17 июля 1897 года судно "Портланд", возвращаясь из Клондайка, доставило в Сан-Франциско шестьдесят рудокопов. Истощенные, оборванные, измотанные дорогой, эти люди казались пораженными всеми болезнями, какие только может вынести человеческий организм. Сгибаясь под тяжестью сундуков, мешков и всяких причудливо завязанных тюков, которых никому не передоверяли, они остановились у банка и здесь, перед воротами, раскрыли свою поклажу. В ней было около двух тысяч килограммов самородков… Миллион сто двадцать тысяч долларов!.. шесть миллионов франков!
Старатели обменяли золото на деньги и богатые или, по крайней мере, хорошо обеспеченные устремились опять на участки, концессионерами которых были. На расспросы они отвечали: "Мы из Клондайка", - и рассказывали о своих мучениях в ледяном аду, о зиме, проведенной в палатке при пятидесятипятиградусном морозе, об ужасном труде, о смерти товарищей…
- Да!.. Да!.. Все так… Но золото?
- Золото?.. Оно там везде!
И это была правда.
Приезжие привели город в лихорадочное состояние, скоро новость, поведанная ими, достигла берегов Атлантического океана, старой Европы… целого света. В несколько дней Клондайк и его притоки сделались знаменитыми. Рудокопы окрестили их: Хонкер, Бир, Эльдорадо, Бонанза - это наиболее известные, изобилующие золотом места.
Очень быстро были организованы экспедиции, намечены стоянки, чуть ли не разбиты будущие города, где устраивались склады одежды, орудий, провизии. Потом суда, нагруженные людьми, скотом, собаками, инструментами, припасами, стали отплывать то из Ванкувера, то из Сан-Франциско. Негоцианты, ковбои, пасторы, хористы, земледельцы, авантюристы, промышленники, моряки, ремесленники - все превращались в старателей и присоединялись к пионерам.
Между ними находился и В. Кормак, опытный золотоискатель. Он грезил о золоте, спрятанном под Полярным кругом, двадцать лет. Двадцать лет, как в лихорадке, искал его, не теряя мужества, стойко перенося неудачи. Впрочем, в мерзлой земле ему попадались золотые зерна.
В нескольких стах милях от Кормака, на юге, трудилась другая группа рудокопов; их было около тысячи, и лагерь назывался Форти-Миль. Завороженные индейскими легендами, они в действительности находили очень мало золота и жили весьма скудно.
В августе Кормак, работая вместе с деверем своим, индейцем, намыл золота на три сотни франков. Удивленный, он набрал еще земли и опять намыл на четыреста франков.
В течение двух дней ему удалось заработать семь тысяч франков, а россыпь, казалось, нисколько не истощалась. В неделю он стал обладателем двадцати тысяч франков, но тут вышла вся провизия. Тогда он отправился в лагерь Форти-Миль, купил сала, муки, картофеля, сообщил некоторым товарищам о своем богатстве и уехал обратно.
Те, не колеблясь, последовали за ним и прибыли на берег ручья, названного Кормаком "Эльдорадо". По обычаю рудокопов, они разделили землю на участки в семьдесят шесть метров каждый и лихорадочно принялись за работу.
Первые результаты были головокружительны. Никогда еще старатели, даже в сказочные времена Калифорнии и Австралии, не видели подобного богатства. Двое из близких приятелей Кормака, старый Джон Казей и молодой Кларенс Берри, вступили в товарищество. У последнего была грациозная и миниатюрная жена, распустившийся цветок, роза Севера среди снегов. При усердной помощи мадам Берри компаньоны добыли за двенадцать дней из выемки около трех метров глубиною золота на сорок тысяч франков.
Четверо других товарищей, Джой Мак-Найт, Дуглас, Фир и Гартман, оказались еще более счастливыми: в течение трех недель они намыли золота на сто двадцать тысяч франков.
Наконец, охотники меховой компании из Сан-Луи, работая одни, извлекли из земли драгоценного металла на тридцать шесть тысяч франков за восемнадцать часов.
Все эти люди, до тех пор зарабатывавшие по пяти, десяти су в день, казалось, обезумели. Они не пили, не ели, не спали, до крайности возбужденные лихорадочной работой.
Как и у Кормака, у них вышла вся провизия, так что нужно было отправляться в Форти-Миль. При виде мешков, наполненных золотыми зернами, тысяча с лишком рудокопов, как один человек : отправились в Эльдорадо, захватив все, что могли.
Двое молодых людей, Рид и Лерминье, добились успеха, почти беспримерного в летописях рудокопов. Они в две недели извлекли из выемки в восемь метров триста тысяч франков!
Тогда канадец Жозеф Леду, владевший лесопилкой на реке Сикст-Миль, перенес свою фабрику на новое место, туда, где Клондайк сливается с Юконом. Через два года здесь лежал уже целый город с тридцатью тысячами жителей, Доусон-Сити.
Однако неизбежным следствием наплыва народа в Клондайк явились раздоры между поселенцами, соперничество, убийства. К счастью, межевщик канадского правительства, Вильям Огильви, во время одной из вспышек раздора находился неподалеку во главе группы топографов, посланных определить границу между Америкой и Канадой. Он согласился измерить все участки, установить все границы владений и быть беспристрастным судьей среди людей, привыкших выяснять отношения с помощью револьверов. Он один сохранял среди всеобщей лихорадки хладнокровие и упорно отказывался от богатых даров, заявляя, что "государство платит ему жалованье за добросовестную работу, а не за устройство собственного материального благополучия".
Такой поступок снискал Огильви высокое уважение, его решения стали почитаться законом. Он один мог установить порядок между этими сумасшедшими.
Тем временем золотоискатели, рассеявшиеся было по обширным пустыням Аляски и влачившие там жалкое существование, все больше наводняли Клондайк.
Сколько ужасных драм породила эта погоня за золотом! Руководствуясь компасом, в ужасную полярную ночь люди шли через снега, таща сани, питаясь замороженным мясом собак, когда выходило сало, подвергаясь страшным холодам, ночуя прямо на снегу… Сколько их погибло ужасной смертью! Но зато как награждены были те, которые победоносно вышли из грозного испытания!
Зима проходила среди лишений и сверхчеловеческого труда. Большинство жило в снеговых хижинах или в палатках из шерстяной ткани. Впрочем, неумолимая золотая лихорадка воспламеняла их кровь, сжигала тело, держала в пламени весь организм до мозга костей и делала невосприимчивыми к холоду. Весной уехала партия из шестидесяти пяти рудокопов, богатых настолько, чтобы позволить себе некоторый отдых. Это были пассажиры "Портланда", прибытие которых в Сан-Франциско произвело на горожан известное уже читателю волнение.
Вслед за ними месяц спустя "Эксельсиор" привез и вторую партию рудокопов в шестьдесят человек. Среди них был калифорниец Берри и его неустрашимая подруга. Берри собрал за зиму на восемьсот тысяч франков золотой пыли и зерен и приобрел участок, стоящий более пяти миллионов.
Его товарищ Балти привез шестьсот пятьдесят тысяч франков; Жозеф Леду, основатель Доусон-Сити, - пятьсот тысяч.
Канадцы с именами, похожими на французские - Дефонтен, Мишо, Бертонне, Денонвилье, Бержерон, Жильберт, прибыли, владея полумиллионом каждый! И это - за десять месяцев работы!
Тогда-то и началась горячка. Со всех сторон стекались жаждущие золота, бравшие буквально приступом пароходы. Они отправлялись на поиски без провизии, не обращая внимания на ужасный климат, не считаясь с тем, что с октября реки промерзают до дна и почти прекращается снабжение провиантом.
Несчастные безумцы бросались на штурм страны льдов, терпя голод, холод, переступая через замерзшие трупы, устилавшие снеговую пустыню. Отовсюду прибывали бесчисленные партии. Пароходы останавливались в Скагуэй или в Дика.
От последнего пункта до Беннета, где начинается санный тракт, считается пятьдесят километров. На половине пути возвышается скала высотою в 1068 метров, покрытая снегом, на вершину которой ведет узкая дорожка. Ни собаки, ни лошади, ни мулы не могут по ней карабкаться - ни одно животное, кроме человека.
Навьюченные поклажей в четыре пуда весом, согнув спины, с разбитыми поясницами и подбородками, чуть не касающимися колен, будущие миллионеры усердно взбирались по тропинке, цепляясь за уступы пальцами рук и ног, пыхтя, ворча, кляня судьбу и все-таки медленно продвигаясь вперед. Как муравьи, двигались они черной лентой, отчетливо видневшейся на белом снежном покрове. Изнуренные до крайности, в пару, будто только что выйдя из бани, достигали искатели золота вершины и резким движением сбрасывали с плеч ношу, скатывавшуюся далеко вниз. За первым тюком следовал другой, потом третий… по числу забравшихся людей. Внизу все это смешивалось, иные вещи наполовину зарывались в снег.
Так скатывалось до тысячи килограммов съестных припасов и пожитков, необходимых рудокопу в течение года.
Иные разделяли свой тюк на десять маленьких, которые постепенно доставляли на вершину и спускали вниз, десять раз повторяя страшно опасный путь. Затем поклажа разбиралась и нагружалась на сани, которые тянули собаки и люди вместе.
Это место называют перевалом Чилькот.
Ужасна эта дорога при леденящем ветре, поднимающем снежную бурю! Страшен привал несчастных, старающихся укутаться потеплее, чтобы заснуть и проснуться потом наполовину замерзшими!
От озера Беннет до Доусон-Сити считается пятьсот километров. Это расстояние пароходом проходят в пять дней в конце весны, когда воды свободны ото льда. В разгаре же зимы санный путь занимает по крайней мере двадцать пять дней. И как он мучительно тяжел!
Само вашингтонское правительство и пароходное начальство, стремясь предупредить катастрофы, часто телеграфирует своим агентам в Сан-Франциско и Ванкувер:
"Задержите отъезд… Остановите рудокопов… Скажите, чтобы дожидались весны".
Но пятнадцать тысяч любителей легкой наживы неудержимы:
- Мы хотим ехать!.. Вот деньги… Плата за проезд… Нас не имеют права задерживать… Место!.. Место!.. И вперед!
И пароходы отходили, а народ прибывал все более исступленный, и замерзшие трупы все чаще устилали горестную дорогу к золоту. Ничто не могло остановить этого безумия, этой алчности, этой дьявольской погони за миллионами. Мученики ледового ада падали, умирали, но, несмотря ни на что, число их все увеличивалось. Впрочем, впоследствии, когда первое волнение, произведенное вестью о клондайкском золоте, прошло, приняты были некоторые меры для поддержания порядка и предохранения ловцов удачи от гибели: образовались общества для упорядочения прибытия и отправления золотоискателей; в газетах, журналах стали появляться различные путеводители с полезными советами, с перечислением необходимого в этих краях снаряжения и его стоимости, со сведениями о местных требованиях гигиены. Предпринимались также меры к облегчению трудностей ужасного перевала через Чилькот. Делались даже попытки устроить подвесную канатную дорогу в ожидании постройки настоящей железнодорожной линии, проведенной два года спустя через Уайт-Пасс - перевал, соседний с Чилькотом.
Однако, не ожидая более удобных путей сообщения, и бедные и богатые, и сильные и слабые, - словом, все, решавшиеся на это путешествие зимой, выносили бесчисленные муки и часто умирали страшной смертью среди ледяного безмолвия. Те же, кто были достаточно разумны, чтобы дождаться весны, совершали это путешествие водой быстро и даже приятно.
ГЛАВА 2
Впечатления лицеиста. - Новые друзья. - Канадец и его дочь. - Что следует запасать, отправляясь в Клондайк. - Летнее путешествие. - От Ванкувера до Скагуэя. - Перевал Мертвого коня. - От Скагуэя до озера Беннет. - На пути в Доусон-Сити.
- Ну, что вы скажете об истекших двух неделях? - спросил Редон молодого лицеиста.
- Это какой-то сон, какая-то феерия! - отвечал тот. - Я положительно восхищен! Этот неожиданный отъезд из Гавра, прекрасный переезд через Атлантический океан, неделя в Нью-Йорке, затем Монреаль, путешествие по Канадской тихоокеанской железной дороге и, наконец, Ванкувер!!. Мне просто не верится, что все это не сон!
- Да, да, Жан прав, - хором воскликнула вся маленькая компания, - путешествие прелестно!
Невольными свидетелями этих восторженных возгласов стали двое симпатичных посторонних: громадного роста человек, плечистый, с ясным, светлым взглядом и крупными грубоватыми чертами лица, носившими отпечаток недюжинной энергии, чистосердечия и удивительного добродушия (на вид ему казалось не более тридцати пяти лет, хотя в действительности было полных сорок пять, если только не все пятьдесят), и молодая девушка, красивая, рослая, румяная, с густой каштановой косой, большими синими глазами, с кротким и вместе с тем смелым и решительным выражением лица, несколько похожая на своего спутника. Очевидно, это были отец и дочь.
- Ну, а вам, господин Дюшато, эти шесть суток в железнодорожном вагоне не показались скучными и утомительными?
- О нет! Канадцы неутомимы, а радость знакомства с настоящими французами ни с чем не сравнима. Я уверен, что и дочь моя Жанна того же мнения! Вы не поверите, господа, как мои соотечественники бывают счастливы, когда судьба сталкивает их с людьми, прибывшими прямо оттуда, с нашей далекой прародины!
- Для нас, - сказал журналист, - эта встреча тоже счастье. Вы, Дюшато, так внимательны и заботливы: закупили на всех полную экипировку, съестные припасы, причем по ценам втрое более низким, чем ожидалось.
- Э, господа, стоит ли об этом! Ведь земляки же! Мы с дочерью отправляемся в Клондайк, вы едете туда же; мне издавна знакома эта страна, а вам внове. Как же не помочь?!
Разговор этот происходил в общей столовой, откуда все перешли в комнаты, загроможденные самым разным снаряжением.
Громадный ньюфаундленд с умными глазами внимательно следил за людьми, ласково виляя хвостом.
- Вот, господа, - говорил Дюшато, - необходимая обувь для четверых мужчин и двух дам… Шесть пар резиновых сапог, шесть пар кожаных, шесть пар сапог, подбитых гвоздями, шесть пар лыж и шесть пар мокасин из оленьей шкуры!
- И только?..
- Все это необходимо в стране льдов и снегов! А вот и чулки: сперва носки шерстяные, потом чулки пуховые, чтобы надевать поверх носков, и, наконец, меховые чулки, что надеваются поверх всего!
- Но у нас будут ноги, как у слонов! - воскликнул журналист.
- Да, конечно, особенно с шерстяными кальсонами, теплыми панталонами, меховыми штанами и парусиновыми шароварами!
- Ну, нечего сказать, завидная перспектива! Да в таком наряде и двигаться-то нельзя!
- Морозы здесь суровые, и надо защищать себя от холода! - наставительно проговорил канадец.
- Ой, да я не хочу здесь зимовать! Я ужаснейший мерзляк!
- Что делать! Здесь никогда нельзя поручиться, где будешь зимовать. Иной год лето длится четыре месяца, а иной - два; холода могут застигнуть невзначай, и тогда волей-неволей нельзя будет двинуться с места!
- Боже правый! При морозе в пятьдесят градусов я и жив не останусь! - воскликнул журналист.
Слушая все эти вопли, Дюшато не мог удержаться от улыбки и продолжал:
- Мы купили фланелевые рубашки, шерстяные куртки, шерстяные верхние одежды и, сверх этого, капюшоны мехом внутрь! А это вот меховые колпаки для головы. Видите, как тепло и удобно! Для рук же, которые очень чувствительны к холоду, заготовлено по две пары перчаток и по паре меховых митенок.
- И это все?
- Ах, нет! Еще полный комплект непромокаемых одежд… Знаете, клеенок матросских! Не забыты и каучуковые плащи.
- Но тогда потребуется канат, чтобы мы могли сдвинуть с места наши драгоценные тела, отягощенные тремя, четырьмя, пятью обертками!
- Не бойтесь, вы пойдете легко, как если бы ничего не имели на себе, полетите в холодном воздухе с легкостью птиц!
Девушки, Леон и Жан весело рассмеялись.
- С одеждами покончено, - продолжал канадец, сохраняя свою серьезность, - теперь надо немного белья, платков и салфеток; затем меховые мешки-постели, одеяла из мехов… Наконец, я купил еще две печки и две палатки! Видите, как хорошо! Это покрывала из просмоленного полотна для наших тюков, весом от семидесяти до восьмидесяти фунтов каждый, в них масса вещей: кухонные принадлежности, железные тарелки и блюда, вилки, ложки, ножи, стаканы, различные инструменты, ящики для промывания золота, веревки, пакля, пилы, гвозди, топоры, ножницы, точильный камень, рыболовные снаряды, прекрасные багры, красивая коллекция удочек и бечевочек, нитки, иголки, булавки, шерсть, дымчатые очки от солнца и снега, табак, фитили, спички, охотничьи ножи, ружья и патроны, сетки от москитов и масло против них.
- В снегу-то москиты?
- Теперь лето, сударь! Воздушная тварь, голодавшая в стужу, не пощадит нашей кожи. Теперь перечислим съестные припасы; они остались в магазине, где под моим наблюдением были упакованы приказчиками. Тут есть: пшеничная мука, овсяная крупа, морские сухари, сахар, сушеные яблоки и лук, сушеный картофель, овощи для супа, шпик, масло, соль, перец, горчица, сушеная шептала, сушеный виноград, рис, чай, искусственная закваска, ящик с различными консервами, плитки лимонного сока - за исключением небольшого количества лакомств для дам, это все!
- Прекрасно! Какая жалость, что там так холодно зимою, а то путешествие обратилось бы в прекрасную увеселительную поездку!
- Зато лето начинается, и вы можете наслаждаться москитами и жарою. Здесь она недолгая, но поистине адская. А теперь, дорогие соотечественники, если вы действительно торопитесь с отъездом и не желаете даром тратить время - за работу! - и, первым подавая пример, канадец схватил мешок, запрятал в него несколько вещей, измерил глазом тяжесть и объем тюка, завернул, скруглил его, пристукнул и сказал:
- Видите, это совсем нетрудно! Несколько оборотов просмоленной бечевки, крепкие узлы, и готово.
Примеру его последовали молодые люди и девушки. Работали безостановочно, и мало-помалу груда мешков становилась все больше. Потребовалось не менее десяти часов усиленной работы, чтобы покончить с этим делом, от которого зависел самый успех экспедиции. Когда же, наконец, все было готово, канадец, взяв горшок сурика и громадную кисть, изобразил несколько символических линий на каждом тюке, чтобы их можно было узнать с первого взгляда.
Настала ночь. Французские путешественники планировали маленькую поездку в город Ванкувер, Дюшато им отсоветовал:
- Посетим его на обратном пути, когда будем миллионерами… Минуты дороги! Наш путь совершится на борту "Гумфри", который отправляется завтра днем… Сейчас унесут наши тюки… Вот носильщики… Плуты зарабатывают по шестидесяти франков в день… Мы переходим улицу, и по другой стороне, в пятидесяти шагах - пристань. Вот номера наших кают. Понесем лучше сами наш ручной багаж для большей сохранности.
Они шли среди людей, сгибавшихся под грузом тюков, среди мулов, тащивших дроги, достигли пристани, перед которой свистел, качаясь и выпуская клубы дыма, большой пароход. На следующий день наши путешественники взошли на борт "Гумфри". Дюшато с собакой Портосом последним переправился через мостик. Суматоха кончилась. У каждого пассажира попроще было свое место за столом на нижней палубе, у привилегированных - на верхней. Наши друзья устроились попарно: Марта Грандье в одной каюте с Жанной Дюшато, Леон Фортен с Жаном Грандье, Поль Редон с Дюшато, к последним присоединился и добрый Портос.
Через пять с половиной дней пароход достиг Скагуэя, конечного пункта пути. Началась высадка, затем таможенные формальности, так как Скагуэй находится на американской территории.