- Милостивый государь! - вскричал Франкер запальчиво, но, тотчас преодолев себя, продолжал: - Пусть так, шпион, но, по крайней мере, цель, которую я задал себе, облагораживала в моих глазах эту роль.
- Ваш софизм не ответ, - сухо произнес Монбар. - Но цель, о которой вы говорите, насколько я понял, была не единственной вашей целью.
- Нет, у меня была цель еще более священная - узнать обольстителя моей матери, убийцу моего отца, и отмстить ему.
- Без сомнения, убив его? - иронически поинтересовался Монбар.
- Нет, захватив его и заставив его повесить как вора и убийцу.
- Негодяй! - вскричал Монбар. - Итак, ты признаешься в вероломстве?
- Я признаюсь в том, что я сделал, и горжусь этим.
- Так это ты уже несколько месяцев передаешь планы наших экспедиций испанцам?
- Да, я.
- Да знаешь ли ты, несчастный, что ожидающие тебя наказания ужасны?
- Знаю, - просто ответил Франкер.
- И ты не дрожишь?
- Зачем мне дрожать? Приняв данное мне поручение, я знал, на что иду и чему подвергнусь, если меня узнают, я заранее рассчитал все шансы за и против. Я начал против вас страшную партию, поставив на кон свою голову. Я надеялся, что Господь будет со мной, потому что защищаемое мною дело справедливо. Господь оставил меня, я покоряюсь Его всемогущей воле без ропота и без слабости. Я в ваших руках; делайте со мной все что хотите. Я проиграл, я сумею достойно заплатить.
- Да, - сказал Монбар с холодным гневом, - сегодня же вы получите заслуженное вами наказание.
- Молчите! - внезапно произнесла трактирщица, протянув руку как бы для того, чтобы остановить Монбара. - Молчите и подождите еще несколько минут. Этот человек не все сказал.
- Как! Это еще не все?!
- Нет, он забыл назвать нам свое имя. Мы должны знать, Действительно ли он дворянин, как хвалится, или, напротив, ничтожный шпион, негодяй низкого сорта, состоящий на жалованье у наших врагов.
Произнося эти слова, трактирщица обменялась с Монбаром взглядом, имевшим странное выражение; флибустьер молча кивнул головой в знак согласия.
- Ага! - торжествующе воскликнул молодой человек. - Я ожидал этого. Однако ваше ожидание будет обмануто; я умру, но вы не узнаете, кого убили!
Монбар сделал движение, выражавшее досаду.
- Вы ошибаетесь, - возразила трактирщица. - Если мы и не знаем вашего имени, то ничего нет легче его узнать.
- Сомневаюсь, - насмешливо ответил Франкер.
- Дитя, - промолвила она с нежным состраданием, - ребенок, считающий себя сильным, потому что вы решительны и честны, а между тем вы только игрушка в руках окружающих.
- Милостивая государыня! - вскричал он.
- Как! - продолжала она, не обращая внимания на его слова. - Мой слуга Бирбомоно передал вам письмо, назначающее свидание. Сегодня утром вы отправляетесь на это свидание. На берегу Аргонито в трех лье отсюда человек в костюме буканьера больше часа беседует с вами, обнимает вас, называет родственником, а вы предполагаете, будто мы, имеющие такой сильный интерес узнать обо всем происходящем, не знаем этого человека!
- Нет, потому что если бы вы его знали, он был бы немедленно задержан или, по крайней мере, вы постарались бы его захватить.
- Вы ошибаетесь; мы очень хорошо знаем этого человека, однако он свободен, потому что этот человек, хоть и испанец, не желает нам зла, а иногда даже оказывает нам некоторые услуги.
- Скажите же, как его зовут!
- Как его зовут? Если вы непременно хотите, чтобы я назвала вам его имя, извольте: его зовут дон Санчо Пеньяфлор, он губернатор острова Эспаньола.
- Дон Санчо Пеньяфлор! - вскричал Монбар с изумлением. - О, теперь все понятно!
- Может быть, - сказала трактирщица, - начинает показываться свет; подождем, пока он засияет ярче, прежде чем будем радоваться.
Молодой человек смутился.
- Ах, Боже мой! - огорченно воскликнул он.
- Дон Санчо здесь… - сказал Монбар. - Вы это знали, донна Клара?
- Как же мне не знать? - ответила она просто.
- Это правда, - заметил Монбар. - Каковы бы ни были для меня последствия, я увижусь с ним.
Донна Клара приблизилась к молодому человеку.
- Вы любите дона Санчо, - сказала она ему, - он тоже любит вас; может быть, если бы вы последовали его советам, вы не оказались бы теперь в таком положении. Но что сделано, то сделано, и возвращаться к этому бесполезно. Выслушайте меня: герцог Пеньяфлор сказал вам, не правда ли, что Монбар обольстил вашу мать и убил вашего отца?
- Да, - прошептал Франкер, разбитый волнением.
- О, я узнаю этого неумолимого человека! - вскричал Монбар. - Как ваше имя, молодой человек? - повелительно спросил он.
- Дон Гусман де Тудела, - ответил Франкер, больше не сопротивляясь.
- Ну, дон Гусман де Тудела, дайте мне ваше честное слово, что вы не будете стараться бежать.
- Даю, - ответил Франкер откровенно.
- Хорошо. Бирбомоно поедет с вами в Санто-Доминго… У вас, должно быть, есть способы безопасно проникнуть в столицу испанской колонии?
- Есть.
- Хорошо. Расскажите дону Санчо о страшной сцене, что произошла между нами.
- Расскажу.
- Заклинайте дона Санчо именем всего святого ответить вам, действительно ли я виновен в преступлении, в котором его отец герцог Пеньяфлор обвинил меня перед вами. Если он ответит вам утвердительно, вы найдете меня здесь готовым дать вам любое удовлетворение, какое вы потребуете от меня.
- Вы сделаете это? - с радостным изумлением вскричал Франкер.
- Клянусь честью, - торжественно ответил Монбар. - Но если, напротив, он скажет вам, что я не только невиновен в этих преступлениях, но еще и более двадцати лет подвергаюсь преследованию неумолимой и несправедливой ненависти, что сделаете тогда вы? Отвечайте!
- Что я сделаю?
- Да, я спрашиваю вас.
- Я в свою очередь даю вам слово, если он скажет мне это, передать себя в ваши руки, чтобы вы располагали мною, как захотите.
- Я принимаю ваше слово. Ступайте, друг мой, - позвольте, мне назвать вас таким образом, - теперь только три часа; отправившись немедленно, на рассвете вы сможете быть в Санто-Доминго. Этого вы хотели? - обратился он к донне Кларе, и в голосе его послышалась невыразимая доброта.
- О, вы великодушны и благородны, как всегда! - вскричала она, падая на колени и заливаясь слезами.
Монбар приподнял ее с кроткой улыбкой.
- Надейтесь, бедная женщина, бедная мать, - сказал он с нежностью.
Через час дон Гусман в сопровождении Бирбомоно мчался галопом по дороге, ведущей в Санто-Доминго.
ГЛАВА XIV. Обед у д'Ожерона
После продолжительного разговора с донной Кларой - разговора, предмет которого остался тайной даже для Бирбомоно, давнего верного слуги своей госпожи, - Монбар вышел из гостиницы и отправился к д'Ожерону, у которого обещал быть на обеде.
Как мы уже говорили, все Береговые братья очень уважали губернатора; они любили его и немного побаивались. Его дом считался самым известным и популярным в колонии. Обеды у него были великолепны, и общество избранное.
Д'Ожерон, отпрыск старинного дворянского рода, умел принимать прекрасно, обладая способностью с необыкновенным тактом собирать за своим столом людей, любивших и уважавших друг друга, что было нелегко в краю, где общество состояло по большей части из отверженцев европейской цивилизации, мятежные натуры которых отказывались подчиняться даже самому легкому нажиму.
Надобно отметить странность положения д'Ожерона среди всех этих непокорных людей, не совсем охотно покорявшихся его званию королевского наместника и готовых каждую минуту возмутиться против самой простой его воли.
Требовались вся энергия этого человека и его глубокое знание нравов флибустьеров, с которыми он долго жил и ответственность за последствия дерзких экспедиций которых разделял с ними, чтобы удержаться в Пор-де-Пе и не компрометировать важное дело, вверенное ему королем.
Монбар с чрезвычайной вежливостью был принят д'Ожероном и нашел у него главных предводителей флибустьеров, которые, горя нетерпением увидеться с Монбаром, поспешили явиться на зов губернатора.
Несмотря на строго соблюдаемую тайну, старые соратники Монбара так хорошо знали его выдающиеся способности и закоренелую ненависть к испанцам, что не без оснований предполагали, будто его продолжительное отсутствие на Тортуге должно скрывать серьезные намерения и что экспедиция, какие умел устраивать один только этот знаменитый флибустьер, последует в самом скором времени, не заставив себя ждать.
Надо сказать, что уже довольно долгое время экспедиции флибустьеров не приносили удачи: все их планы расстраивались, хотя никто не знал причины. Враги, которых думали захватить врасплох, всегда были настороже, и каждый раз приходилось возвращаться с набегов с разбитыми судами и командой, уничтоженной испанской картечью.
Флибустьеры, привыкшие тратить деньги, добытые грабежом, не считая, начинали ощущать все больший недостаток в средствах; им было просто необходимо захватить какую-нибудь богатую добычу, поэтому они приняли Монбара с громкими радостными восклицаниями и распростертыми объятиями.
Обед прошел весьма достойно, в дружеских разговорах д'Ожерона с гостями, однако против обыкновения губернатор не заставлял флибустьеров пить. Монбар был очень сдержан, на вопросы отвечал уклончиво, казался озабочен, ел мало и забывал каждую минуту, что перед ним стоит полный стакан.
Береговые братья заметили странности в поведении Монбара и угадали по этим верным признакам, что мысли их товарища занимает какое-то важное дело. Они были рады этому, хотя сгорали от нетерпения услышать его объяснения.
Когда на стол поставили десерт, д'Ожерон сделал знак и слуги тихо вышли, плотно затворив за собой дверь. Гости остались одни. Их было девять человек, считая губернатора: Монбар, племянник губернатора Филипп д'Ожерон, Пьер Легран, кавалер де Граммон, Олоне, бывший работник Монбара, который, как тот и предсказывал, сделался одним из самых страшных флибустьеров Тортуги, капитан Дрейк, Польтэ и англичанин Морган, недавно приехавший с Ямайки, где он находился продолжительное время.
- Господа, - сказал д'Ожерон, - вот ликер, трубки, табак и сигары; прошу вас.
Все протянули руки и взяли трубки и сигары, кто что хотел. Губернатор встал, сделал два-три шага по зале, потом отворил двери, и все увидели в коридоре Тихого Ветерка, Данника, Мигеля Баска и Питриана, которые сидели на стульях и курили.
- Вы видите, что нас хорошо караулят, - заметил губернатор, опять усаживаясь за стол, - и, по крайней мере, на этот раз мы можем говорить о делах, не боясь, что наши слова дойдут до чужих ушей.
Флибустьеры одобрили эту меру предосторожности, которая, очевидно, предваряла серьезный и, следовательно, важный для них разговор.
- Однако, - продолжал губернатор, - я советую вам не слишком повышать голос; стены здесь не очень толстые, а кто знает, сколько шпионов подслушивают нас.
Монбар схватил бутылку, стоявшую перед ним, наполнил стакан до краев, не обращая внимания на пролитую жидкость, которая оказалась ромом, и, поднеся его к губам, сказал:
- Братья, я пью за самую достославную экспедицию, какую когда-либо предпринимали флибустьеры, экспедицию, которую мы совершим вместе с вами, если вы сочтете меня достойным командовать вами, - словом, я пью за нашу ; месть испанцам. Отвечайте же на мой тост!
Поднеся стакан к губам, он опорожнил его до последней капли.
- За нашу месть испанцам! - закричали флибустьеры, по примеру Монбара залпом опорожняя свои стаканы.
- Ага! - весело произнес Пьер Легран. - Похоже, он что-то задумал.
- Монбар всегда полон идей! - воскликнул Олоне, потирая руки.
- Кажется, я хорошо сделал, что вернулся, - заметил Морган.
- Господа, - призвал присутствующих губернатор, - Монбар хочет говорить. Прошу вас, выслушайте его.
- Тем более, что, вероятно, дело стоит того, - весело прибавил Польтэ.
- Послушаем! Послушаем! - закричали флибустьеры. Монбар поднял руку. В зале как по волшебству воцарилось полное молчание.
- Братья, - начал Монбар, - прежде всего, позвольте мне от всей души поблагодарить вас за то сочувствие, с которым вы встретили мое возвращение, хотя я впервые возвращаюсь без добычи и без единого испанца, повешенного на мачте. Эта перемена должна была заставить вас призадуматься и предположить, что у меня есть большие планы. Если так, вы не ошиблись, друзья, у меня есть далеко идущие планы, настолько грандиозные, что я с трудом осмеливаюсь говорить о них, хотя обдумываю их уже более двух месяцев, взвешивая все за и против.
При этих словах внимание флибустьеров удвоилось; тончайший писк комара не остался бы незамеченным в этой зале, где, однако, собрались девять человек.
- Я хочу, - чеканил слова Монбар, - хочу, слышите ли вы, так блистательно отомстить испанцам, чтобы воспоминание об этом мучило их по прошествии целого столетия и чтобы внуки их дрожали от страха при одном только упоминании о Береговых братьях. Множество событий произошло за время моего отсутствия; многие наши братья, и среди них самые знаменитые, преданные шпионами, пробравшимися к нам и проникшими даже на самые тайные советы, попали в ловушки и нашли бесславную смерть, потому что испанцы считают нас разбойниками и обращаются с нами, как с разбойниками. Клянусь вам, все наши братья будут беспощадно отомщены! Каждая капля их крови будет искуплена бочкой крови наших врагов.
Несмотря на увещевания д'Ожерона, речь оратора была прервана неистовыми криками флибустьеров. Подстрекая их ненависть к испанцам, Монбар задел самые чувствительные их струны.
Когда волнение, вызванное словами грозного флибустьера, понемногу улеглось, Монбар продолжал:
- На этот раз я намерен не просто предпринять экспедицию, а развязать войну, самую настоящую беспощадную войну. Хотите следовать за мной?
- Да! Да! - вскричали все с восторгом.
- Хоть в ад, если будет нужно, ей-Богу! - прибавил Олоне.
Филипп, единственный, кто знал, к какой цели стремился Монбар, приложил руку к сердцу, чтобы сдержать его биение. Ему с трудом удавалось скрывать радость, переполнявшую его душу, ведь успех экспедиции значил для него соединение с доньей Хуаной, а до остального ему мало было дела.
- Итак, братья, мы отправимся все вместе, каждый из нас примет под свое командование судно.
- Но нас всего восемь человек, - не мог не заметить Пьер Легран.
- Ошибаешься, брат, нас будет четырнадцать.
- Тогда мы сумеем снарядить целый флот, - небрежно сказал Морган.
- Да, брат, - просто ответил Монбар, - целый флот, в котором, если пожелаете, вы будете вице-адмиралом.
- Еще бы! Разумеется, я желаю этого! - вскричал Морган.
- Итак, решено, - сказал Монбар, пожимая ему руку. - Только, братья, - продолжал он, - так как нас окружает измена и испанские шпионы не дремлют, я требую полного доверия с вашей стороны. Я прошу вашего позволения сохранять свои планы в тайне до тех пор, пока не настанет час открыть их вам, и тогда, будьте спокойны, вас ослепит величие задуманного мной предприятия. Вы согласны?
- Согласны, - ответили все в один голос.
Монбар был искренне рад услышать подобный ответ, ведь он еще раз доказывал ему, как велика была его власть над флибустьерами.
- Я прибавлю, - сказал тогда д'Ожерон, - что Монбар посвятил меня в свои планы и я одобряю их до такой степени, что если бы мое положение не вынуждало меня оставаться здесь, я счел бы за величайшую честь участвовать в них лично.
Флибустьерам не требовалось уверений губернатора. Они и так не сомневались в том, что дело, предлагаемое им Монбаром, являлось превосходным с двух точек зрения: мщения и выгоды. Тем не менее одобрение человека, которого все они уважали и которого знали в деле, еще увеличило, если только это возможно, их энтузиазм и утвердило их решимость без колебаний следовать за знаменитым флибустьером.
- Послушайте меня, братья, - произнес Монбар, - теперь приступим, так сказать, к материальной части нашей экспедиции.
Внимание удвоилось.
- Граф д'Ожерон, - продолжал Монбар, - отдал в мое распоряжение семь кораблей. Все корабли будут снаряжены здесь. Командовать ими будут Тихий Ветерок, Мигель Баск, Олоне, кавалер де Граммон, Дрейк, Польтэ и Питриан. Над другими семью судами, которые мы приобретем в Леогане и Пор-Марго, возьмут командование Пьер Легран, Филипп д'Ожерон, Давид, Пьер Пикар, Бартелеми и Рок Бразилец. Морган будет вице-адмиралом флота и поднимет свой флаг на самом сильном корабле. Чтобы не тревожить шпионов понапрасну, суда будут снаряжаться тайно или в Гонаиве, или в Леогане, или на острове Гонав. По мере того как корабль будет снаряжен, он выйдет в море и станет дожидаться других судов в том месте, которое я назову, - я думаю, что раз мысль об этой экспедиции принадлежит мне, то по справедливости и командование должно быть предоставлено мне.
- Это справедливо, - вставил д'Ожерон, который никогда не упускал случая лишний раз продемонстрировать свою власть, - и именем короля, вашего и моего повелителя, я утверждаю назначение, сделанное вами, Монбар. Я буду иметь честь раздать вашим офицерам и вам самому жалованные грамоты, которые мой повелитель дал мне право раздавать.
Флибустьеры горячо поблагодарили губернатора за эту милость, без которой им было бы так легко обойтись и которая нисколько не облегчила бы их задачи. Но в каком бы положении ни находились люди, они всегда будут одинаковы, и пергамент, выдаваемый от имени государя, имеет большую цену в их глазах.
Д'Ожерон, в душе довольный тем, как было принято его предложение, сделал знак Монбару продолжать.
- Особенно, - сказал тот, - избегайте неосторожности со стороны вашей команды. Для этого, мне кажется, будет благоразумнее производить вербовку на кораблях. Как только матрос будет нанят, его следует удержать на корабле и не пускать на берег.
- Сколько людей требуется вербовать на каждый корабль? - спросил Морган.
- От полутора до двух сотен.
- Черт побери! - воскликнул Пьер Легран. - Стало быть, у нас будет целая армия?
- Да. Вероятно, нам придется высадиться на берег; поэтому, как только мы распустим паруса и удалимся от глаз и ушей шпионов, каждый капитан организует отряд в восемьдесят отобранных человек для высадки десанта на берег.
- Э-э! - сказал Рок Бразилец. - Тысяча сто человек для высадки на берег! Стало быть, мы хотим возобновить подвиг Кортеса и завоевать Мексику?
- Может быть, - улыбаясь, сказал Монбар.
- Это мне очень даже нравится! А вам, братья? - спросил Рок.
- Отличное дело может выгореть, - ответил Польтэ.