- Ты готова выслушать мое предложение?
- Как ты снисходителен, что спрашиваешь меня. Давай послушаем. Соглашусь ли я на него, это другое дело.
- Ну, моя дорогая Фэн, идею мне подсказали твои собственные слова, поэтому ты не можешь на нее сердиться.
- Если это всего лишь идея, можешь не опасаться. А что за слова?
- Ты сказала, что хотела бы, чтобы я женился на леди.
- Сказала. Ну и что?
- Больше, чем ты думаешь. Очень много смысла.
- Я сказала то, что думала.
- Ты говорила со зла, Фэн.
- Я говорила искренне.
- Ха-ха! Я тебя слишком хорошо знаю, чтобы поверить.
- Правда? Мне кажется, ты себе льстишь. Может, когда-нибудь поймешь, как ошибался.
- Нисколько. Ты меня слишком любишь, Фэн, как и я тебя. Именно поэтому я и делаю предложение.
- Достаточно. Оттого, что ты затягиваешь, оно мне не понравится больше. Давай, Дик, ты хочешь от меня чего-то? Чего именно?
- Дай мне разрешение…
- На что?
- Жениться снова!
Женщина, ставшая год назад женой, вздрогнула, словно от выстрела. Во взгляде ее были и гнев, и удивление.
- Ты серьезно, Дик?
Вопрос был задан машинально. Она видела, что он говорит серьезно.
- Подожди, пока услышишь все, - ответил он и начал объяснять.
Она ждала.
- Я предлагаю следующее. Ты разрешаешь мне жениться снова. Больше того, ты поможешь мне в этом деле - ради нашей общей выгоды. Это самая подходящая страна для такого плана, и я считаю, что я самый подходящий человек для его осуществления. Эти янки разбогатели. У них десятки, сотни наследниц. Странно было бы, если бы я не смог найти для себя такую! В таком случае она либо прекрасней тебя, Фэн, либо я утратил свою привлекательность.
Это обращение к ее тщеславию, как ни искусно сделанное, не вызвало никакого ответа. Женщина по-прежнему молчала, позволяя мужу продолжить объяснение. И он продолжал:
- Нет смысла закрывать глаза на наше положение. Мы оба говорим правду. Мы поступили глупо. Твоя красота лишила меня возможностей в жизни, и моя… гм… привлекательная внешность, если можно так выразиться, сделала то же самое с тобой. Любовь была взаимная, и вред тоже обоюдный - короче, мы оказались в проигрыше.
- Справедливо. Продолжай!
- Но перед нами новые возможности! Я сын бедного священника, ты… впрочем, нет смысла говорить о семейных делах. Мы приплыли сюда в надежде улучшить наше положение. Земля млека и меда оказалась для нас полной желчи и горечи. У нас осталось только сто фунтов. Что мы будем делать, когда они кончатся, Фэн?
Фэн не могла ответить.
- Со стороны местного света мы не можем ждать снисходительности, - продолжал авантюрист. - Когда кончатся деньги, что я смогу сделать - что сможешь сделать ты? Я не умею ничего, могу лишь водить наемный экипаж. Тебе придется настроить свой музыкальный слух на шум швейной машины или на скрип катка для белья. Клянусь Небом, нам этого не избежать!
Бывшая красавица Бромптона, в ужасе от подобной перспективы, вскочила с кресла и снова принялась расхаживать по комнате.
Неожиданно она остановилась и, повернувшись к мужу, спросила:
- Ты меня не обманешь, Дик?
Вопрос был задан серьезно.
- Конечно, нет. Как ты можешь во мне сомневаться, Фэн? Мы оба заинтересованы в этом деле. Можешь верить мне!
- Тогда я согласна, Дик. Но берегись, если ты меня обманешь!
На эту угрозу Дик ответил облегченным смехом и в то же время приложился поцелуем Иуды к губам, которые ее произнесли.
Глава VII
ПОСЛУШНАЯ ДОЧЬ
- Офицер, только что вернулся из Мексики, капитан или что-то в этом роде. Служил в части, специально созданной для этой войны. Конечно, незначительный человек!
Таково было заключение вдовы торговца.
- Ты узнала его имя, мама? - спросила Джули.
- Конечно, моя дорогая. Клерк заглянул в книгу регистрации отеля - Мейнард.
- Мейнард! Если этот тот самый капитан Мейнард, о котором писали газеты, он совсем не ничтожный человек. В сообщениях так не говорилось. Ведь это он возглавил сопротивление в совершенно безнадежном положении у С. Он был первым на мосту в месте с абсолютно непроизносимым названием!
- Вздор о безнадежных положениях и мостах! Это ему не поможет теперь, когда он в отставке, а его часть распущена. Он теперь без пенсии и жалованья. Подозреваю, что у него совершенно пустые карманы. Я узнала все это от слуги, который его поджидал.
- Можно ему посочувствовать в этом.
- Сочувствуй сколько хочешь, дорогая, но не позволяй, чтобы это зашло дальше. Герои по-своему хороши, когда у них достаточно долларов. Но без денег в наши дни они ничего не стоят; и богатые девушки больше не выходят за них замуж.
- Ха-ха-ха! Кто думает о том, чтобы выйти за него? - Этот вопрос одновременно задали дочь и племянница.
- Никакого флирта, - серьезно предупредила миссис Гирдвуд. - Ничего подобного я не позволяю, особенно с ним.
- А почему особенно с ним, дорогая матушка?
- По многим причинам. Мы не знаем, кто он такой и кем может оказаться. Кажется, он здесь ни с кем не знаком, и его никто не знает. Он чужой в этой стране. Считают, что он ирландец.
- О, тетя! Я не буду хуже думать о нем из-за этого. Мой собственный отец был ирландцем.
- Кто бы он ни был, это храбрый и вежливый человек, - негромко заметила Джули.
- И к тому же красивый! - добавила Корнелия, украдкой взглянув на кузину.
- Я думаю, - продолжала Джули, - что тот, кто взбирался на осадные лестницы, не говоря уже о мостах, кто с риском для жизни поднял двух не очень легких молодых леди на вертикальный утес, может обойтись без представлений в обществе, даже если речь идет о Дж., Л. и В. - "сливках", как они себя сами называют.
- Пфф! - презрительно воскликнула мать. - Любой джентльмен поступил бы так - и по отношению к любой леди. Да он даже не делал разницы между вами и Кезией, которая со своим свертком так же тяжела, как вы обе вместе взятые!
Это замечание заставило девушек рассмеяться. Они вспомнили, какой нелепый вид был у негритянки, когда она поднималась на утес. Но если бы она не поднималась последней, наверно, вспоминать им было бы не так смешно.
- Что ж, девочки, я рада, что вам весело. Можете смеяться, сколько угодно, но я говорю серьезно. В этом направлении не должно быть ни брака, ни флирта. И не хочу, чтобы вы это обсуждали. Что касается тебя, Корнелия, то я не собираюсь следить за тобой. Конечно, можешь действовать, как захочешь.
- А я не могу? - сразу спросила величественная Джули.
- Тоже можешь, моя дорогая. Выходи замуж за капитана Мейнарда или любого другого мужчину, который тебе понравится. Но если ты сделаешь это без моего согласия, удовлетворись своими карманными деньгами. Помни, что миллион, оставленный отцом, пожизненно принадлежит мне.
- Помню!
- Да. И если будешь поступать вопреки моим желаниям, я проживу еще тридцать лет из злобы - пятьдесят, если смогу!
- Ну, мама, могу сказать, что вы откровенны. Прекрасная перспектива, если я вас ослушаюсь!
- Но ты ведь не ослушаешься, - ласково сказала миссис Гирдвуд. - Ты понимаешь, что для тебя хорошо. Не зря твоя дорогая мама столько времени и сил потратила на твое воспитание. Кстати, говоря о времени, - продолжала "дорогая мама", доставая часы, украшенные драгоценными камнями, - бал начнется через два часа. Отправляйтесь в свою комнату и переоденьтесь.
Корнелия послушно вышла, прошла по коридору и зашла в номер, отведенный ей и Джули.
А Джули направилась на балкон.
- Будь проклят этот бал! - сказала она, поднимая руки и зевая. - Я бы лучше легла в постель!
- Почему, глупая девочка? - спросила мать, вышедшая вслед за ней.
- Мама, ты знаешь, почему! Будет то же самое, что на последнем балу - мы в одиночестве среди этих высокомерных людей. Я их ненавижу! Как бы мне хотелось их унизить!
- Сегодня ты это сделаешь, моя дорогая.
- Как, мама?
- Ты наденешь мою диадему. Последний подарок мне твоего дорогого отца. Она стоила ему двадцать тысяч долларов! Если бы мы могли привесить к бриллиантам ярлычок с ценой, все бы умерли от зависти! Ну, неважно, я думаю, и так догадаются. Так мы их унизим, моя девочка!
- Не очень!
- Не очень? Бриллианты на двадцать тысяч долларов! Да другой такой тиары нет в Штатах. Ничего подобного на балу не будет. Бриллианты сейчас в моде, и ты получишь возможность торжествовать, ты получишь удовлетворение. Может быть, когда мы снова вернемся сюда, у тебя, кроме бриллиантов, будет и другое украшение.
- Какое?
- Геральдическая корона! - шепнула мать на ухо дочери.
Джули Гирдвуд вздрогнула, как будто эти слова совпали с ее тайными мыслями. Выросшая в роскоши, она привыкла иметь все, что можно купить. Но есть то, что не получишь за золото, - вход в те загадочные круги, которые именуются "общество", сливки сливок.
Даже в непринужденной атмосфере курорта она чувствовала, что они не приняты. Как и ее мать, она обнаружила, что Ньюпорт - слишком фешенебельное место для семьи нью-йоркского розничного торговца, как бы успешно он ни продавал свои товары. То, что сказала мать, соответствовало смутной картине, рисовавшейся в воображении дочери, и слова "геральдическая корона" подорвали шансы капитана Мейнарда гораздо больше, чем долгая материнская лекция на любую тему.
Мать все это знала. Она не приучила свою дорогую Джули к романтическому неповиновению. Но в этот момент ей показалось, что нужно продолжать ковать железо. И она заговорила снова:
- Геральдическая корона, моя любовь. А почему бы и нет? В Англии есть лорды, во Франции графы, их десятки. Они будут рады ухватиться за то, что ты обещаешь. Миллион долларов и красавица - не нужно краснеть, дочь, - эти два обстоятельства не часто совпадают, их не подберешь на улице - ни в Лондоне, ни в Париже. Награда, достойная князя! А теперь, Джули, еще одно слово. Буду откровенна и скажу тебе правду. Именно с этой целью, только с этой мы едем в Европу. Обещай держать свое сердце свободным и отдать руку тому человеку, которого я для тебя выберу, и в день свадьбы я отдам тебе половину состояния, оставленного твоим покойным отцом.
Девушка колебалась. Возможно, она думала о своем недавнем спасителе. Но если у нее на уме и был Мейнард, то он вызвал лишь легкий интерес - недостаточно сильный, чтобы она возражала против таких замечательных условий. К тому же Мейнард, может быть, совершенно равнодушен к ней. У нее не было оснований считать по-другому. Испытывая легкие сомнения, она думала о том, что ответить матери.
- Я говорю серьезно, - продолжала тщеславная мать. - Как и тебе, мне не нравится наше положение здесь. И только подумать: эти никчемные потомки "старых подписавшихся" считают, что окажут снисхождение, женившись на моей дочери! Ах! Ни один из них ее не получит - без моего согласия!
- Без твоего согласия, мама, я не выйду замуж.
- Хорошая девочка! Ты получишь свадебный подарок, который я обещала. А сегодня ты не только будешь носить мои бриллианты - я их тебе подарю. Иди, надевай их!
Глава VIII
ВЕЛЬМОЖА ИНКОГНИТО
Этот диалог, закончившийся таким образом, происходил перед окном номера миссис Гирдвуд. Наступил вечер, беззвездный и тихий, очень благоприятный для подслушивающих.
И подслушивающий оказался поблизости.
В номере наверху стоял джентльмен, поселившийся только сегодня.
Он прибыл ночным пароходом из Нью-Йорка и зарегистрировался под именем "Суинтон", поставив впереди скромное "мр". Рядом было приписано "с лакеем". Лакей оказался небольшого роста молодым черноволосым человеком в костюме слуги для путешествий.
В Ньюпорте мистера Суинтона как будто никто не знал. Большую часть дня он провел, исследуя городок, основанный Коддингтоном и полный исторических памятников.
Хотя он вступал в разговор почти со всеми встречными, его, очевидно, никто не знал, и он сам не узнал ни одного человека.
Привычка незнакомца к вежливости встречала такой же ответ со стороны жителей Ньюпорта, особенно учитывая, что незнакомец внешне выглядел как джентльмен, а за ним на почтительном расстоянии следовал хорошо одетый послушный лакей.
Те, с кем разговаривал незнакомец, думали:
"Какой достойный посетитель".
Во внешности мистера Суинтона ничто не противоречило подобному выводу. Это был мужчина лет тридцати, и чувствовалось, что все эти годы прошли приятно. Среди блестящих рыжеватых кудрей глаз не нашел бы ни одной седой прядки. И если на лице появились уже морщинки, они не видны были подтщательно расчесанными бакенбардами, которые сливаются с усами - такой вид обычно свидетельствует о принадлежности к конной гвардии. Невозможно не узнать в нем англичанина. Так решили и жители городка, и обитатели отеля.
Еда, которая называется в отеле "ужин с чаем", закончилась, и незнакомец, не зная, чем заняться, сидел у окна своего номера на четвертом этаже и спокойно курил сигару.
Разговор его со слугой - с одной стороны, демонстрировавший странную снисходительность, с другой - необычную фамильярность, - можно не пересказывать. Разговор кончился, и слуга лег на диван. Хозяин, положив руки на подоконник, продолжал наслаждаться никотином и йодированным воздухом, пропитанным запахами водорослей, который приходил со стороны океана.
Спокойная сцена благоприятствовала размышлениям, и мистер Суинтон размышлял:
"Очень приятное место! Дьявольски красивые девушки! Надеюсь, мне удастся среди них найти богатую. Конечно, есть здесь и старухи с набитыми чулками, хотя потребуется время, чтобы отыскать их. Мне бы только взглянуть на их рог изобилия, и если не удастся повернуть его к себе широким концом, я поверю в то, что говорят о женщинах-янки: будто они держатся за свой кошелек гораздо крепче своих простодушных сестер-англичанок. Я слышал, тут есть несколько наследниц. Одна или две с миллионом - долларов, конечно. Пять долларов за фунт. Посмотрим! Миллион долларов означает двести тысяч фунтов. Что ж, годится. Сойдет даже половина. Интересно, есть ли деньги у этой хорошенькой девушки, от которой не отходит мамаша. Немного любви добавят интереса к игре и сделают ее более приятной. А! Что там внизу? Женщины у окна, обитательницы номера под нами. Разговаривают. Если выйдут на балкон, я смогу их услышать. У меня как раз настроение немного послушать и узнать о каком-нибудь скандале; если женщины по эту сторону океана такие же, как по ту, я что-нибудь интересное обязательно услышу. Клянусь Юпитером! Они выходят! Словно нарочно для меня".
Именно в этот момент Корнелия вернулась в свою комнату, а миссис Гирдвуд вслед за дочерью вышла на балкон, продолжая разговор, который начался внутри.
Благодаря тихому ночному воздуху и законам акустики, мистер Суинтон слышал каждое сказанное слово, даже шепот.
Чтобы его не увидели, он отступил за жалюзи своего окна и стоял, прижавшись ухом к щели, слушая с вниманием шпиона.
Когда диалог кончился, он осторожно выглянул и увидел, что молодая леди ушла внутрь, но мать по-прежнему остается на балконе.
Суинтон бесшумно прошел в комнату, поднял лакея и несколько минут торопливо и негромко говорил с ним - словно давал слуге какие-то очень важные указания.
Затем надел шляпу, набросил на плечи легкий сюртук и поспешно вышел из комнаты.
Слуга последовал за ним, но после некоторого промежутка.
Несколько секунд спустя можно было увидеть англичанина, который беспечно прогуливался по балкону. Он остановился в нескольких шагах от того места, где, опираясь на перила, стояла вдова.
Он не пытался заговорить с нею. Без представления это было бы откровенной грубостью. И смотрел не на женщину, а в сторону моря, словно любовался огнем маяка на скале Корморант. Маяк в безлунную ночь казался по контрасту особенно ярким.
В этот момент рядом с ним появилась миниатюрная фигура и слегка кашлянула, привлекая его внимание. Это был лакей.
- Милорд, - сказал он негромко - хотя достаточно громко, чтобы расслышала миссис Гирдвуд.
- А… Фуэнк… в чем дело?
- Какой костюм ваша светлость наденет на бал?
- А… пуостой чёуный, конечно. С белым воуотничком.
- А перчатки, ваша светлость? Белые или желтые?
- Желтые… желтые.
Слуга, коснувшись шляпы, отошел.
"Его светлость", как назвал слуга мистера Суинтона, вернулся к зрелищу маяка на скале Корморант.
А вдова розничного торговца потеряла спокойствие. Душа ее от волшебного слова "милорд" пришла в смятение. Живой лорд в шести футах от нее! Вот это да!
Женщина имеет право заговорить первой. И миссис Гирдвуд этим правом воспользовалась.
- Мне кажется, сэр, вы здесь впервые - в нашей стране и в Ньюпорте?
- А… да, мадам, вы пуавы. Я пьиехал в вашу пьекуасную стуану на последнем пауоходе. А в Ньюпоут пьиплыл сегодня утуом, на коуабле из Ньюаука.
- Надеюсь, вашей светлости понравится Ньюпорт. Это наш самый модный курорт.
- Ах, конечно, понуавится, конечно. Но, мадам, вы обуащаетесь ко мне "ваша светлость". Могу ли узнать, чему обязан такой честью?
- О, сэр, я не могла назвать вас по-другому: я слышала, как вас называл слуга.
- О, этот глупый Фуэнк! Чтоб он пуовалился! Пуошу пуощения, мадам, за йезкость. Очень сожалею о пуоисшествии. Я путешествую инкогнито. Вы поймете, мадам, какое это пьепятствие - особенно в вашей стуане свободы, если ко мне будут постоянно обуащаться "ваша милость". Ужасное пьепятствие, увеяю вас!
- Несомненно. Я вас вполне понимаю, милорд.
- Спасибо, мадам! Очень благодайен вам за понимание. Но я должен попуосить вас об одолжении. Из-за глупости моего слуги я полностью в вашей власти. Я полагаю, что уазговаиваю с леди. Я вижу, что это так.
- Надеюсь, милорд.
- В таком случае, мадам, попуошу вас сохуанить эту маленькую тайну. Может, я пуошу слишком многого?
- Вовсе нет, сэр. Нисколько.
- Обещаете?
- Обещаю, милорд.
- Вы очень добуы. Сотня тысяч благодауностей, мадам! Буду вам вечно благодайен! Может, вы тоже будете сегодня на балу?
- Собираюсь, милорд. Пойду с дочерью и племянницей.
- Ах! Надеюсь, у меня будет удовольствие увидеть вас. Я здесь чужой и, конечно, никого не знаю. Пйиехал из любопытства, чтобы посмотйеть ваши национальные обычаи.
- О, сэр, вам не нужно быть чужим! Если хотите потанцевать и примете в качестве партнерш мою дочь и племянницу, я обещаю, что они обе с радостью примут ваше приглашение.
- Мадам, я покойён вашей любезностью.
Диалог завершился. Пора было одеваться на бал. "Лорд" поклонился, "леди" низко присела, и с этим они расстались - в ожидании новой встречи при свете канделябров.