.
Через головы заполнивших зал людей они пристально и не отрываясь смотрели друг на друга - майор германской армии и майор государственной безопасности. Два майора. Два врага.
Увидев, как напрягся и на полуслове умолк агитатор за "свободу" Дона, сподвижник печальной памяти известного хуторянам белогвардейского атамана Краснова, все в клубе привстали с лавок и обернулись вслед за устремленным взглядом Курганникова.
- Предупреждаю, сопротивление бесполезно! - сказал с порога Магура. - Сдавайтесь, Курганников!
В звенящей тишине послышалось поскрипывание лавок.
- Клуб окружен, - добавил Магура. - Бросайте оружие!
За спиной майора тяжело дышал Чумаков и подкашливал председатель Кирьян. Дальше теснились те, кто несколько минут назад сидел в темном и затхлом подполе куреня.
Сдержав дыхание, Чумаков для верности еще раз передернул затвор: его тихий лязг показался удивительно громким.
- Оружие сдать? - сквозь сжатые зубы переспросил Курганников, и в руке его холодно блеснула сталь револьвера. - А если не желаю? Попробуете взять? Я, конечно, вам нужен живой - орденочек на мне желаете заработать. Но тоже предупреждаю: сделаете шаг - стреляю. Учтите, без промаха!
- Вы не станете стрелять, - сказал Магура.
- Отчего? - оскалился Курганников.
- Здесь люди, среди них немало женщин, стариков, детей.
- В обойме моего револьвера семь патронов! С жизнью простятся тоже семеро! Одна пуля будет ваша!
- Зачем проливать кровь жителей хутора, кого вы считаете своими земляками, - вы ведь родом из Урюпинска? - спокойно спросил Магура. - К чему напрасные жертвы? Вы же видите: из клуба вам не выйти, он блокирован.
Курганников молчал. Угловым зрением он видел, что радист Фиржин тоже держит пистолет.
"Стрелок он, к сожалению, не ахти какой. Молод и опыта никакого. Но все ж подмога… А где Эрлих? Сейчас был бы как нельзя кстати. Куда запропастился? Оставался допрашивать сельсоветчиков, но они на свободе - ишь лыбятся! Или погиб, убит при задержании?"
Мысли Курганникова бежали, натыкались друг на друга, но среди них не было ни одной, которая помогла бы найти спасительный выход. Курганникову стало зябко, по телу пробежал озноб. Он словно чувствовал холод каждого нацеленного на него с порога клуба и из окон карабина.
- У вас нет ни одного шанса.
- Нет? - выкрикнул Курганников. - Ошибаетесь! Пока вооружен - шанс всегда есть!
"Он станет стрелять, - подумал Магура, не спуская глаз с Курганникова. - Слова его не пустая бравада. Между нами метров двадцать…"
Можно было открывать стрельбу первым, можно было скомандовать "огонь!" бойцам, которые держали троих на мушке карабинов.
"В перестрелке пострадают колхозники. А этого нельзя допустить", - решил Магура и громко приказал:
- Товарищи! Всем покинуть клуб! Только без паники!
- Сидеть! - не дав майору договорить, крикнул Курганников. - Оставаться на местах! Иначе к праотцам отправлю! Семерых уж точно!
- Бросьте оружие, - повторил Магура. - Это вам зачтется на следствии.
- До следствия еще дожить надо. А я не собираюсь! - съязвил Курганников.
Рука Магуры до синевы сжимала ребристую рукоятку пистолета, которая, казалось, вдавилась в ладонь. Николай Степанович чуть повел правым плечом - теперь дуло пистолета было точно нацелено на Курганникова.
"Уговоры не помогли и уж не помогут, - ясно понял Магура. - Освободить клуб от посторонних и этим обезопасить колхозников не удалось. Курганников осмелел, окончательно пришел в себя. Это ему на руку. Что он предпримет? Начнет отстреливаться, создаст панику и попробует прорваться? Вряд ли: видит, что силы неравны".
Теперь, когда не удалось захватить врагов врасплох, нужно было поискать иную возможность избежать жертв.
- Вы, Курганников, изучали в детстве священное писание, учили закон божий?
- Ну, учил, - кивнул Курганников, не понимая, куда это клонит советский майор.
- Тогда должны знать, что христианская мораль и религия призывают любить ближнего своего. А вы хотите, не моргнув, лишить своих ближних самого дорогого, что им даровано, - жизни. Это противоречит религии, которую вы исповедуете. Только что призывали хуторян примкнуть к вам, участвовать в антисоветском движении, а сейчас готовы стрелять в земляков?
- Хватит заливать о сострадании! - вновь перебил Курганников. - Сейчас война, безжалостная война, и для сострадания нет места! Я буду стрелять в каждого, кто посмеет сделать шаг!
Люди в клубе задвигались, клуб наполнился гулом голосов.
- Детей-то пожалей! - раздался женский голос. - Детей тут много. Они-то чем провинились?
- Ты нас спросил - желаем ли мы под фашистами жить и Советскую народную власть на неметчину менять?
- Из каждого, почитай, дома на фронт мужики ушли, теперь за Родину кровушку проливают, а мы, думаешь, супротив родных пойдем?
- За народ самолично не решай! И атамана Краснова напрасно упомянул! Крепко в нашей памяти засело, как шел он на Царицын и опосля него река крови лилась!
Курганников чуть отступил - голоса словно били его, толкали в грудь.
А люди осмелели. Выкрики неслись уже со всех сторон.
- Слышь ты, товарищ! - проговорил из середины зала старик в залатанном тулупе с облезлым воротником. - Слышь, товарищ, - повторил старик и через головы людей всмотрелся в Магуру. - Ты, товарищ наш дорогой, стреляй в энтого фашиста. Антимонию с ним не разводи. Греха не будет, только всенародное спасибо тебе скажем. Кабы со мной была трехлинейка или, на худой конец, берданка, я без разговора стрельнул бы. Вот те крест. А за нас не пужайся. Ежели и подранит кого эта нечисть - дак мы вроде как на фронте, а там и ранят и убивают.
Старик еще что-то собирался сказать - видимо, самое, главное, что окончательно убедило бы майора не мешкать и прекратить бесцельно взывать к благоразумию врага.
Но раздался выстрел, и старик упал на соседей по лавке.
- Я предупреждал! - брызнул слюной Курганников. - Есть еще желающие поговорить о сострадании к ближнему? Нет у меня ближних, не было и нет! Пусть…
Вторично раздался выстрел. На этот раз глуше и тише.
Курганников не договорил, поперхнулся. Попробовал обернуться, но ноги сплелись, и он грохнулся на сцену. Перед полотнищем экрана остались стоять двое: съежившийся, вобравший голову в плечи Горбунков и Фиржин. Радист десантной диверсионной группы отбросил свой "ТТ" и сказал:
- Берите меня. Сдаюсь…
… Фиржин Александр Юльевич , 1922 года рождения, уроженец Константинополя, русский, отец, бывший крупный землевладелец на Дону, скончался в Праге в 1928 году, мать, графиня Шереметьева, проживает в богадельне Сент-Женевьев де-Буа под Парижем.
Учился в корпусе-лицее им. Николая II. Служил в 1936 году официантом в ресторане "Боярский терем" близ Елисейских полей. В 1937 году стал хористом православной церкви на бульваре Экзельманс. По рекомендации митрополита Серафима был принят в богословский институт "Сергиевское подворье", откуда переведен в храм св. Владимира в Берлине под начальство архимандрита Иоанна (быв. князь Шаховский).
В начале 1941 года успешно закончил курсы радистов школы "Абвер-аусланд" в Касселе и получил чин ефрейтора. На территорию СССР заброшен впервые. Набожен. Ярый монархист.
Словесный портрет : рост средний, лицо удлиненное, худое, глаза бесцветные, волосы пегие. Особые приметы: веснушчат, чуть шепелявит…
19
Хуторяне шли тесной толпой, ругались на ходу, в сердцах сердито сплевывали.
В центре толпы, опустив голову, шагал Фиржин. Он держал руки за спиной. Рядом, с трудом передвигая ноги, плелся Горбунков. Задержанных вели трое "ястребков", которым приходилось то и дело просить окруживших хуторян дать дорогу.
- Где еще двое? - начал допрос Магура, оказавшись вновь в Совете, где царила разруха.
- Ушли в Венцы, - ответил Фиржин.
- Ваша фамилия?
Николай Степанович хорошо помнил ориентировку по розыску. Стоявший перед ним молодой десантник точно подходил к словесному портрету на Фиржина, и свой вопрос Магура задал лишь для уточнения.
- Фиржин Александр.
- Где рация?
- Здесь. Вернее, в клубе. Она в вещмешке. Найдете за сценой.
- Позывные?
- КЛС.
- Когда должны выйти в эфир?
- А сколько сейчас времени? - вопросом на вопрос ответил Фиржин и невесело усмехнулся: - Ах да, часы со мной. - Он отогнул рукав, взглянул на циферблат. - Первый сеанс в четырнадцать тридцать. Но будут слушать и раньше. Это на случай, если надо срочно связаться с функабвером.
До четырнадцати тридцати оставалось три часа. Так что включать рацию не стоило. Преждевременный выход в эфир КЛС мог насторожить функабвер за линией фронта. Рация должна заработать в точно обусловленное абвером время. Ни минутой раньше и ни минутой позже.
- Участвовали в допросах арестованных?
- Нет. У меня задание осуществлять связь.
"Довольно правдив, - отметил Магура. - И держится просто, не вызывающе. Мы захватили троих, точнее, двоих. Третий - Курганников - избежал пленения. Кто же этот старик? - Магура перевел взгляд на отупело смотрящего в пол старого казака. - На кавказца не похож. Значит, не Саид-бек. Но и не Эрлих! Бывшего штабс-капитана я узнал бы сразу, хотя мы ни разу не встречались с глазу на глаз".
Почувствовав на себе пристальный изучающий взгляд, старик поднял голову: