Эта комната была велика, с потолком в виде купола и ковровыми обоями; освещалась она тремя готическими окнами; дубовая, потемневшая от времени изящной резьбы мебель напоминала лучшие образцы эпохи Возрождения и, очевидно, была привезена из Европы; кровать, поставленная на возвышении, к которому вели три ступени, была скрыта тяжелыми занавесками.
Рядом с изголовьем была дверь туалетной, где постелили постель для Мигеля.
Чемоданы путешественников стояли на стульях.
На столике возле кровати, у изголовья, горел ночник, и тут же стояла кружка с укрепляющим напитком, который в то время обыкновенно пили, ложась спать, и который поэтому называли вечерним питьем.
Восковые свечи горели в канделябрах, поставленных на тумбах, раскрытая библия лежала на аналое, над которым возвышалось распятие из пожелтевшей слоновой кости.
Асиендадо с видимым удовольствием осмотрелся вокруг.
- Кажется, все в порядке, - сказал он, потирая руки.
- Не знаю, как благодарить вас за такое внимание, - ответил дон Фернандо.
- Я только исполняю долг гостеприимства. Впрочем, - прибавил он со значением, - если вы считаете себя моим должником, мы и этот счет сведем со временем; теперь же, когда я удостоверился, что мои приказания исполнены и вам все подано, позвольте пожелать вам доброй ночи и в особенности благополучного пути, - по всей вероятности, я не буду иметь чести видеть вас перед вашим отъездом.
- Боюсь, что так, поскольку собираюсь отправиться с рассветом.
- Так прощайте - или, вернее, до свидания в городе! Еще раз желаю вам доброй ночи и спокойного сна, чтобы завтра проснуться свежим и бодрым - это едва ли не лучшее, что я могу пожелать вам.
- И чему всего легче исполниться, - с улыбкой ответил молодой человек, - однако искренне благодарю вас.
- Не скажите: иной раз ляжешь в убеждении, что сейчас заснешь - и что же? От бессонницы проворочаешься с боку на бок всю ночь напролет. Для большей верности я бы советовал вам отведать питье, приготовленное на ночном столике, - это чудное средство против бессонницы.
- Не забуду вашего совета; доброй ночи и еще раз благодарю.
Хозяин и гость пожали друг другу руки, и дон Хесус вышел, предшествуемый мажордомом.
- Черт бы его побрал! - вскричал Мигель, запирая дверь на замок и на задвижку. - Я думал, он останется тут до утра. Наконец-то мы от него избавились!
- Признаться, я рад, что он убрался, - ответил дон Фернандо, - он уже начал сильно действовать мне на нервы! Сам не знаю отчего, но мне все время кажется, что любезность его притворная и он скрывает какой-то тайный замысел, которого я не угадываю.
- Говоря по правде, у этого человека физиономия настоящего мошенника.
- Не правда ли?
- Он как две капли воды похож на изображение Иуды Искариота, которое я где-то видел в детстве. Но что за беда! Мы примем меры предосторожности.
- Осторожность никогда не помешает, - заметил дон Фернандо, положив обнаженную шпагу у своего изголовья и пистолеты под подушку.
- Теперь, ваше сиятельство, мы осмотрим комнату.
- Хорошо.
Они взяли в руки по свече и осмотрели всю комнату, приподнимая ковры и простукивая стены. Ничего подозрительного они не нашли.
- Я думаю, мы можем спать спокойно - сказал молодой человек.
- И я думаю так же… Кстати, ваше сиятельство, знаете ли, наем этого дома - замечательная идея, которую вы осуществили преискусно!
- Да, хитрая лисица этот старик, но коса нашла на камень! Мы не могли найти более удобного убежища.
- Сущая находка… Но неужели мы дадим повесить этим собакам-испанцам наших бедных товарищей?
- Ей-Богу, не дадим, если только можно помешать этому! Ведь они и попались из-за нас, думая оказать нам помощь.
- Правда, но через два дня мы будем в Панаме. И хитры же будут испанцы, если мы не высвободим из их когтей наших братьев!
- Что ты думаешь о капитане, дружище Мигель?
- Премилый господин, - ответил буканьер с усмешкой, - но если, как надеюсь, я когда-нибудь ступлю ногой на его корвет, уж покажу же я ему, на что способны грабители, которых он так презирает!
- Это удовольствие я доставлю тебе очень скоро.
- В самом деле, ваше сиятельство? - вскричал Мигель весело.
- Даю тебе слово… но тс-с! Не говори так громко, а то еще, пожалуй, кто услышит.
- Ну вот еще! Все спят.
- И мы отлично сделаем, если последуем этому примеру. Спокойной ночи, Мигель.
- Спокойной ночи, граф.
- Постой, возьми этот напиток и выпей его, если хочешь.
- А вы разве не желаете?
- Нет, я не чувствую жажды.
- А у меня так постоянная жажда. Доброй ночи, ваше сиятельство, я оставлю дверь в туалетную открытой.
- Разумеется, нельзя знать, что может случиться.
Молодой человек лег. Мигель потушил свечи и вышел из комнаты.
Комната теперь освещалась лишь мерцающим светом ночника.
Еще некоторое время Мигель ворочался в кровати, после чего в туалетной воцарилась тишина. Спустя пятнадцать минут дон Фернандо услышал, что товарищ его храпит, словно труба органа, - буканьер спал мертвым сном.
ГЛАВА V. Какую странную ночь провел дон Фернандо на асиенде дель-Райо
Дон Фернандо не спал; напротив, никогда он небывал менее расположен ко сну, чем в настоящее время. Он лежал, закрыв глаза, чтобы, не видя внешних предметов, лучше сосредоточиться. В этом положении он бредил наяву самыми очаровательными сновидениями и убаюкивал себя соблазнительнейшими фантазиями.
В воображении его медленно воссоздавались различные происшествия во время ужина - до того ничтожные, что никто, кроме него, не обратил на них внимания; это взаимное понимание, установившееся между ним и девушкой, немой разговор двух сердец, которые за несколько часов до того обоюдно не знали даже, что существуют, а тут вдруг одним взглядом или улыбкой стали друг друга понимать, эта глубокая любовь, горячая, как электрическая искра, попавшая из глаз в сердце, чтобы воспламенить его тем огнем, что таится в самом сокровенном его уголке, этот союз, так чистосердечно и откровенно заключенный на глазах у всех, - все это, соединяясь в возбужденном мозгу молодого человека, совершенно путало его мысли и рисовало ему, как через призму, картины счастья и невыразимых наслаждений.
Как же все случилось? Он этого не знал, да и не пытался понять. Он довольствовался убеждением, что нельзя быть более уверенным в любви женщины, чем он был уверен относительно доньи Флоры, но если бы он доверил кому-нибудь свою тайну и был спрошен, на чем основывалась эта уверенность, то не только не объяснил бы ее, но и не сумел бы сказать, откуда она взялась.
Он чувствовал, что с любовью растет и обилие его мыслей: цель, которую он себе поставил, показалась ему достойной презрения в сравнении с той, которую открывала ему вспыхнувшая страсть, и перед ним понемногу раскрывалось лучезарное будущее.
Но ночные часы шли, и усталость брала свое, молодой человек чувствовал, что его веки начинают тяжелеть, мысли становятся менее ясными и исчезают, прежде чем он успевал бы логически их связать. Он перешел в такое состояние, которое нельзя назвать бдением, хотя это еще не сон; он уже готов был окончательно уснуть.
Но вдруг среди оцепенения, в котором находился, он внезапно вздрогнул, привстал, открыл глаза и осмотрелся.
Комната была погружена в почти совершенный мрак, ночник потух, а луч месяца, скользивший через стекло, отражался на паркете белой полосой голубоватого оттенка.
Молодому человеку послышался звук, точно где-то сильно щелкнула пружина.
Напрасно он старался проникнуть взглядом в темноту - ничего не было видно; насторожив слух, он слышал одно только храпение своего товарища.
- Я ошибся, - пробормотал он, - однако мне так явственно послышалось…
Он протянул руку к изголовью, взял пистолет и, схватив в другую руку шпагу, мгновенно прыгнул на середину комнаты.
Но в ту же секунду, хотя ничего не видел и не слышал, он был мгновенно схвачен за руки и за ноги и после отчаянного сопротивления повален на пол, обезоружен и лишен возможности пошевелиться.
- Измена! - закричал он хриплым голосом. - На помощь, Мигель! Измена, брат!
- К чему звать того, кто не может ответить? - произнес ему на ухо тихий мелодичный голос. - Ваш товарищ не проснется.
- А это мы еще посмотрим! - отвечал он, начав кричать с новой яростью.
- Вам не хотят зла, - возразил голос, невольно заставивший его дрожать, так как он казался ему знакомым, - вы в нашей власти, и ничего не было бы легче, как перерезать вам горло, если бы мы имели это намерение.
- Это правда, - пробормотал он, уступая этим доводам, - будь проклят дьявол, который меня сюда занес!
Звонкий смех был ему ответом.
- Смейтесь, смейтесь, - сказал он угрюмо, - сила на вашей стороне.
- Признали, наконец!
- Я думаю, черт возьми: ваши пальцы и ногти впиваются мне в тело!
- Гастон, - тихо продолжал голос, - дайте слово дворянина, что не будете стараться узнать, кто мы, и бросите бесполезное сопротивление, тогда вас тотчас же освободят.
- Зачем называете вы меня тем именем, которое я и сам позабыл? - возразил он с гневом.
- Потому что это ваше имя. Так согласны вы на условие, которое от вас требуют?
- Поневоле придется согласиться.
- Дайте слово.
- Клянусь честью дворянина.
- Вставайте, - произнес тихий голос.
Дон Фернандо не заставил повторять приглашения и в один миг уже был на ногах.
Ощупью подошел он к кровати, взял платье, лежавшее на стуле, и оделся.
В комнате по-прежнему царила полная тишина.
- Теперь, когда вы оделись, - продолжал тот же голос, - ложитесь на кровать и не делайте ни малейшего движения - речь идет о вашей жизни.
- Да кто вы?
- Что вам до этого? Повинуйтесь!
- Не раньше чем узнаю, кто вы, черт побери!
- Друзья.
- Гм! Друзья с очень странным обращением.
- Не судите опрометчиво о том, чего не можете знать.
- Ну хорошо! - вскричал он. - Я не прочь в конце концов узнать, что мне думать обо всем этом.
- Вы храбры, это похвально.
- Большое диво, нечего сказать, при моей-то профессии! - пробормотал он сквозь зубы и лег на постель.
В ту же секунду он почувствовал легкое сотрясение, ему показалось, что кровать уходит в паркет.
"Вот тебе и на! - подумал он. - Достойный дон Хесус Ордоньес и так далее едва ли знает более половины своего дома и занимает-то его не один!"
К молодому человеку вернулась вся его обычная веселость, его львиное сердце ни на миг не содрогнулось в груди, страх был ему неизвестен, но зато любопытство его было сильно возбуждено. Кто бы могли быть люди, которые, по-видимому, знали его сокровеннейшие тайны? С какой целью разыгрывали они с ним этот фантастический спектакль, способный разве что напугать ребенка? Чего хотели они от него?
Эти мысли мелькали в его голове и вылились все в одном слове.
- Подождем, - сказал он.
Между тем кровать опускалась все ниже медленно и плавно, пока наконец не встала неподвижно, коснувшись пола.
Дон Фернандо сделал движение, чтобы встать. Чья-то рука удержала его за плечо.
- Оставайтесь на своем месте, - произнес грубый голос.
- Ага! У меня, кажется, появился другой собеседник, - ответил дон Фернандо. - Что ж мне прикажете, лежать или сидеть?
- Как хотите.
Молодой человек сел на постели, скрестил руки на груди и приготовился ждать.
Зеленоватый свет озарял фантастическими отблесками то место, где находился дон Фернандо, и позволял различать, хотя смутно и неопределенно, очертания нескольких черных фигур - призраков, людей или демонов - в длинных черных одеяниях, которые покрывали их с головы до ног, оставляя открытыми одни глаза, сверкавшие, как раскаленные угли, сквозь отверстия капюшонов, опущенных на лица.
Наступила минута такого глубокого молчания, что можно было бы расслышать биение сердца в груди этих существ, допустив, что они состоят из плоти и крови.
Дон Фернандо не думал об этом, он ждал, холодный, надменный, с грозным взглядом.
Наконец тихий голос, который он уже слышал у своего уха наверху в спальне, вдруг снова заговорил:
- Гастон, герцог…
- Не произносите другого имени, кроме того, которое этот человек носит теперь, - перебил грубый голос.
- Вот это умная речь, ей-Богу! - весело вскричал молодой человек. - К чему эти имена и титулы?.. Лицо, названное вами, давно умерло от позора, отчаяния и бессильной ярости! - в порыве гнева воскликнул он и прибавил с горечью: - Тот, кто находится перед вами, носит имя и титул достаточно известные, как мне кажется, и недругам, и друзьям, если, конечно, они у него еще остались.
- Вы правы, - произнес тихий голос с выражением глубокой грусти, - теперь я буду обращаться только к капитану Лорану, знаменитому буканьеру, соратнику Монбара, Медвежонка, Бартелеми и всех флибустьерских героев.
- Гм! Вы знаете меня несколько лучше, чем хотелось бы, принимая в соображение мою личную безопасность, тогда как о вас мне известно так немного.
- Все зависит от того, насколько откровенно вы ответите на наши вопросы.
- Посмотрим, что за вопросы. Если они будут относиться только ко мне, я отвечу без всякого затруднения, но как скоро они коснутся других лиц и могут подвергнуть их опасности, я не скажу ни слова, хоть кожу сдерите с живого, хоть на куски меня разрежьте! Теперь вы предупреждены, делайте, что хотите.
- Вопросы будут относиться только к вам и вашим собственным делам.
- Так говорите.
- Месяца два назад, на Ямайке, куда зашел ваш корабль, вы были предупреждены в одной таверне человеком, которому оказали услугу, что английское правительство намерено захватить вас и конфисковать ваш корабль.
- Это правда, но я в тот же самый вечер снялся с якоря и вернулся в Леоган, захватив английскую каравеллу в отместку за измену, жертвой которой я чуть было не сделался.
- Едва вы ступили на пристань в Леогане, как поджидавший тут незнакомый вам человек отвел вас в сторону и, показав условный знак, от которого вы затрепетали, долго говорил с вами.
- Это совершенно справедливо.
- Какой же знак это был?
- Вы должны знать не хуже меня, раз имеете такие подробные сведения.
- Знак заключался в перстне, на котором был изображен череп со скрещенными под ним двумя кинжалами и вырезано английское слово: "Remember!".
- И это верно.
- Спустя восемь дней главные флибустьерские вожаки собрались в Пор-Марго на тайное совещание под председательством Монбара; там вы сделали некое предложение, принятое единогласно, но только после продолжительных прений, во время которых вам удалось убедить в своей правоте ваших товарищей. Что же это было за предложение?
- На это я отвечать не могу, дело касается не одного меня.
- Положим. На следующий день вы отправились к Чагресу и неподалеку от города сели в лодку вместе с одним из флибустьерских капитанов, вашим другом по имени Мигель Баск, и одним краснокожим. Высадившись на берег в пустынном месте, вы потопили лодку, предприняли переправу через перешеек берегом и, наконец, прибыли сюда около двух часов пополудни.
- Ни слова не могу возразить на это! Вы знаете мои дела так, что и я сам лучше не мог бы их знать.
- Не совсем… Нам известна лишь одна причина, побудившая вас к этому опасному предприятию, но другой мы не знаем.
- Не понимаю вас.
- Напротив, вы очень хорошо все понимаете! Ваша главная цель, та, для которой вы разыгрываете свою нынешнюю роль, - это месть.
- Пусть так! - сквозь зубы процедил молодой человек.
- Теперь мы хотим узнать другую вашу цель.
- Если она и существует, то уж от меня-то вы ее не узнаете.
- Вы не откроете ее нам?
- Ни в коем случае! Ведь я обязался отвечать только относительно себя самого и честно сдержал свое слово, большего вы от меня не добьетесь, напрасно было бы настаивать… Впрочем, раз у вас такие искусные шпионы и столь обширные связи, пустите в ход своих агентов и ищите, - быть может, вы и откроете то, что вам так хочется узнать.
Наступило довольно продолжительное молчание. Дон Фернандо напрасно напрягал слух и зрение, стараясь уловить малейший звук и подметить какой-нибудь проблеск света, чтобы найти подтверждение подозрениям, которые возникали в его уме, - все усилия его остались тщетными, он ничего не видел, ничего не слышал.
- О! - пробормотал он про себя. - Будь у меня оружие!
Чья-то рука нежно опустилась на его плечо, и голос тихий, как шепот ветра, произнес ему на ухо:
- Что же вы сделали бы с ним?
- Что бы сделал? Ей-Богу, я распорол бы живот двум-трем негодяям, которые держат меня, словно гусенка на насесте, и сам бы себя убил после этого!
- Убил! - повторил голос с невыразимой грустью. - Разве вы один на земле? Верно, вы никого не любите и… вас никто не любит? - прибавил голос после минутного колебания.
- Я люблю и любим, - ответил молодой человек, не задумываясь.
- Откуда вам это известно? - высокомерно возразил голос.
- Сердце мне подсказало, оно никогда не обманывает.
- Кого же вы любите? - спросил голос с плохо скрытым волнением.
- Я никогда не говорил с ней, два часа назад не знал ее вовсе.
- И она любит вас?
- Я в этом уверен.
Рука, все еще лежавшая на плече авантюриста, слегка задрожала.
- Почему?
- Сердца наши слились в одном взгляде.
- Послушайте, - с живостью продолжал нежный голос, - время уходит, не стоит тратить его на пустые слова. Вот, возьмите этот перстень; когда вам покажут такой же, кто бы ни был тот, у кого он будет в руках, спешите на зов не колеблясь.
- Я исполню это, если не паду мертвый на месте, - ответил молодой человек, крепко сжав в пальцах перстень, чтобы он случайно не выскользнул у него из рук.
- Зачем вспоминать о смерти? - продолжал голос с невыразимой нежностью. - Напротив, говорите о счастье, когда вы любимы… как утверждаете…
- О! - воскликнул молодой человек. - Это вы, Флора, моя возлюбленная Флора! Да, да, я люблю вас!
- Тише, несчастный! - вскричала она с ужасом. - Вы погибли, если вас услышат.
- Никого я не боюсь теперь, когда уверен в вашей любви! Крошечная ручка мгновенно закрыла ему рот; авантюрист покрыл ее страстными поцелуями.
- Тише! - еще раз шепнул голос ему на ухо, да так близко, что он с упоением почувствовал прикосновение двух пухленьких губок к своему лицу.
Он молчал, теперь ему было все равно, что бы ни случилось. В душе его достало бы блаженства на целый век мучений.
- Вы готовы нас выслушать и отвечать? - медленно спросил авантюриста грустный и строгий голос, которого он еще не слышал.
- Готов на то и другое, говорите, я слушаю.
- Мы поняли и оценили, - продолжал тот же голос, - чувство чести, которое обязывало вас молчать, не отвечая на наши расспросы. Мы не хотим более настаивать и заставлять вас изменить данному слову…