- Как я могу вас отблагодарить за это?
Мартина стояла прямо перед ним. Альтдерферу достаточно было протянуть руку, чтобы дотронуться до нее. Он взял ее руку и поцеловал долгим поцелуем. И вдруг его охватил страх, что одна из капель пота, которыми был покрыт его лоб, упадет ей на руку. Вспомнил, что веснушки у него на лице сейчас, наверное, как никогда, заметны. Капитан почувствовал, как дрогнула рука девушки, и сжал ее. В нем поднялась волна желания, и он как безумный обхватил Мартину руками.
Мартина с силой оттолкнула его от себя, отпрыгнула к ночному столику и выдвинула ящик стола.
Альтдерфер, тяжело дыша, стоял на месте, устремив взгляд на маленький браунинг, лежавший на дне выдвинутого ящика. Время, казалось, остановилось. Ни один из них даже не пошевелился.
Наконец капитан медленным взглядом обвел комнату: мебель, цветы, фотографии, Мартину. Внутри у него жгло, но жгло не огнем, а холодом. В душе поднималась волна ненависти, стыда из-за собственной трусости перед маленьким браунингом. Постепенно эту волну захлестнула другая волна, волна безграничной жажды мести.
Он взял фуражку, перчатки и, изобразив одну из своих улыбок, в которой была легкая веселость, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Шел и думал о том, что за это придется расплатиться или самой Мартине, или ее брату, или же Рорбеку, но обязательно придется!
В машине его ждал Зеехазе.
- Домой! - буркнул капитан, плюхнувшись на свое место.
Когда машина подъехала к замку, капитан молча вылез из нее, даже не попрощавшись с водителем.
Высадив капитана, Зеехазе помчался обратно в Нарбонн, думая о том, почему Альтдерфер ни словом не обмолвился с ним. Нужно будет забрать Тиля. Ровно полчаса оставался командир в комнате у Мартины. Видимо, они здорово спешили. Сделали свое дело, и противно стало обоим, как это иногда бывает. Нужно будет обязательно обо всем этом рассказать Рорбеку. Хороший он парень, этот Рорбек! И такой пакости никак не заслужил.
Над Средиземным морем стояла глубокая тишина.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Часы на церковной башне курортного городка Уистреам пробили двенадцать раз, возвестив тем самым начало нового дня - 5 июня 1944 года. Тысяча четыреста пятьдесят второй день фашистской оккупации вошел в историю.
Президент Петен, которому шел уже девятый десяток, сидел в своей резиденции в Виши и правил Францией, находясь почти в постоянном противоречии со своим премьером Лавалем.
Уистреам - один из многих небольших географических пунктов на четырехсотпятидесятикилометровой линии побережья Франции, протянувшегося от Нидерландов до Бискайского залива. Со стратегической точки зрения это был довольно важный пункт, находившийся на линии гитлеровской обороны, растянутой вдоль побережья на две тысячи четыреста километров. Почти полмиллиона солдат из роммелевской группы армий "Б" и четверть миллиона военнослужащих гитлеровских военно-воздушных сил, морского флота и полиции волновал один-единственный вопрос - в каком именно месте побережья предпримет противник высадку десанта.
Начиная с февраля гитлеровское командование было глубоко убеждено в том, что противник неминуемо предпримет высадку десанта на узком участке побережья, с тем чтобы сохранить за собой превосходство в морских военно-воздушных силах, и что этот участок обязательно будет находиться в районе обороны 7-й армии, что позволит противнику сделать попытку скорейшего прорыва в промышленную Рурскую область. Это предположение гитлеровского командования основывалось на том, что английская и американская авиация с каждым днем все более и более активизировала свои действия в районе мыса Кале. Основную массу своих сил и средств противник сконцентрировал в районе расположения 15-й армии: восемнадцать пехотных и две танковые дивизии. На побережье Кальвадоса, как и во всей Нормандии, бомбардировки были более чем слабые. Гитлеровские войска имели на побережье четырнадцать пехотных дивизий и одно бронетанковое соединение, которые и должны были сдержать противника.
На 5 июня 1944 года, согласно донесению Роммеля, Атлантический вал в районе Кале был готов на 68 процентов. Министр пропаганды Геббельс, решив продемонстрировать неприступность Атлантического вала, приказал снять специальный пропагандистский фильм, кадры которого запечатлели бы глубокие железобетонные бункера, длинноствольные пушки и прочее и прочее. Согласно этому же донесению Роммеля инженерные работы на побережье Кальвадоса были выполнены только на 18 процентов.
Командование гитлеровского вермахта понимало, что вывод частей, находившихся в Венгрии, для так называемой "стабилизации внутреннего положения", а также частей, находившихся в поверженной Италии, снова ослабит западный фронт. Знало гитлеровское командование и о том, что силы французского движения Сопротивления с каждым днем активизируют свои действия, подрывая боевую мощь германских войск и отвлекая значительную часть их на борьбу с патриотами.
6 июня командующий 7-й армией созвал в Бретани в городе Ренн совещание всех своих генералов и командиров полков. А сам Роммель выехал 4 июня к своей семье в Ульм, с тем чтобы на следующий день сделать Гитлеру доклад и попросить подтянуть ближе 12-ю танковую дивизию СС. А его правая рука полковник фон Темпельхоф в это же самое время был в Германии. Командующий военно-морскими силами "Запад" адмирал Кранке в этот момент находился в служебной командировке в Бордо.
5 июня главнокомандующий войсками "Запад" так охарактеризовал положение:
"В настоящий момент непосредственной угрозы вторжения не обнаружено".
А советники и эксперты командующего сообщали ему о том, что в такую погоду вторжение просто невозможно. После нескольких недель, проведенных в состоянии полной боевой готовности, гитлеровские войска вдоль всего побережья в ночь на 6 июня мирно спали.
В 21 час 15 минут лондонское радио обратилось с воззванием на французском языке к участникам движения Сопротивления. А паролем служила строчка из стихотворения Поля Вердена "Осенняя песня": "В сердце - весны катятся слезы…" Согласно данным адмирала Канариса с января 1944 года строчка из этого стихотворения: "Издалека льется тоска скрипки осенней…", передаваемая в начале месяца или пятнадцатого числа каждого месяца по радио, служила своеобразным предостережением. Первые три дня июня эти слова передавались по лондонскому радио. Сейчас же была передана и другая строчка стихотворения, которая в 21 час 15 минут была перехвачена радиослужбой 15-й армии и правильно расшифрована. Генерал-полковник Сальмут объявил в войсках боевую тревогу. А начальник генерального штаба Шпейдель ровно в 22.00 был проинформирован об этом.
В 22 часа 15 минут командирам 67, 81 и 89-го корпусов, командующему гитлеровскими войсками в Бельгии и Северной Франции, командующему группой армий "Б", командиру 16-й дивизии ПВО, командующему военно-морскими силами побережья и командующему германскими ВВС в Бельгии и Франции была передана срочная телеграмма за № 2117126, в которой говорилось буквально следующее:
"Текст сообщения, переданный BBC 5 июня в 21 час 15 минут, означает (по достоверным данным) следующее: "Начиная с 00 часов 6 июня в течение 48 часов ожидается вторжение на материк".
Содержание этой телеграммы не было доведено до командования 7-й армии и до командира 34-го армейского корпуса с его четырьмя дивизиями и пятью отдельными частями, которые располагались непосредственно на побережье Кальвадоса.
Командующий войсками "Запад" фон Рундштедт решил не доводить приказ о боевой тревоге до всех частей, расположенных от Голландии до Испании. Он, как это уже было не раз, счел сообщение не больше чем провокационной "уткой".
Часы на церковной башне города Уистреам пробили двенадцать раз, возвестив тем самым начало нового дня - 6 июня 1944 года.
Так начался тысяча четыреста пятьдесят третий день гитлеровской оккупации Франции.
Майор Пфайлер не мог утверждать, что часы, пробившие полночь, разбудили его, так как он вовсе еще и не засыпал. Он живо представил себе, как звук колоколов на соборе равномерно плывет над белыми песчаными пляжами, над инженерными заграждениями, над смертоносными минными полями и фугасами, закопанными в землю. До начала июня в полосе обороны 7-й армии было установлено миллион мин, и это являлось лишь десятой частью запланированного, не считая других инженерных заграждений. В открытом море также были установлены минные поля.
Восточнее Уистреама, неподалеку от Кабура, находился головной транспортный эшелон 711-й пехотной дивизии. А кругом тянулись заливные луга с пасущимися на них пестро-рыжими коровами.
Пфайлер вскочил с постели и начал быстро одеваться. Эта проклятая история с Баумертом не давала ему покоя. Кроме пистолета, он ничего с собой не взял: все его вещи на месте, а также фотографии и письма… Лишь сам Баумерт словно сквозь землю провалился.
Днем Пфайлер опросил всех солдат на батарее, а обер-лейтенанта Клазена послал в город, где размещались тылы, но и там не было никаких следов Баумерта.
Пфайлер подумал о штурмбанфюрере Дернберге, от одной мысли о котором у него сразу же заныло внутри. Вечером майор составил список личного состава, но в штаб дивизии не отослал, а сунул список себе в карман, который и жег его теперь, словно огнем. Дезертирство?! Ему только этого и не хватало. Быть может, капрал сегодня где-нибудь да объявится? Если же нет, то у Дернберга будет доказательство того, что дело с пропажей секретных документов отнюдь не случайность. Вот тогда-то Дернберг отомстит ему сполна за все сразу.
Майор надел фуражку, застегнул портупею и вышел во двор. Великолепная вилла майора, расположенная по соседству с огневыми позициями, обратила на себя внимание Дернберга, и тот сделал по этому поводу язвительное замечание майору, который понял, что в самом скором времени ему придется отказаться от нее, чтобы не накликать на себя беду.
Ночь была светлой, по небу тянулись легкие облачка. Можно было видеть даже маяк, который бездействовал с самого начала войны.
Пфайлер осмотрелся. Офицерское казино ночью выглядело более импозантно, чем днем. Оно служило притягательным пунктом не столько для офицеров с толстыми бумажниками, сколько для вражеских летчиков с их бомбами. Более удобное место для строительства оборонительного рубежа, чем здесь, найти было трудно. Повсюду окопы, НП, ходы сообщения, проволочные заграждения, хотя их сейчас и не было заметно. А дальше Гавр, за которым находятся позиции тяжелой артиллерии и огнеметов.
Майор Пфайлер вспомнил, как весной их возили осматривать линию обороны в самом узком месте канала, где он видел огневые позиции батарей 380, 280, 303 и 406-миллиметровых пушек. Но есть и обратная сторона медали. На островах, расположенных в проливе Ла-Манш, на острове Джерси, Гернси и Сарк находились одиннадцать артиллерийских батарей и полностью укомплектованная пехотная дивизия, а на участке между Дьеппом и Сен-Назером находилось только одиннадцать артиллерийских батарей, причем с меньшим количеством орудий. На участке обороны шириной восемнадцать - двадцать километров располагалась одна-единственная батарея, за исключением сконцентрированного здесь же артдивизиона Пфайлера, в то время как на Восточном фронте на таком же участке фронта артиллерии было значительно больше.
В Мервиле, располагавшемся на противоположном берегу реки Орн, было возведено внушительное бетонное сооружение, способное выдержать солидную бомбардировку. Но это только по самому побережью, в глубине же обороны ничего подобного не было и в помине.
Часы на башне пробили ровно час ночи. Затем четверть второго. Майор прислушался. Ему показалось, что он слышит разрывы бомб: звуки шли откуда-то с северо-востока. На горизонте были видны отблески разрывов. Такое приходилось видеть каждую ночь в течение нескольких месяцев: противник регулярно бомбил участок между Кале и Гавром. Устье Сены до сегодняшнего дня было самой крайней западной целью.
И вдруг майор услышал рокот моторов, который приближался и становился явственнее. Майор инстинктивно остановился, услышав, как остервенело залаяли зенитки, стоявшие на пляже. Затем заговорили тяжелые зенитки. В ночное небо взлетели осветительные ракеты.
В свете ракет и разрывов снарядов Пфайлер наконец увидел несколько вражеских самолетов. Они летели прямо на побережье на высоте не более трех тысяч метров. Вокруг них вспыхивали разрывы снарядов, но ни один из них не попал в цель.
Спустя минуты три загрохотало где-то на юге. Горизонт окрасился багрянцем. Майор понял, что самолеты противника сбросили свои бомбы на Кан. Пфайлер зевнул, так широко раскрыв рот, что на глазах у него выступили слезы.
Войдя в свою шикарную спальню, он с трудом стащил сапоги и бросил их в угол. Снял брюки. В этот момент со стороны моря снова раздался грохот. Майор прислушался.
"Если так пойдет и дальше, придется спуститься в убежище", - решил он.
Зенитки снова открыли беглый огонь. А через несколько секунд стали рваться тяжелые бомбы. Одна из них разорвалась где-то неподалеку.
Майор потушил огонь и открыл окно. С той стороны Орна блеснула кровавая вспышка разрыва. А над головой волна за волной летели и летели самолеты противника.
Пфайлер снял телефонную трубку и несколько раз прокрутил ручку индуктора.
- Немедленно установите, что происходит в Мервиле!
- Слушаюсь, господин майор!
Майор снова подошел к окну, зенитки все еще стреляли.
Зазвонил телефон.
- Бомбы упали в полукилометре южнее, в чистом поле. Ничего не случилось.
- Спасибо. - Майор усмехнулся и подумал о том, что королевским пилотам, сегодня, видимо, не повезло. Заснуть бы сейчас спокойно - как-никак без четверти час, а в шесть уже светло. И снова зазвонил телефон.
- Сколько раз я вам приказывал не беспокоить меня ночью! - закричал майор в трубку.
- Прошу прощения, господин майор, но вас срочно просит обер-лейтенант Клазен.
В трубке что-то затрещало, а затем послышался голос начальника штаба:
- Господин майор, англичане сбросили парашютный десант!
- Спокойно. Где это могло произойти?
- На восточной окраине Бенувиля!
Майор встал и тут только вспомнил, что он без брюк.
- Ну и что? Там же крепкий гарнизон, хорошее вооружение.
В трубке было слышно, как тяжело дышал Клазен.
- В ноль часов двадцать минут на оба моста были направлены планеры. Десант тоже хорошо вооружен. Часть нашего гарнизона отошла в город.
- Откуда вам все это так точно известно? Сейчас, когда всего без четверти час? - Майор прислушался, не слышно ли звуков, но, кроме шума прибоя да завывания ветра, ничего не было слышно.
- Подразделение Зюстерхена задержало всех отступавших и организовало на южной и восточной окраинах деревни оборону, чтобы перехватить противника, продвигавшегося в направлении шоссе Кан - Уистреам.
- Клазен, дружище, это всего лишь подмога для французских патриотов, не больше. А наши наложили в штаны из-за них.
- Господин майор… - Клазен замолчал, подыскивая подходящие слова. - Подмога для патриотов в планерах… Такого мы еще не слышали.
- А вы видели эти самые планеры собственными глазами?
- Разумеется, нет.
- Ну вот видите. Лучше всего будет, если вы лично выедете на место, а уж после этого доложите обстановку. Спасибо. - Майор положил трубку и, сев на край кровати, снял кальсоны и лег в постель, но ночник на этот раз тушить не стал.
"Мосты через Орн и Канский канал! Если они будут разрушены, тогда нарушится подвоз всего… Но люди Зюстерхена должны все же уничтожить этих самых десантников…"
Над головой все еще гудели самолеты противника.
Майор потянулся, подумав о том, что утром начнется новый трудовой день: придется составлять донесения о состоянии оборонительных сооружений, сообщать, как глубоко в землю зарылись люди, сколько огневых точек подготовлено к ведению круговой обороны. И наконец, придется доложить об исчезновении Баумерта. Сообщить об этом как о самовольной отлучке из воинской части?..
Снова зазвонил телефон. Докладывал обер-лейтенант Клазен:
- Господин майор, началась высадка десанта! - И, не дожидаясь того, какое это произведет на майора впечатление, продолжал: - Противник сбросил парашютный десант в несколько тысяч человек. Севернее нас. Это я видел собственными глазами. То же самое восточнее мостов на Орне. Предполагаю, что то же происходит и южнее нас.
Пфайлер стоял перед телефоном в одной ночной рубашке. Он спросил:
- А что с мостами?
- Зюстерхен уже вступил в соприкосновение с противником. Без поддержки танков к каналу не подойти. В Бенувиле идет бой. Послушайте сами!
Майор действительно услышал треск стрелкового оружия.
- В Бенувиле? Это значит, что я не смогу отсюда попасть на позицию?
- На машине, вероятно, нет. Зюстерхен ждет подкрепления.
- Подождите меня!
- Слушаюсь, господин майор!
"Итак, высадка десанта началась! Высадка только воздушного десанта! Такого не зафиксировано ни в одном уставе! Да и вообще наставлений по высадке крупных десантов нет. Есть, пожалуй, некоторый опыт, приобретенный в Италии".
Пфайлер судорожно оделся и побежал в бункер. Мельком он увидел, что небо на юго-востоке и юге сплошь покрыто светящимися точками.
Майор спрыгнул в ход сообщения и пошел к командирскому бункеру, расположенному позади какого-то дома.
У стереотрубы стоял лейтенант Бланкенбург.
- Что видно?
- Пока ничего, господин майор.
- Ну ладно.
Майор доложил по телефону данные, которые ему недавно передал Клазен. Выслушал, что каждую минуту можно ждать всеобщей тревоги. На полуострове Котантен, сообщили ему, по-видимому, тоже выброшен десант.
Майор рассердился на самого себя за то, что не послушался Клазена и теперь не был в состоянии доложить в штаб дивизии подробную обстановку.
Майор объявил по дивизиону готовность номер один. Приказав приготовить ему кофе, он подошел к стереотрубе и, покручивая маховичок, стал рассматривать освещенную светом луны бухту. Ни одного корабля не было видно. Ни одного огонька. Никаких сигналов. Ничего. На горизонте легкие облачка. И больше ничего. Вторжение? Трудно поверить.
Посмотрел еще раз: снова ничего. Тогда он начал рассматривать устье реки Орн. Там тоже никакого движения и полная тишина. И лишь на северо-востоке все еще рвались бомбы.
Самолетов противника уже не было слышно. Два часа ночи. Как быстро летит время!
Подошел Бернрайтер.
- Машину подготовьте, поставьте ее за домом. Захватите автоматы.
- Слушаюсь, господин майор!
Пфайлер подозвал к себе адъютанта.
- Господин майор, положение несколько прояснилось. Второй батальон танкового гренадерского полка, усиленный истребительно-противотанковой ротой, следует в Бенувиль. Артиллерийскую поддержку осуществит дивизион тяжелой артиллерии. Противник отошел в село. Больше ничего. Есть предположение, что в Ранвиле тоже идут бои. Связь нарушена. Что делается севернее нас, мне не известно. Наши разведчики, патрулирующие на шоссе, ведущем в Кан, противника не обнаружили. Вполне возможно, что англичане в первую очередь рвутся к побережью. Если это так, то они выйдут на наши позиции.
- Англичане? - со злостью спросил майор.