Ах, если бы она слышала, какими словами ругал ее сейчас Краснов! Конечно, сделать ей за эту выходку ничего нельзя, да он и не собирался. Но дура, дура, идиотища! Затеяла оставить на ночь поломанного доходягу. Да представляет ли она, что это может довести до автомата? Тогда ведь не жить никому - ни ей, ни этим двоим. Беглый зек убил Коерковых и погиб в бою с подоспевшим капитаном Красновым - вот чем это кончится! Первой очередью - десантника, чтобы не успел посмотреть в глаза, а потом этих, одиночными. Вскрытия не будет. Из Кешкиного карабина - два раза в воздух… Это было тошно вообразить. С этим, наверно, будет тошно жить. Но если Кешка сунется за занавеску и обнаружит…
Долитый чайник застучал крышкой.
- Завари свежего, - сказал Иннокентий.
- Уже заварено, - ответила Светлана.
- Пошто так много заварила?
Сейчас догадается, что была не одна! Носом учует, зверина!
- Вас дожидалась! - ответила со злостью, так, чтобы больше не спрашивал. И сразу к доходяге: - Вас как зовут?
- Александр.
- А по отчеству?
- Васильевич.
- Александр Васильевич, вам покрепче?
- Конечно! - в голосе усмешка. И тут же удивленно: - Ух ты, и сахар!
- Кушайте, кушайте! - ("Ах, кошка!") - Вот у нас есть мясо вареное, вот рыбка, вот грибочки…
- А хлеба нет? - Робко так спрашивает, смущен, герой.
- Только оладушки, - ах, какое чувство вины! - Будете оладушки?
"Как стелет, как стелет! - думал в бешенстве Краснов. - Ты не забыла ли, девка, за что тебя сюда сослали? Не тебя ли Кешка-дурак подобрал? Ну, я выберусь отсюда…" И опять он кривил душой, потому что прекрасно понимал: выберется и сделает вид, будто ничего не было, иначе она прогонит и впустит к себе другого, хоть того же Давыдова, жеребца в центнер весом. Свято место пусто не бывает, особенно здесь, посреди Колымского края…
- Вас там не ранило? - Она вопрошала дорогого гостя, вся на мед извелась. - А вот еще чайку. Будете шоколад?
Попалась! Шоколад ей, дуре, сегодня принес Краснов! Ну, Краснов, готовься к бою!.. Но она щебечет как ни в чем не бывало:
- Два года плиточку хранила, все случая ждала. Чтобы настоящему гостю. Не съедите - обижусь!
Да-а, гостеприимство у этой русской потаскухи прямо якутское. Только все наоборот. По местному обычаю гостю надо жену предлагать, а тут жена сама себя предлагает, а муж… Краснов осторожно отодвинул край занавески, надеясь на темноту. Так и есть: Кешка сидит, вцепился в карабин, сейчас убьет обоих. А ей - хоть бы что:
- Вы, может быть, хлебнете спиртику? И лучше заснете. А на ногу сейчас привяжем дощечки. Я в сорок втором кончила курсы медсестер.
- И на фронте была?
- Не пустили. Сказали, в ссылку пора ехать. Чесирка я. Понятно? Еще повезло, могли посадить.
Иннокентий зашевелился и стал грозен.
- А ты, Кешенька, выпьешь? - она уже заглядывала ему в глаза.
- Давай, однак-ко.
- Во-от, чокнитесь и выпейте… Давайте, давайте. В этом доме врагов нет. Все - люди! Завтра - как хотите, как договоритесь, а сегодня я тут командир. Та-ак, и я с вами… Ну-ка, за нашу Советскую Родину! Ура!
Выпила вместе с ними и продолжала тараторить, занимаясь ногой пленного:
- Кеша, Александру Васильевичу постелим в стайке, никуда он не убежит с такой ногой…
- Запру, однак-ко.
- Ну, иди, разбери там да постели ему шкуру медвежью. Пусть поспит по-человечески. - Прогнала мужа вместе с карабином и продолжала: - Вы не думайте, что все звери тут. Я вам верю, потому что вижу. Вы - герой, и вы это знаете. И знайте, что есть люди, которые вас считают героем. Кому по службе положено, - повысила голос для спрятанного любовника, - те пусть себе, врагом народа. А нам за это жалованье не платят, мы верим кому хотим. - Кончила бинтовать, встала и вдруг с торжественным поклоном объявила: - Дорогой Александр Васильевич! От всего простого народа спасибо вам за победу! Будет еще и на вашей улице праздник. Я - ваша Родина, и я вам верю. От имени Родины, - подскочила и расцеловала ему лицо. - Эти дураки будут вас в лагере мучить, а вы меня вспоминайте, и вам будет легче.
Вошел хмурый Иннокентий, оперся на карабин.
- Пошли, однак-ко.
Разведчик с трудом встал, сестра милосердия подхватила его за талию, а руку его правую забросила через свое плечо, чтобы ладонь поплотнее пришлась на развратную грудь. Чтобы муж всего этого не заметил, заставила его помогать с другой стороны, а то, что Краснов мог все видеть из-за занавески, ее, конечно, не заботило.
Краснов хотел выйти вслед за ними и скрыться в лесу, но вспомнил, что лайки Коеркова, хорошо с ним знакомые, обязательно выдадут. Пришлось натянуть сапоги, перевести автомат на одиночный огонь и остаться на ночь. Таких ночей у капитана Краснова еще не бывало. Ведь даже не заснешь! Он знал, что храпит во сне: верный способ заработать от Кешки пулю. Спать после долгой беседы со Светланой хотелось невыносимо. А ей, стерве, хоть бы что. Сейчас еще при нем, назло, займется Кешкой, чтобы потом сказать: "Видал, какой у меня мужик, не хуже тебя!" А уморит Кешку, еще в стайку сбегает, к герою: долг от имени Родины… Краснов называл ее про себя "сучкой двужильной" и множеством нецензурных слов, которых за годы работы с преступниками узнал на целую энциклопедию.
Ругаясь шепотом, он стал ощупывать свое убежище с намерением устроиться на всю ночь, чтоб было удобно и не простудно, а еще чтобы автомат ухватно лежал под рукой. Тут он вспомнил о зажигалке. Она была на месте и загорелась с первого раза. То, что он увидел, показалось странным. Он снова перевел оружие на автоматический огонь и, вытянув руку с зажигалкой, шагнул в черную пустоту. Рука уперлась в дверь с наброшенным крючком и без колебаний откинула его. За дверью пустота продолжалась.
"Хитер Кешка, - думал Краснов, ощупывая пол выдвинутой ногой. - Ни разу об этом даже не заикнулся. Наверно, он тут золотишко держит… Ишь, как додумался: прикрыл избой пещеру!" Он все время ожидал, что вот сейчас упрется в стену, однако прошел приставными шагами уже метров тридцать, а конца пустоте не было.
- Теперь назад уже нельзя, - пробормотал Краснов. - Пока дойду до занавески, они вернутся в дом.
Он прошел уже сотню шагов. Тоннель вел прямо. Краснов теперь не сомневался, что где-то впереди есть выход. На свободу.
- Подошва этой сопки - метров пятьсот. Самое большое - полчаса ходу.
Он погасил зажигалку и двинулся ощупью, осторожно ступая, водя левой рукой на уровне лица, трогая правой стену и усмехаясь тому эффекту, который произведет, явившись в дом со двора. Он скажет: "Иннокентий! Ты, однак-ко, на дальнюю заимку скоро собираешься?" Кешка скажет: "Однак-ко сегодня чуть не ушел". "Хорошо, что не ушел, - скажет Краснов. - У нас из-под конвоя враг народа сбежал, так ты смотри…" Тогда Коерков хитро усмехнется… А Светка? Интересно… Да ничего подобного! Краснов немедленно отправится сейчас в лагерь и ляжет спать. Только и всего. Зато завтра… Ох, разведчик, пожалеешь ты завтра, что родился…
Краснов крался во тьме уже с полчаса, однако пещера не кончалась и не кончалась. Стена под правой рукой, казалось ему, то уходила вправо, то оттесняла влево. Ноги тоже принялись обманывать Краснова: то они натыкались на каменный пол, будто шли наверх, то вдруг начинали его терять, и это означало спуск.
- Не шахта ли тут какая?
Время от времени Краснов чиркал зажигалкой. Слабеющий огонек высвечивал однообразно ровные стены со следами очень давнишней обработки и без малейшего намека на то, что здесь кто-то бывает. Ему казалось, что пройдено уже километра четыре. Но он не боялся. Раз нет ни одного бокового хода, значит в крайнем случае можно будет завтра без труда вернуться. К этой стерве.
Когда в зажигалке выгорел бензин, он, чиркая, сумел при искрах разглядеть циферблат "Победы": было около трех. Сколько он прошел за семь часов?
- Завтра посчитаем точно, - сказал Краснов. - А пока - отбой.
В пещере было немного душно и не так уж тепло, чтобы спать, но он сделал единственное, что оставалось: расстегнул ремень с ножом, снял телогрейку и снова опоясался, пристроив нож на животе, потом постелил телогрейку так, чтобы на одной поле сидеть, а другая прикрывала бы спину, и сел, вытянув ноги, упираясь спиной в стену, положив автомат поперек ног стволом туда, откуда пришел.
Доброй вам ночи, капитан Краснов.
2. Если это не сон, то это ложь!
- Просыпайся, автоматчик!
Голос был Светкин. В глаза Краснову бил свет.
- Куда? - Краснов был еще наполовину во сне. - Зачем? Рано еще…
Он сначала узнал керосиновую лампу с отражателем, потом разглядел красивое лицо Светланы, почти без следов усталости.
- Рано? - Она коротко рассмеялась. - Ошибаешься, начальник, уже послеобеда.
- А почему темно так? - Краснов огляделся.
- Эх, ты…
Она присела рядом с ним. И тогда он вспомнил все мгновенно. Он в бесконечном подземелье, сидит на каменном полу. Но Светлана?.. Ах, да, она прибежала за ним. С лампой да знакомым путем - часа за два…
- Что, ушел Кешка? - спросил он спокойно.
Она молчала и пялилась на него как-то странно.
- Пойдем назад? - спросил Краснов.
Она мотнула головой, села рядом и погасила лампу.
- Да что такое? - Краснов нашел ее плечо, притянул к себе, и тут же одна за другой ударили его несколько мыслей.
Сначала он удивился, что совсем не сердится на эту стерву, даже очень ей рад. Потом он удивился близости ее тела и тут же вспомнил то, что сразу не дошло при лампе: она была в одном халате. Значит, прибежала без всяких сборов. И назад нельзя… Значит, Кешка… Вот оно что! Теперь Краснов проснулся настолько, что вспомнил и про носки. Только сейчас о них и вспомнил. Он целое лето мотал портянки на босую ногу, а вчера впервые, по холоду, надел носки. И забыл их рядом с кроватью, когда прятался в чулан.
- Утром Кешка стал одеваться и нашел твои носки, - подтвердила Светлана. - Я его толкнула и с лампой убежала. Спички были в кармане.
- Он что, дурак, стрелять хотел?
- Он стрельнул вслед, но промахнулся.
- Гнался?
- Он сюда боится.
- А ты? До конца ходила?
- Не-ет! Я даже досюда не ходила.
- А ты не знаешь, куда оно ведет?
Она не ответила. Она стала дрожать. Он прижал ее покрепче и задумался. Но надолго его не хватило: думать было не о чем. Два выхода - либо идти войной на Иннокентия, либо идти дальше по тоннелю. Ясно, что на первое Светлана не согласится. Возможно также, что Кешка побежал в лагерь жаловаться на Краснова. Но тогда куда он дел второго Краснова? А, черт с ними… Он спросил:
- Что у тебя на ногах?
- Носки меховые.
- Сильно устала?
- Не очень. - Она поняла по-своему. - Давай, правда, пока силы есть, а то ведь можем здесь и пропасть.
И полезла целоваться.
- Ну, ты действительно очень женщина, - пробормотал Краснов и расстелил на каменном ложе свою телогрейку. - Твердо будет.
Но уже горячие руки, горячие губы, горячее тело… Он мельком подумал, что не хватает только Иннокентия с фонарем, но тут же о нем забыл…
- Ну, вот и отдохнула, - сказала потом Светлана. - Пойдем теперь с тобой куда глаза глядят.
- Обратно не пойти бы. Я что-то направление потерял.
- А что, - она засмеялась, - боишься Кешку?
- Не хочу зря убивать.
- Правильно. Сейчас найду лампу, и все узнаем.
Нащупала свою лампу, но зажигать не стала.
- Я ее оставила у правой стены. Идем, единственный мужчина. Раз есть вход, будет и выход.
Они пошли было на ощупь, но получалось медленно, потому что Краснов, наслышанный о карстах и шахтах, опасался провалов. Тогда Светлана сказала: "Однова живем" и зажгла лампу. Видно было и с самым слабым огнем, они пошли быстрее и двигались так до тех пор, пока не кончился керосин. По часам Краснова была опять вторая половина ночи. Светлана уже совсем часто охала, наступая на каменные неровности, а сам Краснов уговаривал себя не бросать автомат еще немного. Он чувствовал также, что опять растет раздражение к этой стерве: не могла заметить носки раньше Кешки, убежала почти босиком, теперь еле тащится, и вообще, лучше бы сохранила ту шоколадку в кармане халата, чем отдавать первому встречному да еще с поцелуями…
- Стоп, - сказал он наконец. - Привал.
- Слава богу. - Светлана откликнулась слабым эхом, звякнуло железо у правой стены.
- Ты что, - Краснов удивился, - до сих пор тащила эту лампу?
- Ага.
- Зачем?
- Не знаю. Так спокойнее. Где ты постелил?
Нащупала телогрейку на полу и потянула Краснова за собой.
- Ложись поближе. Вот так. Только поспим сначала, хорошо?
И сразу засопела. Краснов положил пояс с ножом и автомат к правой стене и тоже мгновенно заснул…
Проснувшись, он без труда нашел силы, чтобы ответить на ее страсть, но голод после этого стал настолько силен, что Краснов усомнился в благополучном исходе третьих суток. "На обратную дорогу меня уже не хватит, - думал он на ходу. - Теперь только вперед, пока не свалюсь". Автомат он уже давно перебросил за спину и в случае неожиданной опасности мог теперь надеяться больше на нож, висящий впереди. А если быть до конца честным, то наплевать ему было уже и на провалы, и на хищников, и на беглых зеков. В этой преисподней навстречу мог попасться только такой же измученный и голодный, как он.
Сколько прошли, когда уснули, и сколько проспали в третий раз, Краснов уже не знал и интереса к этому не имел. Поняв, что просыпается, он совершенно ясным умом принял решение: не расставаться с автоматом до последнего шага, а там - двумя очередями освободить от мучений сначала Светку, потом себя. Он открыл глаза и тут же зажмурился от света. Мощные электрические фонари били со всех сторон солнечными потоками. Это было неприятно, в этом было много стыдного и беспощадного. Он сел и пошарил у стены свое оружие, но ничего, конечно, не нашел. В ответ раздался молодой мужской голос:
- Все в порядке, хозяин, не беспокойся!
Он понял: беглые зеки! Никто другой не станет называть начальника лагеря хозяином. Более того, раз они узнали его в трехдневной черной щетине, одетого не по форме, значит, хорошо запомнили когда-то, когда он стоял перед ними в погонах. А поскольку последние восемь лет он не имел служебных перемещений, значит, это зеки из его лагеря. Поскольку же из самого лагеря сбежать невозможно, выходит, что эти головорезы разоружили охрану на прииске или на дровяной командировке. Сделать такое могли только бывшие фронтовики, которых он направил на прииск неделю назад. Еще не измотанные трудом, не желающие загибаться от истощения, постановившие лучше погибнуть, чем отрабатывать свою вину перед народом. Такие заявки уже бывали. Такая схема трупопроизводства здесь тоже знакома. Уходя на тот свет, они стараются прихватить с собой кого-нибудь из тех, кто их убивает. На сей раз возьмут капитана Краснова. Пощады, конечно, не будет, не заслужил. Остаётся умереть достойно, не лёжа на телогрейке рядом с бабой.
Краснов коротко взглянул на Светлану. Бабье дело: продрала глаза, рада, что спасли, щурится и чистит перышки.
Его глаза уже несколько привыкли, потому что фонари светили теперь не в лицо, а в пол. Отраженный свет делал лица страшноватыми, чужие голоса в тесноте звучали угрожающе.
Сколько их?
Краснов поднялся, подавляя боль во всем теле. Противников трое. У крайнего в руках ППШ. Это автомат Краснова. Другого оружия не видно. Зеки обязательно выставили бы все стволы напоказ - для убедительности. А этот даже не смотрит на Краснова, разглядывает автомат, делая вид, будто не понимает, что это за штука. Двое других улыбаются. И, если присмотреться, улыбаются нерешительно. И не похоже по их глазам, что знакомы с Красновым.
- Вы, наверно, заблудились? - Совсем не зековский вопрос. Хотя, черт их знает…
Краснов решил не рассусоливать. Отработанным движением, сбивая с ног, вырвал автомат у крайнего, отпятился мгновенно назад, дергая затвор, поднял ствол навстречу взметнувшимся фонарям.
- Свет - на себя! Стреляю!
И дал коротенькую очередь мимо них, с расчетом сбить тех, кто в темноте может их прикрывать.
Свет упал на пол. Обезоруженный вскочил, подобрал свой фонарь.
- Положи фонарь! Оставьте себе один, а два положите! Не гасить!
Они подчинились.
По расположению сидящей Светланы Краснов определил, что они стоят в той стороне, куда надо идти.
- Спиной ко мне! Медленно идти к выходу, сюда не светить! Марш!
- Интересный ты, хозяин…
- Не разговаривать! Резких движений не делать! Марш на выход! Стреляю!
Трое покорились. Он был уверен, что выход близко. Один фонарь подал Светлане и велел погасить, но держать наготове. Второй, удобно сделанный колбаской, прижал к надульнику и, держа автомат у бедра, двинулся за ошеломленными зеками… Нет, что-то мешало уже называть их так… Свет необычного фонаря помог разобраться: странная одежда. Матово блестящая ткань, одинакового цвета куртки и брюки, одинаковые мягкие ботинки, одинаковые шапочки с козырьками - все незнакомого фасона, из незнакомого материала. Японские шпионы!.. А почему белой расы? Значит, американцы! Десант! Они над этими местами в войну перегоняли для нас свои "эркобры", по ленд-лизу, дорога знакомая… Жаль, что Краснов не знает английского, можно было бы их сейчас подловить. Ну да черт с ними.
Светлана жалась к нему слева. Если бросятся, помешает. Он велел:
- Иди сзади, не бойся.
Она послушно отстала. Ему сразу сделалось не по себе, но он стерпел и не стал ее возвращать. Только коротко оглянулся и спросил:
- Фуфайку надела?
Она кивнула, кутаясь в его телогрейку и дрожа всем телом. Тут же погасила фонарь.
Он конвоировал задержанных молча, обдумывая схему действий на поверхности. Прежде всего, конечно, заставить их связать друг друга, еще до выхода, когда только появится дневной свет. Потом - допрос. Или на ходу? Есть ли у них продукты?
Светлана сзади постанывала, от этого болело собственное тело. А трое впереди послушно молчали, шагали мягко и выглядели бодро. Это раздражало. Хотелось есть.
Вещей с ними никаких. Видно, оставили у входа. Значит, совсем близко. И значит, их там ждут свои. Спросить, сколько? Соврут - недорого возьмут. Лучше уже на месте, по обстановке. Он приказал:
- Идти быстрее! Никого у входа не окликать! Стреляю без предупреждения!
Светлане велел через плечо:
- Если стрельба - сразу падай.
Она промолчала.
- Слышала?
- Слышу, Вася.
Боится. Капитан Краснов тихонько, но от самого чистого сердца обложил самыми сильными из знакомых ему лагерных слов и свою последнюю охоту, и эту донельзя своевременную встречу с диверсантами империализма в двух шагах от выхода. В общем списке досталось и чертовой шлюхе - любовнице с ее вечным невезением: то в избе угорела, то под лед угодила, то любовниковы носки не заметила, а теперь стонет сзади и вообще неясно, куда ее девать, хоть в лагерь отправляй…
Впереди забрезжило.
- Васенька, свет!