Через сорок пять минут после начала атаки вертолеты покинули лагерь, приготовились уходить и скауты. Скорее всего ФРЕЛИМО не будет торопиться с ответным ударом, думал Шон, но он не хотел рисковать. На берегу реки он осмотрел мертвую выжженную землю, где произошла кровавая резня. Времени, чтобы подсчитать количество убитых, не было, но это было и не важно. Воздушные скауты снова обследуют район, и примерные подсчеты можно будет произвести по фотографиям.
– Не меньше пятнадцати сотен, – наконец решил Шон. Груды тел лежали рядами, словно свежескошенная пшеница, и над ними уже вилось серое облако мух.
Шон отвернулся и крикнул:
– Хорошо! Вперед!
Первый отряд из пятидесяти человек бегом сорвался с места. Военные грузовики пересекут границу и вскоре встретят отряд, но людям все равно предстояло пройти около тридцати миль. Для десантников с полной выкладкой это был настоящий марафон. Хорошо хоть, что была расстреляна большая часть боезапаса, да и магазины почти опустели.
Джоб торопливо подбежал к тому месту на берегу, где стоял Шон.
– Пленник, которого мы захватили, полковник… Я узнал его. Это сам товарищ Чайна.
– Ты уверен? – Впрочем, Шону не требовалось вторичного подтверждения. – Черт, если б знал, отправил бы его на вертушке.
Товарищ Чайна возглавлял списки тех, кого разыскивали родезийские военные силы. Он командовал северо-восточным сектором, что приравнивалось в войсках повстанцев к званию генерал-майора, и был одним из самых удачливых их военачальников. У службы разведки имелось к нему много вопросов, и он мог рассказать много интересного.
– Проверь, чтобы его надежно охраняли, – коротко приказал Шон. – В общем, обращайся с ним, как с молодой женушкой.
– Чайна отказывается идти, – сказал Джоб. – Мы не можем пристрелить его и не можем нести его, он это знает.
Шон быстро зашагал к тому месту, где стояли охранники и пленник. Чайна сидел на корточках, руки были заложены за голову.
– Быстро встать и вперед! – приказал Шон. Вместо ответа товарищ Чайна плюнул ему на ботинки. Шон расстегнул кобуру, вытащил "Магнум-357" и приставил его к виску пленника.
– Вставай, – повторил он. – Это твой последний шанс.
– Ты не выстрелишь, – ухмыльнулся Чайна. – Не посмеешь.
Шон выстрелил. Дуло пистолета было направленно поверх плеча, а ствол прижат к уху.
Товарищ Чайна вскрикнул и обеими руками схватился за ухо. От выстрела лопнула барабанная перепонка, и тут же у него между пальцами показалась тонкая струйка крови.
– Вставай! – сказал Шон, и Чайна, все еще держась за ухо, снова плюнул. Шон приложил дуло к другому его уху.
– А после ушей мы возьмем острый прут и поработаем над твоими глазами.
Товарищ Чайна медленно поднялся.
– По двое, шагом марш! – принял командование Джоб и подтолкнул Чайну в спину.
Шон еще раз окинул взглядом поле боя. Все было сделано быстро и чисто – то, что у скаутов принято называть "большой убой".
– Ладно, Матату, – мягко сказал Шон. – Пора домой. – И маленький ндороб побежал впереди него.
Когда товарищ Чайна споткнулся и упал, корчась от приступа боли, Шон вколол ему дозу морфия из аптечки и дал воды из своей фляжки.
– Для солдата революции, который убивает детей и отрубает ноги старухам, наш поход должен казаться приятной прогулкой в парке, – сказал ему Шон. – Соберись, Чайна, или я вообще отстрелю твои уши. – Он и Джоб взяли пленника под руки, поставили на ноги и некоторое время – пока не начал действовать морфий – почти несли его. При этом они сохраняли темп колонны скаутов, которые бежали через лес по каменистым холмам.
– Вы убили сегодня несколько сотен наших людей. – Морфий развязал Чайне язык. – Да, одну битву сегодня вы выиграли, полковник Кортни, но завтра мы выиграем войну. – Его голос звучал хрипло, и в нем слышались нотки уверенности и правоты.
– Откуда ты знаешь мое имя? – удивленно спросил Шон.
– Вы популярны, полковник, вернее сказать, непопулярны. Под вашим командованием эта свора псов-убийц стала еще опаснее, чем под предводительством самого Баллантайна.
– Благодарю за комплимент, старина. Не слишком ли рано ты объявляешь победу?
– Выигрывают войну те, кто контролирует страну ночью.
– Мао Цзэдун, – улыбнулся Шон. Очень подходящая цитата.
– Мы контролируем эту страну, мы скрываемся в ваших городах и деревнях. Белые фермеры пали духом, их жены устали от войны. Черные поселенцы почти открыто сочувствуют нашему делу. Великобритания и весь мир против вас. Даже в самой Южной Африке и те немногие, кто еще за вас, разочаровываются в борьбе. Скоро, очень скоро…
Они бежали и спорили. Шон не мог побороть невольного восхищения своим пленником. Чайна обладал острым живым умом, превосходно владел английским и разбирался в политике и военной тактике. Он был в отличной физической форме, очень вынослив. Шон чувствовал, как напрягались стальные мускулы на его руке, когда поддерживал его. Немногие смогли бы выдержать такой темп марша, испытывая боль от разорванной перепонки.
"Из него вышел бы отличный скаут, – думал Шон. – Вот если бы нам удалось перевербовать его!"
Ведь многие ценные сотрудники, работающие сейчас на Шона, являлись бывшими партизанами, умело перевербованными родезийской разведкой.
Пока они бежали, Шон пристально изучал Чайну. Он был на несколько лет моложе Шона. Точеные черты жителя нильской долины, скорее эфиопские, чем машонские. Узкий нос с широкой переносицей, губы – четко очерченные, а не широкие и вывернутые, как у большинства негров. Даже морфий не смог затуманить блеска мысли в больших темных глазах. Он был красив, при этом наверняка жесток и безжалостен – без этого ему бы нипочем не достигнуть его нынешнего положения.
"Да, он мне нужен, – наконец решил Шон. – Бог мой, да он стоит целого полка! – И полковник еще крепче стиснул руку пленника жестом собственника. – Малыша обработают по полной программе".
В середине дня авангард наткнулся на патруль ФРЕЛИМО, который бойцы смели с дороги, даже не замедляя бега. Когда мимо пробегал основной отряд, тела в пятнистом камуфляже лежали на обочине дороги.
Скауты встретились с автоколонной уже после полудня. Грузовики сопровождало несколько бронетранспортеров. Встречающие привезли в переносных холодильниках охлажденное пиво, показавшееся людям, которые покрыли семьдесят две мили за семь часов, настоящим нектаром.
Шон протянул банку товарищу Чайне.
– Извини за ухо, – сказал он и отсалютовал жестяной банкой.
– Я бы поступил с тобой так же, – одними губами улыбнулся Чайна, но глаза остались непроницаемы. – Ну, за встречу? – предложил он тост.
– За эту, и за следующую, – согласился Шон и вскоре передал Чайну в руки отряда охранников под командованием белого сержанта. Затем он забрался в головную машину, чтобы завершить вывод отряда с вражеской территории.
Шон отдал команду трогаться, и через десять с половиной часов после начала атаки они вернулись на базу. Ян Смит, премьер-министр, лично вышел на связь, чтобы поздравить полковника Кортни и сообщить о награде – пряжка к серебряному кресту.
Шон узнал о побеге товарища Чайны, только когда колонна прибыла вечером в лагерь.
По-видимому, Чайна разрезал брезентовый верх грузовика и ускользнул, пока охрана дремала. Скованный наручниками, он выпрыгнул из машины, которая шла на полной скорости. Из-за пыли, поднимаемой колесами грузовика, беглеца не заметили, а он тем временем откатился под высокие стебли слоновьей травы на обочине, в которых и скрылся.
Два месяца спустя Шон увидел рапорт разведки, в котором указывалось, что именно Чайна стоял во главе нападения и уничтожения конвоя с продовольствием на дороге Монт-Дарвин.
– Да, Матату, я все помню, – ответил Шон на вопрос африканца и, прежде чем развернуть "бичкрафт", сделал еще один круг над местом, где находилась база террористов.
Ему еще не приходилось залетать так далеко на юг, до самой железной дороги, соединявшей порт Бейра с границей Зимбабве, у которой не было собственного выхода к морю.
Эта территория как раз и являлась основным центром сосредоточения активности регулярных подразделений и повстанцев. Местность буквально кишела отрядами ФРЕЛИМО и войсками Зимбабве, причем обе стороны имели на вооружении ракеты "РПД". И те и другие с радостью расстреляли бы самолет без опознавательных знаков, летящий на низкой высоте.
– Все вроде спокойно, значит, можно рискнуть, – обратился Шон к Джобу. Тот кивнул.
– Да, кажется, границу не охраняют.
– Так значит, за полмиллиона попробуем? – поинтересовался Шон. Джоб лишь усмехнулся в ответ.
– Пролетим еще немного вперед, а потом домой, – сказал Шон.
Приходилось строго держаться курса и внимательно наблюдать за местностью. Шон пересек границу и теперь шел на бреющем полете, чтобы найти место, где днем раньше они наткнулись на следы браконьеров. Оттуда с помощью Матату, который, вытянув шею, то и дело указывал пальцем направление, они быстро нашли и плоскогорье, и долину, где столкнулись с бандой браконьеров и обстреляли их. С воздуха расстояние казалось куда меньше, чем на земле.
Матату направлял Шона по следу, оставленному старым слоном и ведущему к границе. Казалось, что на чувстве ориентации ндороба совершенно не сказывалось то, что они находились в воздухе, а не на земле. Шон летел по указанному курсу.
– Мы возвращаемся на территорию Мозамбика, – наконец заявил Шон, делая какие-то пометки на карте.
– Туда. – Матату привстал и указал на след, чуть севернее. Шон не стал спорить и взял на несколько градусов левее.
Через некоторое время Матату потребовал слегка повернуть на юг.
– Маленький пигмей так чувствует тропу старого самца, будто сам думает, как слон, – удивленно размышлял Шон. Тут Матату издал ликующий вопль и начал настойчиво тыкать пальцем в боковой иллюминатор.
Внизу промелькнуло русло еще одной высохшей реки. Шон увидел цепочку следов, глубоко отпечатавшихся на поверхности и похожих на горошины на светлом песке. Несмотря на то что Шон работал с Матату уже много лет, он снова был поражен. Руководствуясь одной лишь интуицией, Матату следовал за слоном до этой переправы через реку. Просто сверхъестественное чутье!
Шон сделал круг над следами, заложив такой крутой вираж, что крыло опустилось почти перпендикулярно земле.
– Куда теперь? – обернулся назад Шон. Матату тронул его за плечо и указал вниз по течению реки. Шон подчинился и полетел туда, куда указывал маленький скрюченный палец пигмея.
В миле впереди сухое русло заканчивалось небольшим водоемом, в котором еще сохранилась вода после дождей. Среди высоких верхушек окружающего водоем тростника показалась, подобно серому киту среди зеленых волн, покатая спина слона.
Они подлетели ближе, и тут слон услышал шум двигателя "бичкрафта". Он поднял голову, расправил уши и развернулся, чтобы взглянуть на источник шума. Сидящие увидели бивни животного, два полумесяца знаменитой слоновой кости. Шона снова поразило совершенство формы, изгиб и симметрия бивней.
Самолет промчался над животным, и люди едва успели рассмотреть слона, но его образ четко запечатлелся в памяти Шона. Полмиллиона долларов и эти бивни. Шон не раз рисковал жизнью за куда меньшее вознаграждение.
– Может, вернемся и посмотрим еще раз? – предложил Джоб, выворачивая шею, чтобы увидеть оставшегося позади великана.
– Нет, – покачал головой Шон. – Не стоит его беспокоить без нужды. Мы знаем, где его найти, этого достаточно. Летим назад.
* * *
– Полмиллиона долларов, которые ты выбрасываешь на ветер, принадлежат мне, – заявила отцу Клодия.
– С чего ты это взяла? – спросил Рикардо. Он лежал на походной койке, одетый лишь в шелковые штаны от пижамы, без рубашки и обуви. Клодия заметила, что волосы на теле отца все еще темны, упруги и густы, только на груди появился островок седины.
– Ведь это мое наследство, – вежливо объяснила она. – Значит, ты профукиваешь мое наследство, папа.
Рикардо усмехнулся. Словно наглый и напористый адвокат, она явилась в его палатку, чтобы возобновить спор, который, как он считал, был закончен еще в столовой за завтраком.
– Я вовсе не собираюсь отдавать все деньги в твое распоряжение. Так что самое меньшее, что ты можешь сделать, это позволить отцу наслаждаться ими сейчас. По результатам последнего аудита, юная леди, и согласно завещанию, вы получите тридцать шесть с хвостиком миллионов долларов, которые перейдут к вам после уплаты всех налогов. Спешу также добавить, что все до последнего гроша вложено в ценные бумаги. Даже самые опытные адвокаты не доберутся до них. Я вовсе не желаю, чтобы деньги, заработанные моим трудом, ты по дурости передала одному из этих своих благотворительных фондов.
– Папа, ты ведь отлично знаешь, что меня интересуют вовсе не деньги. Просто я хочу участвовать вместе с тобой в охоте на слона. Я приехала в Африку, полагая, что буду участвовать во всем. Таковы были условия нашей сделки.
– Повторяю еще раз, тезоро, мое сокровище. – Отец называл ее этим детским прозвищем только в порыве нежности или когда бывал до крайности раздражен. – В Мозамбик ты не пойдешь.
– Так ты, значит, отказываешься от своего слова? – с укором спросила отца Клодия.
– Причем без малейших угрызений совести, – уверил ее отец, – как и всегда, когда речь идет о твоем счастье или безопасности.
Она вскочила с парусинового шезлонга и начала кружить по палатке. Отец смотрел на дочь с затаенным удовольствием. Сейчас она скрестила руки на груди и сильно хмурилась, но на гладкой матовой коже не было заметно ни морщинки. Она была страшно похожа на Софи Лорен в юности – его любимую актрису. Наконец Клодия остановилась рядом с койкой и сверху вниз в упор уставилась на отца.
– Ты же знаешь, что я так или иначе всегда добиваюсь чего хочу. Почему бы тебе не облегчить мне задачу и просто не сказать, что я еду с вами?
– Мне очень жаль. Прости, тезоро, но ты с нами не едешь.
– Что ж. – Она глубоко вздохнула. – Не хотела я этого делать, но ты просто не оставил мне выбора. Я понимаю, что значит для тебя эта поездка, за что ты готов заплатить такую огромную сумму, но если ты не возьмешь меня, – а я имею право находиться рядом с тобой, более того, это моя обязанность, – то я не пущу и тебя.
Рикардо лишь беззаботно улыбнулся.
– Я расскажу Шону Кортни то, что узнала от доктора Эндрюса.
Одним гибким быстрым движением Рикардо Монтерро вскочил на ноги и схватил дочь за руки.
– Что рассказал тебе доктор Эндрюс? – Его голос, звенящий от напряжения, резал, как бритва.
– Он рассказал, что прошлой осенью в ноябре у тебя обнаружили на руке темное пятно. У этой штуки красивое, словно у девушки, имя – меланома. Ты успел запустить болезнь. Доктор Эндрюс сделал операцию и удалил пятно с кожи, но онколог классифицировал ее как пятую степень, то есть от шести месяцев до года жизни, папа. Вот что я знаю.
Рикардо Монтерро устало опустился на кровать и внезапно ослабшим голосом спросил:
– Когда ты узнала?
– Шесть недель назад. – Клодия села рядом. – Именно поэтому я согласилась лететь с тобой в Африку. Я не хочу покидать тебя ни на один день из тех, что остались. Именно поэтому я и отправлюсь с тобой в Мозамбик.
– Нет. – Он покачал головой. – Я тебе не позволю.
– Тогда я скажу Шону, что болезнь в любой момент может поразить твой мозг.
Ей не стоило вдаваться в эти подробности. Эндрюс очень четко описал различные варианты развития болезни. Если она затронет легкие, наступит смерть от удушья. Если пострадают мозг или нервная система, результатом станет полный паралич или психическое расстройство.
– Ты не сделаешь этого, – сказал отец, качая головой. – Это мое последнее желание, то, что я действительно хочу сделать. Неужели ты лишишь меня этой радости?
– Без малейших угрызений совести, – ответила Клодия его же словами, – если ты лишишь меня права находиться рядом с тобой последние дни твоей жизни. Это обязанность любящей дочери.
– Но я не могу позволить тебе ехать со мной. – Он закрыл лицо ладонями. Этот жест отчаяния вызвал жалость, но Клодия собрала всю решительность, чтобы не поддаться.
– А я не могу позволить тебе умереть одному, – ответила она.
– Ты не понимаешь, как эта поездка важна для меня, как она нужна мне. Последнее, что я хочу сделать на земле. Ты не понимаешь, иначе не останавливала бы меня.
– А я и не останавливаю, – мягко заметила Клодия. – Я очень хочу, чтобы твое желание исполнилось, но только позволь мне быть с тобой.
В этот момент оба почувствовали слабое дрожание воздуха и одновременно посмотрели на небо.
– "Бичкрафт", – пробормотал Рикардо. – Шон возвращается на свой аэродром. – Он взглянул на наручные часы. – Он будет здесь через час.
– И что ты ему скажешь? – спросила Клодия. – Скажешь, что я еду с вами?