Холщовая занавеска отодвинулась в сторону, и в блиндаж вошли три человека. Это были две чернокожие женщины в форме, вооруженные револьверами и автоматами Калашникова, а между ними, одетая в выгоревшую, но чисто выстиранную рубашку цвета хаки и свободные шорты – ту же одежду, что была на ней, когда он видел ее последний раз, – стояла Клодия Монтерро.
Она очень похудела. Это было первым, что поразило Шона. Ее волосы, зачесанные назад, были заплетены в косу, а кожа загорела до цвета поджаренного хлеба. На осунувшемся лице выделялись огромные глаза, и Шон только теперь заметил, насколько правильны очертания ее щек и скул. При виде девушки сердце Шона на мгновение остановилось и, казалось, было готово вот-вот вырваться из груди, а затем забилось снова.
– Клодия! – произнес он, и она резко повернула голову. Кровь отлила от ее лица, мгновенно приобретшего цвет кофе с молоком.
– Боже мой, – прошептала она. – Я так боялась… – Она осеклась, и они смотрели друг на друга, не двигаясь, в течение нескольких секунд, а потом она произнесла его имя: Шон. Это прозвучало как рыдание. Она качнулась к нему, подняв руки в умоляющем жесте; в ее глазах читались все переживания и тяготы прошедших дней. Он мгновенно оказался возле нее, и она бросилась в его объятия, закрыв глаза и прижавшись к нему лицом. Ее объятие было столь сильным, что он с трудом мог дышать.
– Милая, – прошептал он и погладил ее волосы, густые и пружинившие под пальцами. – Милая, все хорошо.
Она подняла голову, ее губы задрожали и приоткрылись. Кровь вновь прилила к гладкой коричневой коже. Казалось, теперь она сияла, и свет в ее глазах сменился сверканием темно-желтого топаза.
– Ты назвал меня "милая"?! – прошептала она.
Он склонил голову и поцеловал ее. Их губы слились, рот был горячим и влажным. Шон пробовал его языком, и вкус был похож на вкус сока сладкой молодой травы.
Генерал Чайна, не вставая из-за стола, тихо сказал по-шангански:
– Очень хорошо, а теперь уберите женщину.
Охранницы схватили Клодию и вырвали ее из объятий Шона. Издав крик отчаяния, она попыталась сопротивляться, но охранницы были сильными, крепко сбитыми женщинами, они подняли Клодию и просто вынесли ее из помещения.
Закричав: "Оставьте ее!" – Шон рванулся было за ними, но одна из охранниц выхватила из кобуры револьвер и направила на него. Холщовая занавеска упала между ними, и вскоре крики Клодии затихли вдали. Шон молча повернулся к человеку за столом.
– Ты, ублюдок, – свирепо прошептал он, в гневе перейдя на ты. – Ты заварил всю эту кашу!
– И все получилось лучше, чем я мог надеяться, – согласился Чайна. – Хотя предыдущая беседа с мисс Монтерро, касающаяся тебя, навела меня на мысль, что она интересуется тобой скорее как мужчиной, нежели как профессиональным охотником.
– Как бы я хотел свернуть тебе шею! Если ты причинил ей боль…
– Тише, тише, полковник. Я не собираюсь причинять ей боль. Она слишком ценна. Ты, конечно, понимаешь, что она – выгодная фишка в игре.
Постепенно ярость Шона улеглась, и он натянуто кивнул.
– Ладно, Чайна, чего ты хочешь?
– Хорошо. – Генерал Чайна кивнул. – Я ждал этого вопроса. Сядь. – Он показал на одну из табуреток возле стола. – Я прикажу подать чаю, и мы поговорим.
Пока они ждали чай, генерал Чайна занимался бумагами, читая и подписывая приказы. Это дало Шону возможность немного прийти в себя. Когда ординарец принес чай, генерал жестом приказал ему очистить стол от бумаг.
Когда они вновь остались одни, Чайна отхлебнул из кружки и, внимательно глядя на Шона поверх ее края, сказал:
– Ты спрашиваешь, чего я хочу. Ну, должен признаться, что сначала я намеревался не более чем просто отомстить. В конце концов, это ты уничтожил мой отряд в тот день в лагере Инхлозан. Это было единственное пятно на моей карьере, и, кроме того, ты меня изувечил. – Он дотронулся до уха. – Этого достаточно, чтобы жаждать отмщения. Уверен, что ты со мной согласен.
Шон промолчал. Он не притронулся к кружке, стоящей перед ним, даже несмотря на то, что очень давно не пил чая и ему очень хотелось пить.
– Конечно же, я знал, что ты владеешь охотничьей концессией Чивеве. Более того, будучи замминистра в правительстве Мугабе, я был одним из тех, кто подписал лицензию. Уже тогда я понимал, что будет неплохо, если ты окажешься поближе к границе.
Шон расслабился. Очевидно, что, соглашаясь со всем, можно узнать и добиться большего, чем проявляя неповиновение. Это было непросто, потому что его все еще терзали воспоминания о губах Клодии. Он отпил немного из кружки.
– Ты определенно делаешь успехи, – улыбнувшись, сказал Шон. – Сегодня – товарищ, завтра – генерал, сегодня – министр марксистского правительства, завтра – один из предводителей РЕНАМО.
Чайна протестующе помахал рукой.
– На самом деле марксистская диалектика никогда меня не интересовала. Понятно, что я вступил в партизанскую армию по очень простой причине. В то время это было наилучшим способом преуспеть в жизни, понимаешь, полковник?
– Разумно, – согласился Шон. На сей раз его улыбка была искренней. – Хорошо известно, что коммунизм можно заставить работать, если есть капиталисты, оплачивающие счета и руководящие шоу.
– Неплохо сказано, – кивнул Чайна в знак одобрения. – Я выяснил это позже, когда ЗАНЛА выгнали Смита и передали власть правительству в Хараре. Оказалось, что эти жирные коты, не участвовавшие в борьбе, но взявшие в свои руки контроль над ситуацией, не доверяли мне и угрожали. Я понял, что причитающихся наград мне не видать; скорее всего моя жизнь закончилась бы в Чикарубской тюрьме, поэтому я позволил вести меня дальше своим капиталистическим инстинктам. С несколькими единомышленниками мы сговорились о смещении правительства и смогли убедить некоторых моих старых товарищей по оружию, занимающих важные посты в армии Зимбабве, что я буду подходящей заменой Роберта Мугабе.
– Старая добрая африканская игра в государственный переворот и контрпереворот, – подсказал Шон.
– Приятно разговаривать с понимающим человеком, – одобрил Чайна. – В таком случае ты почти настоящий африканец, хотя и менее модного цвета.
– Я польщен таким сравнением, – ответил Шон. – Но, возвращаясь к твоему бескорыстному желанию поставить лучшего человека на должность…
– Ах да… Кто-то проболтался какой-то женщине, а та все рассказала своему любовнику, который оказался шефом разведки Мугабе. Мне пришлось в спешке бежать за границу, где я встретил своих бывших товарищей, которые присоединились к РЕНАМО.
– Но почему РЕНАМО? – спросил Шон.
– У нас общие политические взгляды. Как видишь, я отчасти шанган. Ты знаешь, что наше племя оказалось по разные стороны воображаемой линии, проведенной колониальными чиновниками, не задумывавшимися о демографических реалиях, когда решался вопрос о границах.
– Но о чем бы ты ни говорил, генерал Чайна, капиталистом ты стал неспроста. Рассчитываешь на какую-либо награду в будущем?
– Ты оправдываешь мои ожидания, – сказал Чайна. – Ты такой же сообразительный и хитрый, как любой африканец. Действительно, я кое на что рассчитываю. Когда я помогал РЕНАМО сформировать новое правительство Мозамбика в союзе с Южной Африкой, я рассчитывал, что оно сможет оказать давление на Зимбабве. Они смогут добиться смены правительства в Хараре… и нового президента вместо Мугабе.
– Из генерала в президенты одним махом, – вмешался Шон. – Ну, скажу тебе, ты делаешь успехи.
– Я тронут твоей оценкой моих замыслов.
– Но какое это имеет отношение ко мне? Помнится, разговор шел о мести за ухудшенный слух – что заставило тебя стать таким великодушным?
Чайна, нахмурившись, дотронулся до уха.
– Честно говоря, это доставило бы мне удовольствие. Фактически я уже запланировал ночной налет на твой лагерь в Чивеве. Я отправил отряд моих людей к границе и ждал только возможности освободиться от своих обязанностей на несколько дней и лично нанести тебе визит, когда мне пришлось изменить планы.
Шон недоуменно поднял бровь, показывая, что внимательно слушает.
– Совсем недавно здесь, в центральной провинции, резко изменилось равновесие сил. РЕНАМО стало одерживать верх. Фактически мы контролируем всю страну, кроме основных городов. Мы подорвали поставки продовольствия до такой степени, что ФРЕЛИМО приходится почти целиком полагаться на иностранную помощь; в сущности, мы полностью задушили их транспортную систему. Мы совершали набеги на железные дороги, когда хотели, и наши войска беспрепятственно передвигались по стране, вербуя новобранцев по деревням. Практически мы создали собственную независимую администрацию. Однако не так давно все изменилось.
– Что же произошло?
Чайна ответил не сразу – встав из-за стола, он подошел к карте, висевшей на стене.
– Как выдающемуся борцу с противниками партизан, мне не нужно объяснять тебе нашу стратегию, как не нужно и рассказывать об оружии, которое мы использовали в "блошиной войне". Нас не пугают ядерные бомбы, тяжелая артиллерия или современные истребители. Нам было смешно до колик, когда Роберт Мугабе купил две эскадрильи устаревших "МИГ-23" у своих советских друзей – хлам, от которого русские рады были избавиться и который Муга– бе был не в состоянии держать в воздухе. Мы не боимся ничего, кроме…
Чайна замолчал и снова повернулся к Шону.
– Ты профессионал, полковник, и не меньше других знаешь об антипартизанских операциях. Как ты думаешь, чего мы боимся больше всего?
Шон, не колеблясь, ответил:
– Вертолетных пушек.
Чайна тяжело опустился на свое место.
– Три недели назад Советский Союз отправил вооруженным силам ФРЕЛИМО целую эскадрилью вертолетов "хайнд".
– "Хайнды"? – Шон тихо присвистнул. – В Афганистане их называли "Летающая Смерть".
– Мы зовем их хеншо – соколы.
– В Африке нет военных баз, способных поддерживать эскадрилью "хайндов" в воздухе больше нескольких дней, у них просто нет средств обеспечения. – Шон покачал головой.
Но Чайна тихо возразил:
– Русские обеспечили их не только пилотами, но и техниками, и снаряжением, и запчастями. Теперь они собираются разгромить РЕНАМО за шесть месяцев.
– У них получится? Может у них получиться?
– Да, – твердо ответил Чайна. – Они уже заметно ограничили нашу мобильность. Без нее партизанская армия не сможет существовать. – Он показал на блиндажи. – Мы прячемся под землей, как кроты. Наш боевой дух ослабевает. Мои люди испуганно глядят в небо, вместо того чтобы гордо смотреть вперед.
– Тяжелая жизнь, генерал, – посочувствовал Шон. – Но я уверен, ты найдешь выход.
– Я уже нашел, – кивнул Чайна. – Тебя.
– Я? Против эскадрильи "хайндов"? – усмехнулся Шон. – Весьма польщен, но на меня можешь не рассчитывать.
– Это невозможно, полковник. Как говорится, ты мне кое-что должен. – Он потрогал ухо. – И я тебе тоже – мисс Монтерро.
– Хорошо, – неохотно кивнул Шон. – Выкладывай.
– Для выполнения моего плана требуется опытный белый офицер, понимающий чернокожих воинов и говорящий на их языке.
– И ты, конечно, не согласен с теорией старого генерала фон Леттова о том, что лучшие партизаны в мире – чернокожие солдаты под командованием белых офицеров. Какого черта ты сам не хочешь осуществить свой план?
– Мне известны собственные недостатки, – ответил Чайна. – Я скорее администратор, чем воин. Кроме того, как я уже объяснил, мне нужен белый. – Он поднял руку, не давая Шону перебивать. – Для начала будешь работать с маленькой группой – десять человек.
– Мой шанганский эскорт, – опередил его Шон. – Так вот почему ты отправил нас на эту небольшую увеселительную прогулку.
– Соображаешь, полковник. Да, ты, кажется, за несколько дней завоевал их уважение и, осмелюсь сказать, доверие. Думаю, они последуют за тобой на самое опасное задание.
– Мне недостаточно десяти шанганов. Я бы хотел взять с собой еще двоих.
– Конечно, твои матабелы, – с готовностью согласился Чайна. – На них я, безусловно, рассчитывал.
Наконец-то появилась долгожданная возможность разузнать о Джобе и Дедане.
– С ними все в порядке? – спросил Шон.
– В полном порядке, уверяю тебя.
– Пока не поговорю с ними, не стану даже обсуждать дальнейшие действия, – отрезал Шон, и глаза Чайны сузились.
– Я умоляю тебя не занимать такую позицию, полковник. Иначе наши отношения могут стать сложными и неприятными.
– Знаю, – упрямо повторил Шон. – И все-таки хочу поговорить со своими людьми.
Генерал Чайна взглянул на часы, театрально вздохнув.
– Очень хорошо. – Он снова взял телефонную трубку и произнес в нее несколько слов, посмотрев на Шона. – Можешь сказать им, что они будут работать с тобой. Это отличный шанс получить свободу при условии сотрудничества со мной. Конечно, это предложение касается и достигшей брачного возраста мисс Монтерро.
– Ты очень щедр, – с иронией ответил Шон.
– Подожди, не думай, что я торгуюсь. Ты еще не выслушал все условия. – Чайна повернулся к лейтенанту, появившемуся по его вызову, и по-шангански приказал: – Отведи этого человека к двум матабельским пленникам. Ты можешь позволить им поговорить… – он снова посмотрел на часы, – …десять минут. Затем приведи его обратно.
Три охранника провели Шона подземными коридорами сначала вниз, потом наверх, где в глаза ему ударил ослепительный солнечный свет.
Тюремный барак представлял собой отдельно стоящую грязную хижину с соломенной крышей, окруженную частоколом из столбов и колючей проволоки, прикрытую камуфляжной сеткой.
Тюремщик открыл ворота, и Шон направился к дверям хижины.
В центре над открытым очагом был установлен закопченный котел. Единственной мебелью были два тонких тростниковых матраса по обе стороны от него. Дедан спал на одном из них, а Джоб, скрестив ноги, сидел на другом и смотрел на тлеющие угли.
– Я вижу тебя, старый друг, – тихо приветствовал Шон товарища по-синдебельски, и Джоб медленно поднялся на ноги, а его губы столь же медленно растянулись в улыбке.
– Я тоже вижу тебя, – ответил он.
Они, засмеявшись, обнялись, похлопывая друг друга по спине. Дедан вскочил, радостно ухмыляясь, и, схватив Шона за руку, крепко пожал ее.
– Что так задержало тебя, Шон? – спросил Джоб. – Ты нашел Тукутелу? Где американец? Как им удалось тебя поймать?
– Я все расскажу позже, – прервал его Шон. – Сейчас поговорим о более важных вещах. Ты разговаривал с Чайной? Узнал в нем того, кого мы поймали в Инхлозане?
– Да, это тот, с ухом. У нас есть шанс, Шон?
– Не могу утверждать, но он намекает на какую-то сделку.
– Какую еще… – Джоб неожиданно замолчал, и они повернулись к дверям хижины. Снаружи донеслись пронзительные сигналы тревоги и дикие крики.
– Что происходит? – спросил Шон, шагнув к дверям. Ворота все еще были широко открыты, но охранники бросились врассыпную, на ходу отстегивая оружие и вглядываясь в небо. Лейтенант на бегу пронзительно свистел.
– Воздушная тревога, – сказал Джоб, выглядывая из-за плеча Шона. – Вертолеты ФРЕЛИМО. Два дня назад здесь был один из них.
Теперь и Шон услышал далекий и слабый шум моторов, который быстро становился оглушительным и пронзительным.
– Джоб! – Шон вцепился в его руку. – Ты знаешь, где они держат Клодию?
– Там, – указал в проход Джоб, – за оградой, похожей на нашу.
– Далеко?
– Метрах в пятистах.
– Ворота открыты, охраны нет. Мы можем убежать.
– Мы в центре лагеря. И ты забыл про вертолеты! – запротестовал Джоб. – Куда мы можем пойти?
– Идем, не спорь.
Шон побежал через ворота ограды. Джоб и Дедан не отставали от него.
– Куда? – проворчал Шон.
– Туда, вон за те деревья.
Они бежали бок о бок. Лагерь был почти пуст, так как люди попрятались в блиндажах и бункерах, но Шон видел солдат, устанавливавших переносные зенитные орудия. Они пробежали мимо отряда, вооруженного реактивными противотанковыми гранатометами "РПГ", направлявшегося к ближайшему холму, – с высоты им было бы легче поразить цель. Однако "РПГ" не был снабжен инфракрасным сканером и не предназначался для стрельбы по воздушным целям.
Солдаты стремились поскорее занять свои позиции, поэтому никто из них не обратил внимания на белую кожу Шона. В звук приближающихся моторов ворвался треск и грохот наземного огня.
Шон не смотрел по сторонам, видя только сверкание колючей проволоки впереди. Женская тюрьма также была хорошо замаскирована камуфляжной сеткой и казалась совершенно пустой.
– Клодия! – закричал он, добравшись до забора и сжав решетку. – Где ты?
– Здесь, Шон, здесь! – отозвалась она.
За проволочной оградой стояли две хижины. Окон в них не было, двери были заперты. Голос Клодии доносился из ближайшей постройки и теперь почти тонул в вое турбин и реве наземного огня.
– Прикройте меня, – приказал Шон, отойдя назад. Он прикинул, что забор около семи футов высотой. Джоб и Дедан побежали вперед и, взявшись за руки, встали перед оградой.
Шон разбежался и вскочил прямо на скрещенные для него руки. Они подбросили его вверх, и он легко перемахнул через проволоку, перекувыркнувшись в воздухе и приземлившись на ноги так, как это делают парашютисты.
– Отойди от двери! – закричал он Клодии и, разбежавшись, всем телом обрушился на грубую дверную панель.
Дверь была слишком прочной и тяжелой, чтобы разбиться под ударом его плеча, но петли выскочили из стены в облаке пыли и летящих кусков сухой штукатурки.
Клодия стояла, прижавшись к дальней стене, но когда Шон показался из-за падающей двери, тут же рванулась ему навстречу. Он поймал ее, но когда девушка попыталась его поцеловать, схватил ее за руку и потащил к выходу.
– Что происходит? – выдохнула она.
– Мы делаем ноги.
Когда они выскочили наружу, Шон увидел, что Джоб и Дедан, схватившись за нижнюю часть ограды, изо всех сил пытаются ее приподнять. Между проволокой и обожженной солнцем землей образовалась узкая щель. Шон стал помогать им изнутри. Они так сильно тянули проволоку вверх, что ближайший столб наконец не выдержал и приподнялся на несколько дюймов, и под оградой образовалось довольно приличное отверстие.
– Ползи туда! – крикнул Шон. Она была худа и гибка, как куница, поэтому легко пролезла под колючей проволокой, не задев за шипы.
– Держите! – рявкнул Шон Джобу, и они держали с вздутыми от натуги мышцами.
Шон бросил доску и нырнул под проволоку. На полпути он почувствовал, что одна из стальных колючек вонзилась в его тело, зацепившись намертво.
– Тяните меня! – скомандовал он, и, пока Дедан продолжал держать проволоку, Джоб нагнулся и они крепко сцепили руки.
– Тащи! – приказал Шон, и Джоб поднатужился. Шон почувствовал, как разрывается его кожа и по спине течет кровь, а затем наконец освободился.
Когда он встал, Клодия выдохнула:
– Твоя спина!
Но он снова схватил ее за руку и спросил Джоба:
– Куда?
Он знал, что его товарищ изучил лагерь за те дни, что находился в заключении, и вполне мог доверять его решению.
– Река, – не задумываясь, ответил Джоб. – Если мы сумеем проплыть вниз по реке, то оторвемся от них.