– Я? Ага, мне становится страшно за тебя. Твои нервы толкают тебя туда-сюда, а желудок опустился у тебя вниз. Ты трясешь руками и покачиваешь головой, как если бы ты хотел плавать. О, Селим-ага, это лекарство было слишком хорошим и слишком крепким для тебя. Оно валит тебя на землю!
– Господин, ты ошибаешься! Все то, о чем ты мне говоришь, происходит с тобой. Я вижу, как твои ноги танцуют, а руки подскакивают, твоя голова крутится во все стороны. Эфенди, ты очень болен. Да ниспошлет тебе Аллах помощь, чтобы ты не погиб окончательно.
Этого мутеселлим не вытерпел. Он погрозил кулаком:
– Селим-ага, попридержи язык! Кто еще скажет, что я не в порядке, того я велю сечь или брошу в тюрьму! Валлахи! Разве я не сунул ключ себе за пояс? – Он коснулся пояса и нашел ключ. – Собирайся и проводи меня! Я сейчас проверю тюрьму. Эмир, твое лекарство и в самом деле райское молоко, но оно перевернуло твой желудок, ты все время нагибаешь голову вниз. Ты позволишь нам уйти?
– Если ты хочешь посетить заключенного, я не смею препятствовать тебе в исполнении долга.
– Тогда мы пойдем. Спасибо тебе за все, что ты нам дал попробовать сегодня вечером. Когда ты снова будешь готовить лекарство?
– Как только ты этого пожелаешь.
– Горячее еще лучше, чем холодное, но оно пронизывает человека до костного мозга и сжимает ему кости. Аллах да защитит тебя и даст тебе спокойствия в жизни!
Он подошел к аге и взял его за руку. Они пошли, я следовал за ними. Около лестницы они остановились.
– Селим-ага, сначала спускаешься ты!
– Господин, это больше подобает тебе!
– Я не гордый, ты же это знаешь.
Ага крайне осторожно сходил по ступенькам, стараясь не упасть. Мутеселлим следовал за ним. Но у него совсем ничего не получалось, тем более что лестница была ему незнакома.
– Эфенди, ты еще здесь? – спросил он.
– Да.
– Ты знаешь, что есть обычай провожать гостей прямо до дверей?
– Знаю.
– А ты меня не провожаешь!
– Тогда позволь мне это сделать.
Я взял его за плечи и поддержал. Теперь дело шло гораздо оптимистичнее. Внизу, подле двери, он остановился, чтобы немножко отдышаться.
– Эмир, этот макредж твой заключенный, – сказал он.
– Если на дело посмотреть по справедливости, то да.
– Тогда ты и должен удостовериться, не сбежал ли он!
– Хорошо, я пойду с вами.
– Тогда дай мне свою руку!
– У тебя ведь две руки, эфенди, – сказал ага, – дай мне вторую.
Оба грузно, как мешки, повисли на мне, хоть их состояние и позволяло им в некоторой степени еще контролировать ситуацию. Их походка не отличалась твердостью; несмотря на это, мы продвигались достаточно быстро. Переулки были темны и безлюдны. На нашем пути мы не встретили ни одного человека.
– Твои арнауты испугаются, если я приду, – сказал мутеселлим аге.
– И я с тобой! – похвалился он.
– А я с вами! – завершил счет я.
– Араб еще там?
– Господин, ты считаешь, от меня смогут уйти такие люди? – спросил оскорбленно Селим-ага.
– Я проверю и его. У него были деньги?
– Нет.
– Сколько денег у макреджа, как ты думаешь?
– Не знаю!
– Он должен их отдать. Но, Селим, тогда, собственно говоря, твоих арнаутов не должно быть поблизости.
– Я их отошлю.
– А если они подслушают?
– Тогда я их запру.
– Вот так. Хотя, как только мы уйдем, они смогут говорить с заключенными.
– А я их не выпущу.
– Вот это правильно. Эти деньги должны быть у мутеселлима, который, естественно, не забудет дать аге арнаутов хороший бакшиш.
– Сколько, господин?
– Этого я пока не знаю, ведь сначала мне нужно увидеть, сколько у него вообще имеется.
Мы дошли до тюрьмы.
– Отпирай, Селим-ага!
– Господин, ключ же у тебя!
– И то верно!
Он полез за пояс и вытащил ключ. Затем долго прикладывался, примерялся, тыкал ключом, но все никак не мог найти замочной скважины.
На это я рассчитывал и поэтому попросил:
– Позволь, эфенди, я открою для тебя дверь!
Я взял у коменданта ключ, открыл им дверь, вытащил его, и мы вошли во внутренний коридор. После этого я вставил ключ изнутри в замок.
– Входите! Я снова запру дверь!
Как только они вошли, я сделал вид, будто хочу запереть дверь. На самом же деле быстро повернул ключ в обратную сторону, для видимости подергал дверь, якобы проверяя, заперта ли она.
– Закрыто. Вот твой ключ, мутеселлим!
Из задних камер и сверху пришли арнауты с лампами.
– Все в порядке? – Мутесселим прибавил достоинства голосу.
– Да, господин.
– Никто не убежал?
– Нет.
– И араб не убежал?
– Нет.
– А макредж?
– Тоже не убежал, – в тон ему ответствовал сержант в этом остроумном допросе.
– Ваше счастье! Иначе я бы вас заколотил до смерти. Валите отсюда в вашу конуру! Селим-ага, запри их там!
– Эмир, может, ты это сделаешь? – спросил меня ага.
– С удовольствием.
Такой поворот дела меня радовал. Ага взял одну из ламп, и я повел людей наверх.
– Господин, почему нас запирают? – спросил сержант.
– Будет проводиться допрос заключенных.
Я задвинул за ними засов и отправился вниз. Комендант и ага прошли уже в заднюю часть тюрьмы. Внешняя дверь была не освещена, поэтому я проскользнул к ней незаметно, приотворил ее и зашагал быстро за обоими.
– Где он? – услышал я вопрос мутеселлима.
– Здесь.
– А где хаддедин? – поинтересовался я специально перед тем, как открыли вторую дверь.
Мне нужно было постараться сделать так, чтобы дверь в камеру араба открыли в первую очередь.
– За второй дверью.
– Ну, открывай тогда ее.
Кажется, комендант не имел ничего против моего требования. Он согласно кивнул, и Селим открыл дверь.
Заключенный, должно быть, слышал наши переговоры и уже встречал нас, стоя в камере. Мутеселлим подошел поближе к нему и спросил:
– Ты – Амад, сын Мохаммеда Эмина?
Никакого ответа мы не услышали.
– Ты что, не умеешь говорить?
Заключенный снова промолчал.
– Собака, тебе здесь сумеют открыть твой поганый рот! Завтра же тебя увезут!
Амад и в этот раз не проронил ни слова, при этом он все время смотрел на меня, чтобы не упустить ни одного моего жеста или другого сигнала. Быстро подняв и опустив брови, я дал ему понять, что он должен быть начеку.
Мы пошли дальше. Теперь для нас открыли другую дверь. Макредж стоял, прислонившись к стене. Его глаза выжидающе смотрели на нас.
– Макредж, как живется тебе здесь? – спросил комендант с некой долей иронии.
– Да проснется у Аллаха желание заключить сюда тебя!
– Этого не допустит Пророк! Что, боязно?
– Я не боюсь!
– Ты хотел убить агу.
– Стоило бы.
– Хотел его подкупить.
– Он – сама глупость.
– Хотел заплатить ему сразу же.
– Его нужно было бы вздернуть.
– Твои желания, может быть, не так уж несбыточны, – сказал комендант с хитрым выражением на лице.
В результате обильного пития, а также в ожидании добавки его лик сиял.
– Что? – спросил макредж. – Серьезно?
– Да.
– Ты хочешь со мной поторговаться?
– Да.
– Сколько вы хотите?
– А сколько у тебя есть?
– Мутеселлим, мне нужны деньги на дорогу.
– Мы будем справедливы и оставим тебе на дорогу.
– Хорошо, тогда нам нужно потолковать. Но не в этой же дыре.
– А где же еще?
– В помещении, предназначенном для людей, а не для крыс.
– Тогда иди сюда!
– Дайте мне руку.
– Селим-ага, давай! – сказал комендант, не доверяя себе и боясь потерять равновесие.
Селим-ага испытывал те же сомнения, потому он толкнул меня в бок и сказал:
– Эфенди, лучше ты подай руку!
Чтобы не затягивать дело, я протянул макреджу руку и вытащил его наверх.
– Куда его? – спросил я.
– В комнату надзирателей, – ответил комендант.
– Дверь оставить открытой или…
– Только притвори ее!
Я возился с дверью долго, чтобы трое других первыми вошли в комнату, но из этой затеи ничего не получилось: комендант ждал меня. Значит, мне нужно было придумать что-либо другое.
Впереди шел макредж, за ним – комендант с лампой, потом – Селим-ага, а завершал все шествие я. Мне хватило лишь быстрого легкого толчка в локоть коменданта, чтобы у того выпала лампа из рук.
– Что ты делаешь, ага? – воскликнул комендант.
– Господин, я тут ни при чем!
– Ты же меня толкнул! Теперь темно. Принеси другую лампу!
– Хорошо, я возьму ее у арнаутов, – сказал я и вышел из комнаты.
Я запер комнату, из которой только что вышел, подошел к соседней двери и тихо отодвинул запор.
– Амад эль-Гандур! – тихо окликнул я.
– Господин, это ты? – тут же послышалось в ответ.
– Да, это я. Давай поднимайся быстренько наверх!
Амад с моей помощью выбрался из камеры, и я снова задвинул запор.
– Не говори ничего, торопись! – прошептал я.
Схватив его за руку, я повел его быстрыми шагами к входной двери тюрьмы. Скоро мы вышли из тюрьмы и закрыли за собою дверь.
Амад был слаб, потому свежий воздух чуть было не свалил его с ног. Я снова взял его под руки, и мы, как могли, припустились от тюрьмы. Миновав два угла, мы остановились у третьего; Амад сопел и хрипел от такой пробежки.
– Возьми себя в руки! Там ведь моя квартира, а также твой отец!
Я кашлянул, как было условлено, и мне сразу же ответили лучом света, по которому я понял, что дверь дома не закрыта.
Мы быстро зашагали через площадь. В двери дома нас поджидал Халеф.
– Заходи быстрее!
Амад вошел в дом, а я помчался обратно к тюрьме. Совсем мало прошло времени с того момента, как мы ее покинули. Я быстро закрыл наружную дверь, прыжками преодолел темную, но знакомую мне уже лестницу, чтобы попросить арнаутов дать мне лампу. Пять мгновений – и я уже был внизу и возвращался в комнату надзирателей.
– Тебя долго не было! – заметил мутеселлим.
– Арнауты хотели узнать, почему их заперли.
– И ты не мог дать в морду тому, кого это интересует? А почему ты нас запер?
– Среди вас был заключенный, господин!
– Эфенди, ты благоразумен и осмотрителен, ты все сделал верно. Поставь сюда лампу, и давайте приступим к делу.
Само собой подразумевалось, что комендант вовсе не собирается отпускать заключенного за деньги. Он лишь хотел выманить хитростью их у него, к тому же он боялся, что макредж окажет сопротивление.
Но эту уловку никак нельзя было назвать хитростью. Скорее, это являлось коварством или бесчестьем и к тому же большой неосторожностью. Они оба были немного навеселе; макредж мог просто связать их, отнять ключ и убежать, не опасаясь запертых арнаутов.
– Ну, говори, сколько у тебя там денег! – начал комендант.
– Лучше скажи, сколько вы с меня затребуете!
– Я только тогда назову тебе сумму денег, когда смогу реально оценить твои финансовые возможности.
– Попробуй!
– Три тысячи пиастров!
– Это опустошит мой кошелек полностью, – сказал макредж мрачно.
– Тогда ты дашь мне четыре тысячи пиастров!
– Господин! Это ведь еще больше!
– Макредж, скажи, ты вообще хочешь выйти отсюда? И запомни: мутеселлим никогда не торгуется. Не согласишься сейчас, придется платить тебе еще раз.
– У меня просто нет таких денег. Две тысячи я бы еще тебе дал.
– Твоя рука сжата в кулак, но ты, чувствую, охотно ее откроешь. Теперь я не уступлю ниже пяти тысяч пиастров.
– Господин, ладно, остановимся на трех тысячах.
– Пять, пять сказал!
Макредж гневно взглянул на мутеселлима, и на его лице отчетливо был виден страх за деньги. Но свобода ему, наверно, была дороже.
– Ты мне обещаешь, что, когда я тебе отдам деньги, меня отсюда выпустят?
– Обещаю!
– Поклянись Пророком!
– Клянусь! – не думая пообещал комендант.
– Возьми деньги и посчитай, – сказал макредж.
Он сунул руку в карман своих широких штанов, вытащил пакет, замотанный в шелковый платок, и отдал деньги коменданту. Тот начал считать их при свете лампы, которую охотно держал судья за его спиной.
– Все в порядке? – поинтересовался Селим-ага, когда мутеселлим закончил эту "работу".
Мутеселлим еще раз пересчитал деньги и затем со вздохом сказал:
– Это бумажные деньги, всего пять тысяч, но ты наверняка знаешь, что эти деньги не имеют особенной ценности. Фунт стерлингов стоит, например, если расплачиваться этими купюрами, сто сорок вместо ста десяти пиастров, так что добавь к этой сумме еще две тысячи пиастров, и мы квиты.
– Учти, что на эти купюры начисляют шесть процентов.
– Раньше было так, но только на часть этих денег, да и тогда падишах не платил никаких процентов.
– Ты несправедлив!
– Ну что же! Иди в свою конуру!
У макреджа выступила на лбу испарина.
– Это все равно не составляет двух тысяч.
– Сколько же?
– Одну тысячу триста шестьдесят три.
– Все равно ничего не меняется. Давай деньги!
– Господин, ты более жесток, чем тигр!
– А тебя угробит твоя скупость!
С суровым и яростным лицом макредж принялся отсчитывать деньги заново.
– Вот, бери! – наконец-то сказал он, глубоко дыша.
Мутеселлим еще раз пересчитал деньги, аккуратно сложил их и положил в карман.
– Все верно! Возблагодари Пророка, давшего тебе просветление ума, иначе я был готов просить еще больше.
– Ну, давай, отпусти меня! – потребовал макредж, снова заворачивая оставшиеся купюры в шелковый платок.
Мутеселлим смотрел на него с хорошо сыгранным удивлением.
– Отпустить? Ах да, ты же заплатил!
– Да, я заплатил.
– Верно, мне ты заплатил, а Селиму?
– Аллах-иль-Аллах! – гневно вскрикнул судья. – Ты же просил лишь пять тысяч.
– Аллах затемнил твой рассудок. Почему ты не спросил, кому эти деньги? Они предназначались для меня. Еще ага должен получить свою долю.
– Сколько же?
– Столько же, что и я.
– Господин, в тебя вселился дьявол!
– Заплати, и он исчезнет.
– Я не буду платить!
– Тогда добро пожаловать в камеру!
– О Мохаммед, о халифы, вы внимали, как он клялся. Шайтан уже в нем, и он его убьет.
– В лампе скоро закончится масло. Ты платишь или…
– Я дам ему только одну тысячу пиастров!
– Пять тысяч! Не торгуйся, иначе я еще повышу цену!
– Да нет их у меня!
– Есть, есть! Я видел и думаю, что должно хватить.
– Тогда я плачу.
– Я могу и дальше повышать цену. Начинать?
– Ты – тиран, даже сам дьявол!
– Итак, макредж, мы с вами разобрались. – Он тихо и выжидающе поднялся.
– Стой! – закричал заключенный. – Я заплачу!
Свобода все-таки прельщала макреджа больше, чем деньги. Он начал снова, слюнявя, считать деньги, комендант в это время уселся. Денег и в самом деле хватило, правда, у чиновника осталось всего несколько купюр.
– Вот деньги, и да проклянет Аллах того, кто их берет.
– Верно, верно заметил, макредж, – отвечал спокойным голосом его недавний союзник и теперешний противник.
– Этот ага арнаутов не возьмет денег.
– Почему?
– Здесь только пять тысяч! Ты забыл добавить еще две тысячи пиастров.
Макредж встал, и видно было, что его охватило неистовое желание вцепиться коменданту в горло, но он сумел обуздать свои эмоции.
– Вот все мои деньги! – Он указал на три лежащие перед ним купюры.
– Тогда я тебя снова запираю. Может, ты нам расскажешь, в каком месте ты зашил деньги. Пошли!
Лицо макреджа разом сделалось несчастным, будто он задыхался. Он снова залез в карман и вытащил мешочек, держа его так, что только он мог видеть содержимое.
– Ну, я постараюсь, может, удастся что-нибудь наскрести! Но твое сердце из камня, а душа превратилась в скалу.
– У меня только серебряная мелочь и несколько золотых монет. Ты получишь деньги, если их достаточно.
Он положил три купюры и принялся методично выкладывать золотую монету за монетой.
– Вот! Теперь я нищ, так как у меня осталось лишь сорок пиастров. Они мне необходимы. Я не собираюсь дохнуть от голода!
Должен сознаться, мне было жаль этого человека, но я уже понимал, что ему придется оставить все, вплоть до последнего геллера. Похоже, вид денег отрезвил мутеселлима. У аги тоже не наблюдалось и следов похмелья. Он уже собрался наложить руку на всю сумму, причитавшуюся ему.
– Стоп! – повелел комендант. – Пусть эти деньги хранятся тоже у меня. – Сказав это, он собрал все деньги и спрятал.
– Теперь-то я окончательно свободен! – обрадовался макредж.
Комендант с величайшим удивлением замотал головой:
– Свободен? А что, ты уже заплатил?
– Ты что, совсем ополоумел? У тебя же все мои деньги.
– Ты заплатил только лишь мне и Селиму-аге, а вот этот эмир ничего еще не получил.
– Он же вообще ничего не должен получать!
– Кто тебе это сказал? Он здесь, значит, ему причитаются деньги.
– У него нет ни малейшего права приказывать мне!
– А не он ли схватил тебя и раскрыл твою сущность? Ты, наверно, нездоров, макредж, иначе ты бы сразу понял, что ему, собственно, еще больше нашего причитается.
– Ему ничего не причитается! – крикнул в ярости бедный мучающийся заключенный. – Он ничего не получит, потому что с меня ничего нельзя взять! Даже будь у меня миллион, я сам не дал бы ему ни пиастра!
– У тебя еще есть деньги.
– Только сорок пиастров, о которых я тебе говорил!
– О макредж, ты вызываешь во мне сочувствие. Не считаешь ли ты, что я не отличу звук золота от звука серебра? В твоем кошельке еще полно золотых меджиди по пятьдесят и сто пиастров, а твое пузо так велико, что у тебя наверняка найдется и побольше денег, чтобы заплатить эмиру. Ты сейчас превосходно экипирован для поездки!
– Ты заблуждаешься!
– Тогда покажи кошелек!
– Он мой!
– Да хоть твоей бабушки! Можешь держать его у себя, дай мне только лишь деньги. Плати!
Макредж крутился и изворачивался как червь под давлением немилосердного хапуги. Эта картина была просто отвратительна, но разыгрывающаяся среди нас сцена проливала свет на истинное положение дел в среде турецкого начальства, особенно в тех провинциях, которые удалены от сферы влияния падишаха.
– Не могу, – проговорил макредж.
– Ну идем тогда в твою дыру!
– Не пойду. Я заплатил.
– Мы тебя заставим пойти.
– Тогда верни мне мои деньги!
– Они уже мои. Кстати, учти, что это я поймал тебя и просто обязан все отобрать!
– Я заплатил бы и за это, если бы у меня было столько денег!
– У тебя они есть! Ну ладно, если в кошельке на самом деле мало денег, то мне приглянулись твои хорошенькие часики. К тому же все твои пальцы в перстнях, которые дороже, чем та сумма, что ты должен заплатить.