в форт, потом молниеносно разделся, свернул узелком свою одежду, крепко привязал ее себе на голову, вошел в воду и продолжал идти, пока мог достать ногами дна; наконец он бросился вплавь и быстро поплыл по направлению к флоту, который действительно, как он и предвидел, находился теперь на расстоянии самое большее одной мили от берега.
Согласно договору с Лораном, Монбар в три часа ночи дал сигнал сниматься с якоря и выйти из устья Сан-Хуана.
На заре флот был уже неподалеку от Чагреса, к которому шел на всех парусах.
С подзорной трубой в руках Монбар в волнении расхаживал взад и вперед по шканцам адмиральского судна; ежеминутно он останавливался, чтобы навести трубу на город и на форт Сан-Лоренсо, качал головой и вновь начинал ходить с задумчивым видом и нахмурив брови.
Приближался час грозной и решительной борьбы. От смелой операции, предпринимаемой теперь Лораном, зависел успех экспедиции, вся тяжелая ответственность которой лежала на одном командующем экспедиции.
Чем ближе флот подходил к берегу, тем явственнее Монбар усматривал положение дела и тем беспокойнее становился.
Действительно, не имея карты и полагаясь исключительно на сведения более или менее точные, доставленные его шпионами и несколькими перебежчиками, адмирал не знал, что форт Сан-Лоренсо, построенный в устье реки Чагрес, неприступный со стороны моря и усиленный береговыми батареями, является истинным ключом к позиции; что прежде всего следовало овладеть им, а там уж идти на штурм города, подступы к которому он защищал.
Адмирал раскаивался, что приказал Лорану напасть на форт только тогда, когда сражение будет уже завязано: оно должно было начаться именно взятием форта. Монбар этого не знал, так как все время думал, что форт находится за чертой города и защищает его со стороны суши; только теперь доказательство противного было у него перед глазами.
Он находился в большом недоумении и не знал, что делать.
Бомбардировать форт было чистым безумием: подобная попытка не могла увенчаться успехом, а между тем легко повлекла бы за собой гибель флота и окончательный крах всей экспедиции Береговых братьев. Не лучше ли было,пока не поздно, повернуть назад, встать вне пределов досягаемости выстрелов артиллерии форта и прибегнуть к какому-нибудь иному способу овладеть им, не подвергаясь риску потерпеть постыдное и непоправимое поражение.
Монбар остановился на этом решении и, хотя и к величайшему своему сожалению, уже готов был скомандовать поворот назад, когда внезапно на носу корабля поднялся переполох; Монбар увидел, как какой-то почти обнаженный человек, с которого струилась вода, вскочил на палубу и был немедленно окружен флибустьерами.
Он тщетно выбивался из рук, которые держали его, и только кричал, что должен видеть адмирала. Монбар, привлеченный странной суматохой, вскоре подошел. Увидев незнакомца, он отстранил матросов движением руки и приказал ему следовать за собой.
Он узнал Хосе.
Тот поднял свой узелок, который упал к ногам адмирала, и, стряхнув с себя воду раза два или три, последовал за Монбаром.
Когда они остались одни на шканцах, Монбар вскричал:
- Как! Ты тут?!
- Собственной персоной, адмирал.
- Но каким способом ты добрался сюда?
- Вплавь.
- Гм! Ловкий же ты пловец, - сказал Монбар с улыбкой.
- Как все индейцы, адмирал, я получеловек-полурыба.
- Правда, но ты, вероятно, не для того приплыл сюда, чтобы пожать мою руку, которую я с такой дружбой всегда протягиваю тебе.
- Не отрицаю этого, адмирал, - сказал индеец, отвечая на горячее пожатие руки Монбара.
- Что же привело тебя ко мне?
- Поручение.
- Оно должно быть очень важно, клянусь честью!
- Чрезвычайно важно, по крайне мере я так полагаю.
- Полагаешь?
- Да, я должен вручить вам письмо, но не знаю его содержания.
- Ага! От кого же оно?
- От вашего брата-матроса Прекрасного Лорана.
- Черт возьми! Да ведь оно, верно, превратилось в кашу?
- Ничуть, не беспокойтесь!
- Давай же его скорее.
- С удовольствием, но с меня еще вода струится потоками.
- Ей-Богу, ты прав!
Адмирал махнул рукой, и двое матросов по приказанию Монбара подошли с тряпками и принялись так усердно вытирать ими индейца, что тот в одну минуту стал совсем сухим.
- Спасибо, - сказал он.
Тут Хосе развязал кожаный мешочек, вынул из него письмо и подал Монбару, который с живостью взял его и мигом пробежал глазами. Письмо состояло всего из нескольких строк, но вести, вероятно, заключало хорошие, потому что лицо флибустьера засветилось радостью.
- Видно, вы очень довольны, адмирал, - заметил Хосе, который тем временем спокойно одевался.
- Сам посуди, вот что пишет мне Лоран…
- К чему читать мне письмо, адмирал?
- Чтобы ты дополнил его своими объяснениями.
- В таком случае читайте, я слушаю.
- Вот оно, - сказал Монбар и принялся читать:
Брат-матрос!
Прибыв на указанное место, я увидел, что сведения, которыми ты располагаешь, ошибочны. Следовать твоим указаниям буквально - значило бы обречь себя на неудачу, тебя - на верное поражение, а флот, пожалуй, и на полный разгром и гибель.
Я взял на себя смелость изменить разработанный тобою план и действовать без промедления.
Теперь форт в моей власти, и ты можешь войти на рейд без опасения. Испанский флаг я оставляю на форте, чтобы обмануть и вернее уничтожить батареи врага. Хосе даст тебе самые подробные сведения о том, что произошло (он вел себя достойно, как и всегда).
Если я виновен в том, что взял на себя ответственность и изменил твои планы, то отдаю себя на твой справедливый суд. Как командующие войсками, мы должны подавать личный пример повиновения и воинской дисциплины.
Потери наши велики, но каков успех!
Пожимает твою руку всем сердцем преданный тебе
Лоран Форт Сан-Лоренсо-де-Чагрес, 5 часов утра
- Честная душа! - невольно шепотом вырвалось у Монбара, когда он кончил читать. - Он опять выручил нас!.. Следуй за мной, Хосе.
- Куда, адмирал?
- В мою каюту, черт побери! Думаю, ты сильно устал и проголодался, ведь тебе, видать, пришлось перенести немало тяжких испытаний со вчерашнего дня.
- Признаться, это так.
- Так пойдем со мной перекусим, а между тем ты мне расскажешь, что у вас там творилось.
Они спустились в адмиральскую каюту, где действительно уже был подан завтрак.
- Скорее за стол! - весело воскликнул Монбар. - Твое здоровье, Хосе.
- Ваше здоровье, адмирал!
- Ну, теперь рассказывай, как вы там рубились с испанцами, да смотри, не забудь об интересных подробностях.
- Очень охотно, адмирал, передам все, что знаю.
В эту минуту в каюту вошел Медвежонок Железная Голова.
- Адмирал, - обратился он к Монбару, - не пройдет и получаса, как мы будем под огнем форта Сан-Лоренсо. Каковы будут ваши приказания?
- Сесть к этому столу, завтракать с нами и внимательно слушать, что будет рассказывать наш друг Хосе; больше пока делать нечего, любезный мой Медвежонок, клянусь тебе честью.
Медвежонок знал своего друга как нельзя лучше; ему ни минуты не приходило в голову, чтобы тот мог поднять его на смех или без важного повода отпускать подобные шутки в их настоящем опасном положении. Принимая во внимание внезапное появление Хосе, да еще таким странным образом, не трудно было предположить, что случилось нечто важное и Монбар сейчас сообщит ему об этом.
Итак, он поклонился с улыбкой, ввел свою неизменную свиту - собак и кабанов, - сел к столу, приказал животным лечь у его ног и, придвинув к себе блюдо, принялся усердно есть, чтобы догнать опередивших его сотрапезников.
Монбар взглянул на него украдкой, достал из кармана письмо и молча подал его Медвежонку.
Тот взял его и прочел, не отрывая глаз, с явными признаками живейшей радости.
- Черт побери! - весело вскричал он, возвращая листок Монбару. - Молодец Лоран!
- Не правда ли? - радостно подтвердил Монбар.
- Да он на этих делах прямо-таки собаку съел! Если так пойдет и дальше, нам просто нечего будет делать!
- Да, отлично работает мой брат-матрос; не правда ли, как славно он провернул это дельце?
- Просто чудо!
- Эх, и вывел же он нас из западни, - откровенно сознался Монбар. - Без него я, право, сам не знаю, как бы мы выпутались.
- Да, положение было крайне невыгодное.
- Скажи лучше - отчаянное, дружище, ведь мы шли прямиком в адскую ловушку, где схоронили бы весь наш флот.
- Если не весь, то, по крайне мере, лучшую его часть. Ей-Богу, Лоран - истинный Береговой брат!
- И лучший из нас. А еще боится упреков!.. Просто смех, честное слово! Он храбр, как лев, и наивен, как ребенок.
- Это - настоящий мужчина, - с убеждением сказал Медвежонок. - Но как вы думаете, адмирал, не лучше ли, вместо того чтобы болтать, как старые бабы, дать Хосе рассказать нам, как все произошло?
- Ей-Богу, ты прав, Медвежонок! Хосе должен знать все подробно. Ну, рассказывай, друг сердечный, мы слушаем тебя.
Индеец очень охотно приступил к рассказу. Чувство к Лорану воодушевило его, и, пользуясь случаем, он увлекся восхвалением друга, не упуская, тем не менее, ни одного глотка; он проголодался, как волк, после столь тяжких испытаний - нравственных и физических, - какие ему пришлось вынести. Береговые братья выслушали его с благоговением, ни разу не перебив, так сильно были они заинтересованы удивительным подвигом.
Когда наконец индейский вождь кончил, наступила минута молчания - самая лестная похвала со стороны знаменитых флибустьеров отважной экспедиции капитана.
- Ей-Богу! - засмеялся Медвежонок. - Представляю себе глупые рожи испанцев, когда они увидели волков под овечьей шкурой!
- Положительно, провидение по заслугам покарало этих истребителей индейцев!
Вошел Филипп д'Ожерон.
- Что случилось, капитан? - спросил Монбар.
- Мы находимся в двух пушечных выстрелах от форта. Адмирал Пьер Легран, эскадра которого идет в авангарде, сигналами дает знать, что форт Сан-Лоренсо, по-видимому, битком набит людьми. Адмирал спрашивает, надо ли останавливаться или все так же идти вперед.
- Ответьте ему, чтобы он встал на расстоянии пистолетного выстрела от форта.
- Адмирал!..
- Что вы хотите, милостивый государь?
- Виноват, адмирал, но я боюсь, что ослышался.
- Очень жаль, так как я никогда не повторяю своих приказаний дважды. Извольте идти.
Филипп растерянно взглянул на улыбающегося Медвежонка и вышел, с трудом попав в дверь.
- Надо бы пойти посмотреть, что происходит наверху, - сказал Монбар, осушив свой стакан.
Все трое поднялись и вышли на верхнюю палубу.
Флот находился уже совсем близко от берега. На всем его протяжении красивые загородные дома утопали в зелени позади массивного форта, который отсюда казался величественным исполином. В устье реки приютился город Чагрес; небрежно расползался он вдоль берега, в живописном беспорядке усеянного хорошенькими белыми домиками.
Там и здесь, у самой воды, сильные батареи, вооруженные пушками, направляли свои грозные жерла на море; возле них стояли артиллеристы с зажженными фитилями.
Внутри порта виднелись снасти испанских судов, которые искали там убежища при появлении флибустьеров.
Действительно, это зрелище, одновременно грозное и величественное, способно было поразить воображение и в то же время исполнить ужаса малодушных.
Флибустьерский флот развернул свою боевую линию на протяжении целых двух миль и на всех парусах направлялся прямо к берегу.
- Ну, - пробормотал сквозь зубы Пьер Легран, когда получил ответ адмирала на свои сигналы, - видно, старый кайман хочет, чтобы нас искрошили. Хорошо же, тысяча возов чертей! Я докажу ему, что не умею отступать. Ребята, к орудиям! Сейчас начнется пляска на славу. Рулевой, держать курс прямо к берегу! Ну, теперь мы посмеемся!
Но тут произошло нечто, чего флибустьеры никак не могли ожидать: внезапно форт изрыгнул снопы огня и клубы
дыма, грянул оглушительный залп, и на батареи посыпался град ядер, производя в них страшные опустошения.
Потом испанский флаг, развевавшийся над фортом, вдруг опустили и на его место был поднят трехцветный флаг Береговых братьев.
За первым залпом последовали второй и третий. Испанцы просто оторопели.
Форт громил батареи не переставая и вскоре превратил их в груду развалин.
Только флибустьеры поняли суть того, что происходило перед их глазами: Лоран овладел фортом и повернул его орудия на береговые батареи и город.
Итак, флот беспрепятственно вошел в устье реки и встал на расстоянии половины пушечного выстрела от города, который тотчас засыпал бомбами и ядрами.
По всему Чагресу занялись пожары; с оглушительным треском и громом взорвался пороховой погреб.
Несчастный город, находясь в предсмертной агонии между двух огней, однако все не сдавался.
Защитники батарей, согнанные со своих постов, где нельзя было долее держаться, бросились в город, где с помощью нескольких жителей устроили на скорую руку нечто вроде отчаянной обороны против страшных и лютых врагов.
Городской гарнизон, включая солдат, отряженных генералом Вальдесом для сооружения батарей, представлял еще довольно значительную силу; число его доходило до четырех тысяч солдат и двух тысяч горожан, мгновенно примкнувших к ним.
Солдаты были люди опытные в военном деле, старые воины, обстрелянные в европейских войнах и жаждавшие блистательно отплатить за поражение вследствие внезапного нападения на форт.
Обыватели, в основном торговцы и богатые собственники, буквально отстаивали свои пепелища и более всего опасались попасть в руки флибустьеров; об их жестокости они были наслышаны с давних пор и дали себе клятву не идти на капитуляцию и скорее лечь костьми всём до последнего, чем сдаться.
Геройский дух воодушевлял всех защитников города до единого. Быстрее, чем можно описать, город буквально ощетинился жерлами орудий, перенесенных на руках с батарей под постоянным огнем форта.
В домах устроили бойницы, улицы перегородили баррикадами, там и здесь были сооружены земляные насыпи, словом, город внезапно превратился в крепость. Дети, женщины и старики - все работали с лихорадочной поспешностью, чтобы укрепить город. Это оказывалось тем возможнее, что форт, построенный для защиты города от внешних врагов, едва мог направить на него ядро-другое, большая же их часть пролетала над головами горожан.
Когда весь флот наконец миновал отмель на реке и суда стали в боевую линию, они открыли жестокий огонь по городу, на который тот храбро ответил.
Эта борьба продолжалась несколько часов. Наконец адмирал подал сигнал к высадке, нетерпеливо ожидаемой флибустьерами; им надоел этот обмен выстрелами, результат которых они не могли определить даже приблизительно.
По данному сигналу огромное количество лодок отчалило от судов и на веслах пошло к городу.
Численность десанта доходила до трех тысяч человек.
Испанцы дали флибустьерам войти в порт, подпустили их на расстояние половины ружейного выстрела, внезапно открыли батареи и встретили нападающих смертоносным огнем, который заставил их смешаться.
Два раза флибустьеры пытались высадиться и два раза были отброшены.
Испанцы точно вырастали из-под земли, они поспевали всюду и сражались с ожесточением, доходившим до исступления.
Вдруг от основной массы нападающих отделилась длинная лодка и смело стала впереди, не более чем в ста шагах от берега.
В этой лодке стояли хладнокровные, с улыбкой на лицах, Монбар и Медвежонок Железная Голова.
- Неужели вы бросите вашего адмирала, ребята? - крикнул звучным голосом Монбар. - Вперед, Береговые братья!
- За Монбаром! За Монбаром! - вскричали флибустьеры, усиленно гребя, чтобы не отстать от легкого суденышка командующего экспедицией.
И противники с неистовой яростью схватились в рукопашном бою.
Четверть часа длилась страшная резня; наконец испанцы должны были отступить, но только шаг за шагом, не переставая обороняться.
Пока Монбар с отчаянной отвагой пытался высадиться в центре боевого фронта, Морган, Пьер Легран, Польтэ, Александр Железная Рука и Пьер Прямой храбро становились во главе своих самых неустрашимых матросов и после неимоверных усилий также сумели наконец высадиться на берег справа и слева от города.
Тут уж флибустьеры ринулись вперед с неудержимой силой, оттеснили и стали гнать перед собой защитников несчастного Чагреса.
Из общего сражение распалось на множество отдельных стычек; каждая улица, каждый дом были взяты приступом. Ожесточенные битвой испанцы пощады не просили.
Побоище приняло под конец такие колоссальные размеры, что душа содрогалась.
Только к пяти часам вечера, изнемогая от усталости, истощив весь до последней крошки запас пороха и лишь после того, как все солдаты или пали на их глазах, или убили друг друга, предпочитая умереть, нежели сдаться, немногие оставшиеся в живых жители города волей-неволей вынуждены были просить победителей о помиловании. Не мужество изменило этим честным людям, но без пороха и пуль дальнейшая оборона становилась физически невозможна: несчастный город давно уже превратился в груду развалин.
ГЛАВА XIII. Здесь доказывается, что страх - плохой советчик
На асиенде дель-Райо сильно беспокоились. Несмотря на меры, принятые флибустьерами, старавшимися, чтобы экспедиция сохранялась в тайне, истина мало-помалу выходила наружу и становилась известна, так как ничто не может долго оставаться скрытым; разумеется к истине примешивалось много лжи, но тем страшнее она представлялась.
По взятии форта Сан-Лоренсо-де-Чагрес валла-ваоэ понемногу оставляли окрестности асиенды, находя лишним караулить их дольше.
Беженцы из Чагреса и ферм, разбросанных по берегам Сан-Хуана, в страхе бросились на асиенду искать убежища и распространили там своим появлением невыразимый ужас.
Рассказы о неслыханных жестокостях, совершенных флибустьерами, леденили душу. Завладев всеми приморскими городами на протяжении тридцати миль, они сожгли их до основания, пытками добивались от жителей сведений о том, где находятся их богатства, и без милосердия вешали всех испанских солдат, захваченных с оружием в руках.
Несчастные же торговцы и обыватели, которые чудом спаслись от общего избиения, женщины, дети, старики - все были согнаны, словно стадо животных, и разделены между победителями; женщины и девушки подверглись насилиям в тысячу раз ужаснее самой страшной смерти.
Ничто не спаслось от ожесточенного исступления торжествующих врагов.
Когда же все это рассказывалось при отдаленном гудении пушек, громивших Чагрес, и при багровом зареве на горизонте от широко раскинувшегося пожара, каждый крестился, бледнея, и дрожал от страха.