***
Во время допроса, когда Лида уже отстукивала на машинке протокол, Ивасюта, он же Вильшаный, хмуро сказал:
- О геологах я ничего не знаю. Верьте мне… Возможно, другие хлопцы их поймали?
- Ну, добре, - бросил Загоруйко, - а что вы делали в колыбе?
- У нас рядом - пункт встречи.
- С кем?
- Курьеров с закордона ждем…
Присутствующий на допросе полковник Прудько, не скрывая удивления, переспросил:
- Из-за границы?
- Да, с закордону…
- Где пункт встречи? - уточняет Загоруйко.
- Южнее села Пасечное, на склоне хребта. Там, где придорожный крест.
- В какое время? - спрашивает Прудько.
- Пятого, седьмого и десятого мая. От двадцати до двадцати четырех часов по московскому времени.
- Ну, а если курьеры в это время не придут? Что-нибудь им помешает? - спросил майор.
- Там, неподалеку, западнее креста, метрах в двенадцати, в дупле старого бука, разбитого молнией, есть "мертвый" пункт. Под листьями лежит жестяная коробочка от зубного порошка. Они положат туда "грипс"**, как и где с ними связаться, - довольно вяло говорил Ивасюта.
- Это обусловленный с ними "мертвый" пункт? - заинтересовался полковник.
- О нем знает закордонный "провод".
- Слушайте, Вильшаный, вы ведь однажды уходили с вашей бандой за пределы Советского Союза?
- Когда-то было! - сказал, уныло махнув рукой, бывший бородач.
- А все-таки? - настаивает Прудько.
- В мае тысяча девятьсот сорок пятого года.
- Когда вернулись? Точно! - спросил Загоруйко.
- Отряд Прута двинулся из Польши в октябре тысяча девятьсот сорок пятого года за две недели прошли Закарпатье, а в Черный лес вернулись в ноябре.
- Отчего же так мало в Закарпатье задержались? - поинтересовался полковник.
- Жарко было… Горело под ногами, - криво улыбаясь, признается Ивасюта-Вильшаный. - Против нас поднялся народ, ну, потом войска. В закарпатских селах появились группы самообороны. Ни днем, ни ночью не давали нам покоя…
- Выходит, не очень любят вас закарпатцы? - спросил майор.
- Где там! Они больше до Советского Союзу липнут, а про "самостийну" и слушать не хотят. Такие консерваторы!
- Гляди, и такое словечко знаешь! - засмеялся полковник.
- Хмара тоже вернулся из того рейда вместе с вами в Черный лес? - спросил Прудько.
- Да. Он командовал тогда сотней.
- И с той поры Хмара здесь? - быстро спросил майор.
- А кто его знает, может быть, здесь, а может, там бродит, как Марко Проклятый!
- Говорите яснее, - потребовал полковник. - Пока вас спрашивали о другом - отвечали точно, а как зашла речь о Хмаре - так начали вилять. С той осени вы не видели Хмару?
- Нет, не видел. Слышал краем уха от Гомина, что у него особое задание.
- Как же все-таки, Ивасюта, - настаивал полковник, - вы руководитель такого важного узла связи "Карпаты-Запад", вам поручают встретить курьеров из Мюнхена и вдруг вы не знаете, где ваш старый дружок?.. Где бункер Хмары?
- Лучше не крутите, - добавил майор в тон полковнику.
- Я не кручу… Хмара очень осторожный. Как лис. В мае прошлого года я пришел на пункт связи около хутора Доужинец. Там меня ждали боевики Хмары из его личной охраны - Стреляный, Реброруб и Смок. Они сказали, что Хмара поручил подготовить мою встречу с ним. Подождали день у Доужинца, потом они отвели меня на запасный пункт связи за селом Манява…
- Манява? - уточнил майор.
- Да, за Манявой… У трех пихт… Но Хмара не пришел. Или заподозрил что неладное, или не смог прийти - не знаю. Возвращаемся мы снова с его боевиками. Ждем его в шалаше пастуха день, сидим второй, третий, тут приходят связные от Гомина и ведут к нему па совещание. А Хмара так и не появился…
- Где проходило совещание? - спросил майор.
- В районе урочища Плоска, за Надворной, - сказал Ивасюта.
Прудько с майором многозначительно переглянулись при этих словах.
- Сейчас эта линия связи с Гомином действует? - спросил Загоруйко.
- Так Гомина же убили "ястребки" под Богородчанами, когда он шел на связь с эмиссаром Комаром, прибывшим от американцев! Вы что, не знаете? - с удивлением воскликнул Ивасюта.
- Ну, а все-таки, где же бункер Хмары? - настаивает майор.
- Бог его знает, - махнул рукой бандит.
- Мы не бога сейчас спрашиваем, а вас! - бросил Прудько. - Ваше хваленое подполье теперь составляет лишь небольшие остатки уголовных банд. Это - гитлеровские последыши. Большой опасности не представляют. Они идут против всего народа, а это все равно, что дубиной замахиваться на солнце. На что же вы надеетесь?
- Как - на что? - удивился Ивасюта-Вильшаный. - На войну…
Разговор в бункере
В запасном бункере краевого руководителя СБ** Хмары "боевики" Смок, Джура, Мономах и Стреляный, которым Хмара поручил охранять захваченных геологов, резались в подкидного дурака. Бункер был попроще командирского. Из него - только один выход - через главное помещение, где обычно производятся допросы. На полу в углу лежал связанный Березняк. Свет керосиновой лампы падал на его избитое, окровавленное и как будто сонное лицо.
"Что же делать мне сейчас? - лихорадочно думал Березняк. - Надежды на спасение очень мало. Чтобы мы ни говорили - бандиты уже не отпустят отсюда".
В том, как будет себя вести Почаевец, - Березняк не сомневался. Скорее всего он скажет все, что думает про бандитов, и тем только ускорит свою смерть. Но правильно ли это будет для него самого, для государства? "А что если попытаться войти в доверие к бандитам? Прикинуться их единомышленником? Попытаться перехитрить их? Вести себя здесь так, как вел себя среди немцев надевший гитлеровский мундир челябинский комсомолец и храбрый разведчик Николай Кузнецов?"
…Бледные после долгой зимы, проведенной под землей, бандиты бросали на стол карты ленивыми, расслабленными движениями.
- Эх, и дал я маху тогда, когда Хмара проводил работу по "Олегам", - сказал рыжеволосый охранник Джура - Надо было согласиться…
- По каким "Олегам"? - спросил сидящий поодаль от играющих молодой конопатый бандит Орест.
Джура полупрезрительно искоса глянул на него и процедил:
- Не знаешь, что такое "Олеги"? Да, положим, ты только через год к нам пришел. "Олеги", друже, - это те, кого провод из-под земли переводит на легальное положение. Дал тогда Хмара тем хлопцам, что согласились легализоваться, гроши, документы крепкие, и поразъехались они кто куда. Был у нас такой боевик Буйный, начитанный тип, из восьмого класса гимназии, так тот, пока мы отсиживались по бункерам, ухитрился уже институт окончить. Я слышал, где-то инженером на Дону работает.
- Для чего же Хмара отпустил сразу столько хлопцев? - наивно спросил Орест. - А кто за наше дело будет драться?
- Кто тебе сказал, что они насовсем отпущены? - косясь на новичка, заметил Стреляный. - Они, брат, к нашему делу крепкой ниткой пришиты. Живут себе по разным городам и селам под чужими фамилиями, вынюхивают все, что надо, а когда нужно будет, Хмара ту ниточку и дернет. У него, брат, в бутылке, что в тайнике хранится, все их фамилии и адреса переписаны, все их "псевдо", даже фотокарточки некоторых есть…
- Вот этого я малость не понимаю, - сказал, выбрасывая с облегчением последнюю карту, Мономах. - Как можно такую важную тайну и в земле хранить? Найдет какой-нибудь пацан эту бутылочку, снесет ее чекистам и - хана: всех наших "Олегов" переловят, как куропаток…
- Не переловят! Попробуй, подойди к этому тайнику - заминирован он! Один Хмара знает, как.
Полураскрыв один глаз, внимательно слушал разговор бандитов Березняк.
- Тише, ты, конспиратор! - цыкнул на Стреляного Смок и кивнул в сторону, где лежал геолог.
- А что? - возразил Стреляный. - Все равно. - И он сделал руками крест. - Отсюда ему выхода нет - слышит или не слышит. Кто наше расположение увидел - тот быстро травой порастет!
Вверху раздался стук и открылось отверстие люка. По лесенке в бункер спускался один из личных охранников Хмары, боевик по кличке Реброруб, длиннорукий, курносый детина с автоматом на груди, в немецких ботинках на толстой подошве, зашнурованных телефонным проводом.
Смок незаметно смахнул со стола карты. Все вскочили, думая, что за Реброрубом проследует Хмара, но пришелец махнул рукою, чтобы садились, а сам, пройдя в угол, где лежали геологи, толкнул носком ботинка в бок Березняка и закричал:
- А ну, вставай!..
Березняк, пошатываясь, встал. Реброруб кивнул Стреляному, чтобы тот шел с ним. Стреляный снял с пирамиды автомат, зарядил его, подвесил к поясу гранаты и первым поднялся по лесенке. За ним, подталкиваемый снизу кулаками Реброруба, кое-как цепляясь связанными руками за перекладины, полез Березняк.
- Ну, от одного квартиранта избавились! - с облегчением сказал Мономах.
Ночные гости
Темны бывают ночи в Карпатах. Внизу туманы застилают долины с узкими реками, и, сдвинутые, будто по чьему-то приказу, горы ревниво берегут покой заволоченных белесоватой поволокой длинных, непомерно длинных сел и маленьких городков. В то же самое время, находясь на верховинах, вы можете увидеть над собою ясный свод неба, усеянный звездами, слышать неподалеку блеяние овец в пастушьих отарах, редкие звуки трембиты и мерное журчание потоков.
В одну из таких ночей услышали Карпаты нарастающий гул чужого самолета. Прорвавшись внезапно с погашенными бортовыми огнями на небольшой высоте междугорьем, сквозь линию радарных станций, сбросил он таинственный груз и немедленно убрался восвояси…
Одна за другой с темного, усеянного звездами неба в том квадрате Черного леса, где был задержан во время прочески массива Ивасюта-Вильшаный, медленно опустились две фигуры на парашютах.
Приземлившись, они быстро сбросили лямки парашютов, свернули обмякшие купола, отойдя в сторону, зарыли их в землю вместе с грузом под заметными отовсюду двумя дубами и пошагали от опушки леса к дороге. Старший годами, высокий, худощавый и нескладный, с асимметричным лицом, проронил сквозь зубы:
- Ось, видишь, Дмитро… Там, дальше, дорога на Ворохту. Я ее узнаю. Спускались однажды здесь. А там, налево, тот крест. Пошли тихонечко…
Они шли по пыльной, еще не тронутой росой, битой дороге.
Крадучись, воровато, пробрались задворками придорожного села. Окраинная хата была ярко освещена. Из ее маленьких окон вырывался свет керосиновых ламп. То ли свадьба там, то ли крестины, а быть может, попросту вечеринка. Во всяком случае, чей-то красивый голос выводил:
Де ти бродишь, моя доле?
Не докличусь я тебе…
Остановились в тени, под стеной. Два ночных гостя и не могут, как бы ни звали их сердца, приобщиться к веселью, царящему в простой гуцульской хате. Нельзя, никак нельзя им войти туда, потому что воры они на украинской земле, а не желанные ее гости.
- Смотри, по-нашему поют! - прошептал младший парашютист, по кличке "Выдра". - И смеются как!
- Ладно, ладно, слюну не распускай, - сурово оборвал его старший. - Еще не такие песни услышим, как вернемся до Мюнхену.
Они двигаются дальше, наконец, на фоне звездного неба возникает покосившийся черный крест - излюбленное место всех бандеровских явок и мертвых контактных пунктов в те послевоенные годы.
Долговязый, по кличке "Дыр", сказал молодому напарнику.
- Я уже бывал на таких встречах и все знаю. Пойду первым. В случае чего - даю голос и падаю, а ты стреляй, не бойся…
Он исчез в темноте, держа направление на крест и голосом подражая коростелю. Все ближе и ближе крест. Отделяются от него и идут навстречу Дыру, похлопывая себя по голенищам прутьями, три человека. И разве могли подумать в ту минуту закордонные курьеры, что это вместо бандеровских связных Паначевный вместе со своими оперативниками вышел на встречу? Дыр остановился и приветствовал их паролем:
- До Болехова далеко?
Вместо ответа встречные набрасываются на Дыра, и он успевает только хрипло крикнуть:
- Измена! Стреляй!..
Но тихой остается ночь в Карпатах, и от опушки леса отделяется Дмитро - Выдра с поднятыми кверху руками.
Выдра сознается охотно…
Первый допрос задержанного закордонного курьера по кличке "Выдра" вели вдвоем - прибывший из центра подполковник Кравчук и полковник Прудько. На небольшом столе лежала стопка бумаги и остро отточенные карандаши. Бандит сидел несколько поодаль.
Сверх всякого ожидания Выдра, не в пример многим другим пойманным бандитам, охотно сознавался во всем и был настолько откровенен, что его признания казались какой-то особой хитростью. А ведь бывало и такое: "гости" оттуда на случай провала придумывали себе для допросов согласованную с их руководством и разведками легенду с полным, чистосердечным раскаянием.
…Полковник встал и, подойдя к соседнему длинному столу, поднял новенький, американский автомат. Опытными движениями человека, умеющего владеть любым оружием, Прудько вынул диск и, наводя ствол автомата в потолок, проверил его работу.
Он положил, не глядя, автомат обратно на стол и, возвратившись к месту допроса, спросил:
- Так чего же вы не стреляли, а, Дмитро? Машина в полном порядке. И дружка подвели?
- Какой же он мне дружок? - с горечью сказал Дмитро, держа руки на коленях. - Разные пути у нас.
- Какие же разные? - вмешался Кравчук. - На чужом самолете прилетели, как воры, спустились, с американскими автоматами шли на нас.
- Но я же не стрелял. А мог, - глухо выдавил Выдра.
- Почему? - осторожно спросил полковник.
- Осточертело мне уже все. Мюнхен, чужие дома, жизнь на подачках Затянули меня за границу как бы воевать за "самостийну Украину", а стал я у немецкого бауэра свинское дерьмо вывозить…
- Как же это так - от свинского дерьма вы за американский автомат взялись? - спросил Кравчук, кивая на оружие, лежащее на столе.
- Ну, я не сразу на обучение пошел. Сперва меня хотели англичане в Малайю завербовать. А наши хлопцы, что там побывали, сказали: "Не будь дурнем, Дмитро! Если тебя там, в джунглях, партизанская пуля не настигнет, то желтая лихорадка доканает". Ну, я отказался, а тогда руководители наши стали нажимать: "Присягу давал? Давал! Не хочешь дальше за "самостийну" бороться? Гляди, как бы не смели тебя совсем!" Вы себе не представляете, как беспощадно эсбэ бандеровское расправляется с теми, кто домой хотел бы вернуться! Ходил хлопец по Мюнхену, а на рассвете его труп находят с удавкой на шее.
- Степан Бандера под своей фамилией живет в Мюнхене? - спросил Прудько.
- Что вы! - протянул Выдра. - Тоже под псевдонимом. Одни знают его как "Попеля". Свои инструкции сюда, в край, он подписывает "Быйлыхо". Это я знаю точно от их радиста "Пэта".
Прудько и Кравчук переглянулись.
Помолчав, Выдра продолжал:
- Ну вот я и должен был, чтобы шкуру спасти, пойти в разведывательную школу в Баден-Бадене.
- Допустим, что все это верно, - сказал полковник, постукивая пальцами по столу. - Но за границей как вы очутились?
- Вы же сами знаете, как, - печально протянул Дмитро. - Вы еще были далеко, за Днепром, а тут, в Галиции, много таких хлопцев, как я, хотели с немцами биться. Наши поповичи, что сроду беды не знали, затащили нас обманом в ту самую "Украинскую повстанческую армию". Вместо того, чтобы гитлеровцев бить, мы стояли с винтовками у ноги месяцами, а по ночам крестьян грабили. Немцы с них один налог тянут, а мы - другой, будто бы на "самостийну". А по сути мы его съедали в бункерах и советских партизан порой уничтожали.
- Это все понятно, - сказал Кравчук, - но вот в Мюнхен какая сила вас затянула?
- Затянула! - с горечью признался Дмитро. - Форсировали вы Днепр и под Бродами хваленой нашей дивизии СС "Галиция" такой разгром задали, что сразу по всему Прикарпатью эхо прокатилось. Ну, проводники стали агитацию вести, чтобы мы на Запад убегали. "А если останетесь, говорили, большевики придут и не будут разбирать, кто где был - всех на телеграфные столбы". Ну, я так перепугался, что взял ноги на плечи и только в Баварии передохнул…
- Выходит, жалеете, что на Запад мотанули? - сказал, улыбаясь, полковник.
- Спрашиваете! Сколько моих ровесников, что здесь, в крае остались, уже получили высшее образование, инженерами работают, агрономами. Я ведь слушал, живя в Мюнхене львовское радио. Станислав слушал. Часто в тех передачах знакомые фамилии попадались, голоса односельчан узнавал. Слушаю - а у самого слезы на глаза накатываются… И завидую им… - с горечью продолжал Дмитро. - Вот вчера ночью, как услышал в селе песню украинскую, чуть слезами не залился. А ведь те, в Мюнхене, говорили, что большевики почти все украинское население в Сибирь вывезли… Но не в этом дело. Сколько молодых лет загублено!
- Родня у вас есть? - спросил Кравчук.
- Сестры… Братья… Старенькая мать осталась. Возле Яремче. Но все равно я для них пропащий…
- Не любят вас? - спросил Кравчук.
- Не в том дело, - проронил Дмитро. - Когда мы были уже в Баварии и кончилась война, я послушал вожака и подговорил хлопцев, чтобы те написали домой, что собственными глазами видели, как в Польше меня бомба убила. Так с той поры я для своей родни в покойниках числюсь.
- Как же вас раньше звали? - спросил Кравчук.
- Выдра - это псевдо. А по-настоящему я пишусь Дмитро Михайлович Кучма. Так и крестили меня в Ямном.
- Ну, добро, Дмитро, - сказал полковник, нажимая кнопку звонка. - Мы с вами еще поговорим подробнее. И не раз.
Появился в дверях конвоир. Неловкими шагами, кланяясь и оглядываясь, ушел Дмитро Кучма.
- Да, любопытный случай, - промолвил полковник. - Если все то, что он сказал, правда… Хотя вы знаете, Николай Романович, мне почему-то кажется, что особой психологической загадки в его судьбе нет.
- Насколько я понимаю, для начала комбинации надо брать "газик" и ехать в Ямное, где живут родители нашего "покойника"? - спросил Кравчук, поглядывая с улыбкой на Прудько.
- Вы, Николай Романович, угадываете мои мысли, - сказал полковник. - Только переоденьтесь. И все делайте очень конспиративно. На месте сориентируетесь, что и как. Относительно Дыра запросили?
- Сегодня. Шифровкой.
- Он по-прежнему крутит?
- Не мычит, не телится. То шельма меченая! - сказал Кравчук, прощаясь с полковником.