- Что касается этого, - перебил авантюрист с усмешкой, - то вы можете быть спокойны; хотел бы я посмотреть, как вы заставите меня изменить данному мной слову!
- Мы не станем это обсуждать, - возразил голос с оттенком досады. - Итак, бесцельно и, я прибавлю, даже неуместно было бы останавливаться дольше на этом вопросе.
- Хорошо, я молчу.
- Как уже сказано, - продолжал голос, - мы не только с удовольствием, но с живейшей радостью воспримем успех первой из целей, которая привела вас в этот край. Могу прибавить, что, хотя невидимые и неизвестные как вам, так и вашим врагам, которых вы не знаете, но знаем мы, мы будем содействовать вам всей нашей властью во что бы то ни стало.
- Благодарю вас и ваших друзей тем более искренне, милостивый государь, что, судя по тому, в чем я мог убедиться, власть эта должна быть очень велика. Я же, со своей стороны, клянусь во что бы то ни стало, как вы сами изволили выразиться, доказать вам свою благодарность за оказанную помощь.
- Мы примем к сведению ваше обещание и напомним вам его при случае.
- Когда угодно, в любой час и любую минуту, где бы то ни было, я готов заплатить долг, в котором у вас останусь.
- Очень хорошо, теперь все сказано на этот счет. Что же касается тайны, которую вы так упорно не выдаете, мы сами откроем ее.
- Может быть, - посмеиваясь, ответил дон Фернандо.
- Непременно откроем, только помните одно: в этом деле, каким бы оно ни оказалось, мы вас не знаем и будем поступать согласно этому.
- То есть?
- Не жертвуя нашими интересами ради ваших. Мы будем действовать с точки зрения личной выгоды, нисколько не заботясь о том, как вы на это смотрите, хотя бы пришлось для этого разрушить до основания все здание, вами сооруженное, и разбить в прах ваши соображения, как бы искусны они ни были.
- Принимаю эти условия, хотя они и немного тяжелы. Каждый за себя, один Бог за всех - этому роковому закону повинуются все люди.
- Вы хорошо все взвесили?
- Вполне.
- И все же не хотите говорить?
- Менее прежнего!
- О! Подумайте еще.
- Я никогда не меняю принятого решения.
- Пусть будет по-вашему… и да суди нас Бог!
- Все же, надеюсь, мы остаемся друзьями?
- Да, относительно того, что сказано, и в указанных пределах.
- А насчет остального?
- Мы - смертельные враги, - ответил глухим голосом таинственный собеседник.
- Да суди нас Бог! - повторю и я за вами.
В то же мгновение дон Фернандо - или капитан Лоран, как угодно читателю называть его, - почувствовал, что ему положили что-то мокрое на лицо. Он хотел вскрикнуть, но голос его оборвался, и он упал без чувств на кровать…
Сильные удары посыпались с громовым гулом на дверь комнаты, занимаемой путешественниками.
Ничто не шевельнулось.
По прошествии нескольких секунд стук повторился с новой силой, да с таким упорством, что, казалось, еще минут пять - и дверь разлетится вдребезги.
Мигель Баск приоткрыл один глаз и повернулся на постели.
- Похоже, постучали? - проворчал он. - Черт бы побрал докучливого! Так славно спалось. А-ах! - потягиваясь, зевнул он во весь рот.
Стук в дверь возобновился.
- Решительно, это стучат, - продолжал Мигель и, не переставая ворчать, встал с постели, снова богатырски зевнул и потянулся. - Странно, - бормотал он сквозь зубы, - ведь я спал как убитый часов десять, а - прости Господи! - хочу спать, точно глаз не смыкал всю ночь.
- Эй! - кричали за дверью. - Живы вы там или нет?!
- Иду же, пропасть вас возьми! К чему горячку-то пороть? Мы живы, здоровы и невредимы, смею надеяться.
Шатаясь, как пьяный, и зевая, он отпер задвижку и отворил дверь. Вошел индеец-проводник.
- Ну вот! Что за идиотская спешка, друг?
- Уже шестой час, - возразил Хосе, - нам давно бы следовало быть в дороге.
- Пять часов?! - вскричал Мигель. - Как время-то идет, Боже мой!
- Где дон Фернандо?
- У себя в постели, где же ему прикажете быть?
- И он спит?
- Полагаю.
- Посмотрим.
Они приблизились к кровати.
Действительно, дон Фернандо спал таким крепким сном, будто век не собирался просыпаться.
- Разбудите его, - сказал Хосе.
- Жалко, он спит так крепко!
Однако он потряс молодого человека за руку. Дон Фернандо открыл глаза.
- Как, опять? - грозно вскричал он, живо вскакивая с постели.
- Что опять? - воскликнул озадаченный Мигель. - Что с вами, ваше сиятельство, что вы так окрысились на нас?
Молодой человек провел рукой по лбу.
- Прости меня, - сказал он, улыбаясь, - мне приснился дурной сон.
- О! В таком случае и прощать нечего, - спокойно ответил Мигель.
- Да, тяжелый сон… - повторил дон Фернандо. Вдруг он случайно увидел перстень с бриллиантовым
цветком на своем мизинце.
- Э-э! Ведь это был не сон! Все произошло в действительности, и я наяву присутствовал при этой странной сцене.
Он соскочил с постели.
- С ума сошел! Вот несчастье! - вскричал Мигель.
- А ты хорошо спишь, - обратился к нему дон Фернандо насмешливо.
- Я? Неплохо, кажется.
- Я убедился в этом ночью.
- Вы звали меня?
- Несколько раз.
- И я не отозвался?
- Отозвался… храпом. Мигель задумался.
- Все это неспроста, - решил он спустя минуту. - Не знаю, что было в том питье, но едва я успел проглотить его, как упал на постель, словно колода, и насилу проснулся теперь благодаря Хосе.
- Это правда, - сказал проводник, - не скоро я достучался.
- Во всем этом есть тайна, которую я открою, - пробормотал дон Фернандо.
- Вот тебе на! Вы спали одетые, - удивился Мигель. - Однако, помнится, я помогал вам раздеться.
Дон Фернандо вздрогнул, он начинал припоминать. Не говоря ни слова, он подошел к двери, запер ее на задвижку, после чего вернулся к двум своим спутникам.
- Помогите мне отодвинуть эту кровать, - сказал он.
- Зачем? - полюбопытствовал Мигель.
- Делай, что тебе говорят!
Соединенными усилиями они втроем после нескольких напрасных попыток наконец подняли тяжелую кровать и переставили ее на середину комнаты.
- Теперь надо взяться за приступки.
Это не представило большого труда, небольшие ступеньки легко отодвигались по паркету, поскольку не были прикреплены.
- Странно! - пробормотал Хосе. - Что же тут произошло? Когда место, занимаемое кроватью, было совсем очищено, дон Фернандо сказал:
- Друзья мои, теперь надо постараться отыскать в паркете малейшие щели.
- Ага! Понимаю, - пробормотал проводник. - Это действительно возможно. Но что же случилось? - спросил он с участием.
- Неслыханные вещи, - ответил дон Фернандо взволнованным голосом, - но поспешим, я расскажу все после, нас могут застать врасплох.
Все трое стали на колени и приникли к полу. Более получаса осматривали они его тщательно, упорно, но безуспешно: паркет казался несомненно цельным и сплошным.
Так ничего и не открыв, они с унынием поднялись на ноги.
- Странно, - прошептал дон Фернандо, - однако мне не приснилось это, ведь доказательство - этот перстень, - прибавил он, страстно целуя его. - Ведь это несомненный признак действительности всего, что произошло… Да где же это я нахожусь? - вскричал он в порыве гнева.
- В проклятом доме. Разве я не предупреждал вас? - глухим голосом сказал проводник.
- Правда, это проклятый дом! Поспешим выйти из него. Кто знает, какие бедствия нас постигнут, если мы останемся тут еще дольше!
- Давайте уедем, я ничего против этого не имею, - вставил свое слово Мигель. - С людьми я готов сразиться, но драться с духами - это не по моей части!
- Но прежде все следует привести в порядок, - посоветовал Хосе.
- Правда, - подтвердил дон Фернандо, - никто не должен подозревать, что мы тут делали.
Приступки и кровать были поставлены на свои места, два авантюриста оделись, взяли свои вещи и сошли во двор вслед за проводником.
Две оседланные лошади стояли на дворе, привязанные к кольцам.
Кое-где бродили пеоны, но хозяин дома не показывался.
Авантюристы уже собирались вскочить в седло, когда вышел отец Санчес и поздоровался с доном Фернандо.
- Вы уезжаете, граф? - спросил капеллан.
- Сейчас еду, святой отец, - сказал дон Фернандо, отвечая на поклон. - Буду ли я иметь честь видеть вас в Панаме?
- Надеюсь, сеньор: если моя духовная дочь, донья Флора, поедет с отцом в город, я буду сопровождать ее.
- Так я не прощаюсь с вами, отец Санчес, а говорю до свидания.
- До свидания, граф; примите и вы, и спутники ваши благословение старика, да хранит вас Господь на вашем пути!
Благоговейно склонив головы, все трое осенили себя крестным знамением, потом простились со священником, который вошел в церковь, и сели на лошадей.
Они выехали из асиенды крупной рысью.
Когда они достигли подножия пригорка, дон Фернандо приостановил лошадь, оглянулся на мрачное здание и протянул к нему руку с угрозой.
- Я уезжаю, - хриплым от бессильной ярости голосом произнес он, - но даю клятву вернуться и открыть страшные тайны этого мрачного жилища, хотя бы пришлось заплатить жизнью за это открытие! В путь, друзья, надо наверстать потерянное время!
Они удалились от асиенды, и на этот раз вскачь.
ГЛАВА VI. Каким образом капитан Лоран, или дон Фернандо, проник в первый раз в Цветочный дом
Когда асиенда скрылась за пригорком, путешественники придержали лошадей и продолжали свой путь умеренным шагом.
Местность, по которой ехали теперь авантюристы, была едва ли не одной из самых живописных во всей Америке. Думаю, не ошибусь, если скажу, что она не походила ни на какую другую.
Все, что природа заключает в себе поразительного, величественного и из ряда вон выходящего, представлялось удивленному взгляду во всей своей красоте и внушающем священный ужас величии.
Направо и налево, на расстоянии, точно определить которое не представлялось возможным, возвышались мохнатые вершины Кордильерского кряжа, этого спинного хребта Нового Света, пики которого, покрытые вечными снегами, достигали страшной высоты, окруженные облаками, как светлым сиянием. Их склоны покрывали громадные и таинственные леса, склоненные над темными озерками, в зеленоватой воде которых они отражались. На пустынных берегах этих озер, как бы оставшихся неприкосновенными с сотворения мира, никогда не раздавалось человеческого голоса, не скользило по ним лодки, не было закинуто рыбацкой сети, и склоны исполинских высот, постепенно понижаясь уступами, наконец сливались с бесконечными равнинами, бесплодными саваннами и страшными пустынями, которые покрывали перешеек по обе стороны горной цепи необъятным океаном зелени.
На протяжении многих миль путь лежит под исполинскими сводами деревьев-великанов, сквозь которые полуденные лучи никогда не проникают или, как бы нехотя, едва светят; потом вдруг лес редеет, и перед глазами расстилается степь, темная, обнаженная, бугристая, где взгляд теряется в безграничной дали, и грусть охватывает сердце, затем снова идут долины вперемежку с холмами. То и дело путешественник поднимается в гору и спускается вниз, пробираясь с унынием, порой с ужасом, среди этой наводящей тоску дикой природы. Напрасно ищет он следов дороги или хотя бы протоптанной тропы, и по прошествии нескольких часов одинокого странствования, не видя исхода из этой страшной пустыни, даже самый твердый человек падает духом и страх овладевает им, он отчаивается достигнуть цели своего пути, продолжительный переход, который он сделал, кажется ему напрасным и как будто вовсе не приблизившим его к человеческому жилью.
Потом вдруг, без малейшего перехода, с вершины холма ослепленному взгляду открывается восхитительная картина: громадные вековые леса, прихотливо разбросанные букетами группы роскошных тропических растений, которые грациозно склоняют свои широкие зубчатые листья, когда их нежно ласкает легкий ветерок, реки, словно змейки извивающиеся бесконечными изгибами под сенью водяных растений, которые окаймляют их берега, и нередко, перекинув через журчащий поток воздушный мост из листьев и цветов, образуют зеленые арки, и, наконец, местами, под жесткой травой, коварные трясины или озерки с зеленоватой стоячей водой, убежищем кайманов и игуан, лениво греющихся на солнце.
На протяжении около двадцати миль, то есть от Чагреса до Панамы, и миль на сорок или пятьдесят в окружности разнообразнейшие живописные виды сменяют один другой, но не утрачивают печати величия и дикости, которую наложил Господь на все выдающиеся создания природы.
Часам к одиннадцати путешественники остановились для отдыха на большой поляне в лесу, по которой протекал ручеек.
Они хотели переждать полуденный зной, а заодно дать лошадям передохнуть и накормить их, в чем бедные животные чрезвычайно нуждались.
Когда лошадям задали корму, путешественники подумали о себе.
Хосе взялся приготовить обед и дело это исполнил с ловкостью и проворством, которые снискали ему похвалу товарищей, с давних пор привыкших к кочевой жизни и потому прекрасно разбиравшихся в подобном деле.
После обеда, который был прикончен мигом, путешественники, как обычно, раскурили трубки и принялись беседовать.
Разговор завязал Мигель Баск, богатырски хватив себя по колену кулаком, так что в пору было свалиться быку.
- Что с тобой? - спросил Лоран, смеясь.
- Что со мной? Пропасть их возьми! - вскричал Мигель с блеском гнева в глазах. - Да то, что со мной поступили, как с желторотым птенцом, и если когда-нибудь эти мерзавцы попадутся мне под лапу, - прибавил он, протянув с угрозой огромную ручищу, словно баранью лопатку, - они узнают на собственном опыте, из какого теста я создан.
- На что же тебе жаловаться? - шутливо возразил товарищ.
- Как на что?! - рассвирепел буканьер. - Вот это мне нравится! Замечание бесподобно! Вы не понимаете, на что я негодую?!
- Я жду, чтобы ты объяснился более спокойно, если можешь.
- Постараюсь, но ручаться не стану.
- Попробуй все-таки.
- Для меня дело ясное: мнимое питье - просто наркотическое зелье. Этот изменник дон Хесус, как он назвался, хотел убить нас во время сна; по счастью, я запер дверь на задвижку.
- Ты абсолютно ошибаешься, брат, асиендадо к этому непричастен.
- Не может быть!
- Очень даже может. Более того, скажу даже, что он первый перепугался бы, если б только знал, что в эту ночь происходило в его доме.
- Вздор какой! А усыпляющее зелье, которое я выпил?
- Приготовлено было не им. Этот достойный муж не подозревает и о четверти того, что у него творится в доме. Асиенда, полагаю, двойная, если не тройная, и построена во вкусе старых богемских и венгерских замков, со множеством потайных ходов, опускных дверей в стенах, тайников и подземелий, которые перекрещиваются во всех направлениях. У меня есть доказательство, что нынешний владелец не имеет понятия обо всем этом.
- Как хотите, граф, - возразил буканьер, пожав плечами, - а я все-таки был усыплен, иначе не мог бы не слышать, что вы зовете меня на помощь.
- Это правда.
- И я, ваш преданный товарищ, почти брат, дал бы убить вас возле себя, не защитив!
- Чем же ты был бы виноват, раз спал?
- Эту-то дьявольскую шутку я и не прощу тем, кто проделал ее со мной.
- Мне не хотели причинить зла, напротив, со мной прекрасно обращались.
- Возможно, но могло быть иначе, и тогда я, Мигель Баск, остался бы опозоренным в глазах товарищей, которые не поверили бы ни единому моему слову из этой нелепой истории.
- Полно, утешься, старый товарищ! Разве ты не знаешь, как я люблю тебя?
- Знаю ли? Именно потому и бешусь!
- Итак, - сказал проводник, который внимательно вслушивался в разговор двух флибустьеров, - это правда, что в доме водится нечистая сила, как утверждают?
- Да, водится, но это существа из такой же плоти и крови, как и мы, которые вынашивают какие-то мрачные замыслы.
- Вы не думаете, сеньор, что это призраки потустороннего мира?
- Повторяю тебе, что это люди - решительные и грозные, правда, - но вовсе не привидения. Они обладают громадными возможностями наводить ужас и, вероятно, действуют под началом некоего умного и неустрашимого предводителя, но в том, что они исполняют, нет ничего сверхъестественного, хотя способ и результаты их действий превышают человеческое понимание.
- Тем они опаснее!
- Разумеется! Поэтому я и принял твердое решение открыть, кто это.
- Нас будет двое в этих розысках, - заметил Мигель.
- Нет, трое, - медленно сказал краснокожий, - у меня также есть важный повод стараться узнать, кто эти люди.
Капитан Лоран украдкой взглянул на проводника, но лицо индейца было спокойно и взгляд исполнен такого достоинства, что подозрения молодого человека, если таковые у него и возникли, мгновенно рассеялись.
- Хорошо, - сказал он, - принимаю твою помощь, мы будем действовать сообща.
- Я запомню ваше обещание, сеньор, - произнес проводник.
- Кажется, об этом предмете теперь сказано достаточно, - сказал Лоран, - да и говорить, вроде, больше нечего… Сколько миль осталось еще до Панамы?
- Около восьми, если ехать по окольной дороге, напрямик же не более пяти.
- Можно ли рассчитывать быть в городе до заката солнца, если ехать окольной дорогой?
- Это трудно, даже невозможно.
- А напрямик?
- Очень легко, но предупреждаю вас, дорога утомительная.
- Эка невидаль для нас! - вскричал Мигель.
- Что же вы решили, сеньор?
- Мы поедем напрямик.
- Очень хорошо. Тогда надо двинуться в путь через час.
- Во сколько, примерно, мы будем в городе?
- Самое позднее - в четыре.
- Прекрасно, этого-то я и хочу… Ты хорошо знаешь Панаму?
- Так же, как и эту пустыню.
- Дон Хесус сдал мне внаймы свой дом, куда я прямиком и намерен отправиться.
- Который из домов? У дона Хесуса их в городе три.
- Тот, что называется Цветочным домом.
- Дон Хесус отдал вам внаймы Цветочный дом? - воскликнул в изумлении проводник.
- Да, а что же ты находишь в этом удивительного?
- Ничего… и вместе с тем очень много.
- Не понимаю.
- Человек этот, должно быть, сошел с ума, если согласился уступить вам этот дом… или кто-нибудь подсказал ему это.
- С какой целью?
- Не знаю, но совет, во всяком случае, исходит не иначе как от друга, вам же остается только радоваться такой удаче.
- Почему?
- Ни один из домов в Панаме не мог быть более удобным для вас по своему устройству как снаружи, так и внутри. Вообще, он имеет очень много общего с домом на асиенде.
- Ах, черт возьми! Ты пугаешь меня, любезный Хосе!
- Чем же, сеньор?