Еще вспарывали студеный воздух винтовочные залпы еще вели огонь белогвардейские бронепоезда и смерчи снарядных разрывов пересекали путь, но красная конница уже ворвалась в город. Серебрились выхваченные из ножен клинки, раздавалось "ура", пулеметные тачанки вихрем проносились по улицам.
Одна из тачанок вдруг остановилась у низенького домика возле базарной площади. Человек в тяжелой меховой шубе выбежал из домика, вскочил в тачанку, и она помчалась дальше, в сторону вокзала, туда, где в эти минуты решалась судьба сражения.
Шел январь 1920 года. Красная Армия с боями приближалась к Ростову. Гражданская война на юге страны вступила в последний этап.
Человек в шубе был советским разведчиком. С осени 1918 года и до самого прихода красных войск он с честью выполнял свой долг.
Человек этот жив и поныне. О том, как он начинал работать в тылу у белых, рассказывается в повести "Резидент".
Содержание:
ГЛАВА 1 1
ГЛАВА 2 2
ГЛАВА 3 3
ГЛАВА 4 4
ГЛАВА 5 5
ГЛАВА 6 6
ГЛАВА 7 7
ГЛАВА 8 8
ГЛАВА 9 8
ГЛАВА 10 10
ГЛАВА 11 12
ГЛАВА 12 12
ГЛАВА 13 13
ГЛАВА 14 14
ГЛАВА 15 16
ГЛАВА 16 17
ГЛАВА 17 17
ГЛАВА 18 18
ГЛАВА 19 20
ГЛАВА 20 21
ГЛАВА 21 24
ГЛАВА 22 25
ГЛАВА 23 26
ГЛАВА 24 27
ГЛАВА 25 28
Примечания 28
Аскольд Львович Шейкин
Резидент
ГЛАВА 1
22 октября 1918 года, утром, в начале десятого, собаки небольшого степного городка на севере Области Войска Донского словно взбесились.
Все началось, когда в двухэтажный особняк виноторговца Скутова входил начальник городского контрразведывательного отделения штаб-ротмистр Семен Фотиевич Варенцов. Едва открылась парадная дверь, навстречу ему вылетел пегий хозяйский пес Бараб. Чуть не сбив с ног стражника Ярошенко, стоявшего на посту, он бросился к воротам, обнюхал их и завыл.
В это мгновение еще можно было что-либо предпринять: увести собаку куда-нибудь, запереть. Но стражник Ярошенко немного помедлил, ожидая, что вслед за Барабом выйдет сам Скутов, а уже через минуту было поздно: от соседнего особняка подбежал пес председателя городской управы Фокс. Ярошенко замахнулся на него прикладом и крикнул: "Тю!" - но это не помогло. Напротив! Фокс метнулся под ноги стражнику и стал деятельно обнюхивать его сапоги.
И тогда Ярошенко привалился спиной к стенке дома и начал гнать от себя собаку, отпихивая ее то одной, то другой ногой и видя, что рядом с Фоксом уже борзая торговца зерном и мясом Горинько, бульдог протоиерея кафедрального собора Георгия Благовидова, волкодав, самих Варенцовых, из которых отец - богатейший торговец, а сын - начальник городской контрразведки! И все эти собаки, рыча друг на друга, рвутся к ярошенковским сапогам!
В прошлом, еще до всех перемен власти, до того, как была создана милиция, недавно переименованная в стражу, Ярошенко служил нижним чином в полиции и повидал всякого, но тут он растерялся. Он бросился к парадной двери и заколотил по ней кулаками.
На стук выскочил начальник караула - старший урядник 3-го отдельного казачьего полка Степанюк; подбежали стражники, стоявшие по углам кирпичного скутовского забора; появился старший приказчик Скутова Елизаров - грузный дядя с квадратным лицом и в казацком кафтане, но уже оказалось поздно: вой и лай раздавались по всему городу. К дому мчались лохматые, в репьях и со свалявшейся шерстью бездомные собаки; бесновались цепняки. А собак в городе было много. В эту смутную пору их держали почти в каждом дворе.
Степанюк прижал Ярошенко к забору, грозил кулаком:
- Куда ты смотрел, па-адлец! Я т-тебе покажу!..
В окошках окружающих домов забелели лица. Всю ночь в окрестностях скутовского дома патрули обшаривали дворы в поисках подозрительных. Обыватели выходить на улицу боялись, окна открывать тоже, но любопытства пересилить не могли и жались к стеклам.
Прибежала баба с кочергой и в грязном переднике - скутовская кухарка. Замахнулась на собак, но ударить побоялась: разорвут.
Тем временем у ворот выросла толпа. Здесь уже были высокий жилистый старик - сам Горинько, Варенцов-отец, мясоторговец Леонтий Шорохов, несмотря на ранний час одетый так, словно собирался отправиться в гости - в черном костюме, крахмальной рубашке, с большим пестрым галстуком. Придерживая рукой полы халата, брезгливо морщась, прибрела через улицу старуха в чепце - жена какого-то из арестованных большевиками министров Временного правительства, сбежавшая на Дон почти год назад. Это все были очень известные в городе люди. Стражники не посмели не подпустить их к дому Скутова.
И такая шла кутерьма! Варенцов-старший все пытался рукоятью крючковатой палки зацепить за ошейник свою собаку и оттащить от ворот. Шорохов (он явился за компанию с Варенцовым) подбадривал его жестами. Собачонка жены бывшего министра удрала вместе с поводком Старуха поймала его и безуспешно тянула изо всех сил.
Ударами ног отбиваясь от собак, Ярошенко крикнул:
- Р-разрешите перестрелять!
Степанюк ответил:
- Ты знаешь, кто в этом доме сейчас? Знаешь? Да я т-тебя самого!..
Атаман Краснов - среднего роста генерал с рыжими усами, в кителе с георгиевским крестом на клапане левого кармана - в этот момент стоял возле письменного стола в скутовском кабинете и недоуменно смотрел на окна: хотя они и выходили не на улицу, а в сад, собачий лай помешал Краснову говорить.
Те, к кому он обращался, - премьер войскового правительства генерал Богаевский, главный начальник военных снабжений всевеликого Войска Донского генерал Денисов, выделявшийся среди всех присутствующих высоким ростом и солидностью фигуры, начальник контрразведывательного отделения донской армии полковник Попов и начальник атаманской канцелярии генерал Родионов - тоже повернулись к окнам.
Собачий гомон не утихал. Полковник Филиппов, единственный из адъютантов, допущенный на совещание, метнулся из кабинета.
Подождав, пока он плотно закроет за собой дверь, Краснов продолжал, несколько повысив голос:
- Жутовский участок фронта по необходимости на некоторое время останется без артиллерийского прикрытия. В этом - риск. Зато мы наверняка достигнем успеха на Воронежском направлении. Бог милостив. Путь через Воронеж ведет к сердцу России.
Серый дог, сопровождавший Краснова в этой поездке, нервно поднялся с ковра.
- Фу! - сказал Краснов.
Дог тяжело вздохнул, лег на ковер, положил голову на лапы.
- Я за эту операцию, - сказал Денисов. - Она вполне в наших силах.
Его мнение, в сущности, являлось решающим. Денисов был не только старше всех здесь, и потому, видимо, осторожнее, - принимая решение, он брал на себя самое тяжелое обязательство: снабжение армии - это не пустые разговоры. Приходится сто раз взвешивать каждое слово.
- Что еще важно? - продолжал Краснов. - Важно принять все меры, чтобы полностью сохранить секретность.
- Это не сложно, - ответил Попов. - Другое дело - дивизию перебрасывать: снабжать в пути провиантом, поить, добиваться, чтобы нижние чины не шатались по станциям… Ну а три эшелона такого типа пройдут незаметно. Это можно вполне гарантировать.
Дог снова вскочил. Краснов едва успел усадить его на место:
- Фу! Фу!..
Попов продолжал:
- Оперативный план уже разработан. Эшелоны проследуют друг за другом и даже под одним номером. На время прохода станции от посторонних будут очищены. У мостов и переездов выставят усиленную охрану. Чтобы не вызывать подозрений, сделают все это внезапно, за час-полчаса до прохода поездов. Да, бесспорно, одни орудия и снаряды гораздо проще перебрасывать, чем людской состав!
Не отрывая глаз от нервничающего дога, Краснов, соглашаясь, кивал головой.
- Но вагоны просто разваливаются на ходу! - воскликнул вдруг Денисов и хлопнул ладонью по столу. - А если всего лишь один вагон из всех не сможет пройти эту тысячу верст от Жутова до Каменки без ремонта, я уже не поручусь, что, пока мы готовим удар под Воронежом, не последует удар по ослабленному фронту возле Царицына!
Богаевский вздернул плечи:
- Странно вы говорите, Исидор Григорьевич. Что ж это за вагоны, если они не могут пройти без ремонта тысячу верст?
Богаевского звали "донской флейтой" за высокий голос и яростные наскоки на любого оратора, выступавшего до него.
- Солдат воюет, - продолжал Богаевский, - рабочий работает. Не желает работать хорошо? Заставим! Завтра я наведу порядок в этом депо и сам отберу исправные вагоны. Что же это они - рабочие - вообще ничего не делают? Пусть не выходят тогда из депо с утра до ночи! Пусть сидят там круглые сутки!
Но тут уж и Краснов заинтересовался:
- Это действительно все так серьезно? Что они там такое творят?
- Случается, Петр Николаевич, - ответил Попов, - что порою после ремонта вагоны оказываются в худшем состоянии, чем были до него.
- Что же они? Не заменяют испорченных частей? За такое преступление надо строжайше карать! Или у нас нет законов?
- Ремонт всегда делают полностью, но саботажники изношенные части заменяют такими, что они хуже старых, хотя по виду как новые. Делается все умно, с расчетом, чтобы после ремонта вагон все-таки прошел двести-триста верст. При общей нынешней неразберихе этого вполне довольно, чтобы не удалось разыскать виновных.
- И все остается безнаказанным? - возмущенно проговорил Богаевский. - Завтра же с этим раз и навсегда будет покончено.
- Не раскроет ли такая ваша деятельность, Африкан Петрович, факты нашего совещания? - спросил Родионов.
- Ни в какой степени. Мой приезд сюда объявлен неделю назад.
Вернулся адъютант.
- Что там? - спросил Краснов.
Адъютант молчал.
- Вы узнали, что там произошло?
- У самого дома какая-то собачья свадьба, - произнес адъютант.
Краснов повернулся к Попову:
- Кто обеспечивает охрану?
- Ротмистр Варенцов.
- Вызовите его.
Адъютант вышел из комнаты. Все молчали, стоя у окон. Собачий лай становился все громче.
Вошел худощавый черноусый молодой офицер в форме пехотного полка. Еще у порога Попов встретил его неприязненным вопросом:
- Что там случилось у вас?
Штаб-ротмистр Варенцов служил в контрразведке с тех самых майских дней восемнадцатого года, когда германские войска отрезали Область Войска Донского, где уже была установлена власть Советов, от всей страны. Красногвардейские отряды тогда отступили на север, и на Дону вновь начало править белое казачество. Он считал себя в контрразведке старожилом и очень гордился, как ему казалось, верно найденной манерой поведения: всегда быть невозмутимо спокойным.
- Четверть часа назад, - ответил он, - какой-то хулиган, по приметам совсем еще мальчик, облил ворота жидкостью, которая возбуждает собак.
Варенцов умолк.
- И это все, что вы нам сообщите? - спросил Денисов.
Варенцов едва заметно поклонился.
- Так точно, - проговорил он.
Генералы вопросительно смотрели на него. Не выдержав напряженной тишины, Варенцов продолжал:
- За время существования в городе новой донской государственности у жителей отобрано десять тысяч винтовок, пятьсот человек арестовано, восемнадцать расстреляно. Большевистское подполье в городе есть. Но к этому случаю отношения оно не имеет.
- Вы так считаете? - спросил Краснов. - Вы? Вот вы?
- Да, да, вот вы? - вмешался Богаевский.
- Вы, - Краснов повысил голос, - работник контрразведки, убеждены, что это всего лишь случай непреднамеренного хулиганства?
- Мы имеем осведомителей во всех слоях населения, - ответил Варенцов. - О любом преднамеренном действии мы бы знали заранее.
- Но ведь это происходит у ворот того дома, где мы собрались! - Краснов обратился к Попову. - Вы тоже так полагаете, генерал?
- Ротмистр ошибается, - ответил тот.
Собачий лай раздался в кабинете. Опершись передними лапами на подоконник, лаял атаманский дог.
- Фу! - воскликнул Краснов, спеша к окну.
Варенцов последовал за ним, говоря:
- Это сейчас кончится. Собак разгонят водой из пожарных насосов. Ворота обольют керосином.
Он взглянул в окно, куда смотрел дог: на дереве, всего в десятке шагов от дома, между ветками прятался мальчишка в черной косоворотке. Он с насмешкой смотрел прямо на них, в окно кабинета.
Донесся голос стражника Ярошенко:
- Куда! Куда! Вот вас сейчас керосином!
Ему ответил голос начальника караула Степанюка:
- Это ж они к атаманскому кобелю. И один-то приедет, мороки сколько: ночи не спать, - так он и кобеля тащит! И еще думает: тайно, мол, съехались!
Краснов повернулся к Попову. Щека его дергалась.
- Если секретность операции будет обеспечена так же, как секретность нашего визита в этот город, вас обоих отстранят от службы и отдадут под суд.
- Стражников, которые провели сейчас этот диалог, арестовать, - тоном сухого приказа сказал Попов Варенцову. - Всех, кто были на улице и могли слышать их, - арестовать.
Варенцов еще раз поглядел на дерево. Мальчишка переменил положение и сделался почти неразличим среди веток и ржавой осенней листвы, но лицо его все-таки выделялось довольно ясно и было оно очень знакомо по какой-то особой пристальности взгляда. Как же этот негодяй попал в скутовский сад? Скандал из скандалов!
- Вы правильно распорядились, - сказал Краснов.
"Но раз мальчишка не убежал, а остался полюбоваться, значит, он - хулиган и действовал в одиночку!" - чуть не вырвалось у Варенцова.
- Вы правильно распорядились, - повторил Краснов.
Все генералы стояли у окон кабинета, но мальчишки не замечали. Видимо, его можно было разглядеть только с того места, где находился Варенцов.
- Можете идти, - сказал Попов.
* * *
На улицу Варенцов не вышел, а вылетел. Вслед за ним выбежали все чины стражи и контрразведки, какие только находились в доме. Варенцов лично отобрал у Ярошенко и Степанюка наганы и шашки. Хуже было с толпой. Среди задержанных оказались только обслуга Скутова, и без того прекрасно знавшая о совещании, да такие люди, которых никак нельзя посадить под замок: Горинько, Варенцов-отец, Шорохов, старая барыня. Продержав их в скутовском доме, пока генералы не уехали на вокзал, Варенцов всех отпустил.
Парень в косоворотке исчез, как провалился сквозь землю. Впрочем, в том, что его найдут, Варенцов не сомневался: он много раз уже определенно видел и эти глаза, и это лицо.
Отгадка пришла быстро. На вопрос, не заметил ли он с улицы парня на дереве, Леонтий Шорохов ответил:
- Еще бы не заметить, Семен Фотиевич! Это ж Матвей - братец мой милый!
И тогда-то Варенцов понял, на кого именно был так похож парень, - на самого Леонтия Шорохова.
И он злорадно усмехнулся: насколько ж он прав, с самого начала полагая, что весь этот случай - хулиганство без всякой связи с подпольем!
ГЛАВА 2
У города было два конца, или, как их еще называли, два края. Степной, где в основном жили казаки и крестьяне, занимавшиеся землепашеством, державшие коров, табуны лошадей, овец. Сразу за околицей тут начиналась раздольная степь, и где-то там, далеко-далеко за горизонтом, пролегла серебряная лента Дона.
В степном краю, возле станции железной дороги, находился центр города, его главные улицы: Донская, Московская, Широкая, Думская, застроенные особняками шахтовладельцев, богатых купцов - торговцев зерном и мясом, гонявших гурты в Москву, Петербург, Нижний Новгород. Зелень садов разделяла эти дома.
А другой край назывался шахтным. Здесь над землянками, бараками, мазанками возвышались конуса терриконов - гигантские кучи вынутого из глуби недр камня - да похожие на скворечни, величиной с дом, копры угольных шахт: Пашковской, Шурилинской, Цукановской, РОПИТА - Русского общества пароходства и торговли.
В этом краю круглый год пахло серой от тлеющих терриконов. Бараки и домишки стояли черные, словно обугленные. Узкие, кривые, размытые дождями и талыми водами улицы переходили в балки. Кроме терриконов да шахтных копров, все тут жалось к земле: и дома, и низенькие заборы из плитняка, и редкие кусты чилиги - желтой акации, и полузасохшие от серного дыма деревца шелковицы и вишни, и поэтому сюда нельзя было прийти незамеченным, любой человек еще издали оказывался виден за всеми этими заборами, землянками и сарайчиками.
Был конец дня. Мужчина лет сорока пяти, одетый в латаную-перелатанную брезентовую робу, бородатый, с шапкой черных волос, закрывающих лоб, с обушком на плече, с горняцкой лампой у пояса, опустив плечи, устало шел шахтерским краем.
У одной из калиток в Сквозном переулке он недолго постоял, хмуро и недовольно оглядываясь, как человек, возвращающийся с работы в плохом настроении, толкнул калитку, прошел двориком к низенькому домику в два окна, без стука, как хозяин, распахнул дверь. В передней остановился, прислушался. За второй, внутренней, дверью разговаривали женщина и парень.
- Смотри какой! - говорила женщина. - Еще и посмеивается. Чем мазал-то?
- Сало такое, - нехотя отвечал парень.
- Где ж ты его достал?
- У цыган сменял. Они его волчьим зовут.
- И зачем оно им?
- Собак уводят. Намажут сапоги, по поселку пройдут…
- В промен-то чего отдал?
- Да наган.
- Ой, Матюха, как же это ты?
- А у меня их еще десять. На поле за каменоломней сколько хочешь можно найти. И винтовки, и наганы, и патроны. Красновцам их, что ли, сдавать?
Мужчина расправил плечи, поставил обушок в угол и толкнул дверь.
- Здравствуй, Анна Андреевна, - проговорил он, перешагивая порог и протягивая руки к седой женщине, сидевшей у стола на табуретке.
Парень метнулся в соседнюю клетушку, за ситцевую занавеску.
- Стареть стал, - продолжал мужчина, - подхожу к дому, сердце колотится: вдруг да с тобою что?
- А я тебя, Харлампий, давно разглядела, - ответила женщина, вставая навстречу ему. - Ты еще к переулку подходил. Я слежу…
Была она когда-то высокая, а теперь сгорбившаяся, и когда она поднялась с табуретки, это стало особенно заметным.
- Тихо пока все, - сказала она. - Только посомневалась: идешь вроде ты, а с обушком? Уж не в забой ли подался? Машинисту зачем обушок? Сроду ж ты с ним никогда не ходил.