Бывает ведь так: какой-нибудь дурак наобум палит из револьвера и попадает точно в яблочко. Это как раз такой случай. И тщательно продуманный образ жизни, защищавший хозяина замка от самого себя, рухнул как карточный домик. А может, это вовсе не редкое стечение обстоятельств, а неотвратимость судьбы? Прав был фаталист Том Пирсон, тысячу раз прав. Да, да! Этот матрос - посланник самой судьбы. А может быть, и её карающая рука. Как бы там ни было, уже не сбежать никуда от тех воспоминаний, и суждено ему, Генри Моррисону, переживать их вновь и вновь.
Пламя плясало пока еще заключенное в каменные стенки домашнего очага, но уже растворялись стены гостиной, исчезали; и видел затворник снежную пелену беснующейся метели и живого Тома Пирсона, сидящего по ту сторону костра, а рядом с ним - взъерошенный загривок Реша. С тревогой и злобой пес вглядывался в темноту, откуда несет ненавистным ему запахом волчьей стаи, терпеливо ждущей своего часа. Но через некоторое время внимание Реша притупляется усталостью. Он кладет умную голову на лапы с обледенелой шерстью и, тяжко вздохнув, затихает. Глаза закрыты. Потом его лапы начинают нервно подергиваться. Может быть, во сне, может, мысленно - если только собаки способны в уме воссоздавать события - он вел жестокую схватку с безжалостным врагом. Судя по всему, довольно скоро ему предстоит сразиться реально.
Моррисон перевел слезящийся взгляд на бесценный мешок. Они-таки нашли свое Эльдорадо. А что толку? Это богатство еще надо донести до тех цивилизованных мест, где оно имеет цену.
Мысли Пирсона текли примерно в том же русле. Но он, в отличие от своего компаньона, не промолчал, а решил высказать их вслух, чтобы иметь повод лишний раз посетовать на злую судьбу. Его хриплый простуженный голос нарушил тягостное молчание:
- Золото, оказывается, имеет один существенный недостаток: его нельзя съесть. - Он устало пихнул ногой тяжеленный мешок с самородками. - Дерьмо! Готов отдать весь этот мешок всего за одну банку тушенки из наших припасов, что лежат сейчас на дне пропасти.
- Половину мешка, - счел необходимым поправить его Моррисон. - Ты волен распоряжаться лишь половиной... Ты нашел жилу, а я финансировал нашу экспедицию. Фифти-фифти.
- Не будь дураком, Генри, - откинув голову и закрывая глаза, желчно сказал Пирсон. - Мы обречены. Ты не успеешь воспользоваться своим золотом. Неужто ты надеешься выбраться отсюда? Мы все потеряли! Нарты, собак, продовольствие... боеприпасы. Оружие... Один ствол на двоих и дюжина патронов - это все, чем мы располагаем.
- Да... не густо, - согласился Моррисон. - Но нам еще повезло. С нами Реш. Славный пес! - Моррисон потрепал собаку по загривку. Пес жалостливо взвизгнул. - Молодец...Умница. Ну, как твоя лапа, зажила?.. Уже не кровоточит. Повезло тебе, брат. Если бы не твоя больная нога, запрягли бы тебя в нарты, и лежал бы ты сейчас вместе с остальными псами на глубине тысячи футов. Остались бы мы тогда без сторожа... Что скажешь, Пирсон, он ведь неплохой боец?
- Дерется он хорошо, - отозвался компаньон. - Только от одной собаки много ли проку...
- Ну-ну. Еще как много. Будет драться вместе с нами... Если, конечно, не сбежит. А, Реш? Ты ведь нас не бросишь? Хороший пес...
Моррисон вновь погладил собаку. У нее был густой белый мех и удивительные голубые глаза. Это пес был просто красавец.
Реш был так польщен вниманием хозяев, что даже сделал слабую попытку поиграть с ласкающей его рукой. Моррисон затеял возню с собакой, чтобы отвлечь товарища от мрачных мыслей, но Пирсон не обращал ни на что внимания и продолжал гундеть:
- До ближайшего жилья - около сотни миль. С пустым брюхом мы и половины не пройдем... Мы вообще не дойдем, понимаешь, Генри!
- Не ори, - сжав зубы, тихо сказал Моррисон, - я еще пока не оглох (Генри почувствовал, как слуховой канал его левого уха от холодного ветра сжался еще сильнее, а надоедливый звон усилился). Прекрати истерику, ты не баба. Раздоры и скулеж подрывают силы. Мы должны верить в себя, тогда обязательно дойдем.
- К черту, Генри, к черту все! обстоятельства сильнее нас. Это судьба. Фатум. Злой рок преследует нас. А я, между прочим, еще в Кинг-тауне знал, что этим все кончится. Вот что я тебе скажу: это наказание за наши грехи. Да, да... раньше я издевался над подобными высказываниями, а теперь верю... Вон она - наша судьба, сверкает зелеными глазами в темноте. Сегодня ночью или завтра утром они разделаются с нами... и кончится наша дурацкая жизнь. И правильно. Все суета... суета...
Пирсон вдруг истерически захохотал, потом заплакал и снова захохотал. Отдышавшись и обтерев рукавом шубы глаза, он продолжил свой монолог со злобной улыбкой:
- Иногда я его ненавижу...
- Кого? Хейворта?
- Да что Хейворт... Он, конечно, сволочь, продал нам нетренированных собак... и за это, как и мы, поплатится... Нет, я беру выше... Того, Кто Управляет нами.
- Ты имеешь в виду Бога?
- Нет, в Бога я не верю. Но вот то, что существует Рок, в этом я убедился. Погляди, какое изощренное коварство! Он оставляет нам самый минимум. И начинает ждать: выживем мы или загнемся. Это игра! Понимаешь, Генри, этот негодяй забавляется. Но, нет, я не стану играть по его правилам.
- Еще как станешь, - усмехнулся Моррисон. - Иначе, какой же это Рок.
- А вот это видел! - Персен сделал неприличный жест рукой. - С меня хватит. Финиш. Сейчас закрою глаза и сдохну. Пусть-ка поскучает без меня.
- Тогда, если ему не надоест с нами возиться, он придумает что-нибудь еще... - Моррисон сглотнул голодную слюну. - Например, подбросит нам банку консервов...
- Хорошо бы, - сказал Пирсон, расслабляясь.
- Не нравится мне твой Рок, - сказал Моррисон после минутного размышления. - Теория капитулянтов. Кстати, о безжалостном фатуме, довлеющем над человечеством, писал еще Шопенгауэр. К подобного рода концепциям я всегда отношусь скептически. Слишком они пессимистичны. Ты знаешь, я не религиозный ханжа, но все же предпочел бы жить в Божественной вселенной, где человеку все-таки дана свобода воли.
- Я, конечно, университетов и колледжей не кончал, как ты, - сказал Пирсон. - И во всей этой ерунде со вселенными не разбираюсь. Я знаю одно, что есть судьба и каждый получает то, что заслужил... Еще при жизни.
"Какое это мучение - общаться с людьми не своего круга", - подумал Моррисон, притворяясь спящим.
Пирсон еще долго возился на подстилке, стараясь как можно ближе лечь к огню, но так, чтобы и не сгореть; бурчал в полголоса, ругал холод, морозивший его спину, материл огонь, обжигающий его колени; наконец забылся тяжелым сном, который не приносил ни физического, ни психического отдыха, лишь оглушает, отупляет разум. Сон и явь становятся трудно различимы. Приходит апатия. А за ней - смерть.
Очнулись они от яростного лая Реша. Пес широко расставил лапы, ощетинил загривок и облаивал врагов с такой силой и злобой, что, казалось, еще немного и он выплюнет на снег свои внутренности. Уже совсем рассвело, и волки, обезумевшие от голода, пошли на приступ. Люди зашевелились, разминая затекшие ноги, руки, тело.
- Том, расшевели огонь, а я постараюсь их сдержать! - крикнул Моррисон, подхватил винчестер и поставил его на боевой взвод.
- Хорошо, Генри, только береги патроны, бей наверняка.
Впереди и несколько сбоку стаи хитрыми непредсказуемыми по направлению прыжками бежал вожак - матерый зверюга. Из оскаленной пасти выставлялись желто-белые клыки около двух дюймов величиной. В безжалостных глазах его горел злобный огонь. Моррисон знал, что вожак умен и не полезет почем зря под пулю. Так и есть: он обогнул стоянку людей и пустил вперед молодых бойцов.
Генри вскинул винчестер, стараясь все-таки в первую очередь сразить вожака, но тот уже зашел в тыл. Поздно. Впереди два волка на разгоне, сейчас прыгнут. Моррисон резко перевел ствол на новые цели: "Друф-ф! Друф-ф-ф!" - два выстрела грохнули с минимальным интервалом, какой только позволял механизм перезарядки полуавтоматической винтовки.
Ближайший волк споткнулся, перелетел через голову, коротко взвизгнув, и замертво упал на снег. Второй успел отпрянуть, лишь фонтанчик снега взметнулся от пули у него под брюхом.
Стрелок снова лихорадочно рванул от себя рычаг взвода - дослал патрон, спеша исправить промах, но стрелять отказался. Волк, оказывается, не избежал пули. Она пробила ему живот навылет. И теперь он пытался встать и покинуть поле боя, но не мог. Задние лапы не повиновались ему. Зверь жалобно завыл, почти совсем как человек, беспомощно и недоуменно глядя, как из раны хлещет кровь. Его кровь, а не кровь врага, вкусить которую он так жаждал еще секунду назад. Острая, горячая судорога свела живот Моррисона, когда мелькнуло у него в голове видение собственной смерти: он лежит на снегу с разорванным животом и выпущенными кишками... Генри не испытывал ненависти к этому волку, напротив, ему даже стало жаль его. Он хотел было добить беднягу, чтобы прекратить его мучения, но импульс сострадания погасил холодный расчет: раненый зверь не страшен, а патроны надо беречь.
В то же время Том Пирсон при поддержке пса противостоял вожаку стаи.
- На, держи, зверюга! - крикнул он и метнул в матерого тлеющую палку от вчерашнего костра.
Сноп искр и дым этого оружия отчаяния возымел действие: вожак присел, вильнул холкой с поджатым хвостом и поскакал прочь, увлекая за собой взбешенного Реша.
Моррисон развернулся, упал на колено и посла вдогонку вдохновителю атаки две пули. Обе, к его огорчению, не достигли цели. В третий раз стрелять он не рискнул - мешала собака.
- Реш! Назад! - крикнул Пирсон. - Назад, тебе говорят! - И, выпучив глаза, завопил: - Генри, сзади!!!
Моррисон вскочил на ноги с одновременным разворотом, передернул затвор. Но ближайшие три волка нападать на него и не думали. Они, деловито и хладнокровно, перегрызли глотку своему раненому собрату и поволокли его прочь. По дороге к ним присоединились другие. Через малое время каждый уже бежал со своим куском добычи. Убитый пулей волк, тоже куда-то исчез. Очевидно, его тело также уволокли и растерзали ненасытные твари.
- Да-а... - протянул Пирсон срывающимся голосом, едва сдерживая кашель, - они совсем похожи на людей...
- Борьба за выживание, - отозвался Моррисон, тяжело опираясь на винчестер. - У господина Дарвина это называется естественным отбором. Выживает сильнейший. - Генри усмехнулся. - А также - наглейший и коварнейший.
Пирсон открыл рот, что-то хотел сказать, но не смог - зашелся в долгом удушающем кашле. Примчался Реш, взметая снег. Ухо в крови, но настроение бодрое: хвост туго закручен кверху на полтора оборота. Пирсон схватил его за загривок, осмотрел рану и просипел треснутым голосом:
- Ты, черт этакий, далеко не убегай. Надо вместе держаться. Если рассыплемся, по одиночке нас перережут как ягнят. Рядом! Понял, дурак лохматый? Рядом... Ну, не скули, не скули... И так тошно...
Отбив атаку и видя, что новая начнется не скоро, они воспользовались передышкой, развели костер, набили в котелок снега, вскипятили воду и, обжигая губы о закопченный металл котелка, по очереди выпили её вместо завтрака.
- Последняя сигарета осталась, - сказал Пирсон, разрывая влажную пачку. - Покурим, может, обманем голод.
"Патроны тоже последние", - в тон товарищу подумал Моррисон, держа в горсти холодные металлические цилиндрики и вставляя их по одному через боковое окно с подпружиненной защелкой в подствольный магазин винтовки. Зарядив винчестер, Генри прочистил ствол, любовно погладил оружие, проверяя заодно, не попал ли снег на важные узлы механизма перезарядки. Но все было в норме, стало быть, "соверен"* не подведет в трудную минуту.
[*Популярность винчестеров среди охотников, ковбоев, путешественников возросла настолько, что их называли "соверенами" (золотая монета"), подчеркивая их ценность и значимость.]
После перекура чувство голода действительно несколько притупилось. Но они знали, что это ненадолго и что скоро опять начнутся ужасные спазмы в пустых желудках, точно чья-то когтистая лапа безжалостно сжимает ваши внутренности. Но хуже всего то, что голодный человек почти беззащитен перед холодом. Энергии для поддержания нужной температуры тела, как, впрочем, и движения, становится все меньше... Последствия этого будут вполне предсказуемы: два коченеющих тела, заносимые снегом, скулящая от безысходности собака. А потом налетят хозяева леса, и в короткой яростной схватке участь всех троих решится окончательно.
Все это Моррисон представил себе до жути отчетливо, и злость охватила его.
Нет, он так просто сдаваться не намерен. Не для того он прожил свои 28 лет, получал образование, тяжко трудился, страдал от унижений, откладывал шиллинги и пенсы и яростно мечтал о богатстве... Потом ему подфартило... Так или иначе, но он собрал приличную сумму. Поставил все на, казалось бы, авантюрную затею Пирсона - и выиграл! И вот, обретя это вожделенное богатство, уже на самых подступах к сияющим вершинам настоящей жизни - погибнуть? Дудки! Всем чертям назло он дойдет живым.
И открылись в нем резервные силы, пришло второе дыхание, и он с еще большим упорством налег на лямку волокуши. Эта чертова волокуша, сделанная ими из нескольких крупных веток, перевязанных уцелевшими веревками, а кое-где и тряпками, двигалась по рыхлому снегу с большим трудом. Еще бы! Мешок, лежащий на ней, весил не менее двухсот фунтов.* Самородного золота! Да, господа, не дерьма, мистер Пирсон пошутил - золота! И ровно половина этого фантастического богатства принадлежит ему - Генри Моррисону.
[*200 фунтов = 80 кг.( Прим. автора).]
А что такое богатство в представлении Генри Моррисона? Это, прежде всего, - хороший дом, а еще лучше замок. Да, да это будет дом в виде замка. В старых замках очень сыро и холодно. Он воздвигнет новый, теплый. И там, наконец, согреется. Хватит с него, намерзся в ледяных мансардах, будучи студентом... Решено - замок. Что еще сулит ему богатство? Да! Возможность войти в высшее общество, стать настоящим джентльменом; посещать элитарные клубы, куда беднякам путь заказан. Вот так, господа! Он станет одним из вас - джентльменом в жилете на белой подкладке... гордым, недоступным, всеми уважаемым, одним словом, хозяином жизни. И вы станете подавать ему, сэру Моррисону, эсквайру, свои изнеженные холеные руки; а он, эсквайр, еще будет выбирать: чью руку пожать, а чью, может быть, отвергнуть. Так-то вот, господа.
Ну и наконец, он женится на Бренде Стивенс - этой холодной аристократической штучке (Пирсон сказал бы - сучке), которая с таким презрением его отвергла; отвергла как парию, недостойного её положения, её красоты, её амбициям. Как же она разгневалась на него в ту злополучную осень, год назад; едва не задохнулась от гнева: как посмел он, Моррисон, служащий всего лишь секретарем её достопочтенного отца, сэра Чарльза Стивенса, делать ей, Бренде Стивенс, Настоящей Леди, намеки относительно женитьбы. Это смешно, мистер Как-вас-там. А ведь как мужчина он ей нравился, и можно быть уверенным, что нравится до сих пор. Была у него такая способность - "западать" людям в душу. В его внешними данными и знанием психологии, в особенности женской, это не составляло ему никакого труда. До Бренды у него было много женщин. Но девочки эти все поголовно принадлежали к среднему, а то и низшему сословию - грубоватые, не блещущие интеллектом и воспитанием. А его всегда прельщали женщины интеллектуального склада, аристократки, леди из высшего света, с которыми можно было поговорить на равных о философии, политике; порассуждать об искусстве, потолковать об эмансипации... да о чем угодно, лишь бы они имели хороший вкус, соблюдали такт, приличествующий светскому воспитанию.
Всеми этими качествами в избытке обладала Бренда Стивенс. По существу, она стала его первой серьезной целью в жизни. Мечта о богатстве появилась позже, когда он понял, что с дырявым карманом ему не прельстить Настоящую Леди.
И эта цель наконец-то почти достигнута. Осталось самая малость - дойти и взять... Ох, как он возьмет её!.. Как он ей отомстит! Это будет самая неприличная поза, самая гадкая, самая унизительная для женского достоинства... Только бы дойти...
У Моррисона даже не возникла мысль о том, чтобы бросить к чертовой матери проклятый мешок и тем самым сэкономить силы, и хоть как-то самому дотащиться до ближайшей фактории. Жаль, что Пирсон иного покроя парень. Он быстро вспыхивает, но быстро и сгорает. Этот парень совсем раскис. Идет с закрытыми глазами, и лямка его повисла. Он больше не тянет. Это нечестно! Или ты отказываешься от своей доли или тяни. Такие вот условия ставит Генри Моррисон. Он вознамерился объявить об этом вслух, но Том неожиданно упал на снег без чувств.
- Ладно, приятель, - сочувственно произнес Моррисон, - привал так привал.
Он сходил к ближайшим кустам, задавленным высокими шапками искрящегося снега, наломал веток для костра. Когда огонь разгорелся, Моррисон подтащил безжизненное тело Пирсона поближе к теплу, посадил его на волокушу, подставив ему под спину драгоценный мешок. Вскоре Том Пирсон пришел в себя и протянул к огню закоченевшие пальцы рук, откашлялся жутким кашлем сильно простуженного человека и сказал, тяжело дыша и делая длинные паузы после каждой фразы:
- Слушай, Генри... в ближайшие день-два... мы умрем. - Он тяжко выдохнул воздух и надолго замолчал.
Вылетевшее облачко пара изо рта Пирсона показалось Моррисону душой, покидающей обессиленное тело. По мнению Генри, Пирсон оказался оптимистом. Он-то полагал, что Том объявит о своей кончине через пять минут. Это обнадеживало. Значит, его компаньон уверен в своих силах хотя бы на пару суток.
- Генри, давай с тобой кое-что решим... Посоветоваться нужно, - вновь заговорил Пирсон, заговорил сбивчиво, как в бреду. - Нужно что-то предпринять! - взвизгнул он фальцетом.
- Самое разумное - идти сколько сможем. Бог даст, дойдем. - Компаньон сказал это нарочито холодным тоном, чтобы не спровоцировать очередную истерику.
- В таком случае, тебе придется идти одному. Я больше двигаться не в состоянии.
- Что ты предлагаешь? Я вижу, что ты уже принял какое-то решение, нет? Давай, выкладывай...
- Нам необходимо поесть, - выдохнул Пирсон, и на глазах у него появились слезы.
Худое, заросшее его лицо приняло выражение, словно у друга за пазухой был припрятан полуфунтовый бифштекс, с которым тот не желал с ним поделиться.
- Отличная идея, - ответил Генри. - Я бы тоже сейчас не отказался пожевать чего-нибудь. Могу предложить кору деревьев, хвойные лапки, говорят, весьма полезная штука... или вот - мой ремень от штанов... Нарежем его мелкими кусочками и приготовим наваристый супчик.
- К чертям! - огрызнулся Пирсон. - Все это нам не поможет... Нам нужна НЕАСТОЯЩАЯ пища.
- Ну, если ты знаешь поблизости какой-нибудь ресторан...
- Кончай, Генри, я - серьезно!
- Если говорить серьезно, то настоящей пищи я не вижу. Вокруг нет даже птиц, не говоря уже об упитанном зайчике. А что касается наших серых приятелей, идущих за нами по пятам, то в их семейке слишком много голодных ртов, чтобы делиться с нами своими павшими в бою товарищами.
- Вот, - прошептал Пирсон и кивком головы указал на собаку, лежавшую в трех футах от него.