- Это неважно, девочки! - утешала она дочь и племянницу, когда впервые поняла свое реальное положение. - Скоро приедет его светлость, и тогда все будет в порядке.
Она имела в виду мистера Суинтона, который обещал отправиться за ней "следующим пауоходом".
Но пришел следующий пароход, а в списке пассажиров не было никакого мистера Суинтона, не было и никого с титулом "лорд".
Еще один пароход, и следующий, и еще с полдесятка, и по-прежнему никакого Суинтона. О нем не пишут газеты, и он не приходит в отель "Кларендон"!
Неужели с вельможей, путешествующим инкогнито, произошел несчастный случай? Или, к раздражению миссис Гирдвуд, он забыл свое обещание?
В любом случае он должен был бы написать. Джентльмен поступил бы так - если он жив.
Но и о смерти не сообщалось в газетах. Вдова не могла пропустить такое сообщение: не зря она ежедневно читала "Тайме" и внимательно изучала списки прибывших.
В конце концов она начала думать, что вельможа, с которым они познакомились в Ньюпорте и которого принимали на Пятой авеню, никакой не вельможа. А если вельможа, то вернулся на родину под другим именем и теперь сторонится их.
Ее не утешало, что очень многие соотечественники, такие же путешественники, как они, ежедневно наносили им визиты; среди них и господа Лукас и Спиллер - так звали приятеля мистера Лукаса. Они тоже путешествовали и недавно приехали в Англию.
Но ни у кого из них не было интересовавших миссис Гирдвуд сведений. Никто не знал, где находится мистер Суинтон.
Со времени обеда на Пятой авеню они его не видели и ничего о нем не слышали.
Стало совершенно очевидно, что он вернулся в Англию и не хочет их видеть - миссис Гирдвуд и девушек.
Таково было ее заключение.
Этой мысли было достаточно, чтобы заставить ее покинуть страну. Она решила уехать - отчасти в поисках титула, который ее дочь должна найти в Европе, а отчасти для завершения того, что ее соотечественники называют "европейским туром".
Дочь оставалась равнодушна к планам матери, а племянница, конечно, не возражала.
И они продолжили путешествие.
Глава XXIX
ПРОПАВШИЙ ЛОРД
Через десять дней после отъезда миссис Гирдвуд к дежурному аристократического отеля "Кларендон" в Лондоне обратился джентльмен. Он задал вопрос:
- Не остановилась ли в отеле семья Гирдвуд: леди средних лет с двумя молодыми леди, дочерью и племянницей? Служанкой у них негритянка.
- Такая семья здесь останавливалась - недели две назад. Они оплатили свой счет и уехали.
Служащий особо подчеркнул слова об уплате счета. С его точки зрения, это было лучшее свидетельство респектабельности клиентов.
- Вы не знаете, куда они направились?
- Бог знает, сэр. Адрес не оставили. Они как будто янки - американцы, я хочу сказать, - ответил служитель, поправляясь из опасения нанести оскорбление. - Очень респектабельные люди, поистине леди, особенно молодые. Осмелюсь сказать, что они, наверно, отправились назад в Штаты. Я слышал, они так называют свою страну.
- В Штаты! Не может быть, - словно про себя произнес незнакомец. - Давно ли они выехали из отеля?
- Примерно две недели назад. Могу посмотреть в книгу, если хотите.
- Пожалуйста.
Цербер "Кларендона" - для простого человека, пытающегося проникнуть в это аристократическое заведение, он не добрее трехголового пса - вернулся в свою будку и принялся изучать журнал регистрации отъездов.
Это его побудила сделать внешность человека, задавшего вопрос. "Настоящий джентльмен" - решил служитель.
- Выехали 25-го, - сообщил он, отрываясь от журнала. - Лорд С. и леди С.; преподобный Огастус Стэнтон; герцогиня П.; миссис Гирдвуд с семьей - это они. Выехали двадцать пятого, сэр.
- Двадцать пятого. А в котором часу?
- Ну, этого я не помню. Видите ли, в этот день многие приезжали и уезжали. Их имена в начале списка. Я думаю, они уехали утренним поездом.
- Вы уверены, что они не оставили никакой записки?
- Могу спросить внутри. На чье имя?
- На имя Суинтона - Ричарда Суинтона.
- Мне кажется, они несколько раз спрашивали об этом имени. Да, пожилая леди. Сейчас проверю насчет записки.
Служащий исчез в отеле, оставив мистера Суинтона у входа.
Мрачное лицо бывшего гвардейца снова просветлело. Приятно слышать, что о нем спрашивали. Он надеялся, что найдется записка, которая даст след.
- Ничего нет, - был разочаровывающий ответ служащего.
- Вы говорите, они расспрашивали о Суинтоне. Спрашивали у вас? - Вопрос был задан в сопровождении предложенного портсигара.
- Спасибо, сэр, - ответил польщенный служащий, принимая предложенную сигару. - Вопрос передали мне из их номера. Спрашивали, не приходил ли мистер Суинтон и не оставил ли карточки. Спрашивали также о лорде. Но не называли его имени. Никакого лорда не было - по крайней мере к ним.
- А навещали ли их другие джентльмены? Сигара покажется вам хорошей… Я только что привез их из Америки. Возьмете еще? В Лондоне они редкость.
- Вы очень добры, сэр. Спасибо! - и служащий взял вторую сигару. - О, да, их навещало несколько джентльменов. Не думаю, чтобы среди них были лорды. Хотя, возможно. Леди кажутся очень респектабельными. Очень.
- А не знаете ли адреса этих джентльменов? Я задаю этот вопрос потому, что леди мои родственницы, и, может быть, у джентльменов я узнаю, куда они уехали.
- Мне они были незнакомы, в отеле их никто не знает. Я у этой двери стою десять лет, и ни разу раньше их не видел.
- А не вспомните, как они выглядели?
- Помню. Один из них приходил часто и выходил вместе с леди. Плотный джентльмен со светлыми волосами и круглым полным лицом. Иногда с ним был другой джентльмен, помоложе и с худым лицом. Они часто ездили верхом с молодыми леди. Ездили на Роттен-Роу. И еще, я думаю, в оперу.
- А имен их вы не знаете?
- Нет, сэр. Они приходили и уходили, не оставляя карточки. Оставили только в первый раз, а я тогда не обратил внимания на имена. Они спрашивали, дома ли миссис Гирдвуд, а потом поднимались в номер, который занимала семья. Похоже, они близкие друзья.
Суинтон понял, что больше этот человек никакими сведениями не располагает. Он повернулся, собираясь уходить. Служащий предупредительно распахнул дверь.
Но тут в голову Суинтону пришел еще один вопрос:
- Миссис Гирдвуд ничего не говорила о том, что собирается вернуться - в отель, я хочу сказать?
- Не знаю, сэр. Если минутку Подождете, я спрошу.
Снова дежурный исчез внутри; и опять отрицательный ответ.
- Проклятая неудача! - шипел Суинтон сквозь зубы, спускаясь по ступенькам отеля и останавливаясь на плитах тротуара внизу. - Проклятая неудача! - повторил он, нерешительно поворачиваясь и двигаясь по улице "наших лучших магазинов".
- Один из них, конечно, Лукас, второй - этот нахал. Я должен был бы знать, что они уедут из Нью-Йорка, ничего мне не сказав. Должно быть, уплыли на следующем пароходе. Пусть меня повесят, если я не начинаю думать, что то посещение игорного дома было ловушкой - заранее обдуманным планом, чтобы помешать мне следовать за ними. Клянусь Богом, план удался! Несколько месяцев пришлось добывать деньги на обратный проезд! Я приехал, а их нет, и один Бог знает, где они! Проклятье!
Рассуждения мистера Суинтона объясняют, почему он раньше не появился в отеле на Бонд-стрит, и показывают, что миссис Гирдвуд ошибалась, думая, что он о них забыл.
Тысяча долларов, помещенных в Нью-Йоркский банк, были всеми его деньгами. После продажи драгоценностей жены, которые и так были заложены, выяснилось, что можно оплатить только один билет через океан.
Фэн не соглашалась оставаться - Бродвей оказался для нее менее удачен, чем Риджент-стрит, и им обоим пришлось остаться в Америке, пока не появились деньги на второй билет.
Со всем талантом мистера Суинтона к карточной игре на это ушло несколько месяцев.
После отъезда из Нью-Йорка его друга мистера Лукаса он больше не встречал голубей - только ястребов.
Земля свободы для него не годилась. Птица на ее гербе, истинный представитель рода хищников, казалось, вполне соответствует характеру граждан, и как только было получено достаточно денег, чтобы купить два места на "кунарде" - второго класса, разумеется, - супруги отправились в поисках более подходящего климата.
Вернулись они в Лондон, располагая только одеждой, которая была на них. Сняли квартиру в дешевом районе, в котором почти каждая улица, площадь, парк и терраса носили имя Вестберн.
Дойдя до конца Бонд-стрит, Суинтон сел на двухпенсовый экипаж и вскоре вышел недалеко от своего жилища.
* * *
- Уехали! - воскликнул он, входя в недавно снятую квартиру и обращаясь к красивой женщине, ожидавшей его прихода.
Это была Фэн - раздраженная и напряженная, но снова в женском платье. Фэн, у которой почти отросли прекрасные волосы, больше не одетая лакеем. И вернувшая себе достоинство жены!
- Уехали? Из Лондона? Или только из отеля?
Вопрос свидетельствует, что она по-прежнему в курсе планов мужа.
- И оттуда, и оттуда.
- Но ты ведь знаешь, куда они уехали?
- Нет.
- Думаешь, они покинули Англию?
- Не знаю, что и подумать. Выехали из "Кларендона" двадцать пятого - десять дней назад. И как ты думаешь, кто приходил к ним в гости?
- Не знаю.
- Угадай.
- Не могу.
Она могла догадаться. У нее была одна мысль, но она держала ее при себе, как и другие мысли об этом человеке. И если бы произнесла его имя, оно прозвучало бы - "Мейнард". Но она ничего не сказала, предоставляя мужу возможность объяснить.
Он так и поступил, развеяв ее догадку.
- Это был Лукас. Тот круглоголовый грубиян, с которым мы встретились в Ньюпорте, а потом в Нью-Йорке.
- Да, лучше бы ты с ним никогда не встречался. Он оказался бесполезным спутником, Дик.
- Знаю. Может, я с ним еще посчитаюсь.
- Итак, они уехали. Вероятно, это конец. Ладно, пусть будет так, мне все равно. Я довольна уже тем, что снова оказалась в моей родной старой Англии.
- В такой дешевой квартире?
- В любой. Лачуга здесь лучше дворца в Америке! Я предпочитаю жить на лондонском чердаке или в этой жалкой квартирке, чем стать хозяйкой богатого дома на Пятой авеню, в котором ты с таким Удовольствием обедал. Ненавижу эту республиканскую страну!
Слова были вполне достойны произнесшей их женщины.
- Я еще стану хозяином, - ответил Суинтон, имея в виду не страну, а дом на Пятой авеню. - Стану его хозяином, даже если на это придется потратить десять лет.
- Ты намерен отправиться за ними?
- Конечно. Я не собираюсь сдаваться.
- Может, ты упустил последнюю возможность. Этот мистер Лукас мог попасть в милость леди.
- Ба! Мне нечего опасаться с этой стороны - такой простой и некрасивый тип! Конечно, он тоже охотится на нее. Что с того? Он не того типа, который нравится мисс Джули Гирдвуд. К тому же, у меня есть основания полагать, что матушка этого не допустит. Если я и упустил возможность, то за это нужно благодарить только тебя!
- Меня! А я тут при чем, хотела бы я знать?
- Если бы не ты, я был бы здесь несколько месяцев назад и сумел бы помешать их отъезду. Или, еще лучше, нашел бы предлог отправиться с ними. Вот что я мог бы сделать. Мы потеряли много времени, добывая деньги на твой билет.
- Конечно! И я должна за это отвечать? Мне кажется, я свое дело сделала. Похоже, ты забыл, что продал мои золотые часы, мои кольца и браслеты, даже мой бедный футляр для карандашей!
- А кто все это тебе дал?
- Как хорошо, что ты это вспомнил! Я жалею, что принимала все это!
- А я - что давал.
- Негодяй!
- Ты ловко подбираешь слова - все отвратительные.
- У меня есть для тебя еще одно, еще отвратительней! Трус!
Это его проняло. Возможно, единственное слово, способное его затронуть. Он не только чувствовал, что это правда - он знал, что жена знает это.
- Что ты хочешь этом сказать? - спросил он, неожиданно покраснев.
- То, что сказала. Ты трус, и знаешь об этом! Ты можешь оскорбить женщину, если тебе не грозит опасность, но когда против тебя мужчина, ты трусишь и ни на что не способен. Вспомни Мейнарда!
Впервые подобное обвинение было произнесено открыто. Хотя не один раз после отъезда из Ньюпорта думала она о той хитрости, с помощью которой ее муж избежал встречи с человеком, чье имя она произнесла. Он считал, что она только подозревает о содержании письма, доставленного ему. Он изо всех сил старался это скрыть, но судя по ее словам, она знает все.
И она действительно знала. Джеймс, коридорный, рассказал ей, о чем говорили слуги в отеле, добавив к этому свои собственные наблюдения. Она все поняла. Она также знала, что ее подозрения тревожат Суинтона; но ее знание вывело его из себя.
- Повтори! - воскликнул он, вскакивая на ноги. - Повтори, и клянусь Господом, я разобью тебе голову!
С этой угрозой он схватил стул и занес его над ее головой.
Хотя они и раньше часто ссорились, но до такого никогда не доходило. Он угрожает ударить ее. Она не обладает ни ростом, ни силой - только красотой, а ее муж - и тем, и другим. Но она по-прежнему не верила, что он может ее ударить, и понимала, что если дрогнет, должна будет всегда ему покоряться. Даже не сможет демонстрировать вызов.
Поэтому она сказала еще резче:
- Повторить? Помнишь Мейнарда? Мне не нужно тебе напоминать: ты и так не забудешь его!
Не успела Фэн произнести эти слова, как тут же о них пожалела. Стул с грохотом опустился ей на голову, и она упала на пол!
Глава XXX
В ТЮИЛЬРИ
Есть в анналах истории Парижа день, который всегда будет вспоминаться со стыдом, печалью и негодованием.
И не только парижанами, но всеми французами, которые в этот день перестали быть свободными.
Для парижан в особенности это горький день, и его годовщина во французской столице не проходит без слез в каждом доме, без дрожи в каждом сердце.
Это было второго декабря 1851 года.
Утром этого дня в комнате в Тюильри вновь встретились пять человек. Комната та же самая, в которой несколько месяцев назад готовился описанный нами заговор.
Встреча была устроена с аналогичной целью, но если не считать совпадающего числа участников, только один из них был прежним. Это он председательствовал и на прошлой встрече - президент Франции!
Было и другое странное совпадение - в титулах, потому что присутствовали граф, маршал, дипломат и князь. Единственное отличие заключалось в том, что все они принадлежали к одному народу - к французам.
Это были граф де М., маршал Сент-А., дипломат ла Г. и князь С. Хотя, как уже говорилось, цель у них была такая же, сама встреча проходила совсем по-другому. Прежняя встреча напоминала сходку грабителей, готовящихся к делу. Эта - тоже, только на более поздней стадии, когда нужно уже выступать.
Первая встреча должна была покончить со свободой в Европе. Эта - со свободой Франции.
В первом случае цель казалась далекой, и для ее достижения должны были использоваться храбрые солдаты на поле битвы. Во втором - цель близка и достигается трусливыми убийствами на улицах, уже подготовленных к этому.
Как будет достигнута эта цель, станет ясно из разговора, который происходил в комнате заговорщиков.
Не было ни насмешливых речей, ни обмена шутками, как в тот раз, когда собравшихся веселил англичанин. На этот раз положение было слишком серьезным для шуток, слишком близка возможность намеченного убийства.
Не было в комнате и обычного спокойствия. Люди заходили и выходили, офицеры в мундирах и в полном вооружении, генералы, полковники и капитаны делали доклады и получали приказы.
А отдавал приказы не президент Франции, главнокомандующий армиями, а другой из пятерых присутствующих. На время он стал самым значительным из них!
Это был граф де М.
Не будь его, заговор, вероятно, никогда не удался бы и Франция все еще была бы свободной.
Это был странный, ужасный кризис. Человек дела, стоящий спиной к огню в камине, по привычке раздвинув фалды сюртука, был отчасти в ужасе. Несмотря на выпивку и многочисленные выкуренные сигары, он не мог сдержать дрожи.
Де М. видел это, видел и убийца алжирских арабов, некогда бродячий музыкант, а теперь маршал.
- Послушайте! - воскликнул грешный, но храбрый граф. - Больше не должно быть полумер, никаких уступок! Мы приняли решение и должны выполнять его! Кто из вас боится?
- Не я, - ответил Сент-А.
- И не я, - сказал ла Г., бывший биллиардный маркер с лондонской Лейстер-сквер.
- Я не боюсь, - сказал князь. - Но вы считаете это правильным?
Его светлость был единственным из пяти, у кого в сердце сохранилась искра человечности. Бедный, слабый человек, он присоединился к остальным только по дружбе.
- Правильным? - повторил ла Г. - А что в этом плохого? Разве правильным будет позволить этим канальям демагогам править Парижем - всей Францией? Вот к чему мы придем, если не будем действовать. Никогда, говорю я!
- И я!
- И мы все!
- Мы должны не только говорить, - сказал де М., взглянув на Луи Наполеона, который по-прежнему в нерешительности стоял у камина. - Мы должны дать клятву, что сделаем это! - Послушайте, Луи! - продолжал он фамильярно, обращаясь к принцу-президенту. - Мы все здесь в одной лодке. Вопрос жизни или смерти, и мы должны держаться вместе. Я предлагаю дать клятву.
- Не возражаю, - ответил племянник Наполеона под влиянием человека, которым командовал когда-то его великий дядя. - Я дам любую клятву, какую захотите.
- Довольно! - воскликнул де М., снимая с каминной полки два дуэльных пистолета и кладя их на стол друг на друга накрест. - Вот, господа! Это истинный христианский символ, и над ним мы дадим клятву, что за сегодняшнее дело будем жить и умирать вместе!
- Клянемся крестом!
- Крестом и девой Марией!
- Крестом и девой Марией!
Клятва еще не успела стихнуть у них на устах, как снова растворилась дверь, впустив одного из курьеров в мундире.