Леонид Григорьевич знал, что ему не дадут покинуть город. Смерть не страшила его. Больше всего боялся он погибнуть, не отомстив за Любаньку, друзей, Максима, девочек. Знал он, что сможет сделать это только незаконными методами.
Батяня поехал на дачу Вьетнамца, адрес которой сообщил покойный Максим. У Безрукова было немного времени, пока тот с подручными проводят "Большого человека". С охранявшей дом овчаркой Леонид Григорьевич справился быстро. Труп пса полетел в булькавший на огне котел, где выпаривалось наркотическое зелье. Вьетнамец слыл лучшим в регионе изготовителем наркотиков и "варил" их только для избранных, наиболее состоятельных клиентов, а также для собственного употребления. Едва Батяня "утопил собачку", как заурчал мотор и во двор въехал "Джип". Из него вылезли трое парней. Один сразу направился на кухню, к котлу с зельем. Отодвинув крышку, парень остолбенел. Вышедший из стоявшего рядом большого шифоньера Безруков ударил его в висок и запер труп в шкафу. На улице, журча мочой, "быки" делились впечатлениями от казни. Подкравшись к ним сзади, Батяня крутанул голову ближнего к нему. Хрустнули сломанные шейные позвонки. Парень рухнул в малину, на которую писал. Второй изумленно глянул на Безрукова и полетел в тот же куст с переносицей, вбитой в мозг ударом кулака.
Заурчал еще один мотор. Еще один "Джип" въехал во двор. Вьетнамец и водитель деловито потопали на кухню. Третий пристроился к малиновому кусту, принялся насвистывать, задрав голову в звездное небо, и захлебнулся собственным кадыком, на который обрушился удар батяниной ладони.
- Суки! Пидоры гнойные! Тащи этих раздолбаев сюда! - залился визгом Вьетнамец, обнаруживший в котле труп собаки.
Его последний подручный выбежал из дома. Леонид Григорьевич стукнул его широко раскрытой ладонью в самый кончик носа, усилив удар мощным зарядом собственной биоэнергии. Парень безжизненно вытянулся у порога. На кухне вокруг котла с изгаженной наркотой прыгал Вьетнамец. Увидев Безрукова, он заметался. Батяня в полете ударил его ногой по голове, затем, приземлившись, - еще раз ногой в живот и ребром ладони по шее, прошелся большими пальцами вдоль позвоночника, дробя узлы нервов. Потом бил руками и ногами. Пока Вьетнамец не обмяк на полу и не напустил под себя лужу.
- Рассказывай, как дочь мою убивал! - подтащил его к котлу Леонид Григорьевич.
- Не мочил я ее! - завыл "бригадир". - Любил я ее, но не дали мне твою Любку. Другой ее и трахал и "грохал".
- Адрес! - впился в волосы Вьетнамцу Безруков.
- Не скажу! Кончат меня лютой смертью! - попытался дотянуться тот до большого кухонного ножа.
- А меня ты не боишься? - погрузил его лицом в кипящее варево подполковник.
Вьетнамец забился, заизвивался и безжизненно замер. Леонид Григорьевич вытащил его из котла, глянул в обезображенное лицо с лопнувшими глазами и отшвырнул труп.
* * *
На пороге своей квартиры Батяня заподозрил что-то неладное. Обостренным слухом он определил какой-то писк в глубине жилища. В два прыжка Леонид Григорьевич влетел в предусмотрительно оставленный открытым лифт. Уже на первом этаже он услышал грохот сотрясшего дом взрыва. Выйдя из подъезда, Батяня взглянул на свою пылавшую квартиру. Ствол автомата уперся ему в спину.
- Вы задержаны по подозрению в убийстве, - вырос, словно из-под земли нагловатый следователь, ведший дело об убийстве Любы.
На Безрукова надели наручники, втолкнули его в милицейский "Форд".
- Куда мы едем? - спросил Леонид Григорьевич, видя, что машина выезжает на загородное шоссе.
- На следственный эксперимент, - гоготнул следователь.
- Какой следственный эксперимент, когда я не арестован, а только задержан? Вы законы хоть знаете? - возмутился Батяня.
- Сиди уж! - больно ткнул его автоматом в бок сидевший рядом милиционер, очень похожий на Вьетнамца.
В старинном дворце, построенном для одного из фаворитов Екатерины II, Безрукова ждал сам "Большой человек". С Леонида Григорьевича сняли наручники, захлестнули запястья ременной петлей и подвесили. Невысоко, так что время от времени он мог касаться пола кончиками пальцев ног.
- Ну, чё, дурак, справедливости захотел? Справедливость в этих краях - я! Тебе ведь давали понять, чтобы не лез не в свое дело! Давали? - обернулся "Большой человек" к следователю.
- Так точно! Давали! - заюлил тот.
- Вот видишь! А ты торжества закона захотел. Законы здесь пишу я! Мои дети будут править Россией, внуки - Европой, правнуки - миром, утверждая господство и волю нашего властителя. Твой дух скоро встретится с ним и будет ему служить. Мы принесем тебя в жертву. Ты хотел видеть как умирала твоя дочь. Смотри! - "Большой человек" приблизил к лицу Батяни фотографии.
С ужасом увидел подполковник распростертую Любу. Молодая холеная женщина с порочным лицом слизывала с нее кровь. На другой карточке над уже седой, безрукой Любой изгилялся "Большой человек".
- Ручонки твоей дочке я отрубил. Ее фамилия Безрукова, вот я и привел ее в соответствие с фамилией. Да и трахать ее так было интересней. Потом я ее задушил - еще интереснее стало. Сейчас мы из тебя крови попьем, потом тоже ручонки отрубим. Вот и топор с плашкой тебя ждут. Потом опустим в этот люк. В подполе у меня кабаны живут. Кровь почуют - раздирают жертву на части. Девок я им скармливать не стал. Животные у меня сытые тогда были. У них могли от переедания проблемы со здоровьем начаться.
Большой человек нажал на кнопку. Под батяниными ногами провалился пол. Три огромных, омерзительных кабана жадно захрюкали внизу.
- Ну, теперь попьем крови, - закрыл люк "Большой человек" и направился к Батяне, поигрывая кинжалом с двойным клинком.
- Облом! Не попьешь ты крови! - сказал Безруков и, подтянувшись на ремне, заехал сразу двумя ногами "Большому человеку" в челюсть.
Тот, выронив кинжал, отлетел в конец комнаты, к плахе с топором. Вывернув кисти рук, Батяня освободился от пут. Схватил кинжал и воткнул его в глаза брату Вьетнамца, прежде, чем он добрался до автомата. Бич со свистом рассек воздух и плечо Леонида Григорьевича. Женщина, которая на фото мучила Любу, наносила удар за ударом, отсекала Леонида Григорьевича от автомата, гнала его к вооружившемуся топором "Большому человеку".
- Я-то думал: ты - штабная крыса, а ты кое-что умеешь, - шипел тот, пытаясь достать Безрукова топором.
На счастье Безрукова его убийцам мешал мельтешивший следователь. Батяня дотянулся до плахи, схватил ее и прикрылся от удара топором. Оружие застряло в дереве. Безруков рванул плаху на себя и погрузил ногу в живот "Большого человека". Тот, хрюкнув, свалился. Леонид Григорьевич опустил плаху на спину следователя. Треснув сломанным позвоночником "оборотень" уткнулся в пол. Батяня еще раз опустил на него плаху и выдернул топор. Женщина швырнула в Безрукова хлыст и кинулась к автомату. Она успела схватить оружие и повернулась к Батяне. Брошенный им топор со свистом вонзился сектантке в середину лба. Подполковник еще раз стукнул "Большого человека", добрался до автомата. В дверь скребся еще один мент. Леонид Григорьевич прошил его двумя очередями. Затем Батяня схватил пришедшего в себя "Большого человека" и швырнул его на плаху. Тот почувствовал нестерпимую боль и увидел, как его правая рука отделилась от тела. Снова свист топора - и "Большой человек" лишился левой руки. Батяня открыл люк и сбросил "Большого человека" к кабанам. "Большой человек" пронзительно завизжал. Кабан впился ему в мошонку. Другой принялся деловито прогрызать горло, добираясь до сонной артерии. Третий клыками вспорол живот и принялся пожирать внутренности. Дождавшись, когда затих последний крик "Большого человека", Батяня расстрелял кабанов из автомата.
* * *
На рассвете Безруков навсегда покинул город. Под вечер Леонид Григорьевич добрался до дальнего водохранилища. Еще месяц назад они с Любой были здесь. Отец возился с удочками, дочь щипала на косогоре раннюю землянику. Все здесь напоминало Леониду Григорьевичу о дочке. Вон, и закладка ее лежит. Тогда обыскались, а сейчас - вот она! Даже надпись "Люба Безрукова" не успела выгореть под солнцем. Батяня развел костерок, закурил. Он смотрел на заходящее солнце, на залитый его лучами косогор, и ему виделась порхающая по склону Люба. Слышался ее звонкий голос:
- Батяня! Земляники-то сколько! Иди, поклюй!
Ему хотелось ответить что-то ласковое, но он понимал. Что уже никогда не сможет этого сделать…
"Большого человека" похоронили без помпы, нетрадиционно скромно. Его империю тихо и без разборок растерзали местные мафиозные группировки. А на территории лесопарка еще долго находили женские трупы.
Двойничок
Смолоду Отец Нации ничего не боялся. Он смело лез под пули в партизанских отрядах, был в гуще столкновений демонстрантов с полицией, первым становился на железнодорожное полотно или шоссе, когда рабочие перекрывали их в знак протеста против политики правительства. В стране все знали этого человека в лицо по объявлениям полиции о его розыске как особо опасного государственного преступника.
В тот сентябрьский день он поднялся на баррикаду, сжимая в руке государственный флаг. На баррикаду двигались танки, много танков.
- Солдаты! - прокричал он в мегафон. - Мы боремся за то, чтобы ваши братья имели работу. Чтобы ваши сестры не были проститутками для заезжих американцев. Чтобы ваши родители имели достойную, обеспеченную старость. Если вы против этого, - стреляйте в меня! Стреляйте в своих братьев!
Головной танк остановился. Из люка высунулся одноглазый, лысоватый капитан. Он приказал прекратить движение остальным танкам. Капитан пыхнул короткой сигарой, вперил свой единственный глаз в стоявшего на баррикаде крупного, рано поседевшего человека и повернул танки на дворец тогдашнего президента страны. В тот день в государстве установился новый режим. Крупный человек с баррикады стал Отцом Нации, а капитана, повернувшего танки против правительства, провозгласили Символом Нации.
Символ Нации уютно почувствовал себя в кресле министра обороны, в новеньком маршальском мундире; в шести дворцах, подаренных ему Нацией, в объятиях многочисленных любовниц. Со временем Символу Нации подчинили и систему государственной безопасности: надо было достать бежавшего за границу свергнутого президента, его многочисленную родню и министров. Кого-то из беглецов умертвили. Кто-то предпочел купить жизнь, вернув "награбленное у нации" в государственный банк страны. Внутри страны у гэбэшников дел было мало: Нация любила своего Отца. Ведь с его приходом к власти выпивка и сигареты стали необычайно дешевыми. Отец Нации быстро разочаровался в своих "соратниках". Оказалось, что все они умели лишь красиво болтать на митингах и совершенно не хотели вникать в проблемы страны. Им, как и Отцу Нации, стало хорошо и уютно в отобранных у американских миллионеров и изгнанной "элиты" дворцах. Зато раздоров и интриг стало, хоть отбавляй. Тому не нравится "подаренная" Нацией вилла. Того обидели при награждении. Тому подарили "Ягуар", а не "роллс-ройс". Деньги же в казне очень быстро кончились. Не от хорошей жизни тайно собрал Отец Нации главарей восьми мафиозных кланов, давно поделивших страну на сферы влияния, изложил им ситуацию, попросил помощи.
- О’Кей, "пахан", - сказал ему один из патриархов мафии по кличке Седой. - Будут "бабки", все будет. Условие одно: чтобы ни местная полиция, ни "Интерпол" в наши дела не лезли. Местные пусть карманников ловят, а "Интерполу" тут вообще делать нечего… Ну, как? Идет? Обижен не будешь!
- Идет, - кивнул ему Отец Нации.
Капиталы мафии помогли оживить экономику. Следом пошли инвестиции иностранных фирм. А там - на прекрасных пляжах вновь появились американские, английские, немецкие туристы, ввозившие в страну миллионы и миллионы долларов, фунтов, евро. Но, не только оживили экономику местные и зарубежные мафиози, - полностью прибрали ее к рукам. Следом купили они чиновников государственного аппарата, а там добрались и до высших эшелонов власти. Не успел Отец Нации оглянуться, как привела подросшая дочка жениха - одного из "молодых реформаторов", главу транснациональной корпорации. Только свадебку сыграли, звонит Седой:
- Не обижал бы ты зятя, "пахан". Кресло вице-премьера сейчас свободно… Он - парнишка способный, дел наделает.
Дальше - больше: до "соратников" добрались. Пару из них Отец Нации убрал сам. Одного отправил послом в Монголию, другого в Северную Корею. Был еще один, пытался против Отца нации бунтовать: сам хотел стать Отцом Нации. Но ему ребятушки-гэбэшники быстро автомобильную катастрофу устроили. Ни сам "бунтовщик", ни его семья в ней не выжили. Остальные "соратники" после этого поспешили оформить пенсии и удалиться на покой в Швейцарию, Монако, Лихтенштейн, где их давно ждали купленные за счет Нации виллы и кругленькие суммы на банковских счетах. Вздохнул, было, Отец Нации с облегчением, что наконец-то избавился от своих интриганов и бездельников, да с ужасом увидел, что нет уже у него реальной власти. Никто не спрашивает его мнения: тащат на подпись через зятька - вице-премьера бумаги. А там так все заплетено, что Отец Нации не в силах разобраться.
- Да, ты, батя, подписывай! Закон нормальный, нужный закон! - тычет ему "паркер" с золотым пером зятек.
Завернул Отец Нации пару таких бумаг, дескать, разобраться, подумать нужно. Открыл на следующее утро газету, а там эти законы уже за его подписью опубликованы. Шельмецы из президентской канцелярии взяли, да поставили на них факсимиле с его, Отца Нации, подписью. Тут-то и стал, ничего ранее не боявшийся, Отец Нации попугиваться: вдруг возьмут, да и "уберут" его за ненадобностью. Последний из оставшихся "соратников" одноглазый Символ Нации кривенько улыбается, блестит лукаво единственным оком и все носит ему бумаги о присвоении званий бригадных, дивизионных и прочих генералов. Слышал как-то Отец Нации, что Одноглазому "отстегивают" мафиози пять процентов с перевалки наркотиков. Но и этого ему оказывается мало. Все ордена и воинские звания в его ведомстве продаются. Хочешь быть маршалом? Плати миллион "баксов", и через неделю ты - маршал. Решил Отец Нации поинтересоваться: что же за генералы с маршалами в его армии служат. Полез в свой персональный компьютер, а там эта программа заблокирована. "У вас много других, более важных вопросов", - высветилось на дисплее. Хотел попенять Отец Нации одноглазому: "Я, знаешь ли, все-таки верховный главнокомандующий…" да сказал другое:
- Я, знаешь ли, часто с народом встречаюсь. Мало ли какой псих в толпе окажется…
- Исключено, - ответил одноглазый. - В толпе одни чиновники госбезопасности с женами и детьми стоят, с вами встречаются.
- Ну, знаешь ли, я к тому же за границей временами бываю. Там толпу из твоих ребят не создашь. Словом, подбери мне пару-тройку двойников.