- Да, для того чтобы разговаривать о посторонних предметах, но для того, что я хочу вам сказать, лучше нам быть одним.
- Черт побери! - воскликнул д'Ожерон, потирая руки. - Вы выражаетесь слишком таинственно; стоит ли дело того, по крайней мере?
- Можете судить сами, если согласитесь сойти в каюту.
- Ничего другого я не желаю, но скажите, пожалуйста, каким образом, отправившись на бриге, вы возвращаетесь на шхуне?
- А! Вы заметили, - засмеялся Монбар.
- Кажется, это не трудно.
- Мой бриг был стар, открылась течь, он пошел ко дну, и я был вынужден с некоторыми товарищами искать убежища на Материковой земле.
- Как! На Материковой земле, среди испанцев? Да вы просто бросились в волчью пасть!
- Это правда, но, как вы можете заметить, я оттуда выбрался.
- Трудно было бы представить себе иначе.
- Хорошо, - ответил Монбар с оттенком меланхолии, - но когда-нибудь я останусь там.
- Полноте, вы этого не думаете.
- Кто знает… Но пока что я вернулся цел и невредим. Теперь, если вы изволите, я отведу вас в мою каюту.
- Сделайте одолжение, если вы находите это необходимым.
Губернатор пошел за Монбаром, который отвел его в свою каюту, где посадил за стол, на котором находились ром, лимоны, вода, сахар и мускатные орехи.
Привыкнув к гостеприимству флибустьеров, д'Ожерон без всяких церемоний приготовил себе грог по-буканьерски, между тем как Монбар отвел Филиппа в сторону и коротко приказал ему никого не подпускать к каюте. Молодой человек поклонился дяде, обменялся с ним приветствиями и поспешил на палубу, где первой его заботой было выставить часового у спуска в каюту со строгим приказанием никого не пропускать.
Д'Ожерон и Монбар были уверены, что им никто не помешает и что их никто не подслушает, поэтому они могли говорить о своих делах без опаски.
Монбар первым начал разговор, слегка пригубив из стакана.
- Любезный граф, - сказал он, - вы по-прежнему питаете ко мне доверие?
- Самое неограниченное доверие, друг мой, - не колеблясь ответил губернатор. - Но для чего, позвольте спросить, вы задаете мне этот странный вопрос?
- Потому что, хотя я и был уверен в вашем ответе, но все же чувствовал необходимость услышать его лично от вас.
- Раз так, вы, должно быть, остались довольны?
- Совершенно.
- Ваше здоровье!
- Ваше здоровье!
Они чокнулись стаканами.
- У меня была еще одна причина, - продолжал Монбар.
- Неужели вы думаете, что я об этом не догадался? Какая же это причина?
- Я хочу предложить вам невозможное дело.
- Для вас нет ничего невозможного, Монбар.
- Вы думаете?
- Это мое убеждение.
- Благодарю. Тогда дело устроится само собою.
- Однако вы считаете его невозможным?
- Позвольте мне прежде напомнить вам о разговоре, состоявшемся у нас до взятия Тортуги.
- Напомните, время у нас есть.
- Я сказал вам тогда, если вы помните, что наше общество, основанное на прочном основании, могло заставить дрожать испанское правительство и что, если мы захотим, мы будем так сильны, что уменьшим, если не уничтожим совершенно испанскую торговлю в американских колониях.
- Вы действительно говорили это, и я так хорошо понял важность ваших слов, что настаивал как можно скорее овладеть Тортугой, превосходным стратегическим пунктом, чтобы держать неприятеля в страхе.
- Именно. Мы и взяли Тортугу.
- Да, и, клянусь вам, испанцы не отнимут ее у нас - по крайней мере пока я буду иметь честь быть вашим губернатором.
- Я в этом убежден. Но теперь, кажется, настала минута нанести сильный удар.
- Посмотрим, - сказал д'Ожерон, попивая грог. - Судя по вашим намекам, дело обещает быть серьезным.
Монбар расхохотался.
- От вас ничего не утаишь, - заметил он.
- Говорите же и не тревожьтесь.
- Говорить все откровенно?
- Разумеется!
- И вы не обвините меня в сумасшествии или в грезах наяву?
- Ни в том, ни в другом. Напротив, я считаю вас человеком очень серьезным, который, прежде чем решится на какую бы то ни было экспедицию, старательно рассчитает все последствия.
- Хорошо. Если так, слушайте меня.
- Я весь превратился в слух.
- Как я уже говорил вам, лишившись своего брига, я укрылся на Материковой земле. Знаете, в каком месте случай заставил меня высадиться?
- Нет, не знаю.
- В двух лье от Маракайбо.
- Я знаю эти берега; кроме испанцев, их посещают дикари. Вам, верно, пришлось преодолеть немало затруднений, любезный Монбар!
- Нет; как только я высадился на землю, я встретился с вашим племянником Филиппом, который спрятал свою шхуну где-то на берегу.
- Что он мог там делать?
- Не знаю, и, признаюсь, я даже не спрашивал его об этом.
- А я его спрошу.
-Это ваше дело… Тогда мне пришла в голову одна мысль.
- Не могу сказать, что это удивляет меня, - заметил губернатор, весело кланяясь Монбару. - Но что же это за мысль? Она должна быть крайне решительной - или я сильно ошибаюсь.
Монбар ответил поклоном на его поклон.
- О, Бог мой, - небрежно произнес он, - мысль очень простая: надо просто овладеть Маракайбо.
- Что?! - закричал д'Ожерон, вскочив с места. - Овладеть Маракайбо?
- Что вы думаете по этому поводу?
- Я ничего не думаю. Вы меня так удивили!
- Вас это удивляет?
- Мне нравится ваше хладнокровие! Стало быть, вы говорите серьезно?
- Еще бы! Вот уже целый месяц как я обдумываю этот план.
- Да вы просто сошли с ума! Овладеть Маракайбо!
- Почему бы и нет?
- Что за человек! Ни в чем не сомневается!
- Это великолепный способ преуспеть. Кроме того, дело зашло несколько дальше, чем вы можете предположить.
И Монбар подробно поведал обо всем, что ему удалось сделать за время своего пребывания на материке: как он проник в город, как его приняли и прочее и прочес.
Губернатор слушал его, разинув рот; он не мог поверить своим ушам. Однако д'Ожерон был человек смелый. Он сам был флибустьером в течение нескольких лет, и не раз приходилось ему давать доказательства своей храбрости - и какие доказательства! Но в его время никогда не предпринималось такой страшной экспедиции; по своей отважности она превосходила все самое невероятное, что могло нарисовать самое смелое воображение. Поэтому, как он признался Монбару, д'Ожерон был просто поставлен в тупик и готов был думать, что все происходит в каком-то страшном кошмаре.
Монбар улыбался и, прихлебывая грог маленькими глотками, невозмутимо продолжал объяснять ему свой план, а также какими средствами намерен он добиваться успешного осуществления этого плана.
Как это часто случается, когда два энергичных человека, давно знакомых и по достоинству ценящих друг друга, расходятся во взглядах на какую-либо важную проблему, более твердый в конце концов убеждает другого, и тот принимает предложенный ему план, с тем чтобы позднее внести в него необходимые поправки. Д'Ожерон мало-помалу проникся идеей Монбара и в целом одобрил ее.
- Идея грандиозна и достойна вас, - сказал он, - но исполнение ее крайне трудно.
- Меньше чем вы предполагаете. В сущности, о чем идет речь? О неожиданном нападении, и ни о чем больше, - ответил Монбар с жаром. - Заметьте, что этот край удален от всякой помощи и практически предоставлен самому себе. Жителей здесь немного, и они рассыпаны по деревням, гарнизоны слабы, укрепления ничтожны. Мы с быстротой молнии нападем на колонию, прежде чем испанцы узнают, кто мы, и прежде чем, опомнившись от ужаса, который внушит им наше присутствие, успеют собраться, так что мы успеем сделать свое дело и уехать, а они не будут знать, кто на них напал.
- Но что, если вы встретите испанскую эскадру?
- Мы с ней сразимся, черт побери! И потом, кто ничем не рискует, тот ничего не добьется, гласит пословица. Мы сумеем захватить богатую добычу; вы просто не можете себе представить, какие сокровища заключаются в том краю.
- Подозреваю, - сказал, смеясь, д'Ожерон. - Кажется, мы никогда там не бывали?
- Никогда. Поэтому Маракайбо служит, так сказать, кладовой других колоний. Жители считают себя в безопасности от нападения.
- Бедные испанцы, они даже не подозревают, что готовит им будущее!
- Ну вот, теперь вас беспокоит участь испанцев.
- Увы! Я предчувствую, что вы замышляете страшную резню.
- Никогда я не убью достаточно этих проклятых испанцев, - с плохо скрываемым гневом воскликнул Монбар.
- Стало быть, вы страшно ненавидите их?
- Мне хотелось бы иметь возможность, как Нерон, изобретать пытки для того, чтобы заставлять их страдать как можно сильнее!.. Но вернемся к нашему делу. Сколько у вас здесь кораблей?
- В Пор-де-Пе?
- В Пор-де-Пе, Пор-Марго, Леогане, на Тортуге - повсюду.
- Не очень много: кораблей тридцать, из которых не более двенадцати или четырнадцати в состоянии выйти в море.
- Больше нам и не надо, лишь бы они были скоры на ходу. Я покупаю их.
- Стало быть, вы богаты?
- Я владею казной Двенадцати, - ответил Монбар, улыбаясь.
- Вот уже несколько раз я слышу об обществе Двенадцати, - заметил д'Ожерон, нахмурив брови.
- Не тревожьтесь, я предводитель этого общества. Его единственная цель - слава и богатство флибустьерства.
- Хорошо, теперь я не беспокоюсь, но все же, если вы согласны, позже мы еще вернемся к этому предмету.
- Когда вам будет угодно. Итак, вы согласны продать корабли, которые мне нужны?
- С этой минуты они ваши.
- Благодарю. Теперь надо найти людей.
- О! В людях недостатка не будет.
- Простите, я знаю, о чем говорю; мне нужны люди решительные, которые без колебаний последуют за мной в ад, если я потребую.
- Думаю, что вы легко найдете таких людей.
- Браво! Остается только просить вас об одном.
- О чем же?
- Хранить тайну! Вы же знаете, что испанские шпионы так и кишат вокруг. Одно неосторожное слово погубит все.
- К несчастью, вы правы, любезный Монбар. Я хочу сказать вам кое о чем, а вы должны быть осторожны: с некоторых пор точно какой-то злой гений преследует нас. Ни одно наше решение не остается в тайне, испанцы тотчас о нем узнают, принимают необходимые меры предосторожности, и наши планы не удаются.
- Это крайне важно. Должно быть, среди нас изменник!
- Я так и предполагал.
- Что же вы сделали?
- То, что вы, без сомнения, сделали бы сами: я созвал самых знаменитых Береговых братьев - де Граммона, Дрейка, Франкера и еще нескольких других, сообщил им о своих подозрениях и попросил понаблюдать за их товарищами, обывателями и вербованными.
- И что же?
- Ничего не удалось узнать.
- Ей-Богу, я найду изменника, клянусь вам! - промолвил Монбар мрачным голосом. - И тогда горе ему, кто бы он ни был!
- Вот, например: вы ведь недавно приехали в Пор-де-Пе?
- Всего час тому назад, как вам известно.
- Да. Но слухи о вашем приезде ходят по городу уже три дня. Поговаривают даже, что вы приехали с тайным намерением готовить важную экспедицию. Кто мог это сказать, я вас спрашиваю?
- Конечно, это очень странно… крайне странно, тем более что только три человека осведомлены о моих планах; остальная команда шхуны, должно быть, кое о чем подозревает, но смутно, едва ли веря в то, что все это правда.
- Кто же эти трое?
- Ваш племянник Филипп, за скромность которого я ручаюсь головой, вы и я… Но будьте спокойны, я обязуюсь повести дело так, чтобы изменник, кто бы он ни был, не мог ничего узнать.
- Дай Бог! - сказал д'Ожерон, вставая. - Вы остаетесь на шхуне?
- Нет, я еду на берег с вами, если вы не против.
- Буду очень рад. Есть у вас дом, где вы намерены остановиться?
- Почему вы об этом спрашиваете?
- Потому что на случай, если вы не выбрали, где вам остановиться, я мог бы предложить комнату у меня.
- Благодарю, но не могу принять этого любезного предложения; я сегодня же хочу заняться делами, и мне нужна полная свобода действий. Кроме того, мне нужно переговорить с моими товарищами.
- Но вы, по крайней мере, отобедаете у меня сегодня?
- С удовольствием, если только вы не будете обедать слишком поздно, так как мне нужно освободиться достаточно рано.
- В пять часов, если это вам удобно.
- Прекрасно.
Они вышли на палубу, где д'Ожерон был встречен командой шхуны с самым искренним почтением.
Мы уже говорили о том, что флибустьеры обожали д'Ожерона, который в свою очередь знал большинство флибустьеров лично и умел потакать им, заставляя тем не менее уважать себя, а иногда и бояться.
Перед отъездом губернатор пожелал осмотреть судно, чем чрезвычайно польстил экипажу, после чего, пригласив на торжественный обед своего племянника и главных офицеров на шхуне, сел в сопровождении Монбара в шлюпку, приготовленную для него по приказанию Филиппа.
Сойдя на берег, д'Ожерон напомнил Монбару о своем приглашении, попросив не опаздывать, потом оба дружески Распрощались и разошлись в разные стороны. Монбару с большим трудом удалось уклонился от пышной встречи и оваций, приготовленных ему Береговыми братьями, которые непременно хотели с триумфом нести его на руках. Наконец ему удалось зайти в гостиницу, случайно попавшуюся по дороге, и толпа, прождав его довольно продолжительное время перед дверью и видя, что он не выходит, наконец разошлась.
ГЛАВА XII. Гостиница
Гостиница, в которой Монбар укрылся, чтобы избавиться от бурного приема, устроенного Береговыми братьями в честь его прибытия, имела довольно скромный вид и находилась почти у самой пристани, на углу двух улиц. Как почти все дома в этом городе, здание гостиницы имело плоскую крышу в виде террасы, с полукруглым балконом на первом этаже и с перистилем из древесных стволов, поддерживавших широкую галерею над дверью. Ветка лимонного дерева была привязана к железному треугольнику, на конце которого качалась большая доска, где красовалась надпись, сделанная огромными буквами желтого цвета: Хорошие квартиры для моряков.
Войдя внутрь, Монбар плотно затворил за собой дверь и с минуту находился почти в полной темноте; но мало-помалу его глаза привыкли к полумраку, так что он смог различать окружавшие его предметы. Зала, в которой он очутился, была не слишком большой. Вся мебель состояла из нескольких столов, скамей и стульев; в углу были составлены весла, мачты, снасти и сети. В глубине залы виднелся прилавок, на котором стояло несколько бутылок с различными напитками. Флибустьер осмотрелся вокруг. Он был один. Сев на скамью и ударив эфесом шпаги по столу, чтобы позвать прислугу, Монбар оперся локтями о стол, опустил голову на руки и предался размышлениям.
Через минуту легкий шум заставил его приподнять голову; перед ним спиной к свету неподвижно стояла женщина.
Черты ее лица в темноте, царившей в зале, терялись в неопределенных линиях. Она устремила на флибустьера взгляд с таким странным выражением, что он невольно вздрогнул.
- Вы звали, - сказала она тихим и дрожащим голосом. -
Что вам угодно?
При первых звуках этого голоса флибустьер почувствовал волнение, в котором не мог дать себе отчета; он задрожал и холодный пот выступил на его висках.
- Да, я звал, - ответил он, сам не зная, что говорит. - Вы, без сомнения, хозяйка этой гостиницы?
- Да, - ответила она, потупив голову.
Монбар, все более и более озабоченный, напрасно старался рассмотреть лицо собеседницы: та, без сомнения не доверяясь темноте и желая остаться неизвестной, закрыла лицо толстой тканью своей мантильи.
- Я моряк, - продолжал авантюрист, - и…
- Я вас знаю, - мягко перебила она.
- А-а! - воскликнул он. - Вы знаете меня?
- Да. Вы - грозный и неумолимый предводитель флибустьеров, которого испанцы прозвали Губителем.
- Да, это правда, - произнес он с невыразимой ненавистью, - я никогда не даю пощады испанцам.
Она поклонилась и ничего не ответила.
- Можете вы предоставить мне комнаты в этой гостинице?
- Почему же нет, если вы желаете… Однако у вас есть собственный дом.
- Какое вам дело?
- Да, правда, - ответила она кротко, - это меня не касается.
- Проживают ли у вас другие флибустьеры?
- Да, трое.
- Кто они такие?
- Франкер, кавалер де Граммон и капитан Дрейк.
- Хорошо. Можете вы дать мне отдельные комнаты?
- Что значит "отдельные"? Я не совсем хорошо понимаю вас, извините меня; я испанка, и французский язык мало знаком мне.
- А! Так вы испанка? - сказал Монбар резко.
- То есть, - ответила она с живостью, - я родилась в Испанской Фландрии.
- А-а!.. - произнес Монбар, бросая на нее долгий взгляд. Потом, как бы не придавая никакой важности этому объяснению, он продолжал: - Под словами "отдельные комнаты" я подразумеваю помещение, не имеющее никакого сообщения с другими помещениями, где я мог бы свободно находиться, не опасаясь встречи с посторонними, а в случае надобности и не будучи никем видим.
- У меня есть такая квартира, которая вам нужна.
- Я беру ее. Вот задаток.
Он бросил на стол несколько монет.
- Я никогда не беру вперед, - ответила она, быстро отталкивая деньги.
- Тем хуже, потому что эти деньги пропадут: я никогда не беру назад то, что отдал.
Она колебалась с минуту, потом, подобрав золотые монеты, сказала:
- Но вам надо знать цену этой квартиры.
- Вы знаете, что я богат; цена для меня ничего не значит.
- Хотите посмотреть, по крайней мере?
- Зачем? Если квартира действительно такова, как вы говорите, я уверен, что она будет для меня удобна.
- Когда вы желаете переехать?
- Сегодня, сейчас же.
Он встал. Этот разговор тяготил его. Он чувствовал себя неловко с этой женщиной, хотя вряд ли мог отдать себе отчет, почему именно.
- Простите, - внезапно произнесла она, удерживая его, - еще одно слово.
- Говорите, - ответил он, садясь.
- Мне хотелось бы попросить вас об одном одолжении.
- Об одолжении? Меня?
- Да, - сказала она смиренно.
- Вы меня знаете, вы испанка, и просите меня об одолжении! - заметил он, пожимая плечами.
- Я знаю, что поступаю нехорошо, но я прошу вас об этом одолжении, потому что только вы один можете оказать мне его.
- Раз так, говорите, я слушаю вас, но будьте кратки.
- Я прошу у вас только пять минут.
- Хорошо, пусть будет пять минут.
В эту минуту дверь отворилась и в залу вошли два человека. Она отступила и, сделав флибустьеру знак, чтобы он следовал за ней, тихо произнесла:
- Идите за мной, я отведу вас в ваши комнаты.
- Но о чем же вы хотели меня просить?
- После, в другой раз, - ответила она голосом, прерывающимся от волнения.
- Как вам угодно. Однако этот господин мне знаком, и я желаю с ним поговорить.
- Вы знаете Франкера?! - вскричала она, вздрогнув.