3
Берег был уже далеко, а Саша все махала платком двум крохотным фигуркам на причале, махала, и улыбалась им, и вытирала слезы, которые, казалось, сами бежали из глаз. Она была счастлива. Счастлива, что все так хорошо получилось у Кати. И верила: Катино счастье - и для нее самой, для Саши, доброе предзнаменование. И у нее тоже все будет хорошо. Да и как может быть иначе, если сейчас ярко сияет солнце и море рядом, вот оно, море, нагнись - и достанешь рукой, доброе и ласковое после столь долгой разлуки…
А пароход, густо дымя искалеченной трубой, неторопливо скользил по округлым зеленым волнам. И все отодвигался берег, и сизая легкая дымка постепенно затягивала и город, и порт, и причал…
Саша вздохнула, отошла от поручней, поискала глазами, где бы устроиться. И удивленно наморщила лоб. На палубе, ближе к носу, прислонившись к каким-то ящикам, сидела… Стефания Белявская!
Выглядела докторша совсем не так, как в день, когда чекисты явились к ней с обыском. Сейчас перед Сашей была не капризная изнеженная барынька, а этакая баба из простонародья, рано поблекшая и располневшая. Вот она поправила косынку на шее, расстегнула пуговицы грубой кофты, стащила ее с плеч. Мужчина с желтым, одутловатым лицом, что сидел рядом, принял кофту, положил себе на колени.
"Муж, - поняла Саша, - сам доктор. А по виду - мешочник, одет в старье, небрит, грязен. Да и выглядит пришибленным, жалким. Может, маскарад?"
Она вздохнула. Кто знает, маскарад или нет? Время такое, что Белявский и вправду мог обнищать, опуститься.
Между тем доктор достал кисет, отсыпал табаку в бумажку, передал кисет мужчине, сидевшему по другую сторону от жены. Саша оглядела и этого, второго, профессионально запоминая незнакомца. Мужчина был в такой же рвани, что и Белявский, но держался иначе. Он производил впечатление сильного, уверенного в себе человека.
Это был Борис Тулин.
Вторая глава
Уездная ЧК помещалась все в том же двухэтажном особняке. Возле входа прогуливался часовой. В стороне стоял оперативный транспорт - автомобиль и две пролетки.
Ноги сами несли Сашу к знакомому зданию. Все здесь было привычно: и улица, и этот дом, и часовой, - Саше казалось, что она узнала бойца комендантского взвода, одного из слушателей политкружка, которым руководила по поручению партячейки. Она улыбалась и все ускоряла шаги.
Часовой заметил раскрасневшуюся и возбужденную девушку. Прикинув, что направляется она к подъезду охраняемого им учреждения, на всякий случай загородил крыльцо.
Это вернуло Сашу к действительности. Она гордо вскинула голову и с независимым видом прошагала по тротуару.
Комендатура была за углом. Войдя туда, Саша постучала в окошко, сказала сотруднику, что ей надо к председателю.
- К самому председателю? - усмехнулись в окошке. - Может, хватит коменданта?
- К председателю! - резко повторила Саша.
Она чувствовала себя глубоко задетой тем, как ее встретили в родном учреждении, хотя отлично понимала, что сейчас здесь работают другие люди, ее не знают и со своими претензиями она выглядит просто глупо. Понимала все это, досадовала на себя, но побороть этого чувства не могла и потому злилась еще больше.
А комендант, будто нарочно, все расспрашивал, по какому такому делу домогается встречи с председателем УЧК юная посетительница.
Позже Саша подружилась с ним - комендант оказался славным парнем и неплохим работником. Но сейчас она почти ненавидела его. Ведь по поручению Андрея Шагина она сама выбрала для ЧК это здание, сама размещала все отделы и службы, добывала столы, телефоны, сейфы… И вот теперь какой-то новичок допрашивает ее снисходительно и дотошно, как постороннего человека.
- По служебному, - отрезала Саша. - Звоните и не морочьте мне голову!
Еще в Одессе она узнала фамилию нового председателя здешней ЧК. Это был незнакомый ей человек. И все же, когда наконец комендант сдался и снял трубку телефона, она задержала дыхание: вдруг именно сегодня, в эти часы вернулся в город и занял свое место в ЧК председатель Андрюша Шагин!..
Нет, чуда не произошло. И минуту спустя, предъявив часовому пропуск, Саша стала подниматься на второй этаж, где располагался кабинет председателя. Она была на половине пути, когда вверху хлопнула дверь и на лестничной площадке появился мужчина. Высокий, очень худой, с густой и совершенно седой шевелюрой, раздвинутой прямым пробором на крупной лобастой голове, он стоял на лестнице и разглядывал Сашу.
- Позвольте, - сказал он глухим, с хрипотцой, басом, - позвольте, да это же…
Он не успел договорить. Охнув, Саша кинулась к нему на грудь.
- Кузьмич, - шептала она, обхватив мужчину за плечи, целуя его в жесткую щеку, - дорогой мой, милый Кузьмич!
А тот говорил Саше ласковые слова, осторожно гладил ее голову, плечи.
Бережно поддерживая девушку, он повел ее по коридору, толкнул дверь председательского кабинета.
- Степан, - сказал Кузьмич поднявшемуся из-за стола председателю, - Степан, это Саша. Та самая Саша, мой спасительница.
Как был спасен Кузьмич
1
Последние дни декабря 1916 года… Трудным был этот месяц в родных Сашиных краях. Северный ветер пригнал с моря тяжелые тучи. Они намертво обложили город, реку, взморье, спускались все ниже, пока не соединились с поднимавшимся от воды ледяным промозглым туманом. И тогда небо высыпало на землю снег, много снега, так много, что под грузом его трещали деревья на улицах и в городском парке, а в некоторых ветхих домах предместья провалились крыши. Однако через несколько дней потеплело, хлынул дождь. Он хлестал несколько суток подряд, начисто смыл снег…
Дождь сеет и сейчас, в канун Нового года. И Саша, двигаясь мимо привоза вверх, к форштадту, с трудом вытаскивает ноги из пропитанной влагой, раскисшей земли.
Вот и каторжная тюрьма, одна из пяти городских тюрем (есть еще уголовная, пересыльная, для женщин и для малолетних заключенных). Но каторжная - самая большая и важная, в ней заперты враги царя - политические.
До тюрьмы десяток шагов. У Саши влажнеют ладони, противно першит в горле. Она невольно замедляет шаги. Еще не поздно повернуть назад, возвратиться в город. Ее никто не упрекнет: сама вызвалась.
На железной двери с оконцем надпись: "Служебный вход". Саша стоит перед дверью.
- Еще не поздно уйти, - шепчет она, - не поздно, не поздно… - И стучит в дверь.
Она приготовилась увидеть этакое жандармское страшилище: багровые щеки, выпученные глаза, нос картошкой над волосатым ртом. Но в открывшемся оконце обыкновенное человеческое лицо. Человек что-то жует, сонно глядит на девушку.
- Здравствуйте, - говорит Саша и улыбается. - Мне передали, что у вас есть работа.
Человек перестает двигать ртом. Он озадачен.
- Работа в оранжерее, - поясняет Саша, поспешно раскрывая местную газету. - Вот объявление, вам требуется цветочница. А я так люблю ухаживать за цветами! И умею? - Она показывает новую бумагу.
- Давай!
Тюремщик просовывает руку в оконце, Саша вкладывает в нее газету и свои документы. Рука исчезает. Оконце захлопнулось.
Минуту назад Сашу пробирала холодная дрожь. Сейчас ей жарко. Она опускает воротник пальто. Отойдя на несколько шагов, вытирает мокрое от дождя лицо.
Перед ней лежит город. Отсюда, с вершины пологого холма, он как на ладони. Где-то внизу, близ центральной улицы, ее дом. Там мама и брат… Мама! Вспомнив о ней, Саша плотнее поджимает губы. Мать ни о чем не догадывается: дочка отправилась на поиски работы, вот и все…
Стук отодвигаемых засовов за спиной у Саши. Дверь отпирается. Тюремщик показывает рукой: можно войти.
Саша переступает порог тюрьмы.
В тюремной канцелярии какой-то чин неторопливо перебирает бумаги просительницы. Вот метрическое свидетельство и документ об образовании, из которых явствует, что девушке шестнадцать лет и что в местной гимназии она экстерном сдала экзамены на аттестат зрелости. Далее, плотный голубой лист с тиснением: корона и замысловатый вензель. Это свидетельство управителя имением барона Гольдфайна: подательница сего нынешним летом работала на плантациях барона, занимаясь выращиванием цветов; ее работой довольны…
Отложив бумаги, полицейский офицер поднимает глаза на стоящую перед ним девушку: маленькая, в легком пальто, надетом поверх ситцевого платья. Совсем ребенок…
- Работа в тюрьме среди каторжников для таких, как вы, - дело трудное. Хорошо подумали?
Саша поспешно кивает. Ей очень нужна работа. Мать - фельдшерица, зарабатывает мало. Брату пятнадцать, учится у сапожника, почти не приносит денег… Нет, она будет хорошо работать. Пусть господин офицер не сомневается, она справится.
Чин размышляет. В оранжерее без специалиста не обойтись: недавно заключенные опять погубили несколько сот хризантем. Цветы предназначались на продажу; начальник тюрьмы лишился дохода, устроил взбучку подчиненным, приказал немедленно найти цветовода… Может, взять девчонку на пробу?
- Ладно! - Хлопнув ладонью по столу, офицер встает. - Поглядим, на что вы годитесь.
Саше объявляют: вход в тюрьму по записке старшего надзирателя. С заключенными не общаться, ничего не брать у них, ничего не приносить с воли. В городе не болтать о том, что видела или слышала в тюрьме.
- Иначе мы закуем вас в кандалы и заживо сгноим в темном, как преисподняя, карцере. - Офицер улыбается Саше. Двое надзирателей, что стоят у двери, хохочут.
- Когда сможете приступить к работе?
Саша едва удержалась, чтобы не крикнуть: "Немедленно, сейчас!"
- Завтра, если позволите, - говорит она, стараясь, чтобы голос ее звучал спокойно, буднично.
2
Запахи плесени и карболки, чеснока и застоявшегося махорочного дыма, арестантского пота и прокисшего черного хлеба - весь этот отвратительный тюремный букет господствует не только в сырых каменных коридорах, по которым только что провели Сашу, но даже во дворе заведения. Кажется, будто тяжелый смрад источают серые стены корпусов, со всех сторон обступившие приземистое строение под стеклянной крышей в центре двора. Это и есть оранжерея.
- Входи! - командует сопровождающий Сашу тюремщик и ударом ноги распахивает грубую дощатую дверь. - Веселее двигай ногами, девка!
Саша входит.
Оранжерея - владение другого стража. Передав ему Сашу, первый надзиратель уходит.
Заключенные - их здесь человек двадцать, - как по команде, оставили работу и во все глаза смотрят на девушку. В большинстве это пожилые люди. Впрочем, их очень старят давно не стриженные волосы, косматые бороды. Одеты они в грязные штаны, куртки и шапки из серого солдатского сукна. Все в железе - на запястьях и на ногах у них браслеты, соединенные цепью такой длины, что руки можно поднять лишь до уровня рта.
В руках у надзирателя длинная палка. Не сходя с места, он тычет ею в спину одному из каторжников. Люди, очнувшись, возвращаются к своим занятиям. Большинство из них рыхлят землю на грядках, двое катят на тачке бадью с навозом, еще несколько человек волокут тяжелую бочку с водой.
Движением руки надзиратель подзывает Сашу. Она подходит, выслушивает подробное наставление. Тюремщик увлекся, держит речь. Саша делает вид, что слушает, сама же украдкой разглядывает заключенных. Один из них - тот, ради которого она проникла сюда.
В свою очередь каторжники изучают "вольную": то и дело кто-нибудь выпрямляется, чтобы вытереть пот с лица, на самом же деле внимательно рассматривает девушку.
В помещении пыльно, душно. В воздухе стоит тихий, мелодичный звон. Его издают цепи работающих здесь людей.
3
Неделя миновала. Саша освоилась, пригляделась к тем, кто постоянно трудится в оранжерее. Таких восемь человек. Остальных приводят, когда есть спешная работа.
"Временщики" Сашу не интересуют. Нужный ей человек должен быть среди этих восьмерых. Установить его, вступить с ним в контакт необходимо как можно быстрее. Руководитель подпольной организации, устроивший Саше "командировку" в тюрьму, указал его приметы: высокий, худой, с хриплым басом, волосы густые и седые. Назвал и кличку: Кузьмич. Кличка пристала к человеку много лет назад в централах, на пересылках и этапах - давняя подпольная кличка, ставшая как бы вторым именем.
Кто же из восьмерых?
Ростом и комплекцией под приметы подходят двое заключенных. Теперь предстоит выяснить, какие у них голоса, кто отзовется на кличку.
Саша приготовила ящик с рассадой, наполнила водой большую лейку и ждала.
Удобный момент наступил, когда тюремщик направился в дальний конец помещения.
Она отнесла рассаду на грядку, близ которой работали интересовавшие ее заключенные, вернулась и подняла лейку с водой.
Работавшие в оранжерее вдруг увидели: возле рассады девушка оступилась и уронила тяжелую лейку, вероятно, себе на ногу, ибо застонала и, присев, стала растирать лодыжку.
Один из каторжников помог ей подняться.
- Очень больно? - спросил он.
- Конечно, больно - тяжесть-то какая! - сказал другой.
При первых звуках его голоса у Саши перехватило дыхание.
- Кузьмич? - выпалила она.
- Ну, Кузьмич, - ответил мужчина. - А что?
Вдруг он отвернулся, схватил грабли, стал сгребать навоз.
- Осторожно! - услышала Саша.
Но она и сама заметила возвращавшегося надзирателя.
Через час Саша вновь оказалась возле Кузьмича, поймала его взгляд:
- Как вам живется? Здоровы ли?
Заключенный осторожно посмотрел туда, где был надзиратель. Страж только что скрутил цигарку, облизал ее и, закурив, обвел помещение сонными глазами. Ну что ж, каторжник и вольная работают шагах в четырех друг от друга, не общаются. Заняты делом и все остальные. Значит, порядок. И тюремщик с удовольствием сделал большую затяжку.
- Здоров ли я? - тихо переспросил Кузьмич. - Да, в общем, со здоровьем неважно…
- О вас думают. Берегите себя. Старайтесь больше отдыхать, не нервничать…
Саша не успела закончить. Кузьмич схватился за грудь. В оранжерее долго не смолкал резкий, надсадный кашель.
Отдышавшись, он принялся за работу.
- Что вам принести?
- Мне бы листик бумаги, - услышала Саша его низкий, рокочущий бас, - Хоть маленький листик бумаги и карандаш!..
- Хорошо!
Подхватив лейку, Саша отошла в сторону. На первый раз было достаточно. Итак, Кузьмич понял ее, отозвался. Часть задачи решена.
4
Утром за десять минут до начала работы Саша была возле тюрьмы. Как всегда, дежурный без промедления выдает разовый пропуск. Но в проходной Сашу подстерегает неожиданность.
- Покажи харч! - требует страж, которому она только что вручила пропуск.
- Пожалуйста, вот мой завтрак. - Саша с готовностью развязывает узелок с едой. - Два бутерброда, яблоко, бутылочка с молоком.
Страж рассматривает и даже взвешивает в руке яблоко, разнимает на половинки бутерброды с маслом, почему-то переворачивает маленькую бутылку, в которой плещется молоко.
- А здесь мелочь, - Саша протягивает портмоне. - Что-то около гривенника. Это я оставлю у вас, если можно. Вы не будете возражать?
- Поговори мне! - бросает страж.
Портмоне отобрано, его содержимое высыпано на стол. Затем тюремщик сгребает монеты, прячет портмоне в ящик стола.
Из смежной комнаты появляется женщина, тщательно ощупывает одежду Саши. Закончив обыск, удаляется. За все это время она не произнесла ни слова.
- Проходи! - командует страж.
У Саши хватает выдержки неторопливо завязать узелок с завтраком, даже улыбнуться тюремщику. Если бы знал он, что при обыске пальцы женщины едва не коснулись карандаша и бумаги, спрятанных под кофточкой!
Кузьмич появился у бочки с водой, будто и не заметил вошедшую. А сам незаметно продвигается к клумбе, где вчера распустились астры.
Звенит кандальная цепь. Щелкают ножницы. Кузьмич срезал два десятка цветов. Держа их в руках, оборачивается. Охранник видит: арестант ищет, кому бы передать астры. Каторжники же, как на грех, все заняты - рыхлят землю, возятся с большой бочкой, полной воды. Только "вольная" стоит без дела - вошла и топчется возле порога.
- А ну, подсоби! - говорит страж и подбородком указывает Саше на Кузьмича. - Да быстрее поворачивайся!
Саша спешит к Кузьмину, берет цветы, ловко укладывает их в плетеную корзину.
- Принесла, что просили, - шепчет она. - Приготовьтесь, сейчас передам!
- Спасибо.
- Срежьте еще цветов. Быстрее!
Кузьмич понял. Минуту спустя Саша берет у него ворох хризантем. Их руки встретились, к Кузьмичу переходит многократно сложенный лист бумаги и крохотный карандаш.
- От вас ждут весточки.
- Кто ждет?
- Вы должны знать…
Внезапно Кузьмич хмурится, отворачивается. Что он знает об этой девице? Не полицейская ли провокация - затея с карандашом и бумагой?
Осторожность борется в нем с желанием наконец-то установить связь с товарищами на воле.
- Хорошо, - говорит Кузьмич.
- Надо сегодня! - Улучив минуту, Саша улыбается каторжнику, на секунду прикрывает глаза. - Не бойтесь, я везучая. Все будет в порядке.
Кузьмич тоже не может сдержать улыбки.
- Спасибо! - шепчет он.
- Меня Сашей зовут.
- Спасибо, Саша!