Они вернулись на место стоянки, где Ниро Варанга готовил ужин. Диего, с каждым днем становившийся все более и более недоверчивым, пристально посмотрел в лицо австралийца, но ему показалось, что Ниро Варанга совершенно спокоен.
- Я не буду спускать с него глаз, - пробормотал он, - тут есть какая-то тайна, которую я никак не могу себе объяснить.
Когда ужин был съеден, Диего взялся сторожить первую четверть ночи, но в его смену не случилось ничего особенного. Сменивший его Кардосо провел свою смену также совершенно спокойно, только около трех часов утра ему показалось, что он видел при неверном свете зари, как на берег поднялась какая-то человеческая тень, немного спустя появилась другая тень, напоминавшая собой какое-то животное или, скорее, птицу гигантских размеров.
Но появление и исчезновение их произошло так быстро, что он не был уверен, была ли это действительность или ему только померещилось. Он боялся ошибиться, но тем не менее стал поближе к драю, взвел курок "снайдера" и начал тщательно всматриваться вдаль.
Четыре часа его смены прошли, а виденные им тени больше не появлялись.
- Как странно, - прошептал он, - если бы я не был уверен, что мы прошли такое большое расстояние, то мог бы подумать, что эти тени очень похожи на колдуна и его страуса. Ба, да я с ума сошел, вообразив себе, что это колдун, он теперь еще, должно быть, где-нибудь близ Баготских гор или на берегах Финка.
Он был настолько убежден в своей ошибке, что не сказал об этом ни слова ни доктору, ни Диего, чтобы не обеспокоить их понапрасну. В шесть часов драй снова двинулся в путь в своем обычном направлении. Перейдя сто тридцать четвертый меридиан близ горы Шарлотты, он направлялся к горам Джемс, вершины которых ясно виднелись на севере.
Жара была все такая же подавляющая, и из внутренних земель материка продолжал непрерывно дуть жгучий ветер, сушивший горло людей и животных и быстро поглощавший небольшой запас воды маленького каравана. Громадная равнина, простиравшаяся до подножия гор, казалась ужасающе бесплодной: на ней не было ни единого клочка травы, ничего, кроме больших камней, обожженных солнечными лучами, и песка, приподнимаемого и сметаемого в кучи ветром, причем он набивался в глаза и рот путников, у которых от этого начинались припадки конвульсивного кашля. Этот песок был настолько мелок, что проникал сквозь белое полотно драя и попадал даже в ящики.
В полдень столбик термометра поднялся до шестидесяти градусов!.. Несчастные путешественники просто пеклись заживо, словно они находились в раскаленной печи; только один дикарь свободно переносил этот ужасный жар и не боялся выставлять свою открытую голову под жгучие солнечные лучи.
Вдруг один из быков, пораженный солнечным ударом, внезапно упал на землю, чтобы никогда больше не встать. Обрезали его постромки и вырезали у него язык, который мог служить обедом для путников, а труп его был оставлен на съедение диким собакам.
Драй продолжал двигаться, медленно тащимый несчастными животными, мычавшими и ржавшими хриплыми голосами. Тяжелая колымага скрипела и трещала, словно она готова была развалиться, колеса ее глубоко врезались в песчаный грунт, а доски были столь накалены, что до них нельзя было дотронуться.
Доктор и оба матроса хотя и были привычны к экваториальной жаре, тем не менее лежали растянувшись на ящиках; они словно одурели и были не в состоянии сделать какое-либо движение. Мозг их, казалось, горел, а легкие работали с ожесточением и все-таки не наполнялись: входящий в них воздух был настолько жгуч, что несчастным казалось, будто они сохнут. В два часа термометр показывал шестьдесят пять градусов, и у них пал другой бык, моментально пораженный солнечным ударом.
- Клянусь рогами оленя, - воскликнул Диего хриплым голосом, - если подобная жара продлится еще часа два, то мы останемся без животных! Странная пустыня, здесь ничего не видно, кроме камней, только камней!.. Вот был бы подходящий момент для нападения на нас дикарей!.
К счастью, этот ужасный жар, дойдя до шестидесяти пяти градусов, медленно стал ослабевать и дошел до пятидесяти градусов; люди и животные могли наконец свободнее дышать и немножко ожили, но впереди них все еще расстилалась необозримая пустыня, которая, казалось, должна была кончиться еще не скоро.
В шесть часов вечера драй перевалил через горы Джемс по горному проходу, пробитому рекой Хьюгом, русло которого спускалось с севера большими извивами, но в нем не было ни глотка воды. Выйдя из ущелья, они увидели цепь гор Ватерхаузен, но и они также были бесплодны, и в их долинах не видно было никаких следов растительности. Солнце сожгло всю страну и иссушило даже крупные деревья, стволы которых, лишенные не только листвы, но и коры, поднимались к небу по склонам гор, словно скелеты. На следующий день драй двинулся вперед за два часа до зари. Спасение каравана зависело от быстроты его передвижения, так как быки должны были вскоре пасть от голода, потому что здесь для них не было никакой пищи, да и запас воды видимо уменьшился. Если бы через два дня путникам не удалось добраться до какого-нибудь ручья или леса, то они должны были бы бросить драй посреди пустыни. Погоняя быков и лошадей, путники добрались до гор Ватерхаузен и с невероятными усилиями перебрались через них, перешли приток Хьюга - реку Мюллер и направились к большой горной цепи Макдоннелл, надеясь найти в долинах этой цепи хотя бы немного травы и какой-нибудь ручей.
В одиннадцать часов Диего, привставший, чтобы осмотреть окрестности, указал доктору на видневшиеся у подножия гор темные массы.
- Это деревья, - сказал доктор.
- Уверены вы, что не обманываетесь?
- Совершенно уверен, Диего.
- И вы думаете также найти и воду?
- Да, мы ее найдем.
- Вперед, Ниро Варанга! Но что означает этот слой красной земли?
- Он означает, друг Диего, что мы теперь идем по большой золотой залежи, по настоящему золоту.
- Вы шутите, сеньор доктор?
- Нет, я говорю серьезно; быть может, под нашими ногами лежат миллионы.
- Какое несчастье, что мы не можем остановиться и нагрузить драй золотом. Есть тут также и бриллианты?
- Не думаю, в Австралии их еще до сих пор не находили.
- Скажите мне, сеньор доктор, - сказал Кардосо, - ведь золото самый дорогой из всех существующих на земле металлов?
- Вовсе нет, друг мой, есть другие металлы, стоящие гораздо дороже. Большая ошибка думать, что оно - самый дорогой из всех металлов.
- О, да это для меня новость, сеньор доктор! - воскликнул Диего. 368
- Не только для тебя, но и для многих других, - ответил Альваро.
- А скажите, пожалуйста, какие же, по-вашему, самые дорогие металлы?
- Сейчас я удовлетворю твое любопытство. Ты, вероятно, знаешь, что за килограмм золота платят обыкновенно три тысячи пятьсот франков, килограмм иридия, металла, открытого в 1803 году Тенянтом в платиновых копях, стоит до шести тысяч и даже до шести тысяч пятисот франков.
- Да это почти вдвое дороже золота?..
- О, это еще пустяки, есть металлы, стоящие гораздо дороже.
- Но что это за металл, этот иридий?
- Это довольно редкий, светлый, как сталь, и отливающий всеми цветами радуги металл. Осмий, также находимый вместе с платиной, но имеющий голубовато-белый цвет, стоит около шести тысяч пятисот франков за килограмм; килограмм белого, как серебро, бария, открытого Дэви в 1808 году и находящегося в барите, стоит около сорока тысяч франков.
- Гром и молния, вот так редкостный металл!
- Килограмм Колумбия, или ниобия, открытого Розе в 1844 году, и родия, открытого Волластоном в 1804 году, стоят по двадцать тысяч франков; рутений, открытый Клаусом в 1844 году металл, очень похожий на иридий, стоит четырнадцать тысяч франков за килограмм; палладий, открытый Волластоном в 1804 году и находимый то вместе с платиной, то вместе с бразильским золотом, имеющий форму мелких зерен, стоит четыре тысячи пятьсот франков за килограмм; иттрий, найденный в первый раз в Иттербю, в Скандинавии, и вообще чрезвычайно редкий, стоит двадцать пять тысяч франков за килограмм; стронций, открытый Дэви в Шотландии в 1808 году, имеющий бледно-желтый цвет, а при горении дающий яркий белый цвет, продается по цене тридцать пять тысяч франков за килограмм; глиций, или бериллий, - тридцать четыре тысячи франков за килограмм; литий, самый легкий из всех металлов, - двадцать пять тысяч франков за килограмм; ванадий, открытый Сефстроцином в Швеции в 1830 году, белый, как серебро, но с изумительным, никогда не тускнеющим блеском, стоит двадцать две тысячи франков за килограмм и, наконец, didym (дидим), открытый Мозандером в 1840 году, дороже всех других, так как цена его равняется сорока двум тысячам франков за килограмм.
- Тысяча кораблей! Вот так цены!..
- Вот и лес! - вскричал в эту минуту Ниро Варанга
XVI. Таинственный след
Да и пора было доехать! Животные просто изнемогали от голода. Они около сорока восьми часов не ели ничего, кроме полусожженного солнцем тростника и, умирая от жажды, едва держались на ногах. Казалось, они вот-вот упадут, чтобы никогда уже больше не встать. Почуяв близость пастбища, животные сделали последнее отчаянное усилие и дотащили тяжелый фургон до зеленеющей долины, вдававшейся в высокие отроги большой цепи гор Макдоннелл, причудливые вершины которых терялись по направлению к западу и к востоку.
Дойдя до долины, лошади и быки, истощенные сделанным ими последним усилием, повалились один возле другого и начали жадно жевать росшую вокруг них в большом количестве траву. Долина эта вдавалась на несколько километров в горную цепь, образуя как бы своего рода длинный проход, постепенно поднимавшийся на склоны грандиозной массы скал, тогда как окрестности этой долины были совершенно бесплодны и покрыты песком и громадными камнями; внутри ее, напротив, росло множество деревьев, кустов и травы. Направо и налево тянулись большие группы мальг, высотой четырнадцать-пятнадцать футов, ваи-вайга, или деревьев смерти, черных деревьев, мочальных деревьев, казуарин с крепкими и толстыми стволами, австралийских кедров, xanthoma, араукарий и разного рода эвкалиптов. Посреди этой растительности виднелись летающие, дерущиеся, кричащие и поющие белые голуби, стаи порфириев с блестящими голубыми перьями, белых, красных и бледно-розовых какатоэс и других попугаев, тогда как в вышине, над скалами и пропастями, носились несколько пар смелых орлов и больших соколов, называемых естествоиспытателями haliastur.
- Каррамба! - воскликнул Диего, широко открывая глаза. - Куда это мы попали? Не в земной ли рай?
- Это оазис, - ответил доктор.
- Удивительная страна, здесь вам на каждом шагу представляются новые сюрпризы!.. Там сожженная солнцем пустыня, а здесь настоящий рай. Кто тут что-либо поймет?!
- Не видите ли вы хоть немножко свежей воды? - спросил Кардосо. - Я отдал бы два года жизни, чтобы осушить кружку какой-либо жидкости, пива или воды, все равно.
- Я тебе ее сейчас достану, - сказал доктор.
- Верно, вы нашли ручей?
- Возьми топор и ступай за мной.
- Топор? Разве вы хотите разбить им скалы?
- Иди за мной, и ты увидишь.
Все трое сошли с драя, и доктор направился к группе росших невдалеке деревьев на почве, не указывавшей ни на малейший признак влажности.
- Отсеки корни вот этого дерева, - сказал Альваро, обращаясь к Кардосо.
- Что вы хотите с ними делать? - спросил изумленный матрос.
- Не заключают ли они в себе склада льда? - спросил Диего. - В этой стране меня бы это нисколько не удивило.
- Ну, руби же, - сказал доктор.
Кардосо отрубил выдававшиеся из земли толстые корни эвкалипта, и вдруг из обрубленных корней потекли струи прозрачной воды.
- Пейте, друзья мои, - сказал доктор.
Оба матроса бросились на колени, припали губами к отрубленным местам и жадно начали пить.
- Клянусь утробой кита! - воскликнул старый моряк между глотками. - Да ведь эта вода и свежа и вкусна! Ну и страна… Тут деревья служат колодцами. Пей Кардосо, пей, здесь хватит на всех.
И они пили все трое, поглощая, словно насосы, вытекавшую из корней свежую воду. Когда один корень осушался, они тотчас же отсекали другой и снова принимались пить с прежним усердием и перестали лишь тогда, когда полностью утолили жажду.
- Хватит, - сказал Диего, - если я буду еще продолжать пить, то лопну. Подумай-ка теперь о том, как бы добыть себе какое-нибудь вкусное жаркое: здесь не может быть недостатка в дичи, я в этом…
Он не докончил своей фразы, потому что зацепил ногой за марру, длинную лиану, извивавшуюся по земле и тянувшуюся к деревьям, и упал в середину куста, имевшего длинные ветви.
Едва лишь он повалился на это растение, как, к величайшему своему изумлению, почувствовал, что его крепко обхватили совершенно лишенные листьев ветви.
- Ай, кто это меня хватает! - закричал он, быстро вскочил и, рванувшись изо всех сил, освободился от плотно обвившихся вокруг его тела ветвей. Диего взглянул на свои руки и испустил крик ужаса: руки были покрыты кровью.
- Кровь!.. - воскликнул он. - Это еще что за ужасное растение?..
- Кровь! - воскликнули вместе Кардосо и доктор.
- Посмотрите, - сказал Диего, - мои руки совершенно красны.
- Больно тебе? - спросил доктор.
- Да, немножко жжет, - ответил старый моряк.
- Посмотрим-ка это странное растение.
Альваро приблизился к кусту и очень тщательно осмотрел его; куст был высотой в два метра, с тонкими, чрезвычайно гибкими ветвями, совершенно лишенными листьев, но зато покрытыми слоем густой и очень липкой смолы, сквозь которую виднелись едва заметные простым глазом дырочки.
Доктор дотронулся до одной из ветвей, она тотчас же согнулась и крепко обхватила его руку, немного спустя он почувствовал легкое жжение, жилы на руке налились кровью, и сквозь поры кожи крепко сжатой растением руки показалось несколько капель крови.
- Это хищное растение, - сказал доктор, поспешно освобождаясь от сжимавшей его руку ветви.
- Хищное растение! - воскликнули в высшей степени изумленные Диего и Кардосо.
- Да, друзья мои, оно высасывает кровь посредством невидимых присосков.
- Как же так! - воскликнул Диего. - В этой стране водятся даже и растения, питающиеся кровью? Да что же это, наконец, за страна?
- Так что, если бросить на ветви этого растения какое-нибудь животное, они бы его пожрали? - спросил Кардосо.
- Они высосали бы из него всю кровь, друг мой, - ответил доктор.
- Вот ужасное растение! - воскликнул старый моряк.
- Это тебя изумляет? Но находили еще и другие растения, питающиеся животными, как здесь, так и на других материках. Знаменитый ученый Дарвин открыл, что Drosurarotundifoglia имеет свойства съедать садящихся на его листья насекомых, а это растение весьма распространено даже в Европе. Потом на этом континенте найден род громадной крапивы, которая ловит птиц или мелких животных, обвертывая их своими широкими листьями, и затем совершенно высасывает из них все соки и превращает их в скелеты, выбрасывая свою добычу лишь тогда, когда от нее остались одни кости, которых она не может поглотить.
- Если бы все это рассказывал мне кто-нибудь другой, то уверяю вас, сеньор доктор, что я запер бы его в дом умалишенных.
- Верю, Диего, - сказал доктор улыбаясь. - Все это так странно, что поверить этому очень трудно, хотя у растений существуют еще гораздо более изумительные странности.
- Какие же это странности? - спросил Кардосо.
- Разве не открыли животных-растений?
- Животных-растений? - воскликнул старый моряк, смотря на доктора с таким видом, как будто хотел его спросить: не спятил ли он с ума.
- Да, Диего, - сказал Альваро, - это животное-растение весьма обыкновенно, оно называется convolvulaschultzii; оно совмещает в себе водоросль и червя, тело его не имеет в середине полости и снабжено подвижными ресничками, служащими органами передвижения. Оно зеленого цвета, чем обязано ряду клеточек, содержащих в себе хлорофилл, дающий окраску растениям. Сначала думали, что эти животные-растения дышат точно так же, как и все другие растения, но затем было доказано, что способ их дыхания совершенно особенный, то есть они поглощают растворенную в воде углекислоту, так как живут в воде, но вместо того, чтобы выдыхать кислород, они, напротив, употребляют его себе на пользу, чтобы дольше жить.
- Но где же находят этих водорослей-червей?
- В стоячих водах, Кардосо, - ответил доктор.
- А есть ли у них глаза?
- Настоящих глаз нет, но у них есть зрительные органы, и они даже любят свет, так что если эти животные-растения положить в темную бутылку, то они непременно инстинктивно направляются в наиболее освещенную сторону.
- Это изумительно, сеньор доктор.
- Еще бы, Кардосо, это изумило даже естествоиспытателей, которые должны были признать, что между двумя царствами, животным и растительным, существует переходная ступень, тогда как прежде ее не было. Но будет нам болтать, займемся-ка нашими животными, ведь они умирают от жажды.
Путники вернулись к драю, остановившемуся у входа в долину, и послали Ниро Варанга собрать воду, какую можно было еще найти в корнях эвкалиптов, чтобы напоить несчастных животных. Пока австралиец торопливо побежал исполнить приказание доктора, Диего стал готовить завтрак, начав варить язык второго быка, павшего в пустыне, а Кардосо отправился в лес, чтобы найти какую-нибудь дичь.
Не прошло и получаса, как доктор и новый повар увидели идущего к ним сильно запыхавшегося Кардосо. Он взял своих спутников за руки, отвел их за фургон, чтобы его не услышал Ниро Варанга, и сказал:
- Сеньор доктор, нас преследуют!..
- Ты бредишь, дружище, - воскликнул Диего.
- Нет, старина, я вовсе не брежу.
- Ты видел австралийцев? - спросил доктор.
- Нет, но я нашел очень странный след.
- Что же это за след?
- Переходя через песчаную полосу, я увидел ясный отпечаток двух голых ног, а рядом с ними следы страуса.
- Ну, и что же из этого?
- А то, что там прошел человек, вслед за которым шел страус.
- Я не нахожу повода пугаться этого.
- А что, если этот человек тот колдун?