Светлана молчала. Она буравила взглядом черный вход в тоннель, а в этом взгляде, который всегда казался Краснову взглядом загнанного зверька, было что-то новое и совсем не смешное. Ему почему-то сразу вспомнился взгляд того фронтовика, которого он отправил на прииск, а Коерков поймал после побега. То был взгляд человека, у которого невозможно отнять свободу. Даже если убить…
- Вася, - сказала наконец, - мне там Кешка с карабином мерещится. Пошли отсюда.
4. Это не ложь, но это странно
Только они успели взбежать по каменным ступеням на эстакаду, как послышался отдаленный шипящий свист. Звук нарастал с севера, и скоро по мощному стальному рельсу, проложенному внутри бетонного желоба, примчался ярко окрашенный вагон, отдаленно похожий на те, что Краснов когда-то видел в метро, только более обтекаемый, утепленный и комфортабельный. Был он довольно длинный и кабины машинистов имел с обеих сторон. Колес видно не было. Казалось, вагон не катится, а скользит по рельсу, будто всасывая его в себя через квадратную дыру. Дыра была как рот, единственная фара-прожектор выступала как нос, а окно машиниста напоминало мотоциклетные очки, вырезанные из одного выпуклого стекла.
Дверь сдвинулась, вошли и помчались.
Эстакаду, по которой бесшумно летел вагон, Такэси назвал просто - монорельс. Ганс Христиан сообщил официальное его название, оказавшееся весьма знакомым Краснову и Светлане, - Колымский Путь. Почти так же называлась автодорога в ТОМ мире, откуда они пришли. Но опасная Колымская трасса виляла и тащилась среди сопок, изматывая грузовики и губя шоферов, которые рисковали ехать в одиночку, а эта, прямая и тонкая, как школьная линейка, лежала ребром на сопках, презирая все неудобства и питаясь электричеством от часто расставленных вдоль нее никогда не устающих ветряков. Ветряки, как флюгеры, сами ловили малейший ветерок и внешне медленно махали очень длинными и узкими лопастями.
- Мне кажется, - щебетала Светлана, что по вечерам они улетают в свои гнезда отдыхать. Стая белых ветряков!
В вагоне было пусто, и она не стеснялась своего экзотического вида. Впрочем, экзотичности у них поубавилось, потому что ППШ они спрятали у входа в тоннель и всей воинственности у них только и осталось, что звезда на пряжке, горсть патронов в кармане да разряженный пистолет в сумке Такэси.
- Нет, что ты, - Иван серьезно возражал Светлане. - Вагон тут бегает круглые сутки, точно через каждые три с половиной часа.
Светлана смеялась и говорила, что у него нет ни юмора, ни художественной фантазии. Краснов молча усомнился, поделив расстояние до Магадана на три с половиной часа, но вдаваться не стал и, после нескольких незначащих фраз относительно связи между скоростью ветра и скоростью вагона, предложил:
- Давайте обсудим наши дела, пока есть время.
- Вот это годится, - Кампай сосредоточился. - Выяснить надо многое.
Светлана элегантно пожала стегаными ватными плечами и, не в силах оторваться от мелькания за окном, глубокомысленно сообщила:
- Быстрей, чем на самолете.
- Нет, что ты, - не согласился Иван. - Самолет намного быстрее.
- Итак, - начал Такэси, - главный вопрос касается безопасности.
- Чьей? - уточнил Краснов.
- И вашей, и нашей. Дело в том, что мы с вами теперь сообщники.
- Мы-то при чем? - удивился Краснов. - Мы вроде гости.
- Вот об этом как раз и надо молчать. Незнание закона не освобождает от ответственности за его нарушение.
- Я это знаю, - перебил Краснов. - Я имел дело с правоохраной. Но мы у вас вроде иностранцев, нам полагается скидка.
- Может, у вас и полагается, - терпеливо учил Такэси, - а у нас любой закон для всех одинаков.
- Ну да, - Краснов без веры усмехнулся. - Есть только один незыблемый общественный закон: законы создаются ради исключений.
- Ладно, - Такэси вежливо показал тоном нетерпение, - не будем отвлекаться на теорию. Давай верить друг другу, иначе ни о чем не успеем договориться. Идет?
Его тон был так тревожно-настойчив, что у Краснова пропало желание сохранять достоинство капитана госбезопасности. Пахло спасением шкуры - этот запах он знал уже десять лет, с тридцать восьмого, когда юным лейтенантом делал свои первые ошибки.
- Хорошо, - Краснов быстро кивнул, - веди игру.
- Для простоты, - предложил Такэси, - говорить будем только мы с тобой, а остальные будут подсказывать. Идет?
Все кивнули строго, Светлана - рассеянно, не отрываясь от окна.
- Сначала я расскажу о нас, - сказал Такэси. - Потом - ты о вас. Идет?
Краснов кивнул. Ему начинала нравиться хватка Кампая.
- Староверство у нас запрещено, - начал Такэси.
- Не пугай человека, - возразил Иван.
- Пугай, не пугай, - не согласился Такэси, - а все, что за рамками досуга, у нас практически вне закона. Вот у вас, Краснов, как со староверством?
- Было время, - сказал Краснов, - притесняли за веру. До самосожжений доходило. Сейчас староверов у нас в основном не трогают. Свобода совести. Хотя, конечно, есть запрещенные религии. Подпольные секты. Иеговисты, адвентисты…
- Да, у вас полегче, - позавидовал Такэси. - А у нас… Первый раз попадешься на староверстве - месяц без работы. Второй - три месяца! С третьего раза считают рецидивистом, дают целый год!
- Как это - без работы? - Краснов растерялся.
- А вот так, - Такэси говорил веско и горько. - Тесная одиночка, еда до отвала и больше - ни-че-го! Больше десятка упражнений не сделаешь, такая теснота. Притом садят в каком-нибудь оживленном месте, а окно с односторонней видимостью.
- Это как?
- Ты видишь, как люди работают, а они тебя - нет. За два месяца умом трогались, представляешь?
- Нет! - воскликнул Краснов с полной искренностью.
- Вот именно, - Такэси вздохнул. - Если попадемся, нас упекут на год, а вам для начала по месяцу дадут. Правда, приезжим дают полное одиночество и без окна. Чтобы лучше усваивались законы. А законы весь месяц талдычат по трансляции.
- Ну, законы мы и так выучим, - сказал Краснов. - А сажать-то нас не за что: мы в бога не верим.
- Погоди, погоди, - Такэси нахмурился, - бог при чем? За бога не посадят, веруй ты хоть в загробную жизнь, хоть в амулет, можешь даже в абсолютный ген… При чем тут вера?
- За что же тогда у вас староверов сажают? Не понял…
Некоторое время Такэси молчал, соображая. Молчали и остальные.
- Кажется, мы одно слово по-разному понимаем, - решил наконец Кампай. - Ты вкладываешь в староверство некий религиозный смысл… Объясни, пожалуйста.
- Староверы, - объяснил Краснов, - это православные христиане, только в обрядах у них кое-что по-другому и Священное Писание кое в чем толкуют…
- Понятно, - перебил Такэси. - У нас иначе. По-нашему, старовер - это любой человек, который уверен, что старые знания могут быть использованы производительно.
- А разве нет?
- В производительных отраслях - конечно, да, - согласился Такэси, - но ими староверство не занимается. Нам интересно, какая ВООБЩЕ была раньше культура. Что писали в книгах, какие были законы, обычаи… Вот то же название нашей Лабирии - откуда?
- Вы изучаете историю, - сказала Светлана, оторвавшись от окна. - У вас запрещена история?
- Гм, - Такэси смутился, его староверы потупились. - Прости, Светлана, мое замечание носит вынужденный характер… Это слово… гм… ну, "история"… оно у нас имеет… м-м-м, ну, неприличный оттенок, понимаешь?
- Короче, - Иван, краснея, решился, - если говорят, что человек рассказывает истории или занимается историями, это характеризует его с самой дурной стороны. Понимаешь?
Светлана широко раскрыла глаза. Потом сердито сощурилась.
- Не понимаю и понимать не хочу. Я имею диплом учителя истории общеобразовательной школы второй ступени! История - это, мальчики, наука, без которой человек…
К концу своей короткой речи она говорила все тише и печальнее и остановилась, не договорив.
- Вот так история, - пробормотал Краснов.
- Не выражайся при даме, - Светлана скорбно усмехнулась. И отвернулась к окну.
Вагон пролетал как раз над широкой рекой.
- Колыма, - сообщил Иван.
- А Дебин есть? - спросил Краснов. Он там бывал в одном лагере.
- Есть, - ответил Иван.
- А что это в воде? - Светлана угрюмо кивнула на длинные гирлянды поплавков, стоящие вдоль течения. - Рыбу ловят?
- Это электростанция, - живо сказал Иван. - Их везде полно. Эти, большие - для серьезной энергетики. А есть временные, переносные. Достал из сумки, бросил в ручей - брейся. Или - свет в палатке…
Река давно осталась позади. Вдоль идеально прямой трассы мелькали ближние сопки, плыли дальние, помахала длинными лопастями очередная стая ветряков.
Светлана молчала мрачно, и все по этому поводу поглядывали на Такэси. Постепенно даже Краснов, незаметно для себя, признал за ним право на решающий голос.
- Хозяйка, - сказал наконец Кампай, - ты не обижайся, если уже можешь.
Светлана коротко пожала плечами и не ответила.
- Я понял вот что, - продолжал Такэси. - Вероятно, то, что ты называешь… историей, это и есть наше староверство.
- Браво! - ответила она резко. - Дождалась!
- Не обижайся, - повторил Кампай. - Ты пойми: то, что для тебя профессия, для нас - запрещенное любительство.
- Как браконьерство, что ли? - вмешался Краснов.
- Вот-вот-вот! - Кампай обрадовался. - Именно браконьерство!.. Кстати, браконьерство - это и у вас связано с убиванием животных?
- Рассказывай! - Светлана кивнула. - Кажется, это главное.
Она окончательно отвернулась от окна и уставилась на Кампая. Красновскую телогрейку она сбросила, осталась в халате на голое тело. Но Краснов давно забыл ревновать. Он тоже сосредоточился на будущем рассказе Такэси. Не то чтобы у капитана были основания для особой любви к истории, но такой полный запрет на неё, равный запрету на браконьерство, казался ему занятным. Впрочем, всё касаемое самосохранения казалось Краснову занятным, и с годами интерес усиливался.
- Дело это новое, - начал Такэси. - Не наберется и десятка лет.
- Он первым начал! - Ганс Христиан указал на Такэси. Тот скромно бросил: "Это неважно" и продолжал: - Так совпало, что в библиотеке Минспроса, где я работаю, как и во всякой приличной библиотеке, время от времени разбирают и чистят хранилища. Естественно: какие-то книги морально стареют, иные вообще никто не читает, самые читаемые приходят в негодность… И всегда - я имею в виду старые, солидные хранилища - есть такие углы, до которых ни у кого не доходят руки… Пришел я в Минспрос, молодой и энергичный специалист. Как водится, для начала поручили самую пыльную работу, по принципу: сладкое - на закуску. Но я начал не с краю, а с самого дальнего угла. Туда, по-моему, нога человека ступала только раз, когда вносили эти сокровища… И вот результат: я - старовер, они - староверы, мы везем вас, неизвестно откуда взявшихся, и думаем, как бы вас спрятать.
- А зачем нас прятать? - Светлана стала еще мрачнее. - Я-то думала - Магада-а-ан!.. Не хочу прятаться! Всю жизнь меня прячут - упрятывают. Одним глазом видела этот Магадан…
- Ты не поняла, - мягко сказал Такэси. - Жить будете как все, делать будете что угодно, только не надо ничего о себе рассказывать.
- Чушь! - Краснов так забеспокоился, будто проехал свою остановку. - Как это можно о себе не рассказывать? Документы спросят, анкеты заполнять надо, без прописки - я вообще не знаю… Светка, зря поехали, я тебе говорил! Давай, пока не поздно…
- Погоди, хозяин, - перебил Такэси, - послушай меня. То, что ты говоришь, я не понял. Анкета? Прописка? Потом объяснишь. Нам уже не очень долго ехать, поэтому послушай, что мы предложим.
Он оглядел своих, они кивнули. Светлана пожала плечами. Краснов сдался: все равно обратно - этим же вагоном.
- С документами просто, - заявил Такэси. - Завтра утром запишетесь на работу в Минспрос, документы для этого не нужны. Потом сходим в Документарий, сделаем вам карточки - такие, как у нас - вот и все. Для начала только одна просьба: поживем вместе, пока привыкнете, а потом поселитесь, где вам будет удобно. Поработаете со мной, все поймете, а дальше - выберете сами. Идет?
- Как трудно, - Светлана вздохнула.
- Почему трудно, что? - Иван вскинулся.
- Слишком просто. Ничего не понятно. А если спросят…
- Никто ни о чем не спросит, - мягко перебил Такэси. - И вы ни у кого ничего не спрашивайте. Имейте дело только с нами.
- Ох, до первой проверки, - Краснов с огромным сомнением качал головой, тоскливо прощаясь глазами с убегающим назад спасительным пространством, которое все меньше отделяло его от опасного Магадана.
- Ну как это, - с силой произнесла Светлана, - "никто ни о чем не спросит"?
- Очень просто. Молчишь - значит так надо. Вежливость.
- Это что же, никто никому не нужен? И такую дорогу отгрохали? - Она кивнула за окно. - Не верю.
- Чтобы верить, надо знать, - возразил Кампай. - Чтобы знать, достаточно увидеть. Можно верить, конечно, и просто так, по воображению, но это - для чудиков. Так ведь?
Возразить нечего, она пожала плечами и, вдруг замерзнув в теплом вагоне, набросила опять ватник.
Краснов взял с мягкого сиденья свой ремень, выдернул его из петли, на которой висели ножны, подогнал по гимнастерке и опоясался. Нож он затолкал поглубже в голенище.
- Интересная у тебя пряжка, - Ганс Христиан кивнул на офицерский ремень с двумя рядами отверстий. - Эта звезда что-нибудь означает?
- Потом объясню, - в тон Кампаю ответил Краснов. И повернулся к Такэси: - Значит, приезжаем в Магадан и сразу - что?
Такэси, в это время что-то соображавший, было видно, принял решение:
- Не будем откладывать на завтра, - заявил он весело. - Это вас только зря истомит. Я чувствую, что с карточками в кармане вы будете спать спокойнее.
Его товарищи дружно, но не обидно рассмеялись.
- Сразу пойдем в Минспрос, - продолжал Такэси, - запишем вас на работу…
- Потом сразу переоденем, - подсказал Иван.
- Само собой, - кивнул Такэси, - только немного отмоем.
Снова сочувственный смех.
- Красивых-чистых накормим, - продолжал Такэси, - тогда и отправимся в Документарий.
- А успеем? - деловито спросил Краснов.
Сквозь улыбки был ответ:
- Туда можно хоть ночью.
Краснов поймал себя на том, что сам, как Светка, пожимает плечами. Поглядел на нее - она опять была занята пейзажем. Утомленный непонятностями, Краснов потерял охоту разговаривать и тоже сделал вид, будто заинтересовался чем-то за окном. Интересоваться, правда, было особенно нечем. С достаточным однообразием появлялись и исчезали группы ветряков, высокие и невысокие мачты с тарелками, которые Иван назвал ретрансляторами Рескоса. Встречались огороженные строения с просторными дворами, с башнями наподобие силосных, а рядом с ними - немногочисленные жилища с обязательными ветряками, с какими-то неподвижными яркими машинами. Все машины были без колес, но одну Краснов заметил в движении: она, как показалось издали, ползла по траве и тащила за собой платформу, тоже без колес, нагруженную огромной копной сена. Следов за этим составом не оставалось. К машинам Краснов был с детства равнодушен и слегка удивился только абсолютному отсутствию дорог. Но и об этом спрашивать не стал - и так был сыт по горло.
Несколько платформ вагон пролетел без остановки, потому что они были пустые, а на вопрос из-под потолка, нет ли желающих сойти, сидящий у окна Ганс Христиан нажимал белую кнопочку. Рядом с белой была еще красная кнопочка, и Краснов понял, что при желании может нажать ее, сойти на незнакомой платформе, дождаться обратного вагона и… Желание вернуться было, но после некоторого размышления настолько слабое, что не стоило никаких усилий его подавить. Даже вернувшись точно в свой мир и к своему лагерю, Краснов мог ожидать любой пакости, особенно если сбежавший однофамилец оклемался и отправил Кешку на тот свет. Или капитан Краснов не знает своего зама Давыдова или Давыдов сделает все возможное, чтобы связать двух Красновых одной ниточкой и занять место начальника лагеря. Нет уж! Краснов решил раз в жизни хорошо рискнуть. Что-то в этих трех ребятах подсказывало ему, что с ними и здесь - рисковать можно.
У одной платформы машинист (или как его там?) затормозил без спроса, и в вагон вошла подтянутая пожилая женщина с сумкой через плечо, одетая похоже на спутников Краснова. Она от двери сказала: "Привет, хозяева!" и вежливо села в сторонке.
- У вас всех так называют? - спросила Светлана.
- Как? - не понял Кампай.
- Ну, хозяевами.
- Конечно. А у вас не так?
- У нас - товарищи. А было - господа. Еще - граждане.
Трое староверов переглянулись. Ганс Христиан пожал плечами.
- А чем плохо? - спросил сурово Краснов.
- Да нет, - быстро ответил тот. - Называй как хочешь, был бы смысл.
Краснов чуть не рявкнул: "А чем тебе "товарищ" не правится?" Но спохватился и сказал первое, что подвернулось:
- Попить бы. Там воды не осталось?
Иван потянулся было к сетке над окном, куда они забросили сумки, но Ганс его остановил, - что-то нажал под столиком, сдвинул на стене часть панели, и в открывшейся нише обнаружилось несколько ярких баночек стаканного объема. Ганс подал одну банку Краснову и показал, как открыть. Вторую предложил Светлане. Она качнула головой:
- Мне бы… наоборот.
Сидевший с краю Такэси поднялся:
- Пойдем, научу. Там кое-что надо знать.
"Как в буфет повел, - Краснов ревниво посмотрел им вслед. - Небось невелика наука, сама бы разобралась. Поезд и поезд".
Такэси вернулся сразу, потом пришла Светлана и, усмехаясь, пробормотала:
- Да-а, Вася… Вот это поезд…
Краснов вертел в руках пустую баночку из невесомого материала и взглядом примеривался открыть окно, чтобы запустить ею в пространство. Но Ганс протянул руку, поставил баночку на прежнее место и толкнул ее вбок. Что-то там открылось, и она с легким стуком улетела вниз внутри стены.
- Что пил, Вася?
Он кивнул Гансу, и тот подал ей полную баночку. Краснов уже опытной рукой помог открыть, она отхлебнула и сказала тем же тоном, что о походе в туалет:
- Да-а, ребята… Хорошо вы в Америке питаетесь.
Немного обидно напомнила Краснову его допрос возле тоннеля. Или это он просто устал? Трое хозяев, и она вместе с ними, засмеялись совсем без злобы. Вообще они были даже какие-то слишком беззлобные ребята. В любой момент были готовы простить. За все могли извиниться. Не было в них привычного Краснову стремления любой ценой оказаться сверху. Они слегка напоминали ему некоторых интеллигентов, с которыми пришлось возиться в городском кабинете до войны. Но с теми было ясно, те просто робели перед органами, перед грозной формой НКВД, а эти-то вообще такие… Какие они? Мягкие? Кем-то запуганные? Хитрые и коварные? Их техника выше нашей. Каково-то они допрашивают? Краснов еще раз поглядел на красную кнопку: сойти и вернуться, среди своих уж как - нибудь… Но в эти секунды вагон окружила целая роща ветряков, и он понял, почуял, что ближайшая станция - Магадан.