Мировой судья нашел поблизости работников, согласившихся поступить на службу в замок и охранять его. Первый был виноделом - отважный, честный и довольно упрямый крестьянин по имени Жан Герен, он неприязненно относился ко всему иностранному и любил приложиться к бутылке. Его жена Мадлена стала хозяйкой птичьего двора. Второй работник, Этьен Лелюк, был высоким крепким парнем. Отслужив кирасиром в Германском легионе, он получил отставку после тяжелого ранения при Флерюсе, когда осколок снаряда разворотил ему бедро. С тех пор Этьен хромал, однако это не мешало ему слыть силачом. Он приходился племянником мэтру Лелюку, фермеру из Мармонвиля-ла-Жоли. Из женской прислуги в замок поступила и кухарка Элизабета, или просто Бетти, служившая экономкой у бывшего кюре.
Обязанности между новыми слугами распределили в соответствии со способностями каждого. В ведение Жана Герена отошли погреба, увы, теперь пустые, сад, огород и небольшой виноградник, расположенный внутри крепостных стен. Этьену Лелюку предстояло ухаживать за двумя лошадьми, исполнять тяжелые работы по дому и обрабатывать поля, с которых также надеялись снять секвестр.
Оказалось, что ущерб, нанесенный замку, не столь велик, как предполагали, и нанесен он не мародерами, а непогодой. Казалось, кто-то незримо оберегал замок в отсутствие хозяев и не дал разграбить его бродягам и проходимцам. Кое-где в оконных переплетах не хватало стекол, с крыши слетела черепица, ставни покосились, а обои и ковры попортились от сырости, но из мебели ничего не пропало. А ведь, спасаясь бегством, графиня де Ружмон так спешила, что даже забыла нанять сторожа в замок. Она просто заперла двери и отдала связку ключей одному из бывших арендаторов, который, не зная, что с ними делать, принес их мировому судье. Старший Бувар составил опись имущества и, думая о будущем, сдал ее на хранение в архивы коммуны, однако это вряд ли остановило бы грабителей, если бы вокруг Ружмона тотчас не начали ходить самые невероятные слухи. Окрестные жители утверждали, что в замке поселились привидения, и с тех пор никто не отваживался приближаться к нему ни днем, ни тем более ночью.
Вот как возникли эти слухи.
Однажды утром в придорожной канаве, как раз напротив северо-западного фасада замка, были найдены двое бродяг в весьма плачевном состоянии - у одного оказались сломаны ноги, у другого ключица и несколько ребер. Люди эти были явно не местные, и все указывало на то, что они принадлежали к грозному братству грабителей с большой дороги. На допросе бродяги сознались, что пытались проникнуть в замок. Впрочем, отрицать это не имело смысла, потому что в траве рядом с ними была найдена веревка с узлами и крюком на конце. Грабители надеялись захватить богатую добычу и уже начали взламывать дверь, ведущую в дом, как в ногу одному из них молча вцепился пес. В то же самое время в свете звезд возник человек гигантского, поистине неимоверного роста. Выхватив ножи, разбойники бросились на противника. Но тот схватил их за горло, придушил и, подняв как щенков, отнес к крепостной стене и выкинул в ров.
Любопытный чиновник приказал открыть ворота замка и вместе с национальными гвардейцами принялся искать следы пребывания воров, собаки и таинственного незнакомца огромного роста, но поиски не увенчались успехом. Тогда все решили, что грабители были пьяны и сами рухнули со стены, а чрезмерное количество алкоголя нередко способствует возникновению галлюцинаций. Странно только, что бродяги не путались в показаниях и, более того, у обоих на шее оказались синяки, а у одного на прокушенной до кости ноге остались следы зубов, словно его рвал огромный дог.
Это происшествие отвадило мародеров. Рассказ о нем быстро распространился по всем окрестностям, разумеется, в приукрашенном виде, и вскоре на три лье в округе не осталось ни одного человека, который бы согласился ночью проникнуть в замок.
Второй случай произошел три месяца спустя, после чего покинутый замок прочно завоевал репутацию жуткого и опасного места.
Как известно, на усадьбу был наложен секвестр. Один местный житель, успевший скупить немало национальных имений, пожелал приобрести и замок Ружмон. Он отправился осматривать его вместе с нотариусом и секретарем суда и тут же, на месте, предложил вполне приличную сумму. Через два дня должно было состояться подписание купчей, однако покупатель неожиданно исчез. Несмотря на усиленные поиски, десять дней о пропавшем не было ни слуху ни духу. Его уже считали мертвым, когда на одиннадцатый день несчастный был обнаружен в полулье от Ашера в чаще Тресонвильского леса, пользовавшегося в те времена дурной славой. До смерти перепуганный селянин, трясясь, рассказывал ужасные вещи и неделю не мог прийти в себя. Он уже ни за какие коврижки не хотел покупать Ружмон, проклятое Богом гнездо аристократов и привидений. Судье удалось выведать, что же с ним произошло.
- Кто-то явно следил за мной и знал все мои привычки. Когда стемнело, я отправился дать скотине корму, как вдруг меня схватили, сунули головой в мешок и понесли, куда - не знаю. Я чуть не задохнулся, а о том, чтобы позвать на помощь, и речи не было. Меня притащили в подземелье, бросили на кучу соломы, поставили возле плошку с водой и кусок грубого хлеба и надели на ногу железное кольцо, к которому была прикована длинная цепь. Спустя довольно много времени за мной пришли, снова натянули мешок на голову и повели по ступенькам. Когда я оказался на улице, мешок сняли, и я увидел, что нахожусь во дворе замка Ружмон. Ночь была светлая, и я тотчас узнал место. Передо мной стоял человек семи или восьми футов росту, в одежде, напоминавшей монашескую рясу, с опущенным до самого подбородка капюшоном. Рядом тяжело дышала собака, обнюхивавшая мне ноги. Внезапно великан заговорил:
- Смотри на замок! Смотри во все глаза! Он станет твоей могилой, и ты умрешь страшной смертью, если купишь его… Это ждет любого, кто посягнет на него!
Мне стало жутко, голос исходил словно из преисподней, и я сказал:
- Будьте покойны, я ни за что не стану покупать этот проклятый замок, со всеми привидениями, что тут водятся.
Я попытался осенить себя крестным знамением, чтобы заставить призрак исчезнуть… но не тут то было, ничего у меня не вышло! Не знаю, как долго я стоял перед этим чертовым замком; потом великан снова надел мне мешок на голову и отвел обратно в подземелье.
Так продолжалось десять ночей подряд. С каждым разом сил у меня оставалось все меньше, я дрожал все больше и, возвращаясь в темницу, думал, что уже никогда не увижу солнечного света и не выпью стаканчик доброго винца. Наконец великан сказал:
- На этот раз я тебя отпускаю. Ступай и помни, что никто, кроме настоящих хозяев, под страхом смерти не должен входить в замок.
Он не стал связывать меня и повел по нескончаемым подземным коридорам, где я ровным счетом ничего не видел, а великан шел уверенно и ни разу не оступился. Через несколько часов он надел мне на голову мешок, схватил и понес, и вдруг повеяло свежим воздухом. Призрак все еще тащил меня, потом остановился, поставил меня на землю и исчез - во всяком случае, больше ничего не было слышно… Когда же я наконец сумел стащить мешок, то увидел, что стоит кромешный мрак и вокруг ни души. На рассвете я понял, что оказался в Тресонвильском лесу.
Героем этого происшествия стал один из уважаемых в округе людей, честный и состоятельный винодел; и оно наделало гораздо больше шуму, чем предыдущее, тем более что тут было и похищение, и незаконное лишение свободы. Местные власти провели тщательное расследование, обыскали все закоулки замка, простукали каждый камень в подвалах, однако нигде не обнаружили ни малейшего намека на подземный ход, который бы вел за пределы крепостных стен. Тайна осталась неразгаданной, а замок приобрел такую мрачную репутацию, что отныне завладеть им не покушались ни мародеры, ни скупщики национального имущества.
Таинственный покровитель продолжал оберегать Ружмон, и тому было немало свидетельств. Не раз видели, как в окошках замка мелькали огоньки, оттуда доносились непонятные звуки, глухие удары, жуткие вопли, словом, все признаки дома с привидениями были налицо. Неведомый призрак оберегал не только мебель, но и спокойствие графини де Ружмон: едва лишь она вновь обосновалась в замке, таинственные явления и шум тотчас прекратились.
Около двух недель графиня с дочерью и племянницей занимались обустройством жилища, что скрасило первые дни, и возвращение в родные пенаты, наполненные воспоминаниями, казалось не столь печальным. Размеренная жизнь под защитой крепостных стен оказала благотворное влияние на несчастные юные создания, мечтавшие об уединенной жизни. Окрестные крестьяне с почтением относились к владелице замка - как памятуя о прошлом ее величии, так и сострадая нынешним несчастьям, и графиню это вполне устраивало. Затворницы с достоинством переносили все тяготы, храня робкую надежду на наступление лучших дней, конец страданий и обретение утраченного счастья.
Так прошли две недели, как вдруг, ко всеобщему удивлению, в замок прискакал посыльный - чей-то слуга, а может, доверенное лицо, - явившийся с письмом, которое совершенно потрясло хозяйку Ружмона.
ГЛАВА 6
Увидев Мадлену, входящую с письмом, графиня улыбнулась.
Когда Бетти отлучалась за покупками, работа по дому поручалась птичнице. Кухарка учила ее, что господам любой предмет следует подавать на подносе. Мадлена забежала в буфетную, взяла поднос, положила на него письмо. Затем она отправилась на второй этаж, в гостиную, где сидела хозяйка. Приблизившись к ней, добродушная крестьянка взяла письмо кончиками пальцев и подала графине, сопровождая словами:
- Это вот тут записочка, которую человек на кобыле, серой такой лошадке, только что привез для мадам.
Заинтригованная графиня принялась изучать большой квадратный конверт, надписанный незнакомым почерком. Заметив печать красного воска с оттиснутым на ней гербом, она вскрикнула от удивления:
- Это невозможно!
Дрожащей рукой графиня разорвала конверт и быстро пробежала письмо глазами. Увидев подпись, она в изумлении вскочила, восклицая:
- Я с ума сошла! Нет, я просто грежу!.. Или же этот человек - великий мистификатор. Впрочем, надо успокоиться и прочесть еще раз.
Словно не доверяя собственным глазам, графиня принялась читать вслух:
"Графине де Ружмон, урожденной де Буан,
в ее замке Ашер-ле-Марше.
Жуи-ан-Питивье, 15 ноября 1795 года.
Госпожа графиня!
Если Вы не забыли узы дружбы, некогда связывавшие наши семейства, и трагические обстоятельства, при которых они оборвались, я дерзну напомнить Вам имя, опороченное негодяем, запятнавшим его кровью и грязью.
Я потребовал возвратить мне это имя, на котором осталось клеймо преступления, совершенного самозванцем, смыл печать позора, и сегодня имя Монвилей вновь обрело право на всеобщее уважение.
Когда наконец настанет долгожданный день и вернется наш законный государь, я, несомненно, буду полностью реабилитирован. Я не могу считать правосудием, вакханалию, творящуюся в наших судах, с которой мне пришлось столкнуться, защищая истину и собственное счастье.
Вновь обретя благородное имя Монвилей, имею честь смиренно просить Вас, сударыня, принять уверение в моей беспредельной преданности. В наше время преданность становится редкостью, а случаи, когда без нее нельзя обойтись, увы! весьма часты. Вот почему, обратившись к примеру благородных предков, чья кровь течет во мне, я без лишних слов предлагаю Вам свою верную службу. Поверьте, Вам не придется раскаяться, если Вы примете мою дружбу.
Жизнь моя проходит уединенно и печально в стенах полуразрушенного родового гнезда, где я денно и нощно оплакиваю моего короля и пытаюсь по мере сил помогать жертвам тирании.
Дозволено ли будет мне, госпожа графиня, в знак рвения и усердия посетить Вас завтра, с тем чтобы испросить чести стать Вашим рыцарем и лично выразить Вам глубочайшее почтение, а также готовность отдать жизнь за Вас и наше дело?
Франсуа Жан, виконт де Монвиль".
- Ничего не понимаю, - в замешательстве промолвила графиня де Ружмон. - Получается, что кроме отца того Монвиля, который… есть еще один виконт де Монвиль… Значит, должен быть еще один замок Жуи, потому что старый разрушили в те проклятые дни… Но Бувар мне ничего не рассказал об этом! Бог мой! Как же все разузнать?! Попробую расспросить садовника, может быть, он что-нибудь знает!..
Жан Герен работал во дворе - на нем был большой кожаный фартук, который обычно носят виноделы. Крестьяне, работающие на виноградниках, расстаются с ним, только когда отправляются в постель, а в дождь укрываются под ним, пристроив на спине и пристегнув двумя ремешками.
Графиня приказала Мадлене позвать садовника, и та, распахнув окно, пронзительно закричала:
- Жан! Эй, Жан!.. Иди сюда! Хозяйка хочет что-то тебе сказать!
Жан поднял голову и ответил:
- Скажи, что я сейчас приду.
- И помни, с ней надо разговаривать, сняв шляпу, вот!.. Это приказ.
Выслушав это наставление, Жан Герен тяжело поднялся по каменным ступеням, вошел в дом и оставил сабо возле лестницы. Стоя босиком, он снял фартук, свернул и положил поверх сабо, стянул синий хлопчатобумажный колпак, водрузил поверх фартука и только потом отправился на второй этаж.
Жена провела его в гостиную. Садовник робко сделал несколько шагов, отвесил поклон и, буквально вцепившись в ковер босыми грязными ногами, замер, словно прирос к полу.
- Скажите, Жан, - начала графиня, - правда ли, что в Жуи появился новый хозяин?
- Да, госпожа хорошая… То есть хозяин-то, конечно, новый, но не так чтобы очень. Он ведь тоже Монвиль, как и прежний, но говорят, что этот Монвиль и есть настоящий.
- И как давно он поселился в Жуи?
- Да право, госпожа хорошая…
- Надо говорить "госпожа графиня", непонятливая ты скотина! - прошипела Мадлена.
- Да вот, госпожа графиня, с тех пор как замок перестроен.
- Действительно, там где-то есть новый замок. А когда его начали перестраивать?
- А? Что вы говорите, госпожа хорошая… то есть мадам графиня?
- Я спрашиваю, когда начали перестраивать замок?
- Ну, с полгода назад, а может, и месяцев пять с половиной…
- Похож ли перестроенный замок на прежний?
- Не знаю, как и сказать… Похож, конечно… как всякий замок похож на другой.
- Ну, больше он стал?.. А может быть, наоборот, меньше?
- Да я толком и не знаю, госпожа хорошая… госпожа графиня. Может, и больше стал… а может, и вовсе нет, может, чуток поменьше.
- А сеньор?
- Что вы сказали, госпожа хорошая?
- Да запомни же - "госпожа графиня", чурбан ты неотесанный!
- Что вы сказали, госпожа графиня? - покорно повторил Жан Герен. По лицу его градом катился пот, а голос звучал все тише.
- Ну, сеньор… хозяин замка… каков он?
- Может, вы бы сказали, чего надо-то?
- Ах, ну высокий он?.. низкий?.. молодой?.. старый?..
- Да я толком-то не знаю…
- Но ты же видел его!
- Точно, видел, госпожа хорошая. Как вас вижу, госпожа графиня… Только он всегда на лошади сидел.
- И ты совсем не обратил внимания, каков он из себя?
- Нет, госпожа хорошая. Те, с кем я тогда рядом стоял, сказали: "Вот новый хозяин Жуи…" Ну, я и снял шапку, и каждый раз, как он проезжает, я, как положено, шапку снимаю.
- Хорошо, друг мой, можешь идти, - вздохнула графиня, проявив поистине ангельское терпение в совершенно бессмысленной беседе со своим слугой, который, надо сказать, был отнюдь не глупее прочих.
В еще большем недоумении, чем до описанного выше разговора, графиня де Ружмон, отчаявшись получить нужные сведения, решила подождать дальнейших событий и пока не отвечать виконту. Дочери она также не торопилась сообщать о письме.
- Впрочем, - размышляла графиня, - письмо написано безупречно… Порыв молодого человека вполне заслуживает уважения. Действительно, мы здесь совсем одни, словно на дне пропасти… Но посмотрим, что будет дальше!
На следующий день, вскоре после полудня, к замку подъехал всадник с надменным, гордым лицом. Он сидел на великолепном скакуне в военной упряжи. За ним следовал слуга на могучем першероне. Подъехав к массивным воротам, оба спешились. Слуга взял лошадей под уздцы и постучал. Ворота открылись, на пороге появился Жан Герен. Садовник склонился в три погибели, сжимая в руке свой неизменный синий колпак.
- Здравствуйте вам, сударь, и вам тоже. Что угодно?
- Скажи графине де Ружмон, что виконт де Монвиль просит позволения засвидетельствовать ей свое почтение.
- Извините, сударь, но что это вы такое сказали? - с тревогой спросил бедняга, боясь, что непременно забудет длинную фразу, где было так много сложных слов.
- Ступай, докладывай! - приказал виконт тоном, не терпящим возражения.
Воздух был чист, роскошное осеннее солнце согревало каменные стены замка. Стоял один из тех чудесных теплых дней, какие иногда случаются в первой половине ноября. Садовник побежал с докладом, а виконт вступил на двор и от нечего делать принялся постукивать тростью по отворотам сапог. Подойдя к главному входу, он заметил девушек, уходивших в глубь сада. Услыхав бряцание шпор, они удивленно обернулись. Одна из них, взглянув на гостя, смертельно побледнела и, всплеснув руками, воскликнула:
- Рене!.. О Рене! Я умираю!
- Что с тобой, Валентина?! - изумленно воскликнула Рене. - Сюда! На помощь!
Молодой человек, невольно испугавший девушку, бросился к ней и подхватил в тот самый момент, когда Рене, с трудом удерживавшая подругу, была уже готова опустить бесчувственное тело на землю.
- На помощь! Скорее! - хором закричали Бетти и Мадлена, услышавшие отчаянный крик Рене.
Встревоженная графиня быстро спустилась вниз и, оказавшись лицом к лицу с незнакомцем, который только что усадил Валентину в кресло, застыла как каменная, потеряв дар речи:
- Вы здесь!.. Вы, сударь! Но…
Незнакомец, чье красивое мужественное лицо при восклицании графини болезненно искривилось, выступил вперед и, почтительно поклонившись чуть не до земли, печально произнес:
- Это сходство, графиня, уже причинило мне немало неприятностей, но никогда еще не влекло за собой столь печальных последствий. Я безутешен. Перед вами не тот, о ком вы подумали, это жестокая игра природы и я буду в отчаянии, если вы примете это за иное.
- Ваше сходство, сударь… В самом деле, неслыханно! Просто ужасно!.. Ваш голос, вид, имя, которое вы носите… Все это пробуждает ужасные воспоминания…