Монбар приказал имущество жителей сносить на Пласа-Майор, а когда больше нечего будет брать, сжечь город.
В то же время начались и казни.
Поместив донью Флору и отца Санчеса под охраной Мигеля Баска с двумя десятками Береговых братьев в губернаторском дворце, Лоран с Тихим Ветерком вскочили в лодку и пошли на веслах к корвету.
Лоран спешил захватить презренного Хесуса Ордоньеса, чтобы предать его неумолимому суду своих товарищей.
Вскоре он был на корвете, и лейтенант Тихого Ветерка встретил его и своего командира с величайшими почестями.
Тут произошла сцена, вполне обрисовывающая характер флибустьеров; несмотря на весь ее ужас, она не лишена доли комизма, и даже не знаешь, смеяться или содрогаться от такого страшного поступка.
Лейтенант Тихого Ветерка был старый, опытный в своем ремесле флибустьер, хоть и ограниченного ума, всей душой преданный своему командиру и считавший каждое его слово святым.
- Где пленник? - спросил Лоран.
- Испанец-то?
- Ну да, - вмешался Тихий Ветерок, - тот, которого я послал два дня назад на корабль с утеса Мертвеца.
- Ага! Понимаю… Я исполнил ваше приказание.
- Какое? - с некоторым беспокойством спросил Тихий Ветерок, так как хорошо знал своего лейтенанта.
- Да то, что вы сами дали.
- Я?
- Кто же иной, помилуйте! Разве не вы сказали, что с него живьем сдерете шкуру?
- Правда, сказал, ну и что дальше?
- Это исполнено. Вот и все! - с милейшей улыбкой заявил лейтенант.
- Как! Ты действительно живьем содрал с него кожу?! - вскричал Лоран, остолбенев от такого хладнокровия.
- С живехонького, - радостно подтвердил лейтенант, потирая руки. - Говоря по правде, хлопот с ним было пропасть. Он словно чертенок рвался из рук и кричал так, что мы чуть не оглохли; но все равно, операция прошла отлично.
- Но скажи, во имя всех чертей, - вскричал Тихий Ветерок, - зачем же ты это сделал?!
- Полагал, что оказываю вам услугу, капитан, избавляя от лишних хлопот… Кроме того, я просто не знал, честно говоря, чем мне заняться в ваше отсутствие.
- Странное занятие! - пробормотал Тихий Ветерок.
- Я сохранил кожу; она очень хороша, вы останетесь довольны.
- Пошел к черту, олух!
- Как! Разве я сделал что-то не так? - наивно осведомился лейтенант, сильно опечаленный резкими словами командира.
- Нет, друг мой, - мрачно промолвил Лоран, - ты ничего плохого не сделал, потому что был всего лишь орудием Провидения, все это - дело рук Божьих, так было угодно Ему.
- Ого! - воскликнул лейтенант, глядя на флибустьеров с оторопелым видом.
Почтенный лейтенант ровно ничего не понимал.
- Поедем обратно, Тихий Ветерок, - продолжал Лоран, - нам тут больше делать нечего.
- А кожа? - робко спросил лейтенант. - Разве вы не возьмете ее, капитан?
- Я?.. Нет, оставь ее себе; делай из нее что хочешь.
- Ладно! Я сделаю себе фуфайку, - весело потирая руки, сказал лейтенант.
- Хоть сапоги сшей, если тебе так хочется, но - тысяча чертей! - оставь меня в покое и не трещи мне то и дело в уши про эту глупую историю.
- Гм! Что это с ним? - пробормотал про себя лейтенант. - Вот и старайся для других, чтобы встретить подобную награду!
Он пожал плечами.
Флибустьеры были опечалены; они гребли молча и задумавшись. За все время переезда они не перекинулись ни одним словом.
Только несколько сажен отделяло их от пристани, когда они увидели человека, который бежал к морю с саблей в руке, преследуемый толпой флибустьеров.
Два раза этот человек останавливался на бегу, чтобы повернуться лицом к преследователям, и каждый раз, выхватив из-за пояса пистолет, он стрелял и укладывал на месте одного из своих противников.
Взбешенные авантюристы удваивали усилия, чтобы догнать его, но беглец, достигнув берега, переломил на колене саблю, швырнул обломки в море, осенил себя крестным знамением и бросился в воду головой вперед; волна тотчас подхватила его и увлекла на глубину.
Лоран вскрикнул от ужаса: он узнал дона Рамона.
Сбросив с себя оружие и верхнее платье, он нырнул на дно в том самом месте, где скрылся несчастный губернатор.
Долго длились поиски; несколько раз Лорану приходилось возвращаться на поверхность воды, чтобы перевести дух. Тихий Ветерок следил за ним со скорбным любопытством.
- Ага! - наконец вскричал он и глубоко перевел дух с чувством облегчения.
Лоран только что появился на поверхности воды, держа в своих сильных руках безжизненное тело губернатора.
Дон Рамон был без чувств. Вмиг он очутился на дне лодки, которая поспешила причалить к пристани.
- Ну, ребята! - обратился Лоран к авантюристам, которые с любопытством собрались на берегу, наблюдая за этим удивительным спасением. - Составьте носилки из ваших ружей, положите на них этого человека и следуйте за мной.
Авантюристы не посмели противиться своему грозному предводителю, они повиновались.
Таким образом дона Рамона перенесли в его собственный дом.
Целых десять дней Панама подвергалась грабежу; в руках флибустьеров оказались неисчислимые богатства. Все жители, не успевшие спастись бегством и попавшие в руки свирепых победителей, после самых ужасных пыток были безжалостно умерщвлены без различия пола и возраста.
Потом по приказанию Монбара город подожгли с нескольких концов; пожар распространялся быстро, так как дома были построены преимущественно из кедрового дерева, да и флибустьеры всячески способствовали распространению огня.
Катастрофа, постигшая несчастный город, была так велика, что даже развалины его были брошены испанцами, которые по удалении авантюристов вновь отстроились немного дальше по берегу Рио-Гранде, где Панама стоит и поныне.
ГЛАВА XX. Заключение
Прошло три месяца после взятия Панамы. Уничтожив несколько мелких отрядов испанцев, рассеянных по окрестностям, авантюристы наконец ушли от дымящихся развалин разрушенного ими города, уводя с собой большое количество богатых торговцев и принадлежавших к первым семействам колонии зажиточных горожан, за которых требовали значительный выкуп.
Богатства, которые захватили Береговые братья, были навьючены на мулов и перевезены в Крус, откуда их водой переправили в Чагрес; туда же был доставлен родственниками пленных требуемый за них выкуп, и большей части этих несчастных возвратили свободу.
В Чагресе разделили добычу, потом, разрушив форты, флибустьеры сели на корабли и направились к Санто-Доминго, куда прибыли после перехода, не ознаменовавшегося ничем особенным.
Их прибытие в Пор-де-Пе было настоящим торжеством. При виде богатств, которыми завладели их товарищи, авантюристы, не участвовавшие в экспедиции, жаловались на свою долю, на то, что были лишены такого дивного случая разбогатеть.
В одно прекрасное утро начала августа два всадника, богато одетые, на отличных лошадях, сопровождаемые на почтительном расстоянии хорошо вооруженными слугами, выехали из довольно частого леса и, проехав некоторое расстояние по широкой тропе, вившейся по равнине, остановились у дверей загородного дома, наполовину скрытого густой зеленью.
В ту минуту, когда всадники сходили с лошадей, у входа появился человек, который при виде гостей испустил радостное восклицание.
- Мсье д'Ожерон! Монбар! - вскричал он. - Сердечно рад, ей-Богу! Вот приятная неожиданность! А я уже было собирался в Пор-де-Пе, чтобы навестить вас.
- Надеюсь, наш сегодняшний приезд ничем вас не обременил? - осведомился д'Ожерон.
- Разумеется, нет, - весело откликнулся Прекрасный Лоран, дружески обнимая посетителей, - но прошу вас, входите, что же мы стоим у дверей!
Гости вошли в дом вслед за капитаном.
- Ну, что у вас нового? - спросил д'Ожерон, когда все уселись и была подана закуска.
- Все ли благополучно? - в свою очередь осведомился с участием Монбар.
При этих простых вопросах, произнесенных самым дружеским тоном, лицо молодого человека, однако, омрачилось.
- Благодаря познаниям и усердию отца Санчеса, - ответил он, - донья Лусия и донья Линда совсем поправились, даже дон Рамон, который с самого приезда сюда, по-видимому, страдает неизлечимой меланхолией; - и тот, кажется, меньше грустите последние дни… Как видите, - прибавил он, отворачиваясь, - все идет хорошо, я совершенно счастлив - или, вернее, настолько, насколько это допускает наша презренная человеческая натура, - заключил он, подавив вздох.
Д'Ожерон и Монбар прикинулись, будто не замечают его грусти.
- Я специально приехал, брат-матрос, чтобы первым сообщить тебе весть, которая может тебя порадовать, - сказал Монбар.
- Увидев тебя, я так и подумал, что ты хочешь сообщить мне что-то приятное, мой добрый друг. Говори же скорее!
- Вчера, в час прилива, в Пор-де-Пе вошло несколько судов; в их числе находились корвет "Жемчужина" и каравелла "Святая Троица". Мигель Баск и Тихий Ветерок совершили благополучное плавание. Они без препятствий прошли Магелланов пролив и по пути сюда захватили еще несколько испанских барок, отчего находятся в блистательном расположении духа.
- Это действительно радостная весть для меня, дружище. Итак, скоро я увижусь с моими добрыми товарищами. Бедные друзья, они оба - и Тихий Ветерок, и Мигель Баск - чуть не плакали, расставаясь со мной в Панаме. Замечательно и то, что я наконец смогу вернуть донье Лусии состояние, отнятое у нее презренным Ордоньесом и свезенное на каравеллу "Святая Троица".
- Дорого же он, однако, поплатился за него, - смеясь, заметил Монбар. - Тихий Ветерок рассказал мне эту историю; право, презабавно.
- Да, забавно, - ответил Лоран, опять нахмурив брови. Слуга отворил дверь и доложил, что завтрак подан.
- Тсс! Ни слова, - шепнул Лоран своим приятелям, которые не поняли, к чему относится это предостережение.
Тем временем хозяин встал и пригласил гостей пройти в столовую.
Д'Ожерон и Монбар переглянулись со значением.
Со двора послышался лошадиный топот, и вскоре появилось еще четверо посетителей.
Это были Мигель Баск, Польтэ, Тихий Ветерок и Олоне.
Лоран крепко пожал им руку.
- Как кстати вы приехали, братья! - вскричал он. - Мы только собирались сесть за стол.
- Так не будем терять времени, - сказал Олоне, - я умираю с голоду.
Они прошли в столовую.
Там уже находились дон Рамон, донья Линда и отец Санчес.
Капитан вопросительно взглянул на монаха.
- Дамы к завтраку не выйдут, - ответил ему отец Санчес. Лоран не стал настаивать.
Все уселись за стол и принялись есть.
Донья Линда была прелестна; ее лицо приобрело прежнюю перламутровую свежесть, оттенок меланхолии придавал ее красоте еще большее очарование.
Дон Рамон был серьезен, но не грустен; он любезно отвечал на вежливые знаки внимания, выказываемые ему флибустьерами.
Разговор, сначала довольно вялый, вскоре оживился и сделался занимательным.
- Адмирал, - обратился дон Рамон к Монбару, - я рад, что вижу вас и могу выразить вам свою благодарность за великодушие…
- Не будем упоминать об этом, сеньор кабальеро, - перебил его Монбар с добродушной улыбкой, - в этом деле я только следовал указаниям, данным мне капитаном Лораном. Таким образом, одному только ему, а вовсе не мне, вы обязаны сохранением вашего состояния.
- Я знала это! - прошептала донья Линда, подняв на капитана глаза, исполненные невыразимого чувства, тогда как прелестное личико ее покрылось яркой краской.
- Как, капитан! - вскричал дон Рамон, протягивая через стол руку молодому человеку, который сидел напротив него. - Разве вы хотите, чтобы я уже никогда не мог сквитаться с вами?
- Я рассчитываю на это, - ответил Лоран, смеясь, и украдкой бросил взгляд на девушку.
- Это еще не все, господа, - сказал д'Ожерон, - я прошу уделить и мне минутку внимания.
- Разве это еще не все? - удивился Лоран.
- Бесспорно.
- Господа, - вступил Мигель Баск, - сперва я предлагаю выпить за здоровье нашего губернатора, а потом уж выслушать его.
- Я поддерживаю это предложение!
- С условием, чтобы было выпито дважды, - прибавил Олоне.
Все расхохотались, наполнили стаканы и осушили их до дна.
- Теперь мы слушаем, - объявил Тихий Ветерок с полным ртом.
- Господа! - заговорил д'Ожерон, отодвинувшись немного от стола. - Вчера фрегат его величества "Клоринда", которым командует наш старый товарищ Дюкас, пришел в Пор-де-Пе прямо из Бреста с грузом хороших вестей.
- Старый черт Дюкас всегда навезет их целую кучу, - заметил Польтэ.
- За его здоровье! - гаркнул Олоне.
- Молчи, болтун! - остановил его Мигель Баск. В утешение Олоне выпил один.
- Сеньор дон Рамон де Ла Крус, - обратился д'Ожерон к испанскому дворянину, - Монбар прислал мне из Панамы отчет о своей экспедиции, а вместе с ним и подробное описание вашего доблестного поведения во время событий, совершившихся на перешейке. Это донесение, написанное рукой капитана Лорана и засвидетельствованное подписями адмирала, старших офицеров его штаба и двенадцати именитых граждан Панамы, было отослано мною его величеству Людовику Четырнадцатому. Его величество соблаговолил переслать его герцогу д'Аркуру, своему посланнику в Мадриде, с предписанием предоставить на усмотрение его католического величества и вместе с тем поддержать приложенную к донесению его собственную просьбу. Будьте уверены, кабальеро, я почитаю за счастье, что его величество король, мой властелин, избрал меня, чтобы передать вам ответ короля Испании.
Д'Ожерон встал и с поклоном подал дону Району несколько свитков; тот принял их дрожащей рукой.
- Прочтите, - сказал ему д'Ожерон.
Дон Рамон развернул свиток и пробежал его глазами. Вдруг он побледнел, и слезы сверкнули на его ресницах.
- Как! - вскричал он, не в состоянии владеть собой от наплыва самых разных чувств. - Возможно ли это?!
- Все возможно с вашими достоинствами.
- Я, я пожалован в графы де Санта-Крус, в испанские гранды и назначен губернатором и генерал-капитаном острова Кубы! О!
В невыразимом волнении он вскочил.
- Да кто же вы? - обратился он к Лорану. - Кто вы, имеющий власть творить подобные чудеса?
- Ваше высочество! - почтительно обратился д'Ожерон к капитану Лорану. - Если вы удостоите…
- Тише! - с живостью перебил флибустьер, и глаза его метнули молнии. - Так-то вы держите свою клятву?!
Он наклонился к дону Рамону с очаровательной улыбкой и сказал:
- Кто я, любезный граф? Разве вы не знаете? Разбойник, вор, как вы, испанцы, называете нас, и ничего более.
Дон Рамон, окончательно растерявшись, опустился на стул.
- Быть может, я и пользуюсь некоторым весом в высших сферах, - прибавил Лоран с язвительной иронией, - но вес этот не велик, как сами можете судить.
Новоиспеченный граф думал, что все это ему грезится во сне; он наивно боялся проснуться.
С сияющим от счастья лицом донья Линда нежно целовала руки отца, но взгляд ее почти не отрывался от флибустьера.
- Продолжайте, любезный д'Ожерон, - сказал Лоран, смеясь, - кажется, вы сообщили еще не все.
- Многое еще следует добавить, капитан, но, признаться, я в сильном затруднении, - возразил губернатор.
- Вы в затруднении? Полно!
- Дело вот в чем, брат-матрос, - вмешался Монбар, приходя на помощь губернатору, - его величество Людовик Четырнадцатый удостоил…
- Удостоил… Ну же! Что ты остановился?
- Костью поперхнулся, - ответил Монбар, смеясь, - она мне встала поперек горла.
- Черт возьми! Видно, уж очень трудно сказать то, что тебе надо говорить.
- Да уж… Ба! Видно, ничего не поделать!.. Его величество Людовик Четырнадцатый, - прибавил Монбар с иронией, - удостоил каждого из нас грамоты на звание командующего эскадрой.
- Командующего эскадрой! - вскричал молодой человек надменно. - И это мне? Мне, сыну… - Но он тотчас овладел собой и прибавил с горечью: - Я весьма признателен его величеству за такую милость. Надеюсь, ты отказался, брат?
- Еще бы! - засмеялся Монбар. - Я служу королю по-своему, это мне приятнее.
- И мне тоже. На что нам чины, когда мы и так начальники? Разве мы не первые среди товарищей? Пусть нам поднесут титулы лучше тех, которые нам даны нашими братьями! Да и то сказать, ведь мы разгромленные титаны, отверженцы старой европейской семьи, на что же нам такие милости? Возьмите ваши грамоты назад, любезный д'Ожерон, и возвратите их королю, вашему властелину, нам они не нужны! Из всех Береговых братьев вы не найдете ни одного, кто бы оценил их даже наравне со щепоткой табака в трубке.
- Браво! Да здравствует Лоран! Да здравствует Монбар! Да здравствует флибустьерство! - вскричали авантюристы в порыве энтузиазма.
Изумление дона Рамона дошло до предела, он чувствовал, что мысли его путаются.
Он никак не мог постичь, что это были за удивительные люди, которые ставили себя наравне с могущественнейшим властителем в Европе и, заставляя осыпать милостями других, сами пренебрегали этими почестями, гордо провозглашая себя независимыми от государя, которому оказывали такие блестящие услуги.
Что же касается доньи Линды, то ею овладело странное волнение, сердце ее сжималось, и слезы наворачивались на глаза - слезы радости или грусти, она не сумела бы определить этого сама.
- Я не настаиваю, капитан, зная, что все было бы напрасно, - продолжал д'Ожерон, - но позвольте заметить вам, что его величество будет огорчен вашим отказом.
- Ба-а! - шутливо возразил Монбар. - Два-три удачных крейсерства - и его величество забудет о своем неудовольствии.
- Мы не любим, чтобы нам платили за услуги… Истощили ли вы теперь весь ваш запас новостей, любезный д'Ожерон?
- Нет, капитан, еще одно я должен сообщить вам, но так как вопрос важен и касается лично вас, то я не решаюсь.
- Любезный д'Ожерон! Здесь находятся мои старые боевые товарищи, с которыми у меня все было общим - и опасности, и похождения; от них у меня нет тайн, как нет тайн и от моих новых друзей, - прибавил он с поклоном в сторону дона Рамона и его дочери. - Да и вообще, если хотите, я приверженец жизни нараспашку, во всеувидение… Итак, говорите без опасения. Что вы хотели передать мне?
- Если позволите, сын мой, говорить буду я, - вмешался отец Санчес, остававшийся до сих пор безмолвным свидетелем разговора.
- Говорите, я вас слушаю, - ответил Лоран, немного встревоженный.
- Войдя сюда, сын мой, вы спросили меня, почему нет доньи Лусии и ее дочери, а я ответил вам, что они не выйдут к завтраку…
- Да, я помню.
- Донья Флора ее и мать уехали вчера вечером в восемь часов в Пор-де-Пе; вот что господину д'Ожерону, у которого они остановились, поручено было сообщить вам.
- Уехали! - вскричал молодой человек вне себя. - Зачем? Клянусь Богом! Я…
- Постойте, сын мой, - строго остановил его монах, - не дайте увлечь себя необузданному нраву. Они приняли непоколебимое решение.
- Клянусь именем… - вскричал было Лоран с глазами, налитыми кровью.