- Марта взяла все на себя, - сообщил я Крыжевичу. Он недоуменно уставился на меня.
- Но она здесь ни при чем, - пробормотал он.
- Марта Редлих показала, что лично передала вам сверток, который вы должны были доставить в дом номер 25 по улице Ленина, квартира 11, - сухо сообщил я. - Она утверждает, что вы полагали: в свертке находится хлеб для ее больной знакомой. Вы готовы подтвердить показания Редлих в данной части?
Крыжевич полностью оправдал мои надежды. Когда до него дошло, что после подтверждения показаний Редлих его освободят, он засветился нескрываемой радостью.
- Вас отправят на работу в Германию, - сообщил я, завершая допрос. - Подпишете уведомление, что в ожидании предписания вы обязуетесь не покидать своего постоянного места жительства.
- Почему в Германию? - растерялся Крыжевич.
- А вы не боитесь тех, кто вас послал расклеивать листовки? - негромко осведомился я.
Удар попал в точку: Крыжевич побледнел, руки его затряслись.
- Успокойтесь, - улыбнулся я. - В Германии они до вас не доберутся. Потрудитесь во имя победы Германии на производстве, а после победы, когда мы очистим от большевистских пособников Вайсрутению, вернетесь обратно.
- А Марта? - наконец вспомнил Крыжевич о своей возлюбленной.
- Не задавайте глупых вопросов, юноша! - посоветовал я. - Ваша подруга была вражеским шпионом, полностью изобличена и созналась. Думаю, дальше говорить на эту тему не имеет смысла, все и так предельно ясно. Подписывайте бумаги, и я предоставлю вам свидание с Мартой. С глазу на глаз.
Для свидания я отвел им кабинет с диваном и дал час времени. Марта Редлих вызывала у меня уважение. И она оказалась мне действительно полезной, потому я и постарался хоть как–то скрасить последние часы ее жизни.
Свидание с Крыжевичем словно вдохнуло в Марту Редлих силы. Она обрела спокойствие и на очной ставке с моей Мартой подтвердила, что на самом деле является Мартой Мазуркевич, а документы на имя Марты Редлих, польской фольксдойче, ей передал командир диверсионного отряда НКВД с целью внедрения в органы СД.
- Я поздравляю вас, фройляйн Редлих, - сказал Штраух, улыбаясь и целуя руку моей Марте. - Справедливость восторжествовала, вам возвращено ваше имя и ваши права.
- Извините, Штраух, но фройляйн Марте надо отдохнуть, - решительно заявил я. - Я распоряжусь, чтобы ее отвезли на базу.
И я увлек Марту к выходу. На улице ее ждала машина с Махером за рулем.
- Махер отвезет тебя на базу, дорогая, - сказал я Марте. - За городом вас встретит эскорт на броневике. Теперь все будет хорошо!
- А что теперь будет с этой девушкой? - спросила Марта.
- Ее нельзя было спасти, - коротко ответил я. - Мы просто заключили сделку: я спас ее возлюбленного, а она отдала тебе свое имя для твоего спасения. Ты больше ничего не хочешь спросить?
Марта печально покачала головой.
- Теперь надо отпустить Крыжевича, - напомнил я Штрауху.
- Нет, мне не хотелось бы этого делать, - нахмурился Штраух. - Хоть лже-Редлих и пытается его выгородить, но очевидно, что это не она дала ему листовки и что только случайность помешала ему эти листовки расклеить. Виновные должны всегда нести ответственность - вот мой девиз!
- Я абсолютно согласен с вами, Штраух. Но кто мешает установить наблюдение за Крыжевичем и арестовать его сразу после того, как повесят лже-Редлих? - поинтересовался я.
- Мы так и поступим! - оживился Штраух. - Мы возьмем у Крыжевича подписку о невыезде в связи с предстоящей отправкой на работу в Германию. Тогда наблюдение за ним будет вполне объяснимым. А повесим его как большевистского агитатора с табличкой на груди: "Я распространял ложь о германских освободителях!"
- Замечательно! - одобрил я. - У вас врожденный дар политика, Штраух. Такой пример заставит призадуматься тех, кто клеит на стены партизанские листовки. Только повесить его должны позже лже-Редлих, а не наоборот. Она должна с эшафота увидеть его свободным.
- Это можно, - согласился Штраух.
- Ну, вот и решили! - удовлетворенно констатировал я. - После экзекуции я лично привезу Крыжевича в вашу тюрьму. Да, и еще я хочу забрать Майера: у меня есть на него виды.
- Забирайте, - согласился Штраух. - Дело в отношении него закрыто, мы отпустим Майера так или иначе.
Так моя Марта официально стала фольксдойче Мартой Редлих. Настоящую Марту Редлих повесили следующим утром в сквере напротив здания "Зольдатенхайм". При большевиках в этом помпезном четырехэтажном здании находился Дом Красной армии и Флота, - место увеселения красных командиров, а теперь там расположились госпиталь, кинотеатр, ресторан и публичный дом для немецких солдат. Честно говоря, непонятно, какими соображениями руководствовался Штраух, выбрав именно это место для казни: возможно, он хотел таким образом напомнить сообщникам партизан из немецких военнослужащих о неизбежном суровом возмездии.
Марта была абсолютно спокойна, даже когда ей набросили петлю на шею. Она нашла глазами стоявшего неподалеку Крыжевича и улыбнулась ему.
Когда тело Марты вытянулось на веревке, Крыжевич упал в обморок. Я приказал Махеру дотащить его до моей машины, привести в чувство и посадить на заднее сиденье.
Когда Крыжевич пришел в себя, я учтиво осведомился у него:
- Как вы себя чувствуете, господин Крыжевич?
Он ничего не ответил, и я продолжил:
- Я отвезу вас домой, но сначала вам придется навестить господина Штрауха, надо решить какую–то формальность… А возможно, что он решил предложить вам что–нибудь получше, чем работа на заводе в Германии.
Крыжевич снова ничего не ответил. Я внимательно взглянул на него и увидел, что Крыжевич беззвучно плачет.
Мы быстро промчались по проспекту в сторону центра и свернули к одному из чудом уцелевших зданий бывшего университетского городка, в котром расположились штабы СД. Едва Махер остановил автомобиль, как к нам подошел шарфюрер и доложил:
- Господин штандартенфюрер! Мне приказано сопроводить господина Крыжевича.
- Хорошо! - ответил я. - Вот господин Крыжевич, помогите ему выйти из автомобиля, а то он немного не в себе.
- Уверен, что господин Штраух быстро приведет его в себя, - не удержался от зубоскальства шарфюрер. Я строго взглянул на него и спросил:
- Господина Майера уже выпустили?
- Да, он уже час сидит в вестибюле в ожидании вас.
- Передайте ему, что я уже здесь и ему следует поторопиться: у меня мало времени.
- Слушаюсь, господин штандартенфюрер!
Через пару минут господин Майер вышел из подъезда.
- Идите сюда, Клембовский! - крикнул я. - Я подвезу вас.
- Спасибо, господин Герлиак, - поблагодарил часовщик Майер, он же международный вор и аферист Клембовский. - Но, право слово, до вокзала я добрался бы сам! Мне надо ехать в Волковыск.
- Зачем вам на вокзал, Клембовский? - насмешливо осведомился я. - Вам так дорога ваша часовая мастерская? Уверяю, что там найдется, кому за ней присмотреть.
- Куда же в таком случае вы меня отвезете? - осторожно осведомился Клембовский.
- Расслабьтесь, Клембовский! - рассмеялся я. - Для начала я приглашаю вас в гости, к себе.
- Я так понимаю, господин Герлиак, что в отношении меня у вас уже возник план, - невесело догадался Клембовский. - А я рассчитывал хоть немного отдохнуть на свободе.
- Совершенно верно, план уже есть, - подтвердил я. - Но об этом позже. Пока считайте, что вы просто у меня в гостях.
Крыжевич не удостоился чести быть повешенным для всеобщего обозрения на одной из площадей Минска; его расстреляли очень буднично: в числе заложников, взятых в качестве возмездия за очередных убитых партизанами немецких военнослужащих.
У Вахмана буквально вытянулось лицо от изумления, когда я вошел к нему в кабинет вместе с Клембовским и представил последнего:
- Вахман! Представляю вам нового сотрудника нашей бригады специального назначения. Господин Курт Майер. Он будет выполнять обязанности референта начальника штаба по работе с местным населением. На днях обергруппенфюрер Бах утвердит новое штатное расписание бригады и господин Майер получит звание "К-зондерфюрер". Я давно знаю господина Майера, он сотрудничает с СД уже почти восемь лет.
Я повернулся к Клембовскому и сказал:
- Господин Майер! Это начальник второго отдела штаба бригады СС-гауптштурмфюрер Вахман. По вопросам организации разведывательных мероприятий вам необходимо сотрудничать именно с господином Вахманом. Ближе вы познакомитесь позже, а пока я покажу господину Майеру места его работы и отдыха.
Мы вышли из кабинета, оставив Вахмана наедине с его отвисшей челюстью.
За обедом я представил Майера Рудакову. Последний изумленно посмотрел на меня, но ничего не сказал. После ужина мы уединились с Клембовским в моем кабинете за бутылкой коньяка.
- В чем будут заключаться мои обязанности, господин Герлиак? - поинтересовался Клембовский.
- Пока у нас организационный период, у вас не будет никаких обязанностей, - ответил я. - Мой батальон развертывается в бригаду, поэтому предстоят горячие деньки. Ну, и еще есть нюансы… Короче, когда будет нужно, то я скажу, что вам делать.
- А чем же мне заниматься завтра? - спросил недоумевающий Клембовский.
- А чем хотите, - усмехнулся я. - Главное, не покидайте пределов зоны, в которой находитесь: ни в остальные зоны, ни за пределы базы пропуска у вас нет.
- Но как же я буду консультировать начальника штаба по вопросам работы с местным населением, если не смогу покидать базу для выяснения обстановки? - с ехидцей возразил Клембовский.
Мне порядком надоела его занудливость.
- Не умничайте, Клембовский! - посоветовал ему я. - А то мне очень хочется вернуть вас Штрауху. Лучше скажите: вы видели сейф за спиной господина Вахмана?
- Разумеется, - отозвался Клембовский. - Солидная немецкая фирма, добротная и сверхсовременная конструкция… для тысяча девятьсот четырнадцатого года, разумеется! Именно тогда эта модель была представлена на выставке.
- Скажите, а внутри сейфа есть потайное отделение? - спросил я.
- Да, есть небольшое отделение. Запирается на ключ.
- Нет, я не о том маленьком отделении сверху, а о том, которое совсем не заметно, - уточнил я.
- Я понял ваш вопрос. Я тоже не о том. Я имею в виду отделение, занимающее промежуток между маленьким ящичком сверху и дном. Кажется, что это просто задняя стенка. На самом деле там двойная дверка закаленной стали с заливкой из специального бетона. Дверка суммарной толщиной не более сантиметра, но при простукивании кажется, что она гораздо толще. Потайное отделение глубиной около пяти сантиметров, разбито на секции: туда можно положить пачки денег в банковской упаковке или коробочки с драгоценностями. Открывается ключом, замочная скважина находится за фирменной табличкой. Кстати, табличка откидывается очень хитрым способом! Но зачем вам это? Неужели вы не знаете, что находится в сейфе вашего начальника второго отдела?
- Раньше вы никогда не задавали лишних вопросов, - жестко взглянул я на Клембовского.
- Извините за лишний вопрос, господин Герлиак, - развел руками Клембовский.
А что я мог ему еще ответить? Я действительно не знаю, что находится в потайном отделении сейфа, но очень хочу знать, и именно поэтому привез сюда старого взломщика Клембовского.
24 октября 1942 года, Вайсрутения, Налибокская пуща,
5 километров к югу от озера Кромань, базовый лагерь
отряда "Дядя Вова"
- Самое главное, что первая рота прорвалась сквозь кольцо окружения. Я оставил сообщение и систему сигналов в почтовом ящике, через три дня наведался и нашел там подтверждение получения приказа. Через две недели они будут в назначенном месте возле Князь–озера и готовы принять груз в соответствии с графиком, - доложил Федорцов.
- Это хорошо… если только Москва отреагирует, - невесело отозвался Коровин.
- А чего это они вдруг не отреагируют? - удивился Федорцов. - Мы же связь восстановили, доложили о том, что основные силы отряда уцелели. Мы по–прежнему готовы к действиям!
- Ты что, не понимаешь? - уставился на него Коровин. - Мы потеряли Цанаву! Мы даже не знаем до сих пор точно, жив он или мертв.
- Но ты же доложил, что он мертв. И это подтверждает Сибирцев, - возразил Федорцов.
- А кто его видел мертвым? Петерсон? А если он просто решил приписать себе ликвидацию высокого московского начальства? А Цанава на самом деле сейчас лежит где- нибудь на хуторе раненый и представляет, какой рапорт он отправит на нас в Москву. Про Торопца я уж и не говорю… Немедленно дай указание Сибирцеву: пусть выяснит досконально судьбу Цанавы и Торопца, пусть лично подтвердит, что видел их мертвыми. Если немцы действительно подобрали их тела, то держать в морге их будут долго.
- Я уже давал ему такое указание. Кстати, насчет указаний… - вспомнил Федорцов. - Ты давал указание выяснить судьбу Марты Редлих, которая из Польши в конце 1939 года уехала на территорию Белоруссии. Так вот: девушка лет девятнадцати–двадцати под именем Марта Редлих до недавнего времени работала в минском управлении СД.
- Вот как? - оживился Коровин. - Похоже, что это она! Но как она попала в управление СД? Ведь туда не берут кого попало! И подожди… что значит "до недавнего времени"?
- Неделю назад ее повесили в Минске, напротив бывшего Дома Красной армии с табличкой на груди: "большевистский шпион".
Коровин обхватил голову ладонями и замер.
- Черт! Как же это! Ведь я ее нашел! И вдруг! Как же это так? Как же?!
Впрочем, через несколько секунд он взял себя в руки и сухо осведомился:
- Подробности известны? Первое: как она попала на работу в управление в СД?
- Сибирцев высказал предположение, что ее туда устроили по заданию партизан, - ответил Федорцов. - Причем Сибирцев почти уверен, что ее туда устроили не наши, а поляки.
- Откуда он это знает? - раздраженно поинтересовался Коровин. - Факты, пусть факты дает, а не предположения строит! Он разведчик или гадалка, в конце концов?!
- Не горячись! - остановил его Федорцов. - Я понимаю твое беспокойство о судьбе этой девушки. Но тут не все так просто… Вот факты: работала она до начала октября этого года в управлении СД, а затем ее внезапно арестовали. Во время ареста при ней нашли чистые бланки немецких документов с подписями и печатями. И что удивительно: арестов после этого не последовало. Неужели немцы не нашли подозрительных связей? После ареста агента такого уровня немцы прочесывают всех подозрительных, а тут… Оказался арестован лишь ее сожитель, и тоже как–то странно: его скоро выпустили, а на следующий день после казни Редлих расстреляли вместе с заложниками. Похоже, что те, кто ее внедрил в СД, не имели отношения ни к минскому подполью, ни к партизанским отрядам, действующим в районе Минска. Я закурю?
- Да кури, конечно! Это ребята с соседнего отряда посылку получили из Москвы, и с нами поделились по–братски.
Коровин подвинул к Федорцову коробку "Казбека". Федорцов закурил, жадно затянулся и продолжил:
- Но есть тут еще одна странность. Сибирцев сказал, что произошла очень странная вещь: арестовали Марту Редлих именно как Марту Редлих, а судили и повесили как Марту Мазуркевич.
- Это как? - удивился Коровин. - Да не тяни, все выкладывай!
- В процессе следствия появилось заявление от истинной Марты Редлих. Якобы работники НКВД вынудили ее отдать свое имя и документы Марте Мазуркевич, а ее под этим именем держали в закрытом пансионате НКВД "Озеро Круглое".
- Подожди! Значит, медсестра из того самого пионерлагеря "Озеро Круглое", возле которого была наша резервная база, и была настоящая Марта Редлих? - недоверчиво воскликнул Коровин.
- Во всяком случае немцы в этом уверены. Теперь Марта Мазуркевич официально признана фольксдойче Мартой Редлих и даже подписала так называемый "фольксдойче- лист".
- А ты уверен, что она действительно настоящая Марта Редлих? - спросил Коровин, пристально глядя на Федорцова.
Тот только развел руками.
- Хорошо, вопрос неправильный, - согласился Коровин. - Теперь правильный вопрос: где сейчас эта официально признанная таковой Марта Редлих?
- По данным Сибирцева, полученным из надежных источников, ее увез Петерсон, который в кругу офицеров штаба генерала фон дем Баха известен как полковник С С Герлиак, командир бригады СС специального назначения.
- Куда увез?!
- Я попросил Сибирцева выяснить это. Но, разумеется, в пределах разумного. Интересоваться Герлиаком небезопасно. Он подчиняется непосредственно генералу фон дем Баху, и его подразделение выполняет какое–то специальное задание.
- Ягдкоманда?
- Похоже на то… Во всяком случае у нас Герлиак со своими людьми под видом окруженцев Петерсона действительно решал задачи ягдкоманды. Но есть две странности. Первая: подразделение Герлиака из батальона переформировывается в бригаду. Бригада - слишком много людей для ягдкоманды. Вторая странность, самая главная: место дислокации подразделения Герлиака засекречено даже для офицеров штаба генерала фон дем Баха. Это очень необычно.
- Необычно? - усмехнулся Коровин. - Да это все меняет!
- Что меняет? - не понял Федорцов.
Коровин сразу не ответил. Он взял папиросу из коробки и дунул в мундштук так, что табак полностью вылетел из гильзы. Коровин с досадой взглянул на пустую папиросу, бросил ее в сделанную из снарядной гильзы пепельницу и сказал:
- Герлиак охраняет объект, который нас интересует. Именно поэтому его дислокация строго засекречена. И у нас он появился не случайно: немцы вычисляют те разведывательно–диверсионные группы, которые могут иметь заданием уничтожение объекта, и ликвидируют их упреждающим ударом. Теперь понятно?
- Вот как… - задумался Федорцов. - Ты полагаешь, что нам придется и дальше заниматься объектом?
- Не просто "дальше", а исключительно им!
Коровин схватил Федорцова за плечо и прошептал ему
на ухо:
- Если мы захватим объект, то нам простят Цанаву. Это наш единственный шанс. Мы должны найти и захватить объект любой ценой!
"И найти Марту Редлих", - подумал Федорцов. Но в глубине души он понимал: если удастся найти объект и за
хватить установленное на ней уникальное оборудование, го про Цанаву и уж тем более Торопца можно смело забыть.
Глава 9
От первого лица: Генрих Герлиак, 22 октября 1942 года,
Вайсрутения, база-500
Чем дольше я размышлял, тем больше во мне крепло убеждение, что Вахман совсем не случайно появился в моем подразделении. Кто–то пристально следит за мной. Если бы был жив Гейдрих, то я бы не сомневался: это его неусыпное око. Теперь Гейдриха нет. Кому же нужен торчащий на Востоке с самого начала войны офицер СД, занимающийся рутинной боевой практикой? Ответ напрашивается один: кто–то получил доступ к данным по операции "Марьяж" и пытается либо ликвидировать всех значимых участников и организаторов операции, либо взять их до поры до времени под контроль.