В исключительных обстоятельствах - Виктор Пронин 42 стр.


Потрясенная Аннет не слушала увещеваний. Что ей до законных оснований! У нее свой кодекс чести и справедливости. Она схватит негодяя за руку и потащит... Куда? Неважно. Только бы не упустить! Сергей понял, что сейчас она ринется очертя голову, и вовремя, хотя с трудом, удержал француженку.

- Будьте благоразумны. Прежде всего надо убедиться...

- Именно этого я и хочу. Иду к нему...

И она впилась взглядом в человека за угловым столиком.

- Успокойся, Аннет. Тебе нельзя... Он узнает мадемуазель Бриссо и скажет, что не имеет чести...

- А может, лучше мне? - нерешительно подал голос Крымов. Сергей уже догадывался о ком идет речь, он весь вечер слушал разговор о трагической судьбе отряда маки и испанце-провокаторе. - Как считаете, Михаил Петрович? У журналиста всегда в запасе подходящий предлог...

Взглянув на хромоногого, Сергей заметил, что тот рассматривает их столик. Лицо бесстрастное, но взгляд вроде бы встревоженный. Неужели и вправду Кастильо-младший?

Крымов готовился к разговору с испанцем и мысленно формулировал первый вопрос возможного интервью. Но Аннет вдруг сорвалась с места. и помчалась, расталкивая танцующих. Увы, она опоздала. Хромоногий что-то сказал соседу по столу и быстро направился к двери в холл.

Аннет ринулась за ним, но в холле испанца уже не было.

Взбудораженная, Аннет вернулась в ресторан и выслушала упреки Полякова:

- Тебе не кажется, что ты ведешь себя как глупая девчонка? И дался тебе этот прохвост. Плюнь и забудь.

Сергей вопросительно посмотрел на Полякова, на Аннет и, не дожидаясь их одобрения, направился к угловому столику.

Оставшийся в одиночестве молодой человек нерусского типа - длинные белокурые волосы, глубоко посаженные голубые глаза, крупный нос на круглом лице - растерянно озирался, явно озадаченный внезапным исчезновением хромоногого и неожиданным появлением разговорчивого незнакомца.

Крымов начал по-русски, хотя не представлял, кто он, его собеседник. Но едва тот произнес несколько слов - тоже по-русски, как Сергею стало ясно: иностранец, точнее француз, с истинно французским грассирующим "р".

- Вы владеете русским?

- Да, с юношеских лет я немного изучал ваш язык.

И тем не менее Сергей - пусть не задается - решил продолжить разговор по-французски, вскользь заметив, что, видимо, для месье это родной язык. Посчитав, что протокольная часть беседы завершена, Крымов приступил к делу.

- Извините за беспокойство. Я журналист, и если я не ошибаюсь, ваш друг, - Сергей кивнул на пустой стул, - один из распорядителей павильона международной выставки в Сокольниках. Хотелось бы воспользоваться удобным случаем и получить интервью. Непринужденная беседа в столь приятной обстановке - половина успеха. Вы не разрешите подождать его здесь?

Молодой человек изобразил улыбку и, хотя явно насторожился, сказал:

- Извольте.

- Вы не знаете, как скоро он вернется?

- Нет.

- Я вам не очень помешаю?

- Нет.

- Буду весьма признателен, если поможете побеседовать с вашим другом, как говорят...

Иностранец резко прервал:

- Он мне не друг, месье... Не имею чести знать вашего имени.

Сергей протянул свою визитную карточку и получил ответную.

- Присаживайтесь, месье... - иностранец взглянул на карточку, - месье Крымов... Простите, я плохо запоминаю русские фамилии. Прошу вас! Что будете пить? Виски, водка, коньяк? О, армянский коньяк превосходный напиток. Чудесный аромат...

Когда выпили по рюмке, иностранец несколько оттаял и явно готов был перейти от односложных ответов к спокойной беседе.

- Мы коллеги, месье Крымов. Я представляю в Москве не очень популярную в вашей стране газету. Но смею утверждать, что в нашем небольшом государстве в кругу деловых людей она весьма авторитетна.

- Вы давно в Москве?

- Недавно. Месяц назад улетел по вызову шефа, и только вчера из Парижа.

- Вы живете там?

- Нет. Я выполнял просьбу отца навестить больного дядюшку. Неприятная миссия.

- Что так?

- Я недолюбливаю своего дядю. Мне не нравятся его дом, образ жизни, друзья. Но это не имеет отношения к делу.

Иностранец резко прервал беседу и только после длительной паузы продолжил разговор.

- Перед отъездом в Москву дядя сказал, что рекомендовал меня своему другу, и предупредил: "Он разыщет тебя сам. Это очень полезный журналисту человек. У него много друзей в Москве. Он сможет ввести тебя в круг московских интеллектуалов". Сегодня утром дядин друг позвонил мне, и мы условились вместе поужинать. Как видите - неудачно... Не пойму - что случилось? Впрочем... Пути бизнесменов неисповедимы.

- Да, пожалуй. Видимо, какие-то неотложные дела заставили его покинуть вас. Что поделаешь, с бизнесменами такое случается. Но вы не огорчайтесь, подсаживайтесь к нашему столику, - и он кивнул в сторону Полякова. - Познакомлю с очаровательной француженкой Аннет Бриссо и ее московским другом профессором Поляковым. Смею заверить, как коллега коллегу, вам будет интересно. Оба бывшие маки, участники Сопротивления...

Иностранец повернул голову в сторону Сережиных друзей.

- Маки? О, это более чем интересно. И по многим причинам. Упомянутый мною дядя был тоже маки. И, кажется, удостоен наград. А встреча в Москве двух маки - француженки и русского. Это великолепно! Находка для журналиста...

- Тогда милости прошу вас, коллега, к нашему шалашу...

...Сергей представил нового знакомого коротко: "Луи Бидо, журналист".

Аннет испытующе оглядела незнакомца, обронила несколько слов в адрес хромоногого, и вот уже потек сбивчивый разговор о том, о сем, пока Луи не попросил разрешения задать Аннет я Полякову несколько вопросов.

- Мою газету очень заинтересует, как много лет спустя встретились на московской земле маки, француженка и русский.

Аннет и Поляков попытались было уклониться от интервью, но их уже дружно атаковали и Луи, и Сергей. Интервью состоялось, хотя ответы, господин Бидо это почувствовал, были нарочито краткими. Аннет посуровела, растревоженная встречей с хромоногим. Она сдвинула брови, пытаясь что-то вспомнить, а потом неуверенно спросила:

- Я не ослышалась, месье Бидо, господин Крымов что-то сказал о вашем дяде, тоже бывшем маки?

- Да, вы не ослышались.

- Он носит ту же фамилию, что и вы?

- Нет. Это мой двоюродный дядя. Его фамилия Роже... Анри Роже...

Аннет встрепенулась.

- Ты слышишь, Мишель?.. Анри Роже!.. Неужели тот самый... Наш Анри... Послушайте, Луи, нет ли у вас его фотографии? Нет? Жаль. Тогда попробуйте нарисовать словесный портрет... Мы только что вспоминали с Мишелем одного нашего друга... Простите, бывшего друга. Его тоже звали Анри Роже.

Она говорит сумбурно, взволнованно, а Луи досадливо хмурится, ему неприятен разговор о дядюшке, тем более если он друг этих вообще-то милых людей. Слова "бывшего друга" он пропустил мимо ушей.

- Что же, попытаюсь быть предельно точным.

Машинально помешивая кофе в чашечке, Аннет не отрывала глаз от Луи Бидо. Тот не без юмора начал описывать дядюшку. Словесный портрет получился настолько точным, что Мишель и Аннет сразу узнали: "Это он - Анри Роже. Воистину - мир тесен..."

Сергей внимательно слушал разговор о малоизвестных ему людях, все это могло обогатить будущий очерк. Но время позднее - уже одиннадцатый час, а он обещал Ирине позвонить не позже десяти. Еле дождался подходящего момента.

- Прошу извинения, но я должен позвонить жене, она у больного отца.

.,..Голос Ирины тревожен:

- Отцу хуже. Сердечный приступ. Вызвала неотложку... Звонил Бутов... Я сказала ему о твоем желании повидать его. Виктор Павлович ответил - "пусть позвонит". Сегодня он долго задержится на работе. Когда придешь?

- Скоро буду. - Сергей повесил трубку и на мгновение задумался: "Удобно ли сейчас звонить полковнику, время позднее. Можно и завтра, не к спеху. А впрочем, позвоню. Бутов, наверное, еще на работе".

- Виктор Павлович, это я, Сергей. Извините, что звоню так поздно.

- Что-нибудь случилось?

- Нет-нет, ничего не случилось. Просто я нуждаюсь в вашей консультации. Хотел бы с вами повидаться.

- Вы где сейчас находитесь?

- Я при исполнении служебных обязанностей, но не в редакции. Нахожусь в ресторане...

- Однако же... По заданию редакции в ресторане? Так сказать, совмещаете полезное с приятным.

- Совершенно верно. Я делаю репортаж о встрече советского ученого, профессора Полякова, с боевой соратницей по отряду Сопротивления во Франции. Тридцать лет спустя встретились Аннет и Мишель - француженка и русский, бойцы отряда маки. Сидим за столиком, пьем шампанское и мило беседуем. Я очень нуждаюсь в вашем совете... Это моя первая серьезная работа...

- Всегда рад помочь...

- Благодарю вас, Виктор Павлович. До встречи. Буду звонить вам...

...Крымов вернулся расстроенный.

- Тестю плохо. Я должен немедленно ехать домой.

"ГОСТЬ" ПРИБЫЛ

Утром в квартире Рубина раздался телефонный звонок.

- Слушаю.

- Господин Рубин? Захар Романович?

- Да, я. Что угодно?

- Вам привет от Нандора.

Рубин в замешательстве промолчал.

- Вы слышите меня?

- Слышу. Как себя чувствует, господин Нандор?

- Хорошо. Я бы хотел встретиться с вами. Это возможно?

- Думаю, что да. Вы откуда звоните?

- Из центра. Из автомата.

- Я к вашим услугам. Не буду возражать, если приедете ко мне, гостей положено принимать дома. Живу один. Я болен, и, признаться, гулять в таком состоянии не очень хочется.

- Ваш вариант меня не устраивает, - сухо отрезал незнакомец. - Надеюсь, вы в состоянии ходить?

- Да.

- Вот и отлично. Мы должны увидеться сегодня же, скажем, часов в двенадцать. Сможете?

- Пожалуй. Где?

- В Третьяковской галерее.

- Где конкретно?

После некоторого молчания последовал ответ:

- Возле картины Сурикова "Боярыня Морозова". Вы, кажется, знаток живописи и, надеюсь, знаете, где она висит.

- Да, конечно, - ответил Рубин. - Как я вас узнаю?

- Это не трудно. Светло-серый костюм, белая рубашка, темно-синий галстук. В правой руке буду держать газету.

- Простите, как вас величать?

- Мигуэль Кастильо. Значит, договорились? До скорой встречи.

Телефон умолк, но Рубин какое-то время еще продолжал держать трубку. Звонок незнакомца, хотя и не неожиданный, растревожил до сумятицы. Стенокардия - в последнее время она довольно часто напоминала о себе - сейчас же отозвалась очень уж резкой болью в сердце. Рубин принял антиспазматическое лекарство и присел в кресло.

Боль в сердце постепенно утихла, а душевная боль не унималась. Жизнь прожита никчемно и, кажется, подходит к концу. А что хорошего сделал он в этой жизни? Какой оставит след? Много таких нелегких вопросов задал он себе в те тягостные минуты. Вспомнилось где-то прочитанное: хорошо быть ученым, инженером, писателем, но очень плохо не быть при этом человеком. Есть интересная, любимая работа. Кое-чего достиг, получил признание, стал доктором наук, профессором. А вот человек не состоялся. От такого горького самому себе признания очень защемило сердце. Из дальних уголков памяти выплыли Леночка Бухарцева, первая любовь, которую он предал, и другое, еще более страшное предательство - измена Родине. Родина простила, даже оказала доверие. И Рубин встрепенулся - Бутов!.. Для него он - олицетворение гуманности советского государства. И засуетился: что же я не звоню?

Дрожащей рукой Захар Романович набрал номер телефона полковника и чуть ли не заикаясь сообщил о звонке незнакомца, назначенном свидании в Третьяковской галерее.

- Скажите, что мне делать, как поступить в такой ситуации?

- Прежде всего успокоиться. Мне не нравится ваш голос - не волнуйтесь. На свидание идите. Узнайте, что именно он хочет от вас получить. Скорее всего речь пойдет о каких-то данных по наиболее важным и закрытым работам института. Скажите, что должны собраться с мыслями, с ходу это не делается, да и место для разговора на такую тему не подходящее. Как мы условились, скажите, что с рацией у вас не ладится, видимо, неисправна. Под этим предлогом вновь пригласите его к себе домой, Если будет настаивать на другом месте встречи - не отказывайтесь. Постарайтесь узнать, как долго он пробудет в Москве, когда и по каким делам намерен вновь прибыть в нашу страну? Как штаб-квартира в дальнейшем будет осуществлять связь с вами? Вам все понятно, Захар Романович?

- Понятно.

- В таком случае действуйте. - Это генеральское "действуйте" прочно вошло и в бутовский лексикон. - Главное, возьмите себя в руки, не волнуйтесь. После свидания с гостем позвоните. Буду ждать.

ВСТРЕЧА

Напутствия Бутова не помогали - Рубин с большим волнением переступил порог храма искусства.

Рубин торопливо разделся, подошел к зеркалу, причесался и направился в знакомый зал на "свидание" с "Боярыней Морозовой" - позже он так полушутливо отрапортует Бутову.

Захар Романович любил живопись, неплохо разбирался в ней, не раз бывал в Третьяковке, подолгу простаивал у творений великого Сурикова, но теперь ему не до шедевров. Лихорадочно переводит взгляд с одного экскурсанта на другого - не этот ли Мигуэль Кастильо? И тут же спохватывается - он же предупредил: светло-серый костюм, белая рубашка, в правой руке газета...

В зал вошла новая группа. Пригласив подойти поближе, экскурсовод начала свой хорошо отработанный рассказ о церковных реформах патриарха Никона, совпавших с протестом крепостного крестьянства и посадского люда против социальных новшеств, о подвижнической жизни боярыни Морозовой.

...Экскурсовод умолкла. Ждала вопросов. Рубин оглянулся и увидел Бутова. В толпе экскурсантов полковник шагал от картины к картине, с интересом слушал экскурсовода и даже задал какой-то вопрос, выказав тонкое понимание истории. Неожиданное появление Бутова обрадовало Рубина. На душе уже не так тревожно. А когда Виктор Павлович, поравнявшись с ним и не глядя на него, буркнул "главное не волноваться", профессор и вовсе перестал хмуриться, воспрял духом.

Между тем зал почти опустел, и Рубин остался один на один со знаменитой раскольницей. Где же вы, гость нежеланный? И, славно откликаясь на профессорский зов, рядом вдруг оказался человек в светло-сером костюме с газетой в правой руке. Сердце ёкнуло и забилось. На какое-то мгновение Рубину захотелось послать все к черту и уйти. "Нет-нет, теперь я уже не способен на притворство. Оно требует полного самоотречения и крепких нервов. Извините, Виктор Павлович, не могу, сил нет..." Но он переборол этот всплеск разыгравшихся нервов и с каменным, несколько побледневшим лицом обратился к человеку с газетой в руке:

- Если не ошибаюсь, господин Мигуэль Кастильо?

- Вы не ошибаетесь, господин Рубин. Это я вам звонил. - Холодные, недоброжелательные глаза в упор уставились на Сократа.

Профессор переминался с ноги на ногу и, чтобы как-то завязать разговор, спросил:

- Как вам нравится суриковское творение? Великолепно, не правда ли?

- Восхищен. Прекрасная картина. У нас, на Западе, знают, что Россия в прошлом дала много прекрасных мастеров живописи: Рублев, Иванов, Шишкин, Айвазовский и, конечно, Суриков.

- Разве только в прошлом? В нашей стране и сейчас немало талантливых, известных во всем мире художников.

- Не говорите про ваших нынешних! - заметил гость полушепотом с нескрываемым раздражением. - Художник лишь тогда творец, когда он свободен, независим, когда он творит по велению сердца, а не по указке сверху. Однако, как вы догадываетесь, я пришел не для дискуссии. При удобном случае мы об этом поговорим, а сейчас у меня дела поважнее.

И направился в дальний угол зала. Рубин за ним.

- Первое, что тревожит нас, я имею в виду ваших друзей на Западе, включая, разумеется, и меня, это состояние вашего здоровья. Вид у вас, прямо скажем, не очень. Быть может, мы в состоянии помочь вам? Хотя бы лекарствами? Кстати, чем вы больны?

- Самая модная болезнь века... Сердце... Стенокардия...

- О, этим страдают буквально все люди пожилого возраста. Посоветуйтесь со своим врачом, и пусть он порекомендует какое-нибудь радикальное западное лекарство. Мы вышлем вам, сколько бы оно ни стоило...

- Вы очень любезны. Стоит ли вас беспокоить?

- Поверьте, это сущий пустяк. Мы умеем по достоинству ценить тех, кто с нами, кто помогает нам. Не стесняйтесь, будем рады помочь. Кстати, в Швейцарии на ваш текущий счет уже положено некоторое количество американских долларов. Это, так сказать, аванс за активную работу в будущем. Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным и продолжительным. Что касается размера вознаграждения, то это будет зависеть от вас. Чем больше поступит информации, тем щедрее будет оплачена работа. Само собой разумеется, что речь идет о достоверной информации. Я думаю, вы поняли меня?

- Да, вполне, - буркнул Рубин.

- Для начала скажите, пожалуйста, не собираетесь ли вы в ближайшее время выезжать на Запад? По любому поводу...

- Сейчас затрудняюсь ответить, со временем, пожалуй, смогу.

- Каково ваше положение в институте, ваше, так сказать, реноме?

- Не жалуюсь. Меня, как и прежде, высоко ценят.

- Прекрасно. Нас серьезно заинтересовал,ваш институт, проблемы, которыми вы занимаетесь. - И тут Кастильо перешел почти на шепот. - Скажу вам больше, буду откровенен с вами. Нас интересует родственный вашему институт на Дальнем Востоке, в Приморском крае. Вы, вероятно, связаны с ним, и, возможно, вам приходится наведываться туда. Так?

Рубин смутился, не зная, как реагировать на информацию Кастильо о родственном институте. Он неопределенно ответил:

- Советские ученые обмениваются опытом с учеными Запада по проблемам нашего института. У них нет секретов друг от друга.

- Это еще как сказать, - оборвал его Кастильо. - Думаю, что вы сможете дело поставить так, что у вас - профессора Рубина - не будет секретов от нас.

Известно, что Советы разрабатывают комплексную программу экономического развития Дальнего Востока до 2000-2005 годов и проблему размещения и развития производительных сил дальневосточного экономического района - также на длительный период. Несомненно, к столь важной и огромной работе причастен и ваш "родственник" на берегу Тихого океана, а возможно, и ваш институт. Надеюсь, вы поняли меня? Учтите, за любую информацию об этом необыкновенном крае, в пределах которого легко разместились бы все государства Европы и еще осталось бы свободное место, весьма высоко платим мы, американцы, особенно сейчас. Мы очень интересуемся Дальним Востоком.

Назад Дальше