– В следующий раз попрошу машину большую и с пуленепробиваемыми стёклами, – пообещала куда-то в воздух Алёна. – У этой, как мы выяснили, стёкла были только кокетливо затонированы. Дураки они все там, что ли?
– Алёна, – укоризненно сказал Великий князь, – не кипятись.
– Кипят, ваше высочество, чайники, – пробурчала Алёна.
– … А не бритоголовые цыганские девушки, – согласился Иосиф Кириллович с ехидной усмешкой. Кажется, на ехидство не одного только Заболотина так повлияло неудачное покушение. – Такие цыганки просто горячо возмущаются несправедливостью мира.
– Именно, – сердито припечатала девушка-шофёр, проводя рукой по своей ультракороткой "шевелюре". – Как тут не возмущаться, когда тебя отрывают от дороги.
– Ну, не в прямом смысле, по счастью, – вздохнул князь, которому как-то подобная перспектива, внезапно вставшая перед внутренним взором, по вкусу совершенно не пришлась. Да и не хотелось верить, что всё это серьёзно, по-настоящему.
– Не придирайтесь к словам.
– Я не придираюсь, я с ними играю, – тоном капризного ребенка ответил Великий князь. Видный политик и дипломат, он в совершенстве владел своим голосом. Заболотин порой ему завидовал. Вроде бы только что разговор был напряжённый, а после этой реплики невольно расползается по губам улыбка…
– Мы подъезжаем, – осторожно встрял в разговор полковник. – Государственная Картинная Галерея. Ведь мы ехали сюда?
– Сюда, – подтвердила вместо князя Алёна. – О, Элик от нас не отстал.
Второго шофёра она воспринимала двояко. С одной стороны – брат по разуму, с другой – конкурент по услугам.
Оба – вернее, три, если считать милицейский эскорт – автомобиля припарковались, и пассажиры вышли, как-то нервно озираясь по сторонам. Подкрадывающегося маньяка с гранатой было не видать, но напряжение осталось.
Вместо маньяка у крыльца галереи – невысокого, длинного здания, располагающегося замкнутым прямоугольником с внутренним двориком посередине – гостей ждали представители сил безопасности, явно похлеще обычных "стражей порядка". Заболотин понял, что сейчас предстоит ещё один разговор, и заранее заготовил нужный проникновенный тон на всякий случай.
Краюхи, с далёкими от дружелюбия лицами, застыли по бокам Великого князя. Близнецы были похожи на сторожевых собак, напряжённых, недоверчивых и преданных. Разве что не рычали – да такие собаки чаще бросаются на обидчика беззвучно, а рычать будут уже после того, как враг не сможет никуда деться. С перегрызенным горлом всё-таки обычно никто не бегает.
Сиф без слов занял место рядом с командиром, возясь с тонким проводком гарнитуры, и от этого Заболотину стало спокойнее на душе. Словно эта белобрысая лохматая макушка – ох, постригся бы, а то совсем не по уставу – могла чем-то помочь. По сути всё, что было в силах ординарца – это быть рядом, но разве простое понимание факта важно? Да и быть рядом – это порой тоже очень, очень много…
К князю подошёл секретарь, зажавший под мышкой портфель с бумагами, последним к ним присоединился задумчивый советник. Алёна с откровенно скучающим видом прислонилась к помятому боку машины и не сдвинулась с места, покосившись на Элика. Видимо, уже прикидывала темы для разговора со вторым шофёром, когда все остальные уйдут. Заболотин вздохнул и еле сдержал желание подтолкнуть князя вперёд: хотелось поскорее закончить со всем этим и поэтому – поскорее начать.
– Доброе утро, ваше императорское высочество, – первым начал разговор один из встречающих, похожих друг на друга почти как Краюхины. Лёгкий забольский акцент не мешал общению, а говорил "безопасник" по-русски вполне свободно. Ну и хорошо, вести разговор на забольском Заболотину, откровенно говоря, не хотелось.
– Доброе утро, – мягко ответил на приветствие Иосиф Кириллович. Голос у него был негромкий и удивительно спокойный – прямая противоположность нервному ехидству в машине. – Полагаю, у вас вопросы… или ответы, – слова прозвучали почти ласково и весьма вежливо, но мягкий укор в них чувствовался, мол, как же вы упустили из виду возможность такого события, теперь, вон, машину помяло, – скорее к ответственному за охрану…
– … То есть ко мне, – подал голос Заболотин. Он не умел говорить с мягким укором, но сейчас этого от него и не требовалось.
– О, господин Заболотин-Забольский, – на лице "безопасника" промелькнуло уважение. "Показное, или забольцы действительно так меня, хм, чтут? – слегка польщённо подумал Заболотин. – Впрочем, тут скорее оба варианта разом. Политика ведь".
– Да, это я. Вы с деталями уже знакомы?
– От милиции, – подтвердил другой деятель Забольской Республиканской Службы Безопасности, и все трое встречающих выжидающе поглядели на Заболотина, но тот не был намерен работать попугаем, без конца повторяя одно и то же.
– Тогда вы всё знаете, что известные и мне, – Заболотин слегка прищурился. ЗРСБ – почти Лейб-гвардия, а уж со своими "соратниками" в Управлении полковник имел дело неоднократно, и знал, что и каким тоном говорить. Теперь уже он глядел выжидающе, напрашиваясь на рассказ.
Поняв, что никаких предположения они сегодня не услышат, один из "безопасников" выступил вперёд:
– Если вы хотите знать про ту группировку… – начал он и, поскольку Заболотин даже жестом не выказал желания перебить, вынужден был продолжить: – Нам раньше не приходило жалоб на неё, поэтому мы мало ей интересовались. Вроде бы, – собственные неуверенные нотки человека раздражали, но информации у него было очень мало, – эта группировка хочет мирного сосуществования с Выринеей и рассматривает любые действия во внешней политике Забола, как попытки конфликт развязать. Особенно в том, что касается отношений с Россией.
– Какой интересный клуб безымянных пацифистов, – умилился Заболотин, осознавая, что произошедшее его не пугает, не шокирует, а… раздражает. Кто-то посмел посягнуть, пусть и так неумело, на жизнь Великого князя в тот момент, когда она была поручена ему, Заболотину! Разве нельзя было обойтись без этого? Разве князю нужны тревоги на эту тему?!
И всегда, когда полковник раздражался, он начинал говорить язвительно, даже если себя одёргивал.
– Ну… Как только мы узнаем более подробно, мы немедленно сообщим вам, – пообещал вдруг третий встречающий, отличающийся от двух других тем, что не отрывал взгляда от компьютера-наладонника весь разговор. – А пока… Новая машина, – он кивнул в сторону новенького, официозно-чёрного фургона-минивэна. "Кажется, мы труда все поместимся, даже без второй машины, – удовлетворённо подумал Заболотин, разглядывая тёмные стёкла. – И я очень надеюсь, что на сей раз никто не забыл, что машину Великого князя должно хоть что-то роднить с БТР. А именно – броня".
– Благодарю, – кивнул вместо Заболотина Великий князь. – Тогда, как я вижу, нам больше не понадобиться второй шофёр.
– Вы по-прежнему хотите пользоваться услугами своего шофёра? Мы бы могли…
– Да, хочу, – довольно резко перебил Иосиф Кириллович. – Мне так комфортнее, – он особо подчеркнул слово "мне". СБ-шник понял, что спорить со сказанным таким тоном – бесполезно, и нехотя кивнул:
– Как уж вам будет удобнее, ваше императорское высочество.
"Ещё бы поклонился", – хмыкнул про себя Заболотин, разглядывая минивэн. Да, такая машинка нравилась ему уже больше.
Подошла Алёна, уловив каким-то чутьём, что речь идёт о новой машине, тоже оглядела "новинку" и удовлетворённо улыбнулась.
– Благодарю за всё, – решил закончить разговор Великий князь. – Надеюсь, следующей подобной встречи не выдастся, и поездка дальше пройдёт благополучно и спокойно.
– Мы тоже надеемся, – согласились "безопасники". – До свидания.
– До свидания, – истинно по-царски кивнул князь, ставя этим решительную жирную точку в разговоре. Когда они вновь остались одни, он повернулся к Алёне с доброй усмешкой: – Ну как тебе?
– Хороша машинка, – прицокнула языком девушка. – Мне нравится. Единственное, как я понимаю, придётся попрощаться с Эликом.
– Полагаю, да, – согласился Иосиф Кириллович. Прощание выдалось недолгим, и вскоре Элик уехал, помахав на прощание Алёне.
– Он..? – с будто ревнивой подозрительностью поинтересовался Великий князь. Алёна покраснела, хотя на смуглой коже этого было почти не видно.
– Мы с ним хорошо общались. О машинах, – убеждённо ответила она.
– Ну, а теперь ты будешь общаться с нами. Мы тебя не оставим тут болтаться в одиночестве, – твёрдо решил князь, всем своим видом показывая, что не намерен выслушивать никакие возражения. Хоть от Алёны, хоть от самого президента Забола, который, судя по тому, как "рядовые люди безопасности" во дворе зашевелились, как раз подъезжал, хоть от какого-нибудь индийского раджи до кучи.
– Как скажете, ваше высочество, – смиренно опустила глаза Алёна. Только, кажется, она была не так уж и против.
Как бы то ни было, Великий князь со всем своим сопровождением так и остался на крыльце Галереи, поджидая президента. Во двор въехали две машины, и негромкая, но, с точки зрения Заболотина, мерзкая сирена, издав прощальный вой, стихла. Полковник вздохнул и потёр уши.
Из машин высыпали "лица сопровождения", затем из центральной выбрался и сам глава государства в бежевом костюме и с белым портфелем под мышкой. Не то чтобы президент боялся за жизнь – ему по статусу было положено. Особенно сегодня.
За спиной Заболотина Сиф не удержался от комментария:
– Сирена есть. Белый халат и белый портфель есть. Не хватает только красного креста и градусника, – но узрев перед своим носом кулак полковника, юный офицер поспешно заткнулся.
– Доброе утро, – обменялись рукопожатиями президент и князь, и глава Забола, улыбаясь, предложил, обращаясь ко всей делегации:
– Давайте пройдём внутрь и полюбуемся живописью! – затем он чуть повернулся к Великому князю и дополнил с короткой улыбкой в пышные усы: – И поговорим негромко… о некоторых вещах.
– С удовольствием, – согласился Иосиф Кириллович. – А что за живопись будет сегодня радовать наш взор?
– О, два дня назад здесь была открыта выставка, посвящённая, – тут президент слегка запнулся, но прежним спокойным и самую капельку восторженным – гость всё-таки немалого ранга, тут надо еле заметно восторгаться – голосом продолжил: – близящемуся Дню Победы, а также всем военным конфликтам конца двадцатого века, и, разумеется, нашей, я имею в виду, Забол-Выринейской войне, потому как зимой посвящённая её годовщине выставка пройти не смогла по техническим причинам.
Заболотин обернулся к воспитаннику, но тот старательно удерживал на лице невозмутимое и доброжелательное выражение. Только губы чуть шевелились, словно он про себя посылал президента по очень далёкому болотному адресу.
Заметив взгляд командира, Сиф поднял на него глаза, прислушался к чему-то и уведомил:
– А "серенькие" в упор никого не нашли. Ждут расшифровки с дорожных видеокамер, но пока безрезультатно всё.
Заболотин развёл руками: если уж не везёт – так во всём.
… За милым пустячным разговором гость и президент с изрядно пополнившимся охраной и секретарями сопровождением вошли в холл галереи. Тут же будто из воздуха соткались первые, пока робкие репортёры. Заболотин с усмешкой позволил Сифу ловко просочиться вглубь "эскорта", подальше от фотоаппаратов и видеокамер, укрывшись от их назойливого внимания за Алексеем Краюхиным.
– Не любишь их? – подмигнул Краюха, на секунду отвлекаясь от своей крайне важной обязанности: сверлить суровым взглядом толпу.
– Не люблю, – подтвердил Сиф, чувствуя себя между бывшим снайпером и Заболотиным в полной безопасности, почти как под прикрытием "вертушек". – Не прощу… тех.
– Но ведь эти – не те, – Алексей знал, о чём говорит Сиф. – И общего не имеют с… ними.
– Мне всё равно.
Заболотин вполуха прислушивался к этому тихому разговору, всё равно он был интереснее сугубо дипломатических словоизлияний президента. Полковник не хуже Краюхи знал, в чём дело, и откуда взялась такая жгучая нелюбовь Сифа к служителям журнальных культов, и мог лишь посочувствовать юному фельдфебелю. Но Сиф сочувствие переваривал обычно плохо, так что оно осталось при Заболотине невостребованным.
А история та была обыденна для войны. Подобные ей случались всегда. Стоило оказаться слишком близко к столице, где жизнь, вопреки всему, ещё сохранилась, как слетались суетливые репортёры самых разных стран…
21 сентября 2006 года. Забол, город Дикей Горьевской области
Оставляет тело горячка боя, становится зябко и хочется рухнуть на землю – прямо так, в грязь… А теперь ещё придётся про репортёров думать. Да-да, формально они не имеют к Заболотину ни малейшего отношения. Вон, таскается неподалёку от всей этой толпы офицерик лет двадцати двух со знаками различия подпоручика – кислый, как недозрелая слива, и озирающийся с видом пастушьей собаки. Раз, два, три, четыре… Все на месте? Никто не забрёл куда-то не туда с чем-то не тем? Четыре, три, два, один… а где вон тот-то? А, вот он…
Подпоручика жалко – голос у него такой замученный, а во взгляде такая немая тоска, что всё ясно без слов. Тяжело быть пастушьей собакой в толпе далеко не… военных людей. Где-то там ещё один офицер пресс-службы, постарше в обоих смыслах – тоже бдит, но кто сказал, что от этого легче?..
И волей-неволей всех вокруг, прямо с этого подпоручика начиная, относишь к своим "подопечным". Неистребима привычка отвечать за всё, что видишь, не споря с доводами рассудка – просто их игнорируя. Даже если это грозит тебе дополнительной головной болью, как в данном случае.
… Да, это приятно – встретить товарища по далёкой, давней учёбе, но что-то с балансом хороших и плохих "приветов" от судьбы не то. Весы фортуны явно нуждаются в калибровке.
Увы, фортуне не до твоих рассуждений.
– Жорик, спокойнее, – Вадим Кром тоже проводил корреспондентов взглядом. – Вот те крест, не я это затеял. Они сами за нами увязались с этим подпоручиком… Козицыным.
– Козинцевым, – поправил Заболотин, который уже успел побеседовать – вернее, обменяться двумя фразами – с офицериком.
– Во-во. Я даже фамилию его запомнить не могу. Старший-то Аркашка Михеев, я с ним уже пересекался, он – ничего такой, а этот новенький… В общем, я тут не причём. Уж если бы я принимал такие решения… Ну, ты меня знаешь, я б взял с собой Военкора да На-документы, остальных отправил бы в тыл однозначно.
– Военкора – ладно, его, по-моему, контрразведка лучше родной мамы знает, да и не репортёр он, а почтальон Печкин и сарафанное радио в одном стакане… Но остальных – лесом. Однозначно лесом! И чтобы подальше от моих ребят! – Заболотин спохватился, сбавил тон и невесело улыбнулся: – Это я не тебе, Вадь. Это я к небу взываю, так сказать.
Вадим кивнул: он понял. Другу просто давно некому было выговориться…
– Слушай… А Малуев где? – Кром бесцеремонно сменил тему, ухватившись за мысль о том, кому друг мог бы вывалить все свои тяжёлые и не очень мысли.
Заболотин кивнул куда-то в пространство:
– Со своей ротой. Не отрывай его, он последнее время совсем замотался и к конструктивному диалогу не расположен.
– Это Боря-то? – Кром качнул головой: дожили. – Больше на тебя похоже.
– Мы с ним вообще два сапога пара… Просто у него сейчас ситуация в роте такая. Хреновая ситуация.
Вадим Кром открыл было рот, чтобы задать очередной вопрос на тему "С чего это?" – но спохватился и вместо вопроса буркнул:
– Ну да, великие тайны УБОНа…
Пальцем в небо, что называется, но Заболотин не торопился его разубеждать. Пусть лучше так.
Молчание какое-то время недружелюбно клубилось между ними, но вскоре Вадим не выдержал и неловко улыбнулся, признавая за друзьями право на тайны. Единственный разумный выход в данной ситуации – ну а что ещё он может поделать.
Заболотин мрачным взглядом провёл табор телевизионщиков и полумрачно-полумечтательно вздохнул:
– Расстрелял бы их всех… ну, кроме "старичков". На всякий случай.
– Во-от, – хмыкнул оптимист-Кром, подхватывая игру. – Потому они и валят. Чуят сдержанное недовольство, ваше высо-окоблагородие, – ну, Кром не был бы Кромом, если б удержался от лёгкой подколки на тему воинской иерархии однокурсников.
– Неужто и На-документы свалит? – вместо того, чтобы как-то развивать тему своей "карьеры", Заболотин взглядом отыскал прыткого, габаритов дяди Стёпы из детских стишков мужчину с громоздким фотоаппаратом, блокнотом и карандашом в зубах – и это притом, что и диктофон торчал из кармана, куда без него в современном мире. Репортёр уже беседовал с кем-то из солдат – Кромовых – добродушно посмеивающихся в ответ на его фразы. Потом "дядя Стёпа" широко закивал, и до командиров донеслось его извечное:
– Ну давайте сфотографирую! Ну, это же всего минутка! Как на документы – щёлк, и всё!.. Да нет, никаких лиц, я что, мальчишечка из подземного перехода, который вам за пять минут рожу на всю жизнь испортит для документов?
– Не, этот застрял надолго, – усмехнулся Кром. – Ну да Бог с ним, не мешается. Он знает, когда надо исчезнуть с глаз твоих долой. Меня телевизионщики беспокоят. Рожи у них больно сытые, да и сами они непуганые. Таких война не любит. Впрочем, пока все целы – и ладно. В случае чего, можно положиться на Военкора, он присмотрит…
Военкора, пожилого уже, бывшего военного, оставившего в своё время на Кавказе семь лет и одну ногу – уважали все. За доброту голоса, за здравый смысл и рассудительность, за правду о войне. И ещё за то, что он был солдатам свой – не лез, куда не просили, не приставал, но всегда выслушивал. А ещё знал очень-очень многих в самых разных частях армии и охотно передавал приветы. Да, Морженов присмотрит за "собратьями" в случае чего, на него можно положиться, даже поболе, чем на офицеров пресс-службы. Репортёр он опытный, знает, что к чему – не только официальные рекомендации, но и множество неписанных, никем не сформулированных правил. Репортёры – гости, бойцы – хозяева. Гости должны заткнуться и слушать каждое слово хозяев, если хотят уцелеть в этих не предназначенной для жизни условиях.
Заболотин рад был видеть Морженова. Тем более давно вестей не получал, как там остальные сокурсники – те же Кунев, Костин… Да хоть сам Нестор Сергеевич Щавель, старый учитель. Но вот присутствие других работников пера и фотоаппарата его раздражало. Войска категории "ОН" категорически не любили "светиться" в СМИ. И дело было не в особой секретности, иначе бы пресс-служба никого никуда не притащила… Просто неприятно, когда все эти репортёры болтаются под ногами. По-человечески неприятно.
… Поговорив ещё недолго, Кром и Заболотин разошлись по своим людям. Посыпались доклады, сообщения, уточнения и рапорты, и всё-всё надо было увидеть своими глазами, проблемам найти решения, вопросам – ответы.
Боясь, на самом деле, ответственности до дрожи, Заболотин ещё поручиком привык самолично следить за всем происходящим. За каждым человеком. Даже когда стал командовать целой ротой, не сумел себя заставить полагаться на доклады, всегда проверял всё сам. И теперь, когда с батальоном такое чисто практически проделать было невозможно, капитана охватывала неуверенность. Правильны ли все его действия? Так ли поступил бы Женич? Ах, если бы он только вернулся!