– Ну, в какой-то мере живы. Спят они зеленым сном. Весь город спит. Всё спит. И так будет вечно! И ты уснешь. – Улыбался злой голос чародея.
– А, если я отдам вам свою душу, вы расколдуете моих друзей? Вы их отпустите? – Она понимала всю тщетность своего вопроса, но это была последняя попытка отсрочить неизбежность их встречи.
– Ты же умная девочка, к чему эти глупые и наивные вопросы? Ты все прекрасно понимаешь и знаешь без меня. Так что хватит препираться, поднимай свой зад и иди ко мне!
От этих слов и наглости, исходившей от колдуна, в ней пробудилась ярость, которая шквальной волной накрыла ее, смыв все остатки неуверенности и затмив страх. До сего момента она и не подозревала, что может быть не просто злой, а лютой, стоит кому-то обидеть дорогих ей людей, а к этой компашке она успела прикипеть сердцем. Но и жизнь ее не ставила в такую ситуацию. Элен решила бороться до конца, пускай и быстрого, но бороться, царапаться, кусаться, драться. Просто так она не сдастся этому наглецу, этому поддонку, черт возьми!
Поднявшись на дрожавшие ноги, она развернулась и твердым шагом направилась в сторону чародея.
– Ну, вот и славненько, давно бы так. – Белое и вытянутое лицо, как у крысы, растянулось в отвратительном оскале желтых зубов. – Хорошая девочка. Сейчас все быстро закончим, и все будет хорошо. Для меня. Ха-ха-ха.
Но толи взгляд девушки заставил оборваться этот гнусный смех, толи ее решительная поступь, Люцианус замолчал, будто что-то почувствовав.
– Что ты делаешь? – вдруг незнакомец отшатнулся, когда Элен подошла слишком близко и протянула руку, чтобы ухватить его. – Не смей меня касаться! Не прикасайся!
Но девушка дотянулась кончиками пальцев до черного фрака, и произошло самое неожиданное: лицо колдуна исказил ужас и он, резво отскочив, с разбега через каменную ограду сиганул в канал, иного пути к отступлению у него не было. Элен подбежала к невысокому, едва равнявшемуся ей по пояс, ограждению, отделявшему проезжую часть от обрыва в воду и, перегнувшись, проследила за убегающим злодеем. К ее неимоверному удивлению того не было в спокойных водах канала, но на противоположном берегу он стоял совершенно сухой и гримаса злобы и ненависти искажала его рот.
– Я доберусь до тебя! Мерзавка! Заберу твою душу, и больше никто не сможет нарушить сон этого городишки! Никто! Это мой город, слышишь, сучка? Мой и только мой! Твоя проклятая Луна не сможет тебе помочь, как и прежде, не в этот раз! Берегись! Ночью!
Люцианус снял очки, на их месте на Элен смотрели два горящих зеленым светом глаза, излучавших злобу и страх одновременно. Открытый рот выдался вперед, обнажая острые длинные клыки. Элен невольно чем-то напугала колдуна, и тот злился от этого еще сильнее.
– Ты застынешь навсегда здесь. Тебе никто не поможет! Даже время под моей властью спит. Ты навечно здесь останешься. Мертвая и бесполезная, как и твоя Луна! – Он поднял трость и направил в ее сторону, а затем растворился в воздухе.
***
– Я не боюсь тебя! Слышишь, не боюсь! Я найду способ остановить тебя и верну этому городу жизнь! – Кричала в пустоту девушка, эхом разносились ее слова по каналу, но ответа не последовало, чародей исчез. – Но как я это сделаю? Как?!
Обхватив голову руками, Элен села на корточки, словно маленький нахохлившийся воробушек и заплакала от бессилия. Снова она была одна в незнакомом городе, и помощи ждать было неоткуда, а драгоценное время утекало, как песок, что просеивается меж пальцев.
Откуда-то подул ветерок, приятно согревая; девушка подняла лицо и подставила его воздушному потоку, который невидимой легковесной дланью, приглаживал ее по длинным волосам, ласково касался лица, успокаивая и забирая горечь. Слезы просохли, а до ее слуха стал долетать странный легкий шелестящий звук, который вскоре перерос в осязаемый легкий шепот, что обволакивал и успокаивал:
– Не бойся, дитя, ничего не бойся. Колдун не сможет тебе причинить зла.,.. Он даже не смеет к тебе прикоснуться, ибо смерть найдет себе. Пока не наступит ночь. Он сам испуган. Не ожидал, что ты настолько чиста и сильна. Ты можешь спасти город и снять злые чары, только поторопись, дитя. Поторопись…. Часы должны пробить и город разбудить! Но торопись, ночью ты попадешь во власть зла и, даже Белая Луна не сможет тебе помочь.
– Какие часы? Кто ты? Как мне их найти и где? Помоги! – девушка вскочила на ноги и закричала что есть мочи, озираясь по сторонам, но никого не было.
– Слушай свое сердце, дитя, ты уже знаешь ответ. Скорее! Скорее! Дай часам пробить… спеши… до ночи….
Голос улетал вместе с теплым ветерком, оставляя обрывки слов, которые постепенно перешли в тонкий умолкающий звук. Элен вытерла остатки слез с лица и задумалась над словами.
"Надо думать логически, успокойся Элен, подумай, где и какие часы должны пробить? Если они должны разбудить весь город, то должны быть большого размера, просто гигантского, а где же таким часам самое место? Очевидно, что в центре города, на какой-нибудь площади". И вот тут ее осенило. "Стоп! Мы же недавно проезжали мимо городской ратуши и там, на башне гигантские круглые часы висят! Это они! Точно! Мне туда надо!".
Наполненная уверенностью в своей догадке, девушка направилась в центр города к старинной ратуше, зная твердо, что нужно сделать. Она помнила приблизительно дорогу, ведь совсем недавно проезжала с друзьями по городскому центру, петляя по улочкам.
Убыстряя шаг, путница в пестрой юбке углублялась в пустынные улицы все дальше от канала и все ближе к своей цели. Оставалось преодолеть всего один квартал по ее подсчетам и вот тут дорогу ей преградил возникший из ниоткуда колдун.
– Остановись немедленно, Лунная служанка! Подумай, как следует, надо ли тебе рисковать жизнью ради этого городка, который и слыхом о тебе не слыхивал, да и, проснувшись, не признает тебя? Стоит ли этот город усилий, когда все предрешено? Если ты отступишься, то я дам тебе полдня форы, так и быть, но, при условии, что ты немедленно уберешь свой зад из моего города!
– Это не твой город и ты не хозяин ему! Люцианус, я пройду к часам, и ты меня не остановишь! Я видела твой страх, а, значит, ты не такой уж и непобедимый. – С дрожью выкрикивала Элен, не уверенная и наполовину в то, о чем заявляла.
– Ну, что ж, может ты и наделена силой своей покровительницы, но ты глупа и поплатишься за вызов, что бросила Люцианусу, Хозяину времени!
Колдун трижды стукнул тростью об асфальт. В этот раз не было зеленоватого свечения, налетел сильный ветер, поднимая в воздух пыль и теребя вывески ближайших магазинчиков. Прикрывая глаза от песка, Элен остановилась в нерешительности, но в памяти всплыли застывшие силуэты друзей, и она, прикусив губу, упрямо шагнула вперед.
– Остановись, мерзкая девчонка! Не смей идти дальше! Это мой город и я хозяин в нем! Если ты еще сделаешь, хоть шаг, я убью тебя, как назойливую букашку. Раздавлю! – Проскрипел чародей.
Кричать в ответ она не могла, пыль, поднятая ветром, тут же набивалась в рот, чуть стоило его приоткрыть. Девушка продолжала идти, противостоя шквальному ветру, который казалось, хотел сорвать с нее одежду и трепал во все стороны длинные волосы, спутывая их в космы.
Люцианус направил трость на одну из машин, припаркованных у тротуара и ветер вдруг сконцентрировавшись в темную массу, обхватил машину. Автомобиль, управляемый тростью, был поднят до уровня второго этажа дома и с силой швырнут в девушку по указке колдуна. Элен чудом успела отскочить в сторону, машина же рухнула прямехонько на то место, где она только что стояла и, переворачиваясь, прокувыркалась, отбрасывая в стороны откалывающиеся детали, и осыпая воздух дождем битого стекла. Девушка почувствовала в руках, прикрывавших лицо, колющую боль и разбегающиеся тонкие ручейки крови, от впившихся осколков, но времени на обработку ранок не было.
Колдун выругался, заметив, что противница уцелела, и бросил в нее еще одну машину. С огромным трудом Элен удалось увернуться и от второго авто, неудачно упав и больно ударившись правым коленом; она перекатилась вокруг себя, и замерла на животе. Сердце колотилось в бешеном ритме, дыхание сбилось, но страх за жизнь заставил ее подняться, и сильно прихрамывая ушибленным коленом, она подбежала к ближайшему зданию, ища укрытие. Девушка замерла, прижавшись спиной к стене трехэтажного дома, первый этаж которого занимала бакалейная лавка, спящая сейчас, как и весь город и название которой она разобрать не успела.
Колдун на сей раз стал поочередно направлять свою трость на окна этого домика и сверху на девушку обрушились горшки с цветами. Они падали совсем рядом, разрываясь снарядами земли, цветов и битых черепков, а от одного не удалось увернуться вовремя, он с мощью гантели зарядил в левое плечо. Руку обожгла невыносимая боль, сменившаяся устрашающим онемением, предплечье теперь висело безжизненной плетью. Осколки другого горшка, разлетаясь в разные стороны вместе с землей, впились в ноги и оцарапали руки и голову. Девушка вскрикнула от очередной порции боли, слезы непроизвольно текли, оставляя белые следы на перепачканном землей лице.
Дальше идти вдоль стены было бессмысленно, в любой момент сверху мог упасть горшок прямо на голову, удачно и навсегда. Элен решила рискнуть, и быстро оторвавшись от дома, побежала прямо на колдуна, уворачиваясь из последних сил от падающих снарядов. Люцианус видимо не ожидал такой атаки и такой прыти от своей жертвы, и когда девушка приблизилась к нему, спешно ретировался, снова растворившись в воздухе.
– Трус! Мерзавец! Что ты можешь без своей чудо-трости? Ну, ничего. Я доберусь еще до тебя, подонок! – Кричала в пустоту она, тело ее судорожно трясло, крик перешел в рыдание, и она дала волю сдерживаемым эмоциям.
Утирая слезы, она размазала грязь по лицу, страх стал отступать, на место истерике пришла нервная икота и чувство одиночества. Судорожно хватая воздух, она попыталась успокоиться и изгнать чувство жалости к себе, и когда ей, наконец, удалось взять эмоции под контроль, прихрамывая и постанывая от режущей боли, которая вернулась в пострадавшую руку, Элен пошла дальше.
Плечо горело в том месте, на которое приземлился злополучный цветочный горшок, место ушиба расползлось багровым пятном с кровоподтеком и с каждым маломальским движением отдавало режущей болью, парализуя всю руку. Элен чувствовала себя инвалидом, этаким раненым солдатом в неведомой и непонятной ей войне. Унять боль, убрать ее из своего тела и вернуть прежнюю жизнь в конечность – вот, что сейчас затмевало и перекрывало первоначальную цель ее действий.
Но вот впереди показался сначала шпиль, а затем предстало все здание городской ратуши, и путница, собрав все свое мужество и терпение в кулак, устремилась к намеченному ориентиру. Это было классическое средневековое строение из красного кирпича с покатой крышей из черной черепицы высотой с приличный пятиэтажный дом, в центре которого гордо сиял позолоченный шпиль, на котором из-за слабого ветра, а вернее из-за его полного отсутствия, обвис флаг с городским гербом. Сбоку ратушу венчала огненная башня прямоугольной формы с трапецеидальной крышей, возвышавшаяся над главным зданием на несколько десятков метров. Центр ее венчали величественные золотые круглые часы с посеребренными римскими цифрами, а в центре синего циферблата, из которого исходили стрелки, замершие на двух отметках, сияла огромная белоснежная Луна в окружении золотых звезд. И часы эти безмолвствовали.
Элен подбежала к центральной массивной двери, выкрашенной в изумрудный цвет и ведущей в здание ратуши, обхватила ее обеими руками и дернула на себя. Тяжелая дубовая дверь с трудом поддалась на усилия, но все же, распахнулась, изнутри пахнуло сыростью и прохладой. Девушка переступила порог и вошла внутрь.
Кругом царил полумрак, рассеиваемый частично солнечным светом, льющимся в круглое окно над самим входом. Никого не было в приемной комнате, и каждый шаг гулко отлетал дробью от каменного пола к высоченному потолку. Лишь одинокий стол в углу с какими-то бумагами и горкой аккуратно сложенных белоснежных полотенец, Бог знает, для каких нужд, разбавлял пустоту помещения, и девушка направилась к нему. Не раздумывая, она соорудила перевязь из парочки полотенец, оставленных, как будто специально для нее. В повязку, накинутую на плечо, была просунута травмированная рука, что существенно снизило боль. "Словно кто-то знал, что сюда приду я с ушибленной рукой. Как это странно". Заодно, она перевязала и саднившее колено.
Пройдя этот закуток, Элен вошла через круглую арку, служившую своеобразным проходом, в просторный светлый зал, который, видимо, предназначался для важных городских собраний. Стены украшали огромные витражные окна на сказочные сюжеты – рыцари сражались с огнедышащими драконами, прекрасные дамы дарили цветы своим мужественным избранникам или водили хороводы у костра, трубадуры воспевали подвиги героев, а короли властвовали над всеми, величаво восседая на тронах. И свет, преломляясь сквозь причудливые картины стекла, погружал помещение зала в разноцветное море ярчайших оттенков. Со стен взирали не менее интересные и не менее яркие личности, относившиеся уже скорее к историческим лицам города и вытканные в давние времена на толстом гобелене.
Элен остановилась на мгновение, залюбовавшись на такую редкую красоту, ей еще не доводилось видеть такого мастерства и тончайшей работы воочию. Но нужно было идти дальше и, оглядев зал, она поспешно выбрала черную дверь, которая должна была, как она надеялась, вывести ее к башне. Судьба благоволила ей, эта дверца привела ее через узкий, но длинный коридорчик в соседнее крыло здания к лестнице, по которой Элен стала подниматься в нутро башни, к часам.
Лестница была выполнена из розового мрамора и в ширину годилась для свободного хода одному человеку, ступеньки за многие столетия сохранили идеальную форму и поблескивали в полумраке, приходилось идти аккуратно, на отполированной поверхности ноги норовили соскользнуть с округлых краев ступеней. "Лестница выглядит так, словно ее совсем недавно создали, а, может, по ней редко взбирались, и поэтому она так прекрасно сохранилась?".
Стены из красного кирпича в лестничных пролетах окаймлялись малюсенькими узенькими окошками с решетками, выполненными из тонких витиеватых прутьев. Вот за счет этих оконцев и были видны ступени, а девушка беспрепятственно добралась до небольшой дверки, за которой и находился гигантский часовой организм. Огромные валы и шестерни поражали своими размерами, но за ними явно не следили, весь механизм был окутан толстым слоем серой паутины, а деревянный настил пола давно захватила в плен и поглотила вездесущая пыль. Однако в этой серости четкими отпечатками распространялась цепочка следов, по линии рисунка, несомненно, принадлежащих одному и тому же человеку.
Между зубчатым валом и шестернею Элен разглядела вставленный кем-то черный камень, который заблокировал движение всего механизма. Подойдя ближе, ей удалось разглядеть выдолбленные на камне странные письмена. Очевидно, это было заклинание, которое нес в себе камень размером с футбольный мяч, но приплюснутый по форме. Чтобы подойти к нему, нужно было прежде разобраться с паутиной, сильно затрудняющей передвижение по комнате. Этим и занялась девушка, усердно срывая со всех деталей противную липкую гадость, отвоевывая шаг за шагом пространство и борясь с болью в руке и с омерзением от соприкосновений с вязкими тенетами.
Увлеченная уборкой, она и не заметила появления того, кто натворил весь этот беспорядок, колдун стоял у нее за спиной и уже направлял на нее свою трость.
–Обернись, Эления! Встреть смерть лицом. Я тебя предупреждал! Ты поплатишься за свое вмешательство в мои творения.
Девушка вздрогнула и резко обернулась на хриплый голос. В полумраке свет пробивался лишь с входа в комнатку, и колдун, стоявший в просвете, казался еще больше и страшнее. Кожа его лица отливала в землистый цвет и потрескалась, как если бы была сделана из глины. Глаза горели жутким зеленым огнем, а из раскрытого рта-пасти вырывался хрип вперемешку с паром, в помещении вдруг образовался холод, источавший отвратительный запах гнили и разложения.
Раздался тихий щелчок и из трости на конце выскочил тонкий заостренный клинок. Чародей сделал резкий выпад вперед и попытался проткнуть Элен острием, но та вовремя отскочила, тогда Люцианус повторил атаку. Вскрикивая и уворачиваясь от новых выпадов, молниеносных и бесшумных, девушка искала укрытие за многочисленными шестернями, а жало клинка мелькало со стремительной скоростью, едва не достигая цели. Колдун в бешеной одержимости сократил расстояние и глубже тыкал тростью между элементами механизма в надежде зацепить свою жертву.
И вот в определенный момент, толи из страха, а толи инстинктивно защищаясь, Элен удалось ухватить одной рукой черную перчатку негодяя, крепко сжимавшую набалдашник, а другой рукой она вцепилась чуть пониже за саму трость. Такого Люцианус не ожидал, и когда девушка с криком рванула трость на себя, то не смог удержать гладкую рукоять в пальцах и слегка покачнулся.
В ее руках трость перестала излучать свет, побелела и стала намного легче, а клинок отвалился и рассыпался в прах. Колдун, закричал от ужаса и боли – рука, только что державшая трость, стала трескаться и рассыпаться; не смея приблизиться и выставляя вперед осыпающиеся руки, ища защиты, он пятился в темный угол и вжался в него, не переставая орать.
– То, что надо! – Воскликнула Элен и сильным ударом выбила камень из тисков шестерни и вала, словно это был не камень, а шар, а в руках у нее была не трость, а кий для игры в бильярд.
Тут же медленно и со скрипом начал вращаться вал, увлекая зубцами громадную шестерню, а та привела в движение все остальные детали часового механизма. Комната наполнилась шумом движущихся в разных направлениях деталей, а когда минутная стрелка с обратной стороны циферблата сделала свой первый ход, раздался оглушительный удар боя. Бросив не нужную уже никому трость, Элен зажала ладонями уши, но часы били с такой мощью, что казалось, барабанные перепонки не выдержат и лопнут.
Девушка взглянула в сторону колдуна и увидела следующее: с каждым пробитым ударом Люцианус корчился и изгибался, упав на пол. Он что-то кричал, но бой часов заглушал полностью его голос. Зрелище было не для слабонервных: колдун разрушался на глазах, кусками опадая на каменный пол, уменьшался и истончался, словно фигура из песка. В углу лежала небольшая кучка древней пыли, а на последнем ударе исчезла и она. А вслед за своим безжалостным хозяином пропала и трость.
– Не стоило тебе трогать моих друзей. За что боролся, на то и напоролся, красавчик. – Устало выдохнула она в пустой угол.
Единственной загадкой осталось – почему чародей называл Элен иным именем и говорил с ней, как со старой знакомой, но сейчас ей было не до отгадывания этой головоломки, она попусту задвинула ее глубоко в память и заперла. До времени.
Далее не выносимо было находиться в этой пыльной и пропахшей тленом комнате, и она вышла, стискивая зубы от нараставшей в руке боли и прихрамывая с остановками, сошла по лестнице вниз. Выйдя из здания ратуши на дневной свет, она с удовольствием наслаждалась тишиной, уши еще болели, но уже было легче. На площади, где пробили спавшие во власти колдовства часы, появлялись первые горожане, они сонно зевали и удивленно оглядывались вокруг, а некоторые, недоумевая, всматривались в синий циферблат и озадачено почесывали макушку, гадая, куда же утекло время, пока они пребывали сладости сна.