На носу военной лодки блеснул огонек, потом - белый дымок, а за ним послышался страшный грохот и резкий свист. Четырехфунтовое ядро ударило в носовую часть лодки, пробив ее в нескольких местах.
- Проклятие! - заревел американец, видя, как вода вливается в лодку через пробоины.
- Гребите! - крикнул капитан. - Мы спасены!
Берег был всего в нескольких метрах. Четырьмя сильными взмахами весел они пригнали лодку к берегу, в то время как из жерла пушки вылетело второе ядро, не причинившее на этот раз никакого вреда.
- На берег! - скомандовал капитан. - И бегом, насколько хватит сил.
Забрав как попало оружие, амуницию, одеяла и провизию, они выскочили из лодки на песок и пустились бежать, стараясь уйти как можно дальше от берега.
XI. Бегство
Быстро надвигавшиеся сумерки способствовали бегству путешественников, которые, нимало не заботясь о граде пуль, посылаемых им вслед бирманцами, старались как можно скорее забраться в лесную чащу.
Никто из них не знал этой страны, но в ту минуту, когда дело касалось спасения жизни, это не имело никакого значения; все помыслы беглецов были направлены только к одной цели: уйти, скрыться куда бы то ни было от мести рассвирепевших бирманцев. Один за другим, с ружьями под мышкой, тревожно прислушиваясь ко всякому шуму, бежали они со всей быстротой, на какую только были способны, пробираясь сквозь кустарник, перескакивая через громадные стволы поваленных деревьев; так бежит робкий олень от преследующей его по пятам с победным лаем стаи собак.
Крики бирманцев и ружейные выстрелы слышались все ближе и ближе. Надежды спастись было мало, а между тем каждый из беглецов отлично знал, что попади он только в руки этих фанатиков - и его ждет мучительная смерть под пытками, на которые так изобретательны жители Востока.
Бегство продолжалось уже около двадцати минут, когда бежавший впереди капитан Джорджио вдруг остановился на берегу пересекавшей дорогу речонки.
- Что такое? Что случилось? - спросил присоединившийся к нему Корсан, обливаясь потом и задыхаясь, что было весьма естественно при его комплекции.
- Смотрите! Там пагода, - отвечал капитан, указывая на сверкавшую при последних отблесках солнца позолоченную крышу какого-то здания, стоявшего, очевидно, невдалеке.
- Куда же мы теперь двинемся?
- Как куда, Джеймс? Разумеется вперед. Может, на наше счастье пагода окажется среди деревни, в которой, конечно, есть лошади, и тогда мы спасены.
- Но если и там нас встретят выстрелами?
- Ну, тогда и мы ответим тем же. Э! Нечего раздумывать. Переходите реку и марш вперед!
Мешкать было действительно некогда. Бирманцы быстро приближались, стреляя из ружей, бешено колотя в тамтамы и дудя в трубы.
Беглецы торопливо переправились через речонку, выбрались на противоположный берег и кинулись вперед по тропинке, по которой и вышли на небольшую полянку. Там, к их несчастью, не было деревушки, но вместо нее возвышалась пагода, которая так сильно развалилась, как будто выдержала целую канонаду.
- Мы пропали! - воскликнул капитан. - Там и защищаться даже нельзя.
- Взберемся на крышу, - предложил американец.
- И думать нечего: не успеем.
- Ну, так что же делать?
- Вернемся опять в лес.
Они зарядили карабины и вернулись под деревья, собираясь по возможности укрываться в лесу, когда вдруг услышали на недалеком расстоянии ржание лошадей, блеяние овец, мычание и человеческие голоса.
- Это подходит караван, - сказал маленький китаец.
- Там есть лошади, друзья! - вскричал обрадованный капитан.
- Бог за нас!
- Скорей! Скорей! - торопил американец. - Бирманцы у нас за спиной!
В это время из лесу вышли лошади, быки, овцы, козы, подгоняемые двумя погонщиками.
Капитан бросился к стаду и выстрелил на бегу вверх из карабина.
Этого выстрела было достаточно, чтобы обратить в бегство обоих погонщиков, принявших беглецов за настоящих разбойников.
- На лошадей! - крикнул капитан Джорджио, бросив на землю горсть монет, чтобы вознаградить погонщиков за понесенную потерю.
Беглецы едва успели вскочить на лошадей, как показались ехавшие впереди бирманцы, тоже верхом, и с громкими криками, потрясая оружием, кинулись вдогонку за оскорбителями рахама; последние, увидя так близко погоню, пустили лошадей вскачь и в несколько минут скрылись из глаз изумленных бирманцев, пустивших им вдогонку несколько пуль, но, конечно, без всякого результата.
К несчастью, ночь была очень темна. Наши беглецы не раз рисковали наткнуться на чуть заметный пень и разбиться вместе с лошадью. Густой кустарник рвал их платье, царапал до крови руки и лица. Но страх возможного продолжения погони был так велик, что они летели, как сумасшедшие.
Так проскакали они уже около шести миль, как вдруг что-то черное быстро пересекло тропинку, по которой они ехали, всего в нескольких шагах от капитана. Лигуза так резко остановил лошадь, что животное присело почти до земли.
- Стой! - скомандовал он, заряжая карабин.
- Что случилось? - спросил американец, приближавшийся галопом.
- Тише! Выезжайте из этого бамбука! Что-то неладно.
Лошади ступили на плантацию, тянувшуюся вдоль берега Мена-Киума, правого притока Иравади, впадающего в него пониже Кун-чоуна.
Всадники, удерживая дыхание, внимательно прислушивались, но ни один звук не достиг их ушей, кроме шелеста тростника, колеблемого легким ветерком, и всплеска водяных волн.
- Странно, - сказал капитан после нескольких минут молчания. - Мне показалось, что я видел человека, перебежавшего мне дорогу.
- Может быть, это был тигр, - прошептал американец.
- Или какая-нибудь большая обезьяна, - добавил китаец.
- Человек это или зверь, теперь он уже далеко. Едем дальше! - скомандовал капитан Джорджио. - Мы все же еще находимся очень близко от Иравади.
Всадники опять выехали на тропинку и, миновав плантацию, очутились на берегу Мена-Киума, с шумом и ревом катившего свои быстрые волны. Они поискали брода, но не найдя его, решили заночевать под огромным кустом мимозы chaiccu.
На другой день, десятого сентября, после довольно спокойной, несмотря на мяуканье тигров и крики целой стаи слонов, ночи неустрашимые путешественники снова отправились в путь.
Переправившись через Мена-Киум двумя милями выше того места, где ночевали, они галопом двинулись дальше на юг, держась по возможности недалеко от берега Иравади, причем направление приходилось определять по солнцу, так как компас остался в лодке.
Леса тянулись, казалось, бесконечно и состояли из колоссальных дубов, которых насчитывают в этих местах не менее шестидесяти пород, из душистого hopaco - роскошных деревьев, представляющих собой прекрасный строевой лес, и мимоз chatecu- драгоценных растений, из ветвей которых, разрезанных на мелкие куски и прокипяченных, бирманцы извлекают катеху, иначе называемый terrajaponica (японская земля).
Наконец кончился лес, и путешественники выехали на равнину, за которой виднелись горы. Скоро показались сначала уединенные хижины, а затем и целые поселки, среди которых кое-где мелькали украшенные высокими шпилями башенки, указывавшие на присутствие храма.
В полдень всадники остановились перед развалившейся хижиной, кишевшей неисчислимым количеством громадных муравьев красивого зеленого цвета. Изумленный американец не мог удержаться от восклицания:
- Ну и ну! Я вижу, что не одни только мыши устраивают переселения. Я никогда еще не встречал подобной страны.
- Берегитесь укусов этих насекомых, - сказал капитан.
- Отчего же?
- Они ужасны.
- Знаете, ведь эти бирманцы какие-то несчастные.
- Ничуть не бывало, они очень счастливы. Зеленые муравьи считаются у туземцев лакомством.
- Мне хотелось бы их попробовать.
- Вы попробуете их в Амарапуре.
В два часа они тронулись в путь под палящими лучами солнца и несколько часов спустя подъехали к первым отрогам громадной горной цепи, которая терялась на южном горизонте.
Хотя капитан не помнил, чтобы он видел на своей географической карте, потерянной одновременно с компасом, чтобы какие бы то ни было горы подходили так близко к берегам Иравади, тем не менее он пришпорил своего коня и поднялся на холм, где виднелись следы заброшенных тропинок.
В восемь часов, в ту минуту, когда солнце закатывалось за линию горизонта, поляк, скакавший во главе небольшого отряда, указал на бамбуковую хижину, над крышей которой вилась тонкая струйка дыма.
- Едем туда, - предложил Корсан. - Я вижу дым; это хороший знак.
- Вы, может быть, надеетесь найти там бифштексы? - спросил капитан.
- Я в этом вполне уверен. В этой стране, горячей как печка, огонь разводится, конечно, только с целью сварить что-нибудь или зажарить кусок мяса.
- Вы что-нибудь почуяли? - спросил поляк.
- Может быть, мальчик. Итак, последнее усилие.
В это время всадники находились на вершине холма. В несколько минут они спустились с него с криком и гиканьем, направляясь к хижине, из трубы которой все еще вился дымок.
- Эй! Хозяин! Бирманец, тонкинец, негр - выходи! - кричал американец, соскакивая с седла.
Полуголый темноволосый человек вышел из хижины, косясь на лошадей.
- Какая мерзкая рожа! - воскликнул американец.
- И правда, - подтвердил поляк, - мне кажется, что он не расположен любезно нас принять. Смотрите, сэр Джеймс, как он на нас косо посматривает.
- Если он не пожелает хорошо нас принять, мы вынудим его к тому силой. Я вижу под этой крышей провизию, которая, уверяю вас, нам очень и очень пригодится.
Бирманец стоял, прислонившись к двери хижины, со сжатыми кулаками, как человек, готовый отразить нападение, и не раскрывал рта.
- Может быть, он глух? - спросил Казимир.
- Эй, дружище! Мы умираем с голоду, - сказал Корсан. - Поделись с нами своими запасами съестного. Мы тебе заплатим, понимаешь?
Бирманец, видя приближающегося к нему незнакомца, вошел в хижину и хотел затворить дверь, но американец в одно мгновение очутился у него за спиной и схватил его за плечи.
- Эй, приятель! Советую не дурить! - сказал он, грубо толкая его перед собой. - Джентльменов так не встречают.
Дикарь испустил крик ярости и хотел укусить американца, но тот сильным ударом повалил его на пол, потом подтащил к одному из столбов хижины и с помощью товарищей крепко привязал к нему, несмотря на отчаянное сопротивление.
Перерыв все в хижине, они нашли куски оленины и громадный запас риса. Поляк и американец принялись готовить обед.
Когда обед был готов, проголодавшиеся путешественники стали работать зубами, не обращая внимания на вопли и угрозы бирманца. Сэр Джеймс по обыкновению ел за двоих и выпил несметное количество зеленоватой водки.
- Я никогда еще не ел с таким аппетитом, - объявил обжора. - Проклятия этого дикаря наделили меня волчьим аппетитом.
- Но эти проклятия принесут нам несчастье, сэр Джеймс, - сказал поляк.
- Несчастье!
- Этот разбойник все еще продолжает призывать на наши головы месть Гадмы.
- Не боюсь я Гадмы. Если бы он здесь появился, я бы посадил его на вертел, а потом бы съел.
- Да что вы, людоед, что ли?.. Эй, милейший, замолчи пожалуйста! Вот надоел! Да когда же ты кончишь! - воскликнул поляк, обращаясь к пленнику, который все продолжал завывать с такой силой, что этот вой заглушал голоса разговаривающих. - Да ты, кажется, совсем взбесился?
- Мне тоже так кажется. Стоит нам только освободить его, как он на нас бросится, - заметил Корсан.
- Но ведь нас четверо, а он один.
- Кто сказал вам, что он один? - спросил китаец. - Вон там я вижу шахматную доску и знаю наверное, что и в Бирме требуются двое для подобной игры.
- Шахматы! - обрадовался капитан. - Нам ничего лучшего и не надо, чтобы весело провести вечер!
Бирманцы, как известно, - страстные любители шахматной игры, которая у них носит название fedrin . Капитан спросил у связанного бирманца, с кем это он играл, но в ответ получил только проклятия.
- Оставьте в покое это бешеное животное, - сказал американец, - давайте-ка лучше сыграем партию.
- А я что буду делать? - спросил поляк.
- Ты, мой мальчик, займись опустошением этой посудины с каким-то напитком, а когда прикончишь ее, поищи провизии.
Казимир с удовольствием принялся за исполнение возложенного на него поручения, которое и исполнил блистательно в самом непродолжительном времени при помощи услужливого Мин Си. Затем они принялись собирать рис, сушеную рыбу и чай, в изобилии хранившейся под крышей.
Капитан и янки сначала чувствовали себя несколько неловко, играя шахматными фигурами довольно странной формы, но тем не менее довольно скоро освоились со значением фигур, где королеву изображал первый министр, а туру заменял слон.
Партия тянулась очень долго, так как что силы противников были почти равны. Наконец капитан выиграл и любезно предложил побежденному отыграться, как вдруг послышался крик Казимира:
- Сюда! Сюда, скорей!
Американец отбросил в сторону доску с шахматами и вылетел бомба в сопровождении капитана Лигузы.
Луна поднялась из-за гор и обливала своим бледным светом всю окрестность. Поляк указал на человека, вооруженного длинным мушкетом, который спускался с холма.
- Эй, дружище! - крикнул ему Корсан. - Иди вперед смелее, не бойся.
Бирманец услышал окрик и мгновенно остановился, перекинув мушкет с плеча на руки. Он нерешительно сделал несколько шагов вперед, потом, видя, что американец двинулся ему навстречу, помчался назад с быстротой оленя. Меньше чем через пять минут он достиг вершины холма, где и исчез в темной зелени кустарника.
Европейцы вернулись назад в хижину, связали покрепче пленника, который не мог уже больше кричать, и растянулись на ложе из листьев, поручив охрану хозяина заботам китайца.
В пять часов утра отдохнувшие путешественники с хорошим запасом провизии, за который, впрочем, заплатили бирманцу звонкой монетой, покинули хижину и направились к югу.
XII. Проводник-бирманец
Погода была чрезвычайно неприятная. Густые массы облаков собрались в глубине неба и покрыли вершины гор. Казалось, неминуемо должен был хлынуть ливень или пойти град. Действительно, проехав около шести миль, они попали под такой сильный град, что плантации бамбука, несколько минут назад еще зеленые, казались теперь обобранными до последнего листа этим бичом земледельца. Досталось от града и всадникам, и лошадям, особенно последним, потому что люди были все-таки больше защищены от ударов града.
Несмотря на это, никто и не думал о возвращении в хижину или о возможности укрыться от непогоды в соседнем лесу, покрывавшем склон горы. Каждый желал как можно скорее добраться до берегов Иравади, чтобы добыть лодку для поездки в Город Бессмертных.
Местность была совершенно пустынна и изобиловала озерами и прудами, в которых тысячами кишели водяные птицы; по обе стороны дороги тянулись плантации бамбука tulda и тиковых деревьев. Кое-где на горных вершинах, господствовавших над окружающей местностью, виднелись остатки траншей или развалин укреплений, имевших почти квадратную форму, которые выдержали не одно нападение.
В одиннадцать часов утра, когда солнцу удалось наконец выглянуть из-за туч, капитан решил остановиться у подножия тамаринда, чтобы дать отдохнуть лошадям. Не пробыли они тут и нескольких минут, как услышали звук выстрела, раздавшийся невдалеке.
Выстрел среди такой глуши всегда вызывает известные опасения, и наши путешественники на всякий случай приготовились к бою.
- Кто бы это стрелял? - спросил Корсан. - Может быть, наш бирманец из хижины?
- Не думаю, - отвечал капитан, - мы теперь слишком далеко от нее.
- Пойдем посмотрим, Джорджио.
- Пойдемте, Джеймс, только держите наготове ваш карабин.
Выстрел раздался из середины леса, тянувшегося до самых отрогов гор. Они направились в чащу, напрягая слух и стараясь уловить малейший шум.
Минут через десять путешественники выехали на небольшую поляну, среди которой стоял бирманец и распарывал брюхо кабану. В нескольких шагах от него к дереву было прислонено ружье.
Это был человек с грубым лицом темного цвета, испещренным азиатской оспой. С первого взгляда он не внушал никакого доверия.
Услыхав ржание лошадей, он вскочил с удивительной быстротой.
- Ты охотник? - спросил капитан по-китайски.
Бирманец несколько минут молча смотрел на незнакомца, а потом ответил также по-китайски:
- Да, охотник.
- Ба! - удивился американец. - Этот разбойник говорит по-китайски! Уж не бирманец ли он?
- Ты бирманец? - спросил Лигуза.
- Да, бирманец из Города Бессмертных, - с гордостью отвечал охотник. - А ты?
- Пограничный китаец. Ты знаешь эту страну?
- Как свой родной город.
- Мы сбились с дороги, а едем в Амарапуру. Хочешь служить нам проводником?
Бирманец провел руками по своему ромбовидному лицу и после некоторой заминки отвечал:
- Я небогат.
- Знаю, - сказал капитан. - Когда мы приедем в Амарапуру, я дам тебе десять унций золота.
Бирманец больше не колебался и взялся проводить их на берега Иравади, от которых они были всего в сорока милях, а оттуда на лодке в Амарапуру.
Окончив переговоры, они принялись жарить кабана. Бирманец с помощью поляка окончил потрошить животное, разжег большой костер и положил в него лакомые куски.
Пока готовилось жаркое, капитан отвел в сторону китайца и Корсана, чтобы посоветоваться с ними насчет дальнейшего образа действий. По правде говоря, туземец отнюдь не выглядел человеком, внушающим особенное доверие, но зато его можно было бы купить за крупную сумму денег и попытаться при его помощи разыскать священный меч. Именно этот план капитан изложил обоим своим спутникам.
Американец, видевший все в радужных красках, сразу согласился; но китаец придерживался иного мнения и посоветовал прежде, чем рассказать все бирманцу и сделать ему известное предложение, осторожно прощупать почву.
Обед был готов через несколько минут. Бирманец, работавший зубами столь же быстро, как и американец, между двумя сочными кусками дичи рассказал иностранцам, что его зовут Бундам, что он прошел всю Бирманскую империю с севера на юг в качестве то лодочника, то солдата, то охотника, рыболова, поселянина, прислужника, рудокопа, словом, он перепробовал все профессии.
Капитан, не пропустивший ни слова из его рассказа, воспользовался этим, чтобы перевести разговор на интересующую его тему.
- Если ты прошел всю Бирму, - сказал он, - то должен, конечно, знать многое.
- О да! - отвечал бирманец.
- Скажи-ка мне, дружище, ты, наверное, слыхал что-нибудь о священном мече Будды.
- Да, многое, и не раз.
- Правда ли, что это оружие чудодейственно?
-Даже более чем чудодейственно. В тот день, когда его не станет, Бирме придет конец.
- Почему же?
- Потому что это оружие охраняет Бирму от всех несчастий и опасностей.
- А ты его видел?