– Они должны перекрыть каждую тропинку, каждую переправу, – сказал резко и властно генерал Чайна. – Они должны установить сплошную заградительную линию без единого разрыва, а моя подвижная сеть, движущаяся с севера, загонит их в ваши руки. Но предупреди командиров своих отрядов, что белый человек – солдат, причем хороший солдат. В конце войны он командовал скаутами Баллантайна.
– Кортни, – прервал его Типпу Тип, – я его хорошо помню. – Он захихикал. – Конечно, это Кортни совершил рейд на твою базу. Нет ничего удивительного, что ты так хочешь заполучить его. У вас с ним давние счеты. Крепкая у тебя память, мой брат.
– Да, – кивнул Чайна и потрогал мочку глухого уха. – Много лет прошло и память моя крепка, но месть – это блюдо, которое лучше есть холодным.
Они оба взглянули вверх, когда послышался звук турбин приближающегося к деревне с севера вертолета, и Чайна взглянул на часы. Пилот был точен, и Чайна почувствовал, как крепнет его доверие к молодому португальцу. Он поднялся.
– Будем поддерживать контакт на частоте 118,4 мегагерц, – сказал он Типпу Типу. – Три сеанса ежедневно: в шесть утра, в полдень и в шесть вечера.
Но Типпу Тип не смотрел на него, он с завистью глядел на очертания кружащего над деревней, словно какой-то монстр-мутант из фильма ужасов, вертолет.
Генерал Чайна уселся в кресло бортмеханика и закрыл бронированную кабину. Он поднял большой палец и показал в ту сторону, где на веранде заброшенного дука стоял генерал Типпу Тип, и как только тот ответил на салют, вертолет вертикально поднялся над деревней и развернулся носом на север.
– Генерал, одна из патрульных групп срочно вызвала вас по радио, – послышался голос пилота в наушниках у Чайна. – Они использовали позывной "Красная дюжина".
– Очень хорошо, переключись на частоту патрульной группы, – приказал Чайна и стал следить за цифровым табло на панели радиопередатчика.
– "Красная дюжина", это "Банановое дерево". Вы меня слышите? – проговорил он в микрофон на шлеме.
"Красная дюжина" была одной из разведгрупп, обшаривающих в поисках следов беглецов территорию южнее железнодорожной линии. Глядя на разложенную на коленях карту, генерал пытался вычислить нынешнее их положение. Командир группы ответил на его вызов почти мгновенно.
– "Банановое дерево", это "Красная дюжина". Имеем уверенный контакт.
Чайна почувствовал триумф и волнение, но постарался, чтобы его голос прозвучал очень ровно.
– Доложите свое местоположение, – приказал он, и как только командир передал координаты, сверил их со своей картой.
Он определил, что группа находится примерно в тридцати пяти милях от деревни.
– Вы слышали координаты, пилот? – спросил он. – Направляйтесь туда как можно быстрее. – И как только двигатели вертолета взревели, он передал в микрофон: – "Красная дюжина", сразу, как завидите нас, пустите красную ракету.
Через семь минут над лесом, буквально под носом вертолета, взлетела и описала в воздухе дугу красная сигнальная ракета. Пилот сбросил скорость, и вертолет медленно полетел над верхушками деревьев.
Бойцы РЕНАМО уже вырубили своими мачете посадочную площадку, пилот завис над ней и сел, подняв облако пыли и мусора. Чайна с удовлетворением заметил, что разведчики установили вокруг площадки круговую оборону. Это были опытные лесные бойцы. Чайна бодро выпрыгнул из кабины, и командир группы подошел и отсалютовал ему. Это был худой ветеран, обвешанный оружием, флягами с водой и подсумками с боеприпасами.
– Они только вчера прошли здесь, – доложил он.
– Ты уверен, что это они? – спросил Чайна.
– Белый мужчина и женщина, – кивнул командир группы. – Но они здесь кого-то похоронили. – Он мотнул подбородком. – Мы не стали трогать, но, думаю, это могила.
– Покажите, – приказал Чайна и последовал за командиром в заросли терновника.
Командир группы остановился возле каменной пирамиды.
– Да, могила, – сказал Чайна со всей определенностью. – Вскройте ее.
Командир группы отдал резкий приказ, и два человека из его группы и он сам отложили в сторону оружие и вышли вперед. Они стали отваливать верхние камни и скатывать их вниз по склону.
– Поторопитесь! – крикнул Чайна. – Работайте быстрее!
Откидываемые в сторону куски железняка, ударяясь друг об друга, высекали искры.
– Здесь труп! – крикнул командир группы, когда появилась перевязанная голова Джоба.
Он подался вперед и сорвал рубашку, прикрывавшую голову.
– Это матабел, – моментально узнал Чайна черты лица Джоба. – Не думал, что он протянет так долго. Выкопайте его и скормите гиенам! – приказал он.
Два разведчика наклонились и взялись за обернутые одеялом плечи Джоба, Чайна наблюдал за этим со злорадным интересом. Увечить мертвых врагов было древним обычаем нгуни, ритуальное потрошение позволяло духу побежденного исчезнуть и не мстить победителю. Однако наблюдение за тем, как разведчики эксгумируют матабела, доставляло Чайне мстительное удовлетворение. Он прекрасно понимал, какую боль доставит этот акт Шону Кортни, и уже представлял, как будет описывать ему это во время очередного сеанса радиосвязи.
И в этот момент он вдруг заметил короткую черную бечевку. Она была обвязана вокруг завернутых в одеяло плеч трупа. На какой-то момент он просто уставился на нее, но когда он увидел, как она натянулась, и услышал щелчок чеки гранаты, он понял, в чем дело, выкрикнул предупреждение и бросился ничком на землю.
Взрыв ударил по ушам и наполнил голову болью. Он почувствовал, как его обдала взрывная волна и что-то с чудовищной силой ударило в щеку. Он перевернулся и сел. Какое-то время ему казалось, что он потерял зрение; затем звездочки и огненные колеса, заполнявшие его голову, понемногу рассеялись, и он с облегчением понял, что снова видит.
По щеке у него текла кровь, капая с подбородка на грудь его военного мундира. Он снял с шеи платок и закрыл им глубокую рану, которую осколок гранаты оставил у него на щеке.
Пошатываясь, он встал на ноги, подошел и уставился на могилу. Граната вспорола живот одному из его людей, как потрошеной рыбе. Тот стоял на коленях и пытался засунуть обратно в дыру вывалившиеся внутренности, но влажные кишки прилипали к его голым рукам. Второй солдат был убит наповал. Командир группы подскочил к Чайне и хотел было осмотреть рану, но генерал оттолкнул его руку.
– Ах ты, белая сволочь, – сказал он дрожащим голосом. – Ты дорого за это заплатишь, полковник Кортни. Уж в этом я тебе клянусь.
Раненый разведчик продолжал возиться со своими внутренностями, но те только пузырились между его пальцами. Он издавал ужасные кудахтающие и булькающие звуки, и это только увеличивало гнев Чайны.
– Уберите его отсюда! – закричал он. – Уведите куда-нибудь и заставьте замолчать!
Раненого уволокли, но Чайна все равно не был удовлетворен. От шока и ярости его всего колотило, и он осматривался, ища, на чем бы еще ему сорвать злость.
– Эй, ты, – указал он на одного из разведчиков дрожащим пальцем. – Принеси свой мачете. – Два солдата тут же бросились исполнять приказ. – Вытащите этого матабельского пса из его норы! Вот так. А теперь возьмитесь за мачете. Разрубите его на корм гиенам. Вот так! На мелкие кусочки, не останавливайтесь! На фарш! Я хочу, чтобы его превратили в фарш!
* * *
Все утро Матату вел их по заброшенным полям мимо опустевших деревень. Разросшиеся сорняки хорошо укрывали их. Тропинки и сгоревшие хижины они старались обходить стороной.
Клодия с трудом поспевала за мужчинами. С предыдущего вечера они шли лишь с короткими остановками на отдых, и она дошла до предела своих возможностей. Боли она не чувствовала. Даже маленькие дьявольские шипы с красными головками, которые, когда она продиралась сквозь них, оставляли глубокие царапины на открытой коже ее рук, вызывали всего лишь зуд без всякой боли. Она шагала тяжело, почти машинально, и хотя старалась поддерживать общий ритм, ей казалось, что она тащится сзади, как игрушка на веревочке. Шон замедлил ход и теперь шел прямо впереди ее, а она все равно не могла попасть в такт его широким шагам. Он обернулся через плечо, заметил, как она отстает, и замедлил шаг, подстраиваясь под ее шажки.
– Извини, – пролепетала она.
Он бросил взгляд на небо.
– Нам надо продолжать идти, – ответил он.
И она с трудом потащилась за ним дальше.
Вскоре после полудня они снова услышали вертолет. Звук его двигателей был слабым и с каждой минутой становился все слабее, удаляясь куда-то на север.
Шон обнял рукой Клодию, и та покачнулась.
– Отличная работа, – ласково сказал он ей. – Извини, что заставил тебя сделать это, но мы сделали хороший бросок. Чайна никак не ожидает, что мы ушли так далеко на юг. Он отправился обратно на север, а мы теперь можем отдохнуть.
Он повел ее к невысокому кусту колючей акации, который образовывал естественное укрытие. Всхлипывая от изнеможения, она повалилась на жесткую землю и лежала, не двигаясь, а Шон присел перед ней на корточки и начал снимать с нее ботинки и носки.
– Твои ноги прекрасно загрубели, – сказал он, осторожно массируя ей ступни, – никакого намека на мозоли. Теперь ты не хуже настоящего разведчика, только в два раза мужественнее.
У нее не было сил даже улыбнутся в ответ на его комплимент. Шон натянул ее носок себе на руку, просунул палец в дырку и начал изображать нечто похожее на куклу-чревовещателя.
– Да. Ходит она хорошо, – заговорил носок голоском мисс Пигги, – но ты бы видел, дружище, что она вытворяет в постели.
Клодия тихо хихикнула, и он ласково ей улыбнулся.
– Так-то лучше, – сказал он. – А теперь – спать.
Еще несколько минут она наблюдала, как он возится с ее носком.
– Которая из твои сожительниц научила тебя штопать? – сонно пробормотала она.
– Я был девственником, пока не встретил тебя. Спи.
– Кто бы она ни была, я ее ненавижу, – сказала Клодия и закрыла глаза.
Ей показалась, что она не успела смежить веки, как открыла их снова, но свет сменился на легкую вечернюю тень, а полуденная жара спала. Она села.
Шон что-то стряпал на небольшом костре из сухих сучьев. Он поднял голову и взглянул на нее.
– Есть хочешь? – спросил он.
– Умираю от голода.
– Тогда вот тебе обед.
Он поднес ей металлический котелок.
– Что это такое? – с подозрением спросила она и уставилась на гору подгоревших черных сосисок, каждая величиной с ее мизинец.
– Не спрашивай, а ешь, – ответил он.
Она осторожно взяла одну и понюхала. Она еще была горячей.
– Ешь! – повторил он и для примера взял одну сам, сунул в рот, пожевал и проглотил.
– Чертовски хороши, – высказал он свое мнение. – Давай!
Она с опаской откусила кусочек. Сосиска лопнула под ее зубами и наполнила рот какой-то жижей, консистенцией напоминающей растопленный крем, а вкусом – шпинат со сметаной. Она заставила себя проглотить это.
– Давай еще.
– Нет, спасибо.
– В них полно белка. Ешь.
– Не могу.
– Ты не выдержишь следующего перехода на пустой желудок. Открывай рот.
Один кусок он клал ей в рот, а потом такой же кусок проглатывал сам.
Когда котелок опустел, она снова спросила:
– А теперь скажи мне, что же мы такое ели?
Но он только улыбнулся и покачал головой. Шон повернулся к Альфонсо, который сидел на корточках рядом с костром и уплетал свою порцию.
– Настрой радио, – приказал Шон. – Давай послушаем, есть ли у Чайны что нам сказать.
Пока Альфонсо возился с установкой антенны, в лагере бесшумно появился Матату. Он принес цилиндр из свежесодранной коры, оба конца которого были заткнуты пучками сухой травы. Он обменялся несколькими словами с Шоном, и тот посерьезнел.
– Что такое? – озабоченно спросила Клодия.
– Матату видел впереди много разных следов. Похоже, впереди полно патрулей. Кто это – РЕНАМО или ФРЕЛИМО, – он определить не сумел.
Клодия сразу почувствовала себя неуютно, придвинулась поближе к Шону и притулилась у его плеча. Они вместе принялись слушать рацию. Здесь, похоже, радиообмен шел намного интенсивней, большинство переговоров проводилось либо на шанганском, либо на африканском варианте португальского.
– Что-то явно затевается, – проворчал Альфонсо, возясь с настройкой. – Они выстраивают патрули в заградительную цепь.
– РЕНАМО? – спросил Шон.
В ответ Альфонсо только кивнул головой.
– Похоже, это люди генерала Типпу Типа.
– Что он сказал? – спросила Клодия, но Шон не хотел слишком уж тревожить ее.
– Обычные переговоры, – соврал он.
Клодия успокоилась и стала наблюдать, как Матату, присев на корточки у костра, аккуратно раскрыл цилиндр из коры и вытряхнул его содержимое на угли. Когда же она поняла, что он готовит, то в ужасе застыла.
– Это отвратительно!
Она не смогла закончить фразы и с изумлением и ужасом уставилась на вываливающихся в угли больших извивающихся гусениц. Покрывающие их длинные коричневатые волоски мгновенно вспыхивали и превращались в облачка дыма. Постепенно гусеницы прекращали извиваться и превращались в небольшие подгоревшие сосиски.
Когда она их узнала, то издала тихий сдавленный крик.
– Это не…! – выдавила она из себя. – Я не могу! Как ты мог! О! Нет! Я не могу поверить!
– Очень питательно, – заверил ее Шон.
А Матату, заметив направление ее взгляда, взял одну гусеницу, несколько раз перебросил ее с одной руки на другую, ожидая, пока она остынет, а потом с покровительственной улыбкой предложил ее Клодии.
– Думаю, меня сейчас вырвет, – сказала она и отвернулась. – Я не могу поверить, что я действительно это ела.
В этот момент в рации что-то щелкнуло, и послышалась речь на каком-то гортанном языке, которого Клодия не поняла. Однако внезапный интерес Шона к передаче заставил ее позабыть о том, что ее должно было вырвать от отвращения, и она спросила:
– Это на каком они?
– Африкаанс, – коротко ответил он. – Тихо! Слушай!
Но передача внезапно прервалась.
– Африкаанс? – спросила она. – Африканский голландский?
– Именно, – кивнул Шон, – мы вошли в зону действия радиостанции. Это определенно переговоры южноафриканских военных, скорее всего пограничный патруль на Лимпопо. – Шон коротко переговорил с Альфонсо, потом сказал Клодии: – Он со мной согласен. Это пограничный патруль. Альфонсо говорит, что они иногда перехватывают такие передачи даже несколько севернее.
Шон взглянул на часы.
– Похоже, генерал Чайна развлекать нас сегодняшним вечером не будет. Похоже, лучше начать паковаться и отправляться в путь.
Шон уже почти встал, когда рация снова заговорила. На этот раз передача была очень чистой, и они могли слышать даже дыхание генерала Чайны.
– Добрый вечер, полковник Кортни. Прости за опоздание, но у меня были срочные дела. Перехожу на прием, полковник Кортни.
В последовавшей тишине Шон даже не сделал движения, чтобы приблизиться к микрофону. Генерал Чайна на другом конце поцокал языком.
– Так и не можешь найти слов, полковник? Ну, да Бог с ним. Я уверен, что ты слушаешь, поэтому хочу поздравить: вы проделали немалый путь. Очень впечатляюще, особенно, если учесть, что мисс Монтерро наверняка изрядно тебя тормозит.
– Вот сволочь, – зло прошептала Клодия. – Кроме всего прочего он еще и шовинистическая свинья.
– Скажу откровенно, полковник, ты заставил меня удивиться. Нам пришлось перенести нашу заградительную линию дальше на юг, чтобы успеть перехватить вас.
Опять последовала непродолжительная пауза, а затем в голосе генерала послышались угрожающие нотки.
– Знаешь, полковник, а ведь мы нашли то место, где ты похоронил своего матабела. – Клодия почувствовала, как сидящий рядом с ней Шон напрягся, и пока генерал не заговорил снова, в воздухе повисла тишина. – Мы выкопали тело и по степени его разложения определили, как давно ты там был. – Шон аж затрясся, а Чайна едва ли не дружелюбно продолжал: – Мертвые матабелы воняют, как дохлые гиены, и твой не составлял исключения. Скажи мне, полковник, это ты всадил ему в голову пулю? Очень разумно. Он все равно бы долго не протянул.
– Свинья! Свинья проклятая! – вырвалось у Шона.
– Да, кстати, твоя растяжка не сработала. Боюсь, слишком дилетантская работа, – рассмеялся Чайна. – И не беспокойся о матабеле. Я заставил двоих моих людей с мачете поработать над ним. Пока он не превратился в маленькие кусочки. Гуляш из матабела!
Шон метнулся к микрофону и рывком поднес его ко рту.
– Ты грязное вонючее животное, – заорал он, – паршивый выродок! Клянусь Христом, тебе лучше молиться, чтобы никогда не попасть ко мне в руки.
Шон остановился, задыхаясь от собственной ярости.
– Спасибо, полковник, – в голосе генерала Чайны чувствовалась улыбка. – А то мне уже наскучило разговаривать с самим собой. Очень рад, что у нас снова установился контакт. Я очень скучаю без тебя.