Плохо Почаевцу…
Охранники Хмары - Реброруб и Стреляный - вели Почаевца весенним лесом к маленькой полянке над скалистым обрывом. Высокие серостволые буки еще не успели выбросить молодую листву. Но отовсюду из-под палого, прошлогоднего снега пробивались стрелки подснежников и других первых цветов весны. Где-то внизу, петляя под обрывом, шумела в каменном русле горная речушка. Тоскливо посмотрев на утреннее солнце, услышал ее шум Почаевец и еще раз подумал:
"Дернула же нас нелегкая интересоваться ее исчезнувшим течением! Прошли бы мимо и сейчас гуляли на свадьбе в Яремче. А так…"
…На маленькой полянке были люди. Почаевца подвели к буковому пню, заменяющему стул, на котором сидел у походного столика Хмара. Поодаль расположились его охранники.
Хмара посмотрел на геолога так, будто увидел его впервые, и резко спросил:
- …Слушай, ты! Со мной шутки плохи. Последний раз тебя спрашиваю: что вы нашли в прошлом году на Алтае?
Почаевец посмотрел в упор на бандитского вожака и спокойно ответил:
- Гонобобель.
- Гонобобель? - заинтересовался Хмара. - А что это такое?
- Ягода такая. Иногда ее называют голубикой. Растет преимущественно в северных лесах…
Хмара вскочил и закричал:
- Ах ты, сатана! - и сделал условный знак своим боевикам.
Почаевца прислонили к высокому буку, а Смок, отложив протокол, поплевав на свои сухие ладони, подошел к геологу и начал постепенно закручивать "удавку".
…Полное предсмертной муки багровеющее лицо Почаевца было запрокинуто к весеннему небу. Он тщетно пытался поймать воздух посиневшими губами.
Хмара подошел к Смоку и стал рядом.
- Что? Приятно? - глядя геологу в глаза, издевался Хмара. - Так вот, тихонечко, постепенно весь тот советский дух из тебя и выйдет…
Таким страшным, полным невыносимого страдания было лицо Почаевца, что даже один из видавших виды бандитов, молодой, долговязый хлопец по кличке "Потап" отвернулся и заслонил рукой белесые глаза.
…Теряя сознание, Почаевец упал. Один из бандитов приподнял и оплеснул лицо геолога водой из манерки.
- Скажешь теперь? - наклоняясь над Почаевцем, закричал Хмара.
Очнувшийся Почаевец кивнул в знак согласия головой.
Боевики освободили "удавку", подняли геолога. Почаевец несколько раз жадно глотнул воздух, а потом из последних сил плюнул Хмаре в лицо. Хмара отскочил, утерся кожаным рукавом куртки и разъяренно бросил:
- Прикончить геолога!..
Еще не остывший от ярости, Хмара спустился по скрипучей лестнице в свой запасной бункер. Бандеровцы, бывшие здесь, почтительно вскочили.
- А ну, давайте сюда того, другого! - крикнул Хмара, усаживаясь на табуретку.
Смок - неизменный его секретарь - раскрыл папку с протоколами допроса.
Бандиты подтащили Березняка к столу.
- Так где вы были после Алтая?
- Я же вам сказал: в Армении, - спокойно ответил Хмаре геолог.
Удивленный его спокойным ответом и видимым желанием вести откровенный разговор, Хмара спросил:
- Что же вы искали в Армении?
- Золото!
- Золото? - недоверчиво переспросил проводник. - А если мы тебе дадим карту, ты сможешь начертить, где там залегает золото?
- Как же я это сделаю, если у меня руки связаны?
- Для такого дела развяжем! - сказал проводник и дал знак бандитам.
Нежданный гость
И никогда не мог бы предположить Березняк, расправляя затекшие руки со следами веревок на коже, что в эту самую минуту его старушка-мать, живущая в небольшом местечке Корец, принимает как желанного гостя, того самого Стреляного, который выследил геологов в глухом урочище Черного леса еще задолго до того, как они приблизились к тайным бандитским бункерам.
Он пробрался в Корец по заданию Хмары, чтобы проверить, верны ли показания Березняка, нашел маленький домик, где жила его мать, и, представившись фронтовым приятелем сына, без особого труда вошел в доверие Анны Матвеевны. Одетый в полувоенную форму, типичный демобилизованный, каких много тогда разъезжало по стране, нежданный гость не вызвал у старушки никаких опасений. Она пригласила его к столу, нарезала свежий хлеб, подвинула масло, налила крепкого чая в тяжелый, граненый стакан. Прихлебывая чай с вареньем, Стреляный, озираясь по сторонам, сказал:
- Ай-ай-ай! Такая неприятность приключилась с вашим сыном. А я - то думал, застану его дома, раздавим пол-литра, друзей фронтовых вспомним… те трудные годы…
- Если вы хотите выпить, у меня есть настоечка на листьях черной смородины, - предложила старушка неожиданному гостю. Ведь он очень желанный для нее, фронтовой друг сына. И не чуяло еще материнское сердце, кто заполз к ней в дом.
- Не, это к слову пришлось, - отказывается Стреляный. - Но я убежден, что тут какое-то недоразумение. Объявится ваш Гнат… А может, его в командировку послали какую дальнюю?
- И матери не написать об этом? - с грустью сказала старушка.
- Он же геолог, - заметил Стреляный. - У геологов иной раз бывают тайные командировки, о которых никто не должен знать. Он до этого бывал, небось, в таких?
- Даже из самой тайной можно весточку прислать, - сказала Анна Матвеевна. - Вот, когда они руду искали эту, как его… уродановую… ну, когда Гену орденом наградили, и то открыточку прислал - так мол и так, жив, здоров, не волнуйся, задерживаюсь…
- И нашли эту… самую руду? - сдерживая волнение, спросил осторожно Стреляный.
- А если бы не нашли, то и орден бы Геня не получил! - сказала старушка.
- И адрес обратный на той открыточке был?
- Почтовый ящик какой-то. Забыла уже.
- А орден какой получил?
- Знак почета! - не без гордости сказала старушка.
- Был бы здесь сынок ваш, обмыли бы его мирный орден, как в войну обмывали боевые! - протянул Стреляный.
В комнату, запыхавшись, вбежала Тоня Маштакова и, не замечая постороннего, показывая квитанцию, сказала:
- Ну, Анна Матвеевна, отправила. С обратным уведомлением.
- Познакомься, Тонечка, это приятель Генки по фронту. В Вене они вместе служили.
- Очень приятно, - сказала Тоня. - А я - невеста Генки.
Стреляный, видимо, опешил и протянул:
- Невеста? А он мне не говорил, что у него есть невеста… Вот скрытный!..
- Как же мог он вам сказать? - думая о другом, что мучает ее каждую минуту, сказала Тоня. - Вы когда с ним в Вене служили?
- В сорок шестом… Осенью. Тогда…
- В сорок шестом? - скрывая недоумение и меняясь в лице, переспросила Тоня. - Простите, а вы тоже… танкист?
- Ну да, но только я был радистом при ихних танках.
С большим трудом пересиливая подступающее волнение, стараясь не выдать своих подозрений, Тоня на ходу придумывает ответ:
- Да-да, как же, я помню… Генка рассказывал мне, что у него был большой приятель радист. Может, это вы были?
- То, наверное, был Нечипорук, - теряясь, роняет Стреляный и прихлебывает чай.
- Вы посидите, мамо, с гостем, а я до аптеки сбегаю.
- А я тоже пойду, - поспешно вставая, сказал Стреляный.
- Да вы сидите, - бросает Тоня, порываясь уйти одна. - Ближайший поезд около полуночи.
- Но у меня еще дела… до поезда.
- Ну, я на минутку… Подождите. Еще поговорим.
- Не, я з вами, - говорит бандит. - Простите. Думал, Гнат дома. - И гость быстро схватил свой чемоданчик.
Они шли улицами Корца к его женскому монастырю, и у каждого своя дума. Заподозрив неладное, Тоня мучительно ждала, не попадется ли им навстречу кто-либо из знакомых, а еще лучше - милиционер. Но пустынны были улицы Корца.
Вот показался грузовичок. Место рядом с шофером в кабине пустое. Стреляный поднял руку. Застопорил грузовичок.
- Опаздываю, подбрось, друже! - крикнул Стреляный, и, махнув Тоне рукой, с силой захлопнул дверцу кабины. Бросилась к машине Тоня, но шофер уже дал газ, и облако пыли, будто маленький смерч, закружилось позади машины…
Ошеломленная и растерянная, Тоня долго смотрела вслед уходящей машине, позабыв запомнить ее номер. Как она потом ругала себя за это!
Родословная Дыра
Майор Загоруйко быстрыми шагами вошел в кабинет полковника Прудько с расшифрованной телеграммой в руках.
- Быстро ответили, - сказал он.
- Что именно? - спросил Прудько.
- На наш запрос относительно Дыра. Вот, послушайте: "Фигурант Дыр", запасные организационные клички "Покрака" и "Кудыяр", тысяча девятьсот восемнадцатого года рождения, сын владельца колбасной в Саноке, Григорий Ломага, служил в немецкой полиции в Балигроде, после изгнания немцев ушел в банду и, являясь старым членом Организации украинских националистов, принимал участие в курьерской службе, связывающей зарубежных бандитов с районами Советской Украины. Служил в сотне бандитского вожака Гриня. С остатками сотни Гриня и вместе со "Свентокшижской бригадой" польских фашистов прорывался через Еленю Гуру на запад к американцам…"
- Веселенькая биография! - сказал полковник Прудько и, обращаясь к сидящему на диванчике Кравчуку, спросил шутливо: - Ну как, Николай Романович, не передумали?
- Товарищ полковник, кем я уже не был на своем веку! - сказал Кравчук.
Полковник нажал кнопочку звонка и вызвал дежурного.
- Немедленно свяжитесь с областной библиотекой. Все, что у них есть по городу Санок, - сюда. И план его. И путеводители. - Обращаясь к Кравчуку, сказал: - И это очень хорошо, что Дыр из Санока! Было бы беспокойнее, если бы он родился в наших краях.
Кучма рассказывает о Хмаре
Спустя два дня уже в следственной камере Кравчук и полковник Прудько продолжали допрос Выдры. Окно камеры было взято в решетки, и оттого солнечные лучи разделяли сосновый стол на клетки.
- Что же на словах велел передать Профессор Хмаре? - спросил полковник.
- Пусть не зарывается, - сказал Дмитро. - Вот Резун даже на районные центры нападал, ну и что с того? Советская власть как стояла, так и стоит, а того Резуна убили.
Полковник Прудько и Кравчук переглянулись. Кому, как не им, принимавшим участие в ликвидации одной из самых опасных шаек, бродивших по Черному лесу, банды Резуна, знать об этом.
- Хорошо, - согласился полковник. - Значит, нападения прекратить, а чем же заниматься?
- Создать затишье между вами и националистами. Пусть люди думают, что украинские националисты вдребезги разбиты.
- Сидеть тихо и ничего не делать? - уточняет Кравчук.
- Нет, зачем? - возразил Дмитро. - Любыми способами пробиваться на восток.
- Для чего? - спросил полковник.
- А вы думаете, нашим проводникам там, на эмиграции, американцы даром деньги платят? - рассуждает Дмитро. - Они с них за эти доллары разные сведения о Советском Союзе вымогают. Кто платит - тот и требует! Помню, слышал разговор между хлопцами, что, кроме важных документов, Хмара в своих руках большую казну держит. Ему одному известна тайна, где та казна закопана. За этой казной кто-то из закордонного провода сюда выбирается.
Полковник Прудько спросил:
- С чего же образовали эту "казну"?
- Ну, деньги бумажные есть… доллары, также монетами, бриллианты… золото… Еще со времен оккупации. Наши ж хлопцы принимали участие в разных акциях, когда гитлеровцы евреев тут повсюду уничтожали. Ну, им и перепало того золота тоже.
- Награбленного, кровью облитого? - сказал полковник.
- Ну, так, - неохотно признал Дмитро. - Я при том не был…
Полковник Прудько посмотрел на Кучму испытующим взглядом и, осторожно доставая из папки папиросную бумагу, спросил:
- Это нашли в кармане вашей куртки. Что это такое?
Дмитро Кучма взял записку.
- Это же время и место встречи с тем самым Ивасютой около села Пасечное, где вы нас взяли. Вот, смотрите: "И-а, 5–5, 7–5, 10-5". "И-а" - значит Ивасюта, "5–5" - пятого мая и так далее.
- А приписка "почта поздно"? - поинтересовался Кравчук.
- Это значит, что за почтой они придут на пункт встречи после полуночи.
- Если бы встреча в мае под тем крестом не состоялась, куда бы вы тогда пошли? - спросил полковник.
- Недалеко, в дупле старого бука, есть мертвый пункт. Я могу показать.
- Тот мертвый пункт мы знаем, - улыбнулся Кравчук. - Ну, а если бы он не сработал? Если бы молния еще раз тот бук разбила?
- Тогда Паранька, - сказал Дмитро.
- О Параньке мы еще поговорим, - остановил Кучму полковник. - Скажите сейчас, почему такая же самая записка была найдена в поясе Дыра?
- Случись, меня убили или мы бы растерялись при спуске на парашютах, он должен был пойти на встречу один. Он или я.
- Понятно, - сказал полковник и, доставая из папки еще одну бумагу, спросил: - Это образец шифра? Да? Ваша рука? Что означает первая строка?
- Это писал я сам, - разглядывая записку, поясняет Кучма. - В первой строке сказано: "Ключ: 5555+дата без года (02.05)". Это означает ключ шифра, который представляет обусловленную между мною и закордонным проводом любую цифру, в данном случае "5555". К ней я добавляю…
- Шифруете советской украинской азбукой? - перебил Прудько.
- Да, там в конце записки сказано…
- Хорошо, - сказал полковник. - Николай Романович, он расскажет все подробно на допросе. А сейчас, Дмитро, на досуге расшифруйте вот эту записку. Вот вам азбука.
Полковник протянул ему книжку и вынутую из кармана записку, остальные бумаги сложил в папку. Тем временем Кравчук выглянул за дверь камеры. Конвоир, стоявший за дверью, появился в камере.
- Отведите! - приказал полковник.
Когда за подследственным захлопнулась дверь, полковник сказал:
- Любопытные новости!
Он подошел к географической карте и, обводя пальцем западные склоны Карпат, где проходил Черный лес, сказал Кравчуку:
- Становится понятно, почему Хмара все эти годы базируется только в этом районе. Ему очень доверяет закордонный провод! Смотрите: ни одного рейда в стороны. Вот только здесь гуляют его бандиты. Как собака на привязи, оставленная хозяином, Хмара все эти годы вертится вокруг этого места!
Тоня приоткрывает завесу
…Уже ближе к вечеру возле районной конторы связи в Яремче остановился запыленный Станиславский автобус. Выскочила оттуда с чемоданчиком в руках Тоня Маштакова. Она сразу круто повернула вправо и быстро пошла по направлению к райотделу МГБ.
Не успела Тоня открыть дверь райотдела, как увидевший ее через окно Загоруйко встретил гостью на пороге.
- Наконец-то, - сказал майор. - А мы думали, не случилось ли чего с вами?
- Задержали на день в Станиславе. Назначение сюда в больницу получала, - идя за начальником в его кабинет, сказала Тоня и спросила с волнением: - Ничего… Иван Тихонович?
Тот отрицательно покачал головой.
Стараясь скрыть разочарование, Тоня присела в кресло и, раскрыв на коленях чемоданчик, сказала:
- Я захватила все, что могла найти у себя и у его родных. Вот это - последние письма Гната, а это - его фотографии. Вот ему восемь лет. Здесь он фабзавучник… Они на первом курсе института вместе с Почаевцем. Я отметила их птичками. Вот их батарея перед отправлением на фронт. А здесь они в Вене, у могилы Иоганна Штрауса… Да, кстати, там у нас был очень странный визитер, в Корце.
- Чем же он странен, ваш визитер? - спросил Загоруйко, нажимая кнопочку звонка. Когда появилась Лида, он попросил: - Дайте-ка нам чаю, Лида…
То, что сообщила Тоня, заставило Загоруйко позвонить в дом отдыха полковнику Прудько и попросить его прийти в райотдел. Более часа они рассматривали фотографии, рассыпанные на столе Загоруйко. Лампа под зеленым абажуром освещала застывшие лица бандитов.
Загоруйко докладывал:
- Эти мы нашли в бутылке, закопанной в огороде. Тоня внимательно рассмотрела все и из них отобрала две эти. Тогда я дал ей все фотографии из архива банды Резуна. Как вы хорошо знаете, Резун уничтожен нами в феврале тысяча девятьсот сорок шестого года. Именно тогда Кравчук, приезжавший на эту операцию, лично поймал, но потом по оплошности часового упустил главаря сотни тяжелых пулеметов Стреляного. Тоня перебрала фотоархив Резуна и опять нашла в нем три фотографии Стреляного, категорически утверждая, что человек, посетивший позавчера мать Березняка, и Стреляный - одно и то же лицо…
Вошел пожилой капитан с видом образцового, исполнительного служаки.
- Вы требовали дело бандита Стреляного? - вошедший протянул полковнику пухлую папку.
Полковник внимательно перелистал страницы и, особенно долго задержавшись на последних, спросил:
- На каком основании вы, товарищ Задорожный, отправили это дело в архив?
- При захвате бандита Шугая…
- Простите, - полковник остановил капитана и обратился к Загоруйко:
- Вам их маршрут хорошо известен? Может, удастся предупредить?
- Маршрут известен до Параньки, а дальше - тьма…
- Продолжайте, товарищ Задорожный, - кивнул Прудько капитану.
- При захвате Гомина мы нашли у него донесение о том, что в боях поблизости хутора Буковец погиб главарь сотни тяжелых пулеметов Стреляный. Я подшил это донесение к делу, сообщил о нем товарищу Кравчуку, а дело отправил в архив.
- Когда вы сообщили об этом Кравчуку? - спросил Загоруйко.
- Минуточку. Я сейчас припомню. - И, напрягая память, стоя навытяжку, капитан проговорил: - Ах, да… подполковник Кравчук как раз собирался улетать в Киев. Я останавливаю его в коридоре и говорю: "С вас причитается, товарищ подполковник. Бандит Стреляный, который однажды улизнул от вас в Черном лесу, убит нашими оперативниками возле Буковца".
- И подполковник Кравчук поблагодарил вас? - сказал Прудько.
- Никак нет! - не уловив иронии в вопросе полковника, наивно признался капитан. Он нахмурился и прошел к "газику", который повез его на аэродром. Видно было, ему неприятно вспоминать оплошность.
- А вы положили дело в архив и ушли спать?
- Никак нет! Я отправился смотреть заграничный фильм "Девушка моей мечты"…
- Вы сами труп Стреляного видели? - сдерживая себя, спросил Прудько.
- Никак нет!
- Эх, вы! - бросил полковник в сердцах. - Вы смотрели "Девушка моей мечты", а в это самое время зачисленный вами в покойники бандит Стреляный, быть может, расстреливал мирных лесорубов, защиту безопасности которых нам поручили партия и государство… Простофиля вы, вот кто! Разве вам не ясно, что бандеровцы нарочно зачисляют своих бандитов в мертвецы, чтобы они ушли из-под нашего наблюдения? Разве вам не говорили, что не всякому документу, найденному в бункере, можно верить? Их зачастую стряпают нарочно, чтобы повести нас по ложному следу. Разве вы не знаете, что есть могилы с надписями на крестах, что такой-то упокоился тогда-то, а под насыпью никого нет, даже пустого гроба? Враг очень хитер, и это надо помнить…
- Я думал… - промямлил капитан.
- Думать надо самостоятельно. И особенно чекисту, - заметил полковник. - Идите! Мы будем говорить о вас как о коммунисте на партийном бюро. А дело немедленно пустить в работу…
Когда захлопнулась дверь за капитаном Задорожным, полковник в сердцах сказал: