Где же Рябчун? Даю предупредительный выстрел вверх. Валета не видно, успел спрятаться за дровяником. Пригибаясь, бежит вдоль стены Рябчун. Как всегда в тревожную минуту, усы его топорщатся особенно воинственно и грозно…
- Осторожно, у него пистолет! - предупреждаю я.
Рябчун что-то прикидывает в уме, говорит:
- В лоб его брать опасно, может открыть стрельбу. Мы вот что сделаем. Ты, Дим Димыч, особо не высовывайся, но следуй за ним неотступно. А мы с Геной в обход, я знаю примерно, где он выйдет.
Не успевает он это сказать, как из-за угла, завывая сиреной, выскакивает юркий милицейский "козлик" - прибыл кинолог с собакой. След совсем свежий, овчарка, возбужденно поскуливая, рвется вперед. Кинолог Ромуальд, высокий плечистый парень с густой шапкой пшеничных волос, держа собаку на поводке, еле поспевает за ней. Мы - Рябчун, Гена и я - тоже стараемся не отставать.
След приводит к недостроенному зданию, пустые глазницы окон угрожающе молчат. Собака, нетерпеливо повизгивая, рвется внутрь. Кинолог вопросительно смотрит на меня - пускать?
- Пускай! Преступник вооружен, входить опасно.
Ромуальд отстегивает поводок, шепчет последнее напутствие:
- Не горячись, Кора, бери его с умом…
Овчарка устремляется в дверной проем, слышно, как цокают по лестнице коготки ее лап. Внезапно цокот стихает, и через секунду мы слышим хлопок выстрела, яростное собачье рычанье и отчаянный вой.
- Скорей туда! - приказываю кинологу. - Она его загрызет!
Ромуальд, перепрыгивая через три ступеньки, мчится на звук выстрела. Подбегаем и видим распростертого на полу Валета, тщетно пытающегося выбраться из-под навалившейся на него овчарки. Над преступником с пистолетом в руке стоит Ромуальд.
- Он убил мою Кору!.. - Губы кинолога дрожат от горя и ненависти. - Мерзавец, какую собаку сгубил!
Присев на корточки, Ромуальд все гладит и гладит лобастую голову овчарки, стараясь не смотреть на кровавую рану в шее. Кора осталась верна служебному долгу до конца: смертельно раненная, она все же успела повалить преступника и не дала ему выстрелить еще раз - пистолет валяется в стороне.
Рябчун надевает на левую руку Валета наручник, пристегивает цепочку к своей правой руке, говорит глухо:
- Пошли!
Мы направляемся к машине. Позади, сгибаясь под тяжестью взваленной на плечи Коры, идет Ромуальд. Желто-коричневые глаза овчарки уже помутнели.
5
Когда, вернувшись в райотдел, я поднялся к себе, Бурцев все еще допрашивал Лямина. На мой безмолвный вопрос он кисло усмехнулся:
- Темнит наш Витя. Уперся на первоначальных показаниях, и ни с места…
Лямина надо разговорить во что бы то ни стало, только тогда можно будет подступиться к Дьякову. По дороге я детально продумал план допроса Лямина, теперь предстояло его осуществить. Надеюсь, у Бурцева хватит ума и такта, чтобы предоставить мне на время инициативу.
- Виктор, - говорю я, - только что задержан Валерий Дьяков. Теперь все зависит от того, кто первый начнет говорить правду. Вы-то знаете Валета лучше нас: для своего спасения он никого не пощадит, утопит вас, как кутенка. Кстати, почему вы не предупредили, что Дьяков вооружен?
- Я не знал, не знал про пистолет, - зачастил вдруг Лямин. - Он говорил, что у него есть "пушка", грозил, запугивал, но никогда не показывал. Я думал, он арапа заправляет, а оказалось…
- А оказался, Витя, целый букет. Хищение государственной собственности, ножевое ранение таксиста, сопротивление работникам милиции. Прямо скажу, неуютно тебе будет сидеть с Дьяковым на одной скамье. Отблеск его "подвигов" падает и на тебя - его ближайшего друга и помощника.
- Это все он, он! - закричал, зажестикулировал Лямин. - Он уговорил устроиться на комбинат, он навел на склад. Он мною помыкал как хотел, я у него в "шестерках" бегал…
Бурцев писал протокол, я продолжал допрос:
- Кто был с вами третьим?
- Не знаю, - захлебывался словами Лямин. - Мое дело было пролезть на склад и перекинуть мешки с шерстью через забор. На той стороне ждал Валет и еще кто-то, а кто, я не видел. Они унесли шерсть без меня, Валет обещал потом выделить мою долю…
- Во сколько это было? - перебиваю я Лямина.
- Без пятнадцати двенадцать. Так Валет приказал.
Меня начинает терзать неприятная догадка, в которой я боюсь себе признаться.
- Вы уверены, Лямин, что там, за оградой, стоял именно Валерий Дьяков? - спрашиваю я.
- А кому ж там еще быть? - искренне удивился допрашиваемый.
- Он что-нибудь вам сказал, вы слышали его голос?
- Разговаривать, даже шепотом, Валет запретил. Когда мешки были переброшены, он дал один длинный свисток…
- Понятно. Продолжайте…
Через полчаса Лямина уводят, Бурцев достает новый бланк.
- Дим Димыч, как будем Валета допрашивать, вместе или…
Зауважал меня Бурцев, определенно признал мои незаурядные аналитические способности. Для полного триумфа не хватает сущей безделицы: уверенности, что Валет тот, кто мне нужен. Одно из двух: или Дьяков причастен к нападению на таксиста, или… если верить Виктору Лямину…
- А разве невозможен вариант "и - и"? - вступает со мной в спор Бурцев.
- В один день два преступления?.. Да что день? Часа не прошло! Смотри, в двадцать три нападение на таксиста, а в двадцать три сорок пять Валет уже пересвистывается с Ляминым. Тут есть над чем подумать.
Бурцев подходит к карте района, которая висит на стене, замеряет расстояние.
- Комбинат в получасе ходьбы от Гончарной. Бегом можно добраться минут за двадцать. Если взять такси…
- Вертолетом, Игорь Константинович, еще быстрей. Алиби у Дьякова нет, но психологически…
- Знаешь, Дим Димыч, - вновь этот ненавистный тон снисхождения старшего к младшему, - обычная житейская логика тут пасует. Преступление всегда патология, приходится быть готовым к любым неожиданностям. Но если ты прав, тем хуже для тебя.
Подтянутый молодцеватый конвоир вводит задержанного. Прокушенная собакой кисть уже перевязана, Валет бережно придерживает ее рукой, стараясь обратить наше внимание. Надеется разжалобить, что ли?.. Он вообще разыгрывает пай-мальчика: вежливо, даже почтительно здоровается с Бурцевым, просит разрешения присесть. Пока Бурцев выясняет для протокола анкетные данные, я решаю наиглавнейший для себя вопрос: он или не он? Что мне известно о Валерии Дьякове? Меньше, чем хотелось бы, но и не так уж мало…
Отец - поездной машинист, мать - приемщица в ателье химчистки. Дьяков-старший ушел из семьи, когда сыну было десять лет, это подействовало на мальчика оглушающе. Отец преподал Валерке первый урок жестокости: ушел и ни разу о нем не вспомнил (у второй жены родилась девочка, и она не разрешала мужу видеться с сыном, боясь, что он может вернуться к прежней семье). Мать после ухода мужа опустилась, стала выпивать, водить в дом мужчин, и сын проникся к ней жалостливым презрением. Домой не тянуло, все больше времени стал он проводить на улице. А потом появились дружки, точнее, кореша…
- Итак, Дьяков, что вы можете рассказать об обстоятельствах кражи на камвольном комбинате?
Ах, Бурцев, Бурцев, похитрей бы, не так лобово…
Дьяков развязно бросил ногу на ногу, закурил, пуская дым затейливыми кольцами.
- В жизни не был на этом комбинате и понятия не имею, где он находится.
- Отлично! - удовлетворенно потер руки Бурцев. - Охотно верю, что адреса ресторанов вы знаете лучше. Но на этом комбинате работает ваш приятель Лямин. Неужели вы никогда не дожидались его у проходной, скажем, в день получки?..
Дьяков спокойно пожимает плечами.
- Для встреч мы находили места потеплей и поуютней.
- Кафе "Пингвин", например. Но в субботу вы, кажется, сделали исключение? Где вы были в тот день с двадцати трех до двадцати четырех?
- Дома…
- Не лгите, Дьяков, там вас не было!
- А вы дослушайте! Я был дома у одной хорошей знакомой, провел у нее всю ночь…
Дьяков категорически отрицает свою причастность к краже. Лямин перебросил шерсть через забор? Ну и что же? А при чем тут он, Дьяков?
- Лямин-то что думал? Переброшу шерсть, потом перелезу сам, весь товар мой, и делиться ни с кем не надо. Перебросил, а тут идут мимо случайные прохожие. Видят - падает добро с неба, почему не воспользоваться. Подхватили - и драпака! Вот теперь их и ищите!
- Почему вы думаете, что прохожих было несколько? Вам что, известно, сколько шерсти похищено?
Валет закуривает, выигрывает время для ответа.
- Это я так, предположительно. Не такой человек Витька Лямин, чтоб мараться по мелочам.
- Красиво сочиняете, Дьяков, даже завидно.
Ухмыляется - нагло, глумливо: "Да, сочиняю, а вы попробуйте опровергнуть". И от этого у Бурцева начинает пульсировать жилка на шее, я вижу, как он накаляется.
- Больше вам нечего сказать нам, Дьяков? Учтите, таким упорным запирательством вы только усугубляете свою вину.
Валет молча покуривает.
Мне хочется хоть на минуту согнать с его лица выражение спокойного превосходства, кроме того, мне необходимо проследить за его реакцией, и я говорю:
- В субботу в двадцать три часа вы нанесли тяжкое ножевое ранение таксисту Михаилу Носкову. Сейчас он в больнице, и неизвестно, выживет ли…
Мои слова производят совершенно потрясающий эффект. Валет рвет на себе рубаху, скатывается на пол и, судорожно суча ногами, заходится в душераздирающем крике:
- А-а-а!.. Все, все на меня, вали, начальник! И собаку, и шерсть, и таксиста! Вали на Серого, Серый все свезет! Беру, все беру на себя, что было, чего не было! Сидеть так сидеть!
- Верить, дорогой, надо фактам, и только им. А факты у тебя, прямо скажем, скудны и недостоверны. - Начальник отделения угрозыска Бундулис помолчал, ожидая моих возражений. Не дождавшись, продолжал: - Без доказательной базы все ваши обвинения против Валета рассыплются на суде, как песочный замок. Я не только тебя имею в виду, это и к Бурцеву относится. Если он не найдет похищенную шерсть, Дьяков выскользнет у него меж пальцев - версия случайных прохожих придумана очень ловко. Но вернемся к ранению таксиста. В котором часу вышел Дьяков из дому?
- В пол-одиннадцатого. Хозяйка слышала, как хлопнула дверь.
- Время названо точно? Она что, смотрела на часы?
- Она смотрела по телевизору "Шире круг", и как раз в это время передача подошла к концу.
- А ты проверил? Вижу, что нет. Сколько раз тебе повторять: ничего на веру, ни одной малости. А тут такая деталь!..
Бундулис развернул телепрограмму, стал ее просматривать.
- Вот, полюбуйся - передача закончилась в двадцать два пятьдесят. Мог Валет за десять минут дойти до Гончарной?
- Сомнительно, - промямлил я, не зная, куда деть глаза.
- То-то! К бабке-свидетельнице у меня претензий нет, она могла добросовестно заблуждаться. Но с каких это пор мы стали на непроверенных показаниях бабок строить свои фантастические версии?
6
После начальственной встрепки Бундулиса я встретился с Сушко, коротко доложил ей о последних событиях, стараясь повыгоднее осветить свою роль в задержании Дьякова. В продолжение моего рассказа Галина Васильевна прилежно рисовала на чистом листе бумаги большие и малые треугольники. Нарисует, заштрихует, опять нарисует… Когда я кончил, она смяла листок и швырнула его в корзину.
- Все это прекрасно, Дмитрий Дмитриевич, но общий итог неутешителен: виновный не найден.
- Темно, Галина Васильевна! Случайная уличная стычка, очевидцев практически нет…
- Неправда! - Сушко пристукнула по столу маленькой крепкой ладошкой. - Есть свидетель, и главный притом, но его надо отыскать. Я говорю о девушке, за которую вступился таксист. Она не могла уйти далеко от места происшествия, все произошло в считанные мгновения, и поэтому должна если не знать, то хотя бы догадываться о несомненной связи между ссорой и последовавшим за ней преступлением!
- Пост хок - эрго проптор хок? - блеснул я эрудицией.
Сушко вскинула на меня длинные пушистые ресницы.
- Ого! Вы знакомы с латынью?
Я оскорбленио промолчал.
- Да, Дмитрий Дмитриевич, "после этого - значит поэтому". Хрестоматийный пример логической ошибки! Но в данном случае все было именно так: преступление последовало за ссорой… Ищите девчонку, она выведет вас на преступника!
- Ищем, Галина Васильевна, но приметы слабоваты.
- Разве? Я беседовал с Ольгой Павловной, она ее описала очень выразительно.
- У Валета алиби, значит, отпадает и Черныш.
Сушко задумалась. Потом, видимо, окончательно утвердившись в какой-то мысли, тряхнула каштановой гривкой.
- А вы заметили, как разительно совпадают приметы этой девицы, названные матерью потерпевшего и хозяйкой Дьякова?
- Думаете, именно она была в тот вечер на Гончарной?
- Вполне вероятно. Допустим, Дьякова в тот вечер на Гончарной не было - он в это время готовился к приему мешков от Лямина. Но девчонка могла прогуливаться по этой улице с другим. Именно это и вызвало взрыв ревности у преступника. Нож предназначался не таксисту, он стал случайной жертвой.
Я напряженно обдумываю версию следователя. Выходит, эта черноволосая красотка была сначала любовницей Валета, потом перекинулась на парня, который ранил таксиста, от него ушла тоже к кому-то… В принципе ничего невозможного тут нет - порой жизнь подбрасывает самое невероятное сцепление случайностей.
Третий час я обхожу парикмахерские нашего района. Одну за другой по намеченному плану. В каждой отзываю в подсобное помещение заведующего или старшего мастера, коротко обрисовываю суть дела. Нет, таких дураков, которые добровольно захотели бы расстаться со своими гривами и баками, им не попадалось.
В каком-то переулке неожиданно натыкаюсь на салон красоты, не отмеченный в моем плане. В маленькой уютной парикмахерской никого, пустынно и тихо. Седовласый мастер, позевывая, читал газету и страшно обрадовался нежданному клиенту.
- Вас постричь, побрить? - спрашивает он, доставая из тумбочки белоснежную простынку. Я секунду колеблюсь и решительно усаживаюсь в кресло. А что, в самом деле, пусть пострижет, заодно и поговорим.
- Постригите меня так, чтобы этого никто не заметил.
- Пожалуйста, - улыбается мастер. - Причешу и отпущу. Устраивает? - И, не дожидаясь ответа, защелкал ножницами, разрежая загустелую мою шевелюру.
Парикмахер оказался очень словоохотливым, настоящим мастером разговорного жанра. Ни на секунду не прекращая трудиться над изысканной линией моего затылка, он произнес пылкий монолог о крайностях моды:
- …Считайте меня консерватором, ретроградом, кем угодно, но вам никогда не убедить меня, что лохмы - это красиво. Вы скажете, что во мне говорит парикмахер, по милости новой моды сидящий без работы, и будете почти правы. Но то же самое я слышал от здравомыслящих людей и других профессий. А ваше мнение на этот счет?
Я вижу в зеркале веночек седых волос, окружающих блестящую лысину, лукавый взгляд усыпанных морщинками глубоких глаз. Симпатичный старикан и эрудирован весьма, с таким и поспорить приятно.
- Кое в чем, маэстро, вы правы, но, думаю, не стоит так драматизировать положение. Важно не какие волосы, а что под ними. Длинные волосы были и у Гоголя и у Белинского…
- Им я прощаю, особенно Гоголю. Но назовите мне хоть одного гривастого, который сделал бы для человечества столько же!
- Уж не считаете ли вы, что длина волос обратно пропорциональна уму? - смеюсь я.
- Безусловно! - подтверждает парикмахер. - Львиную гриву отращивают для чего? Чтобы прикрыть ослиные уши! Вот вы, сразу видно, человек неглупый, потому и носите короткую прическу.
- Спасибо, маэстро, вы очень добры, - церемонно кланяюсь я. - И все-таки мне почему-то не верится, что вы целыми днями сидите без работы.
- Слезы, а не клиентура, - безнадежно машет рукой мастер. - По сравнению с прежним временем…
- Ну вот в воскресенье, например, неужели никого не было? - приступаю я наконец к делу.
Мастер щедрой кистью намыливает мне щеки.
- В воскресенье, я отлично помню, было всего пять клиентов. Как вы думаете, могу я выполнить план с таким мизером?
- И среди пяти ни одного молодого?
Парикмахер помолчал, вспоминая.
- А вы знаете, был один. Он мне запомнился тем, что единственный из всех захотел расстаться со своей гривой… Клиент, пожалуйста, не дергайтесь, если не хотите, чтоб я вас порезал.
Я согласен уйти отсюда весь залепленный пластырем. Неужели удача?
- Он что, попросил постричь его наголо?
- Ну, до такой крайности не дошло. Я просто сделал ему нормальную, человеческую прическу. Но чем он совсем уж меня потряс, так это просьбой сбрить ему баки… Ну вот, вы опять мешаете мне работать. Что это с вами? Так спокойненько сидели и вдруг…
- Не обращайте внимания! И чем он это объяснял?
- Смешно сказать - он говорил, что баки его заставляет сбрить любимая девушка.
- Даже так? Интересно…
- Да, я тоже удивился. Такой странный каприз.
- Вы не могли бы поподробней описать его внешность?
Парикмахер сразу становится предельно серьезным.
- Простите, с кем имею честь?
Я вынимаю удостоверение, раскрываю. Мастер делает таинственное лицо, зачем-то прикрывает дверь.
- Не в обиду будь вам сказано, я сразу догадался, что сели вы в мое кресло неспроста. Почему? Поживите с мое - не будете спрашивать. Зачем деловому человеку стричься, если неделю назад он уже был в парикмахерской? Две? Ну так я нанемного ошибся. Значит, вас интересует тот юноша? Скажу вам сразу - на преступника он непохож. Во всяком случае, это не ломброзовский тип. Если он что-нибудь и сотворил, то, по всей вероятности, случайно.
- Однако скрывается от правосудия этот юнец довольно умело.
- Вы полагаете, он сбрил баки, чтобы изменить внешность? А вы знаете, очень может быть. Мне это как-то не приходило в голову.
- Что вам еще запомнилось?
- Знаете, очень заурядная внешность, не за что уцепиться глазу. Баки были единственной примечательностью. Теперь вам будет тяжелей его искать.
- Зато появилась косвенная улика. Без основательной причины с баками не расстаются. Сколько я вам должен?
- По прейскуранту - семьдесят копеек. А дальше что ваша совесть подскажет.
Я протягиваю рубль.
- Достаточно?
- О, молодой человек, у вас очень красноречивая совесть…
Неуловимым движением старый мастер опускает рубль в карман халата, нежно очищает щеточкой воротник моей куртки. Сервис на уровне мировых стандартов! И всего за тридцать копеек…
Освященный материальной заинтересованностью обряд очищения закончен. Попрощавшись, я иду к выходу.
- Постойте! - останавливает меня неуверенный голос. - Не знаю, пригодится ли это вам… От него пахло бензином… Странно - воскресный день, и костюм на нем был выходной, и галстук по последней моде. И все же я уловил запах бензина, очень слабый, едва заметный… Понимаете, он резко контрастировал с привычными парфюмерными ароматами.
- Вы думаете, это имеет отношение к его профессии?
Мастер озадаченно трет подбородок.