- Почему бы мне его не знать, да и с какой стати это касается вас?
- Меня? Это меня нисколько не касается.
- Если так, то, пожалуйста, оставьте нас.
- Я ухожу. Человек, пришедший с господином Франкером, мой слуга. Он останется здесь, чтобы прислуживать вам.
- Хорошо, хорошо! - с нетерпением промолвил Монбар. - Странная женщина! - прошептал он, следя за ней взглядом, пока она выходила из залы. - Не могу понять, почему она так меня заинтересовала. Мне кажется, будто мы с ней уже встречались, но где и когда - этого я уже не могу сказать.
Он подошел к Франкеру, который опустился на стул и казался сильно озабочен. Однако услышав, что Монбар приближается к нему, он поднял голову и протянул ему руку.
- Добро пожаловать в Пор-де-Пе, - сказал он.
- Благодарю, - ответил Монбар, отвечая на его пожатие, - но что с вами? Вы бледны, расстроены… Не случилось ли с вами какого-нибудь несчастья?
- Нет, ничего, не обращайте на это внимания; мне и самому неловко. У меня, должно быть, приступ лихорадки и ничего больше. Должно быть, здешний воздух не для меня.
- Вы смеетесь! Местный климат - самый здоровый в целом свете.
- Тогда это, вероятно, следствие простуды, полученной мной в Леогане.
- Это может быть все, что вам угодно, друг мой, - ответил флибустьер, понимая, что молодой человек по какой-то причине не хотел открывать правды, - во всяком случае надеюсь, что эта болезнь, какова бы она ни была, не помешает вам участвовать в экспедиции, которую я готовлю.
- Конечно, я очень хотел бы сопровождать вас.
- Итак, это решено.
- Экспедиция будет серьезной на этот раз?
- Вы сами сможете судить об этом, - ответил Монбар с улыбкой.
Во время разговора флибустьеров человек, которого трактирщица назвала своим слугой и который был не кто иной как Бирбомоно, ходил взад и вперед по зале, переставляя с места на место столы и скамьи.
- Послушайте, милейший, - обратился к нему Монбар, - я только что снял в этом доме квартиру; пожалуйста, покажите мне ее.
- Я к вашим услугам.
- Вы уходите? - спросил Франкер, быстро вставая с места.
- Да, на некоторое время, мне необходимо отдохнуть.
- Жаль, - с волнением произнес молодой человек, - поскольку случай свел нас, я хотел объясниться с вами.
- Объясниться со мной? - переспросил Монбар с удивлением.
- Да, если, впрочем, вы согласны.
- Вы очень торопитесь?
- Очень, клянусь вам!
- Как странно! Стало быть, дело серьезное?
- Дело касается жизни и смерти, - сказал Франкер прерывающимся голосом.
Несколько секунд Монбар рассматривал его с величайшим изумлением.
- Вы чрезвычайно удивляете меня, - вымолвил он наконец, - мы очень мало знаем друг друга, никогда не жили вместе; что же такого важного можете вы мне сообщить?
- Но вы согласны, по крайней мере, меня выслушать?
- Конечно, когда вы хотите.
- Сейчас.
- Я слушаю вас.
- Не здесь. Вы один должны слышать то, что я вам скажу.
- Хорошо; пойдемте в мои комнаты. Или, может быть, вы предпочитаете говорить со мной у вас?
- Мне все равно, только бы мы были одни.
Монбар движением руки приказал Бирбомоно проводить их в его квартиру. Все трое вышли из залы.
- О, кабальеро! - шепнул мажордом на ухо молодому человеку. - Что вы хотите сделать?
- Хочу покончить с этим делом так или иначе, - ответил тот с расстроенным видом, - мое положение невыносимо.
Бирбомоно опустил голову и промолчал. Поднявшись на несколько ступеней, мажордом отворил дверь и ввел Монбара и Франкера в помещение, меблированное довольно неплохо.
- Вот ваши комнаты, - сказал он Монбару.
- Хорошо, теперь уйдите.
Мажордом вышел, затворив за собой дверь.
Комната, куда вошли флибустьеры, оказалась передней. Не задерживаясь, они прошли в гостиную. Монбар сел в кресло, знаком прося молодого человека последовать его примеру, но тот отрицательно покачал головой и остался стоять. Наступило довольно продолжительное молчание. Монбар первый прервал его.
- Я жду, - сказал он.
Молодой человек вздрогнул и, быстро приподняв голову, медленно произнес мрачным голосом:
- Милостивый государь, вы пользуетесь репутацией человека беспримерной храбрости и отваги.
- Что? - произнес Монбар, удивляясь такому неожиданному вступлению.
- Да, - продолжал Франкер, - вы слывете человеком неустрашимым, таким, которого не только ничто не может заставить трепетать, но даже удивить.
- Очень может быть, - ответил флибустьер, - но какое отношение может иметь моя храбрость к нашему с вами объяснению?
- Сейчас вы поймете… Вы часто, как сами говорили мне, дрались на дуэли, а дуэль между флибустьерами почти всегда имеет смертельный исход.
- Прошу вас приступить к делу, - перебил Монбар, чувствуя, что им овладевает гнев, и делая напрасные усилия преодолеть его.
- Случай всегда вам благоприятствовал, и вы целы и невредимы выходили из этих поединков. Это так?
- Уж не хотите ли вы оскорбить меня? - запальчиво вскричал Монбар.
- Нет, - ответил Франкер кротко, почти печально, - я прошу вас только отвечать мне.
- Ну да, Господь постоянно защищал меня, потому что я всегда поддерживал правое дело.
- Вы говорите о Боге? - вскричал Франкер вне себя от удивления.
- Почему же мне не говорить, молодой человек? - ответил Монбар. - Но оставим это и приступим прямо к делу.
- Хорошо… Я желаю драться с вами, и так как я также буду защищать дело святое и справедливое, я в свою очередь надеюсь, что Бог защитит меня и что я вас убью.
Монбар с ужасом отодвинулся.
- Что означает вся эта комедия? - медленно произнес он. - Вы что, помешались, милостивый государь?
- Я не помешался, и это не комедия, - спокойно ответил Франкер.
- Так вы действительно вызываете меня на дуэль?!
- Действительно.
- Вы хотите меня убить?
- Надеюсь.
- Это ни на что не похоже! - вскричал Монбар, вскочив с места и расхаживая большими шагами по комнате. - Вы меня не знаете. Я никогда не причинял вам ни зла, ни вреда.
- Вы так полагаете?
- Полагаю? Я в этом уверен!
- Вы ошибаетесь. Вы причинили мне много зла, вы нанесли мне несмываемое оскорбление.
- Я?
- Да, вы, сеньор!
- Вы в этом уверены?
- Я даю вам честное слово.
Монбар молчал несколько минут; он размышлял.
- Послушайте, - сказал он наконец, - как ни странно ваше предложение, я принимаю его.
- Благодарю вас.
- Подождите. Я сказал, что принимаю, но с одним условием.
- Какое же это условие?
- Сначала вы расскажете мне, кто вы, какие причины руководят вами и какие люди заставляют вас действовать подобным образом.
- Милостивый государь!
- Не настаивайте, мое решение неизменно.
- Однако…
- Это очень мило, честное слово! Вы ни с того ни с сего вызываете меня на дуэль, говорите, что хотите меня убить, и воображаете, будто я соглашусь. Да вы просто бредите, дорогой мой! Неужели вы предполагаете, что я просто так соглашусь на вызов первого встречного, которому вздумается оскорбить меня? Нет, сделайте одолжение, так не бывает. Не старайтесь заставить меня, бросив мне в лицо одно из тех оскорблений, которые требуют крови. Предупреждаю, что при первом слове, при первом движении я прострелю вам голову, как бешеной собаке. Теперь вы предупреждены, хотите говорите, хотите нет, я умываю руки.
- Хорошо. Если вы требуете, я буду говорить, но поверьте мне, для вас будет гораздо лучше, если я промолчу; по крайней мере, ваша честь не пострадает.
- Предоставьте мне самому судить, милостивый государь, о тех вопросах, где затронута моя честь. Говорите без опасения и без всякой сдержанности.
- Я так и сделаю. Но пеняйте на самого себя за последствия, которые могут иметь мои слова.
- Говорю вам в последний раз, что я требую откровенного и полного объяснения, и прибавляю, что вовсе не опасаюсь последствий.
- Я исполню ваше желание и надеюсь отнять у вас таким образом всякий предлог отказать мне в удовлетворении.
- Будьте спокойны на этот счет, я даю вам слово дворянина. Говорите без обиняков, прошу вас, потому что, признаюсь, это начинает мне надоедать.
Молодой человек поклонился и, поставив свой стул напротив кресла Монбара, приготовился говорить.
ГЛАВА XIII. Объяснение
Несмотря на предыдущую сцену, Монбар не испытывал никакого враждебного чувства к своему собеседнику; сам себе удивляясь, он был не рассержен и абсолютно спокоен. Облокотившись о ручку кресла и подперев подбородок рукой, с грустью и состраданием смотрел он на этого молодого человека с красивыми и благородными чертами лица и гордым взглядом, к которому с первой минуты, как увидел его, он почувствовал непреодолимую симпатию и которого, может быть, через несколько минут по странной и роковой судьбе он вынужден будет убить, если не хочет быть безжалостно убитым им. Невеселые мысли роились в его голове, он спрашивал себя, неужели действительно у него достанет печального мужества пресечь эту юную жизнь и не лучше ли ему самому пасть на дуэли.
Помолчав несколько минут, как бы собираясь с мыслями, молодой человек наконец заговорил чуть дрожащим голосом, который мало-помалу звучал все увереннее и скоро сделался твердым и слегка звенящим от волнения.
- Милостивый государь, - начал он, - судьба непременно хочет сделать нас врагами, между тем как мне, напротив, было бы так приятно быть любимым вами, потому что, должен вам признаться, несмотря на все мои усилия, чтобы возненавидеть вас, меня влечет к вам некая непреодолимая сила. Пускай кто хочет объясняет это чувство; я не стараюсь его анализировать, но оно существует во мне, преодолевает меня и до настоящей минуты заставляло откладывать объяснение, которое неминуемо должно закончиться смертью одного из нас.
- Я также чувствую, что мог бы полюбить вас, - мягко ответил Монбар, - даже в эту минуту я не могу вас ненавидеть.
- К несчастью, мы должны подавить в нашем сердце это благородное чувство, - продолжал молодой человек, - и слушаться только голоса долга, голоса неумолимого, который приказывает мне потребовать от вас страшного отчета Я не француз, милостивый государь, как вы, вероятно, пред полагали по той легкости, с какой я говорю на вашем языке я испанец или, по крайней мере, считаю себя испанцем.
- Вы испанец? - с горестью воскликнул Монбар.
- Да. Простите, но я вынужден рассказать вам о своей жизни, - это необходимо для того, чтобы вы поняли меня до конца. Я буду краток и расскажу только то, что вам необходимо знать… Я никогда не знал ни отца, ни матери.
- Бедный юноша! - прошептал Монбар.
- Я был воспитан дядей, братом моей матери, - продолжал молодой человек. - Этот родственник тщательно опекал меня; он внимательно наблюдал за моим воспитанием и отдал меня во флот.
- И вы сделались превосходным моряком, клянусь вам, несмотря на вашу молодость!
- Я имею честь служить офицером во флоте Его Католического Величества, короля Испании.
- Но каким же образом, позвольте вас спросить…
- Имейте терпение, - перебил Франкер, - ведь я вам сказал, что вы все узнаете.
- Это правда, продолжайте же и простите, что я перебил вас так некстати.
- Около шести месяцев тому назад я находился в Веракрусе, где отдыхал от продолжительного путешествия в Европу. Однажды дядя позвал меня, говоря, что хочет открыть мне нечто важное. Я явился по его приказанию. При разговоре присутствовал только его сын. Тут я услышал страшную историю моей фамилии.
Молодой человек остановился; рыдание вырвалось из его груди, он опустил голову на руки и заплакал. Монбар невольно проникся жалостью к этому юноше, горесть которого тронула его, быть может, несколько больше, чем он желал бы.
Наконец после нескольких минут, печальное безмолвие которых нарушалось только подавляемыми всхлипываниями Франкера, тот вдруг поднял голову и, устремив на флибустьера глаза, горевшие лихорадкой, с выражением смертельной ненависти и гнева сказал:
- К чему продолжать эту страшную историю? Разве вы не знаете ее так же хорошо, как и я? Вы обольститель моей матери, которая умерла от отчаяния, проклиная вас! Вы - низкий убийца моего отца!
При этом страшном, ужасном обвинении Монбар вдруг вскочил, как будто змея ужалила его в сердце, лицо его покрылось смертельной бледностью, кровавая пелена застелила глаза, рев хищного зверя сорвался с его яростно сжатых губ. Как тигр прыгнул он на молодого человека и с силой, удвоившейся от гнева, опрокинул его на пол. Став коленом на его грудь, он левой рукой сжал горло своего врага, а правой со свирепым хохотом занес кинжал над его головой.
- Ты умрешь, злодей! - вскричал он хриплым голосом.
Молодой человек, удивленный этим внезапным нападением, которого он вовсе не ожидал, не старался избавиться от сильной руки, державшей его. Он понял, что все его усилия будут бесполезны. С невыразимым презрением и насмешкой устремил он свой взгляд на врага, презрительная Улыбка скривила его губы, побледневшие от волнения; твердым голосом он трижды бросил Монбару в лицо одно только слово:
- Злодей! Злодей! Злодей!
Несчастный молодой человек должен был погибнуть. Зловещий блеск стали ослепил его глаза; ничто уже не могло бы его спасти. Вдруг тонкая и нежная рука, рука женщины, схватила Монбара за руку, и нежный голос вскричал с мольбой и горестью:
- Неужели Монбар убьет ребенка, беззащитно лежащего у его ног?!
Флибустьер обернулся, не снимая, однако, колена с груди врага. Возле него стояла хозяйка гостиницы, бледная, дрожащая, испуганная, как статуя Горести, прекрасная в своих слезах, как древняя Ниобея, и смотрела на него с таким выражением мольбы, нежности и покорности, которого не сумел бы передать ни один живописец. Флибустьер потупил глаза под полным магнетической силы взглядом этой женщины.
- О-о! - прошептал он тихим прерывистым голосом.
Как бы подчиняясь неведомой силе, он медленно приподнялся, заткнул кинжал за пояс, отступил на два шага, чтобы дать своему врагу возможность приподняться, и, скрестив на широкой груди руки, высоко подняв голову, нахмурив брови, с мрачным взором, с влажным от выступившего пота лбом, молча ждал - спокойно и с достоинством, как отдыхающий лев.
Почувствовав себя свободным, молодой человек вскочил и в одну секунду очутился на ногах; однако, подчиняясь величественному виду этой женщины, он остался неподвижен и лишь дрожал от гнева, но не делал ни малейшего движения, чтобы обнажить свою шпагу или выхватить кинжал.
Женщина, так кстати вмешавшаяся и предотвратившая готовое вот-вот свершиться убийство, с минуту рассматривала обоих с чрезвычайным вниманием, потом, сделав два шага вперед, стала между ними, как бы желая помешать новой схватке.
- Милостивый государь, - обратилась она к Монбару, - ваша безумная ярость чуть не заставила вас совершить ужасное преступление.
- Это правда, - ответил флибустьер с кротостью, которая изумила его врага, - и мне пришлось бы сожалеть об этом вечно, поэтому я благодарю вас за ваше вмешательство.
- После вы будете благодарить меня еще больше, - сказала женщина тихим, едва внятным голосом.
- Что вы хотите этим сказать?
- Пока ничего, - ответила она. - Милостивый государь, - обратилась она к молодому человеку, - оскорбления гораздо больше бесславят того, кто их произносит, чем того, к кому они обращены. Вместо того чтобы увлекаться гневом, который вы считаете справедливым, продолжайте спокойно, тоном, достойным вас и того, кто вас слушает, начатый вами рассказ, и тогда, быть может, эта таинственная история разъяснится и вы узнаете, что вы не жертва, а орудие чужой ненависти.
Слова эти, произнесенные очень сдержанно, заставили молодого человека призадуматься, тем более что в этот же день его родственник уже говорил ему то же самое. Однако он был страшно уязвлен полученным им уроком; он чувствовал жестокое унижение и старался удовлетворить свою гордость.
- Милостивая государыня, - ответил он с необыкновенной вежливостью, однако с чуть приметным оттенком насмешки, - по милости вашего великодушного вмешательства этот человек не убил меня; следовательно, я обязан вам жизнью. Смиренно благодарю вас - не потому, что я дорожу жизнью, но потому, что задача, возложенная на меня, мной не выполнена: моя мать и мой отец еще не отомщены. Однако услуга, за которую я буду вам признателен вечно, не дает вам права, я полагаю, вмешиваться в дела, которые, позвольте вам заметить, касаются меня одного.
Холодная, презрительная улыбка сжала губы трактирщицы.
- Откуда вы знаете? - сказала она. - Взгляните на этого человека, как вы его называете, - он меня узнал, я в этом убеждена, и право, которое вы у меня оспариваете, он признает и считает вполне законным.
- Это правда, хотя прошло немало долгих и печальных лет после нашей последней встречи, - ответил Монбар. - Я узнал вас и убежден, что ваше вмешательство правильно и необходимо.
- Пусть так, я не стану оспаривать этого, - холодно ответил молодой человек, - да и что мне за дело, сохранится или нет эта тайна. Конечно, по долгу вежливости, остатки которой я еще сохранил по отношению к этому человеку, мне не хотелось бы разглашать его бесчестье, но вы требуете - и я буду говорить.
- Да, говорите, и, как сказала сейчас сеньора, мы, может быть, узнаем, на кого должно пасть бесчестье, о котором вы заявляете так уверенно.
- Когда ваш мнимый дядя кончил свой страшный рассказ, - продолжала трактирщица, - что приказал он вам сделать?
- Мнимый, сеньора?! - запальчиво вскричал молодой человек.
- Да-да, мнимый, по крайней мере до окончательного установления обратного.
- Но каким образом можете вы знать эту историю, когда я ни разу ни словом не обмолвился о ней?
- Только что я подслушивала вас за дверью.
- О! Но это шпионство…
- Оно спасло вам жизнь.
Он опустил голову; в очередной раз он был побежден и признавал бесполезность дальнейшей борьбы.
- Как я вам уже сказал, я был офицером испанского флота, - продолжал Франкер свой рассказ. - По приказанию дяди я подал в отставку и в качестве матроса нанялся на флибустьерский корабль.
Монбар вздрогнул.
- С какой целью? - тихо спросил он.
- С целью узнать все о ваших силах, ваших средствах, вашей организации, оценить силу вашего могущества, для того, чтобы вас победить и навсегда разорить ваши разбойничьи гнезда, служащие оскорблением человечеству.
- Словом, - заметил Монбар с едкой насмешкой, - ваш дядя под благовидным предлогом некоего мщения сделал из вас шпиона. Нечего сказать, достойная роль для кастильского дворянина!