- Делайте что вам будет угодно, - ответила игуменья все так же холодно. - Я в ваших руках; знаю, что, по крайней мере в настоящую минуту, мне неоткуда ждать помощи. Бог даст мне силы перенести мучения.
- Сеньора, - ответил, усмехаясь, дон Торрибио, - вы богохульствуете! Это смертный грех, добровольно творимый вами, но это ваше дело, меня оно не касается. Мое дело вот какое: вы сию же минуту должны указать мне вход в склеп и место, где покоится донья Лаура де Асеведо; я поклялся похитить ее отсюда во что бы то ни стало. Что бы ни было, но клятву свою я исполню! Если вы сделаете то, что я прошу, все мы с телом покойной тотчас удалимся, не тронув ни малейшей вещички из несметных богатств этого монастыря.
- А если я не сделаю этого? - ответила игуменья надменно.
- В таком случае, - произнес дон Торрибио с ударением, отчетливо выговаривая каждое слово, - монастырь будет разграблен, а вы подвергнетесь такой пытке, которая, надеюсь, развяжет вам язык.
Игуменья презрительно улыбнулась.
- Начинайте с меня, - сказала она.
- Именно это я и намереваюсь сделать. Эй! - крикнул он разбойникам. - За дело!
Два разбойника выступили вперед и схватили игуменью, которая и не думала защищаться. Она стояла неподвижно и с виду спокойно, но легкое подрагивание бровей выказывало тщательно скрываемую ею внутреннюю бурю.
- Это ваше последнее слово, сеньора? - спросил дон Торрибио.
- Исполняй свою службу, палач, - презрительно ответила она, - попробуй победить волю старухи.
- Начинайте! - приказал он державшим игуменью разбойникам.
- Подождите! Остановитесь, ради самого Бога! - воскликнула молодая девушка, смело бросаясь к игуменье и отталкивая разбойников.
Эта девушка была той самой послушницей, с которой говорила игуменья в минуту вторжения в монастырь разбойников.
Наступила минута колебания и общего удивления.
- Молчи, я приказываю тебе, - крикнула игуменья, - пусть я буду мучиться, Бог все видит!
- Именно потому, что Он нас видит, я и буду говорить, - решительно ответила послушница. - Это Он послал сюда этих незнакомых мне людей, чтобы помешать свершению великого преступления!.. Идите за мной, господа, вы не должны терять ни минуты, я проведу вас к склепу.
- Несчастная! - воскликнула игуменья, с бешенством вырываясь из рук державших ее разбойников. - Несчастная, теперь на тебя падет мой гнев!
- Я это знаю, - печально ответила девушка, - но никакое личное побуждение не помешает мне исполнить святой долг.
- Завяжите рот этой старой бездельнице! - приказал начальник.
Приказ был немедленно исполнен; несмотря на отчаянное сопротивление, игуменья в несколько секунд была крепко связана.
- Один из вас останется здесь стеречь ее, - продолжал дон Торрибио, - и при малейшем подозрительном движении пусть раздробит ей голову.
Потом, изменив тон, он обратился к послушнице.
- Тысячу раз благодарю вас, сеньора, - промолвил он с чувством, - окончите то, что вы так хорошо начали, проведите нас к этим гнусным склепам.
- Пойдемте, господа, - ответила она, отправляясь впереди разбойников.
Разбойники вмиг присмирели, пошли за ней молча, с выражением глубокого уважения.
По решительному приказу дона Торрибио все монахини, успокоенные, разошлись по своим кельям.
Пока послушница и разбойники шли по коридору, дон Торрибио подошел к молодой девушке и сказал ей на ухо два-три слова, от которых она задрожала.
- Не бойтесь ничего, - добавил он, - я только хотел доказать вам, что все знаю; я хочу быть для вас, сеньорита, самым почтительным и преданным другом.
Девушка вздохнула, ничего не ответив.
- Что с этого дня с вами будет? Вы останетесь в монастыре одна, беззащитная перед ненавистью этой фурии, для которой на свете не существует ничего святого; вы немедленно заместите ту, которую мы спасаем. Не лучше ли вам последовать за ней?
- Бедная, бедная Лаура! - с глухим вздохом проговорила девушка.
- Неужели вы покинете ее в такую решительную минуту, в которую более чем когда-либо ей нужны ваша опора и помощь, не вы ли ее молочная сестра, ее любимый друг! Что вас удерживает? Вы сирота с самого детства, на Лауре сосредоточились все ваши привязанности… Умоляю вас, отвечайте мне, донья Луиза.
Девушка удивилась, почти ужаснулась.
- Вы меня знаете! - воскликнула она.
- Не сказал ли я вам, что знаю все? Полноте, дитя мое, если не для себя, то для нее уйдите отсюда; не вынуждайте меня покинуть вас здесь, в руках ваших врагов, которые подвергнут вас ужаснейшим мучениям.
- Вы этого хотите? - печально прошептала девушка.
- Это она умоляет вас моими словами.
- Хорошо, пусть так, моя жертва будет полной, я последую за вами, хотя не знаю, хорошо или дурно делаю, поступая таким образом. Но, несмотря на то, что я вас не знаю, что маска скрывает от меня ваши черты, я верю вашим словам, мне кажется, что у вас благородное сердце - дай Бог, чтобы я не ошиблась.
- Это Бог по своему милосердию внушает вам такое решение, бедное дитя.
Донья Луиза склонила голову на грудь с тяжелым вздохом, похожим на стон.
Они вышли из дома и направились к нежилым строениям, . из которых веяло сыростью и гнилью.
- Куда вы ведете нас, сеньорита? - спросил дон Торри-био. - Я думал, что в вашем монастыре, как и в других, склепы вырыты под церковью.
- Я веду вас не в склеп, - ответила девушка дрожащим голосом.
- Но куда же?
- В тюрьму!
- Что вы говорите! - воскликнул дон Торрибио, едва сдерживая гнев.
- Да, гроб, при всех опущенный сегодня утром в склеп, - продолжала донья Луиза, - ив самом деле был с телом бедной Лауры; невозможно было сделать иначе, потому что обряд требует, чтобы мертвые были похоронены в своей одежде и с открытым лицом. Но как только все разошлись и церковные двери заперлись за ассистентами, игуменья приказала поднять камень склепа, вынуть гроб и перенести тело в самую глубокую монастырскую тюрьму… Но вот мы и пришли, - сказала она, останавливаясь в самой дальней пустой полуразвалившейся зале и указывая на широкий камень, лежащий на земле.
- Поднимите этот камень, - обратился дон Торрибио глухим голосом к своим мрачным товарищам, в масках и с факелами стоявшим вокруг девушки.
После некоторых усилий камень был поднят, и всеобщим взорам открылась темная пропасть, из которой на них пахнуло теплым зловонным воздухом.
- Но, - сказал дон Торрибио через минуту, - эта яма пуста!
- Да, та, которую вы ищете, еще ниже, - грустно ответила донья Луиза.
- Как еще ниже! - воскликнул он с ужасом.
- Этот склеп не достаточно глубок, случайно он может быть открыт, могут быть услышаны крики. Существуют еще два таких же склепа один под другим. Когда по какой бы то ни было причине игуменья решает навсегда вычеркнуть из списка живых одну из монахинь, то эту несчастную спускают в последний склеп, который называется Адом\ Там умирает всякий шум, всякое рыдание остается без эха, всякая жалоба напрасна. Ищите ниже, господа, еще ниже.
При этих словах дон Торрибио почувствовал, как холодный пот выступил у него на висках, волосы его встали дыбом, действительность казалась кошмаром. Преодолев волнение, охватившее его, он сошел в склеп по лестнице, прислоненной к одной стене; несколько разбойников в масках спустились вслед за ним.
После недолгих поисков они нашли камень, подобный первому, и отодвинули его. Дон Торрибио опустил в склеп факел.
- Пустой! - воскликнул он с ужасом.
- Ниже ищите, ниже, говорю вам! - глухим голосом ответила донья Луиза, остававшаяся наверху.
Дон Торрибио с бешенством стал искать камень следующего склепа. Не успели его отодвинуть, как он наклонился к отверстию, всунул в него факел и заглянул вниз.
- Вижу ее! Несчастная! - воскликнул он голосом, скорее похожим на рев зверя, чем на человеческий голос.
И, больше не медля, даже не рассчитав расстояния, он прыгнул в пропасть.
Через несколько минут он появился в зале, неся на руках безжизненное тело доньи Лауры.
- Назад, друзья мои! Назад! - крикнул он своим товарищам. - Не останемся ни одной лишней секунды в этой берлоге хищных зверей с человеческим лицом.
По его знаку один сильный разбойник схватил на руки бедную донью Луизу, и все бегом направились к монастырю. Скоро они вошли в келью игуменьи.
При виде их игуменья приложила все усилия, чтобы вырваться из веревок, связывавших ее; она извивалась, как ехидна, устремив бешеные, злобные взгляды на людей, разрушивших ее гнусные замыслы.
- Негодная! - воскликнул дон Торрибио, подойдя к ней со своей ношей и презрительно толкнув ее ногой. - Будь проклята! Наказание твое начинается, твоя жертва ускользает от тебя.
Сверхъестественным усилием игуменье удалось несколько ослабить повязку, стягивавшую ей рот.
- Может быть! - воскликнула она голосом, прозвучавшим в ушах дона Торрибио, как погребальный колокол.
Сломленная этим последним усилием, она упала без чувств.
Через пять минут после этого события в монастыре оставались только живущие в нем.
ГЛАВА IX. Вольная Пуля и Верный Прицел
На этом месте рассказа Вольная Пуля остановился и задумчиво стал набивать табаком свою индейскую трубку.
Наступило продолжительное молчание. Все присутствующие, находясь под впечатлением этого рассказа, долго не могли прийти в себя. Наконец Верный Прицел поднял голову.
- Эта история очень драматична и очень мрачна, - сказал он, - но прости меня за грубую откровенность, старый товарищ, она, как мне кажется, не имеет никакого отношения к тому, что происходит вокруг нас, и к тем событиям, в которых мы призваны играть роль - или, по крайней мере, быть их зрителями.
- Да, наконец, - заметил Руперто, - какое дело нам, местным жителям, до происшествий, случающихся в Мехико или в каких-нибудь подобных ему городах? Мы здесь, в прериях, затем, чтобы охотиться, ставить капканы да сражаться с краснокожими; всякий другой вопрос нас не может касаться.
Вольная Пуля значительно покачал головой и, машинально положив трубку подле себя, сказал:
- Вы ошибаетесь, друзья. Неужели вы думаете, что я стал бы терять время на рассказ такой длинной истории, если бы она не имела для нас существенной важности?
- Объяснись же, друг мой, - ответил Верный Прицел, - потому что, признаюсь тебе, я не понял, к чему ты рассказал эту историю.
Вольная Пуля поднял голову и стал вычислять высоту солнца.
- Теперь шесть часов утра, - сказал он, - у тебя еще достаточно времени, чтобы успеть прибыть к назначенному часу к броду Рубио, где тебя будет ждать тот, кто нанял тебя проводником. Слушай же меня, я еще не закончил. Теперь, когда я сообщил тебе тайну, скажу и о том, каким образом она раскрылась… Ты слышал, что дон Торрибио принял все возможные меры предосторожности, чтобы удалить подозрения и покрыть это происшествие непроницаемым мраком. К несчастью, писец Лепорельо умер не тотчас; он мог не только говорить, но еще и сумел показать дубликат каждого письма, какие он ежедневно передавал молодому человеку, письма, за которые тот платил ему так дорого, что старик, по врожденной осторожности мексиканцев, хранил их - либо чтобы воспользоваться ими против дона Торрибио в случае нужды, либо, что еще вероятнее, сделать их орудием мести, если сам сделается жертвой измены. Это-то и случилось: писец, найденный ранним посетителем в предсмертных страданиях, был еще в силах дать показания перед уголовным судьей и передать ему все бумаги, после чего умер. Это убийство, в сочетании с захватом в плен нескольких полицейских многочисленной шайкой разбойников и похищением из монастыря Бернардинок, дало след, по которому полиция пошла с особым упорством, тем более, что девушка, тело которой так дерзко похитили, имела могущественных родных, которые, по известным им причинам, не хотели оставить это преступление безнаказанным и щедро сорили деньгами. Скоро узнали, что разбойники, выйдя из монастыря, сели на коней, приведенных людьми, подосланными ими же, и умчались как вихрь по направлению к ссылочным местам, увозя с собой двух женщин, одна из которых была без чувств. Похитителей проследили до ссылочного местечка Тубак, где дон Торрибио в продолжение нескольких дней дал отдохнуть своей шайке, там же он купил закрытый паланкин, большую палатку, всю необходимую провизию для дальнего путешествия по прериям, увеличил свою шайку разными ссыльными и однажды ночью неожиданно скрылся со всей шайкой, так что никто не мог указать, в какую сторону он направился. Родные девушки продолжали поиски.
Один человек, который лет двадцать тому назад оказал мне значительные услуги и которого я с тех пор не видел, во время этих передряг отыскал меня; в то время я вместе с Руперто был в Тубаке, занимаясь продажей леопардовых шкур. Этот-то человек и рассказал мне все то, что я передал вам, прибавив, что он близкий родственник девушки, напомнил мне о своей услуге, короче говоря, так растрогал меня, что я дал слово помочь ему отомстить его врагу. Через
два дня после того мы напали на след: для человека, привыкшего отыскивать следы краснокожих, было детской забавой идти по следам мексиканцев, и скоро я подвел его почти к самому каравану дона Мигеля Ортеги.
- Но ведь похитителя звали дон Торрибио Карвахал!
- Но разве он не мог переменить свое имя?
- Зачем же это делать в пустыне?
- Чтобы избежать преследования.
- Родные, однако, принимали большое участие в этом преследовании?
- Дон Хосе назвался дядей этой девушки, которую он любил, как отец.
- Но она умерла, кажется, если не ошибаюсь, ты сам это сказал.
Вольная Пуля почесал себе ухо.
- Вот в этом-то вопрос и запутывается, - сказал он, - кажется, она не умерла, а преспокойно живет.
- Гм! - воскликнул Верный Прицел. - Так она не умерла! Значит, дядя знал об этом, и по его согласию бедное создание было заживо похоронено! Если все это так, то тут кроется какой-то гнусный замысел.
- Да, должен признаться, что и я боюсь того же! - неуверенно промолвил старик. - Однако этот человек оказал мне важную услугу, а я не имею доказательств, подтверждающих мои подозрения.
Верный Прицел поднялся на ноги и встал против охотника.
- Вольная Пуля, - сказал он ему серьезно, - мы с тобой соотечественники, любим друг друга, как братья, не раз приходилось нам вместе спать под открытым небом прерий; мы делили вместе и радости и горе, спасали друг друга от смерти то в борьбе с хищными зверями, то в сражении с индейцами, не правда ли?
- Правда, Верный Прицел, правда, и тот, кто не подтвердил бы этого, бессовестно солгал бы! - ответил в волнении охотник.
- Друг мой, брат мой, величайшее преступление совершилось или готово совершиться! Будем осторожны, станем наблюдать как можно тщательнее. Кто знает, может быть, Провидение избрало нас для разоблачения виновных и для торжества невинных! Этот дон Хосе, как ты мне сказал, желает, чтобы и я присоединился к вам. Хорошо, я согласен. Ты, Руперто и я вместе отправимся к броду Рубио - и верь мне, друг, так как я предупрежден теперь, то кто бы ни был виновный, я его найду!
- Я очень рад этому, - наивно ответил охотник. - Признаюсь, что меня тяготило мое положение. Я - простой охотник, ничего не понимаю в этих городских мерзостях.
- Ты честный человек, с прямой душой, без лукавства… Но время идет, и теперь, когда мы обо всем договорились и поняли друг друга, думаю, что хорошо сделаем, если отправимся в путь.
- Я пойду, когда ты хочешь.
- Еще минуту. Можешь ли ты некоторое время обойтись без Руперто?
- Легко могу.
- А в чем дело? - спросил тот.
- Хочу просить тебя оказать мне одну услугу.
- Говори, Верный Прицел, я готов.
- Никто не может предвидеть будущего; может быть, через несколько дней нам понадобятся союзники, на которых мы могли бы рассчитывать. Вождь, здесь присутствующий, даст нам союзников, когда мы их у него попросим. Иди с ним в его селение, оставь его там и возвращайся по нашим следам; будь в отдалении от нас, но только в таком месте, чтобы мы знали, где именно, и в случае нужды могли бы найти тебя.
- Я понял, - сказал, вставая, охотник, - будьте спокойны.
Тогда Верный Прицел обратился к Летучему Орлу и объяснил ему, чего ждет от него.
- Брат мой спас Дикую Розу, - ответил вождь с достоинством. - Летучий Орел - старший вождь, его двести воинов пойдут на войну по первому знаку моего отца. Ко-манчи храбры, слова, вылетающие из их груди, идут прямо от сердца.
- Благодарю, вождь, - ответил Верный Прицел, - да хранит вас Ваконда!
Проглотив по куску жареного мяса и запив его глотком вина, от которого отказался только команч, все разошлись.
Руперто, Летучий Орел и Дикая Роза двинулись в сторону запада, а Вольная Пуля и Верный Прицел повернули левее, несколько восточнее, к броду Рубио.
- Гм! - заметил Вольная Пуля, повесив ружье на левое плечо и ступая мерным, легким шагом. - Мы ввязались в трудное дело.
- Кто знает, друг мой? - ответил Верный Прицел с озабоченным видом. - Во всяком случае, мы должны открыть истину. Но, прежде всего, я хотел бы узнать одну вещь.
- Что именно?
- Что находится в паланкине дона Мигеля?
- Без сомнения, женщина, так надо полагать.
- Не станем ничего предполагать, друг мой, время всеобъяснит.
- Дай-то Бог!
Обменявшись этими фразами, они подошли к опушке леса и остановились, чтобы оглядеться.
- Уже поздно, - заметил Верный Прицел.
- Да, уже близко к полудню. Иди за мной, мы скоро наверстаем потерянное время. Не согласишься ли ты вместо ходьбы продолжить путь верхом?
- Конечно, если бы у нас были лошади!
- Именно это я и хочу предложить тебе.
- Как! У тебя есть лошади?
- Отправляясь сегодня ночью с Руперто на свидание, назначенное мне доном Хосе, я оставил здесь наших коней. Пойдем сюда, мы их тотчас увидим.
В самом деле, не прошли они и тридцати шагов в направлении, указанном Вольной Пулей, как увидели коней, спокойно жевавших молодые побеги. Услышав свист охотника, кони тотчас подняли головы, осмотрелись и пустились к нему с радостным ржанием. Охотники поправили их сбрую, вскочили на них и поехали.
- Теперь, я думаю, мы не опоздаем, кони привезут нас вовремя. Поговорим пока. Скажи мне, Вольная Пуля, ты уже виделся с доном Мигелем Ортегой?
- Признаюсь, никогда еще я не видел его.
- Так ты его не знаешь?
- Если верить словам дона Хосе, то это должен быть негодяй, но я, не имея с ним никаких дел, был бы в затруднении составить о нем какое бы то ни было ясное понятие.
- А я знаю его.
- О! И давно?
- Не очень давно, но, пожалуй, узнал настолько, что имею возможность судить о нем.
- Что же ты о нем скажешь?