Валук отошел к своему столику, бросил на него саблю и жадными глотками стал пить воду. "Что я делаю? - мысленно спросил он сам себя. - Нельзя много пить! Это железное правило, и я всегда придерживался его. Что на меня нашло, в конце концов?"
Из своего угла Глинка насмешливо смотрел на противника. "А еще опытный боец! Даже начинающие так не делают. Поосторожнее с водой, пан Валук! Иначе тело окончательно отяжелеет! В этих случаях лучше всего несколько капель белого вина на стакан не очень холодной воды. Прекрасно утоляет жажду и держит в хорошем расположении духа. Так-то!"
Вновь прозвенел колокольчик, и судья перевернул перед собой песочные часы.
На этот раз оба бойца ждали, кто нападет первым. Клинки коротко встречались и, не завязывая боя, стремительно расходились. Ноябрьское солнце тусклыми всполохами играло на отточенных лезвиях.
- Я вас, право, не узнаю, пан Валук! Неужели вы решили продлить зрителям удовольствие?!
- Вы ничуть не ошиблись, пан пирожник! - Валук хотел поддеть противника, поколебать его спокойствие, поэтому обратился не по имени. Но из-за прерывистого дыхания его словесный выпад прозвучал неубедительно и не достиг цели.
- Я оценил ваш жест! - Бонифаций нанес простейший короткий удар сверху вниз и тут же сделал два шага назад и один в сторону, отчего сопернику осталось только рубить воздух.
- И все же, что заставило торгующего мучными сладостями для глуповатых пани взять в руки оружие? К тому же из вас, пан кондитер, мог действительно получиться неплохой фехтовальщик - ну, скажем, средней руки.
- Благодарю. Красивое высокое дерево - всегда чей-то прах, достигший совершенства. Поэтому я не боюсь уйти в землю и стать частью ее. И чем скорее это произойдет, тем быстрее я начну совершенствоваться. Не правда ли?
- Забавная философия! А если вот так! - Валук нанес косой удар снизу вверх. Сталь скользнула по правому предплечью Глинки.
- Какая прелесть! - крикнул Глинка, пятясь и зажимая рану свободной рукой. - Но ведь сожалеть о полученных ранах - все равно, что сожалеть о своем рождении. К тому же я одинаково владею как левой, так и правой!
И он перекинул саблю в другую руку.
- Чем ответите?
- Разве мало ответов вы сегодня услышали?
- В словах вы, конечно, больший мастер, чем я! Но хотелось бы более убедительной речи со стороны вашего клинка.
- Тогда держите! - Глинка неожиданно пошел в лобовую атаку, а затем, сделав шаг в сторону, резко подпрыгнул, став на мгновение выше соперника на добрую четверть туловища. Этого оказалось достаточно, чтобы нанести боковой удар.
Валук едва успел отклонить голову. Не сделай он этого, голова покатилась бы арбузом по булыжнику двора. Сабля самым кончиком оцарапала щеку.
- О, да вы и впрямь затейник, пан кондитер! - Валук приложил пальцы к ране и облизал с них кровь. - Где вы такому научились?
- Будете удивляться! У казаков с южных украин!
- Вы брали уроки у русских?! А дубиной они вас не научили орудовать?!
- Гордыня - плохой союзник в военном деле!
- О, вы заговорили языком схизматиков. Гордыня, видите ли… Ну да ладно. Мы больше беседуем, чем сражаемся. А ведь рано или поздно придется заканчивать. Признаюсь, вы неплохой собеседник!
- А я от вас так и не услышал ничего разумного. Жаль.
- Вы видели запорожских казаков, которых прислал пан Хмельницкий в помощь? Жирные затылки, длинные чубы, а шаровары как Турецкое море, но, главное, в изобретательстве мучений им нет равных. Они не просто жестоки, они настоящие чудовища.
- К чему вы это?
- Я взял у них несколько уроков. Но не для сражения, а для медленного убийства побежденного врага. Надеюсь вам сегодня кое-что показать.
Бонифаций Глинка побледнел и кивнул. Раздался звон колокольчика, означавший завершение второй части. Слово взял глава города Самуил Соколинский.
- В первой и во второй частях поединка Бог не отдал победы ни одному из участников. Этому мы все стали невольными свидетелями. Сейчас объявляется небольшой перерыв, чтобы поединщики могли обработать раны. Третья часть будет заключительной и продлится до полной победы одного из бойцов. Сражающиеся должны поменять оружие и выйти на арену в панцирных доспехах, но с открытой головой. Выбрать нужно сразу два фехтовальных вида для обеих рук. Итак, объявляю выбор оружия. Два чекана, два пехотных палаша, два турецких меча-ятагана - выбор пана Станислава Валука?
- Турецкий меч и чекан! - ответил Валук.
- Не тяжело ли будет? - удивился Соколинский.
- Зато основательнее! - не дрогнул шляхтич.
- Дело ваше! Итак, - возвысил голос глава города, - турецкий меч и чекан выбрал пан Валук.
- Два чекана, два пехотных палаша, две итальянские шпаги - выбор пана Бонифация Глинки?
- Пехотный палаш и итальянская шпага, - спокойно ответил пирожник.
- Прошу завершить отдых и выйти на середину круга!
Соколинский опустился на свое место. Ему начинал нравиться ход поединка. Сам бывалый воин, он сегодня получал настоящее эстетическое удовольствие от зрелища.
Вновь скрестилось ратное оружие. После первого столкновения бойцы опять перешли к выжидательной тактике, где все зависело от того, кто раньше потеряет защиту. Доспехи сковывали движения, и приходилось беречь силы.
- Ни о чем не жалеете, пан кондитер? Жили себе, жили эдаким простым обывателем, наслаждались булочками, а тут на тебе, в один день можно потерять все?
- Ни о чем не жалеть - это самое лучшее утешение, пан Валук! - ответил Глинка, уходя от очередной атаки. - Свет невозможно удержать, как что-то материальное; его нужно ловить ежедневно, а значит, ежедневно рождаться!
- Разве так было у вас последние двадцать лет? - теперь Валук вынужден был ставить жесткую защиту, скрестив над головой турецкий меч и чекан.
- Так и было. Но это уже моя тайна! И моя правда, за которую я охотно сегодня сражаюсь. Охотно и легко. Вот главное мое преимущество.
- Но в конечном счете победит умение и опыт. Я думаю, у меня его несколько больше.
- Согласен. У вас больше опыта. Зато у меня есть любящее сердце, а вы всего лишь механизм, бездушный и бесчувственный.
- Вы начали оправдываться и утешать себя?
- Полно! Я сегодня родился заново. И я счастлив! - Глинка сделал выпад итальянским клинком.
Валук, предвидя действия соперника, присел на одно колено, пропуская клинок над плечом. Крюк его чекана зацепился за гарду шпаги. Последовал быстрый рывок, и оружие вылетело из правой руки пана Бонифация.
- Если бы мне захотелось поиграть в благородство, я позволил бы сопернику подобрать оружие. Но мне все это порядком надоело. Поэтому буду заканчивать.
Валук сделал несколько шагов назад и отбросил ногой шпагу подальше от места поединка. И тут что-то произошло. Валук даже замотал головой.
- Ежедневно рождаться! - повторил он слова Глинки и провел по глазам крагой.
Перед ним вдруг возник, держа пехотный палаш, человек в длинной черной одежде, с темной, почти черной кожей, с мелкими кудряшками на голове. Человек этот был настолько худ, что, казалось, легкий ветер мог запросто приподнять его над землей; Валук увидел выпирающие скулы, впалые виски, провалившийся рот; но самое невероятное было то, что на обеих кистях рук зияли темные раны с запекшейся по краям кровью, словно его прибивали гвоздями к кресту.
Видение исчезло. Снова появился Бонифаций Глинка, изящно державший пехотный палаш за рукоять правой рукой, а за острие - большим и указательным пальцами левой.
- Черт бы меня побрал! Что это было? - Валук громко выругался.
- Можете не волноваться. Именно черт вас и приберет!
Глинка отбивался от наседающего соперника, который проводил очередную атаку обеими руками, страшно вращая перед собой чекан и турецкий меч.
- Опыт превосходен!
- Что?! - спросил Валук и на секунду замешкался.
У него опять перед глазами возник худой чернокожий человек. И тут же последовал удар в плечо. Доспех выдержал, но рука повисла плетью и выронила смертоносный чекан.
- Что?! - еще раз переспросил он.
- Стоп! - закричал Соколинский. - Предлагаю бойцам взять оружие для обеих рук.
- Турецкий меч и пехотный палаш! - выдохнул Валук.
- Два пехотных палаша! - переводя дыхание, огласил свой выбор Глинка.
И уже обращаясь к сопернику:
- Один русский монах рассказал мне потрясающую историю. Так вот, мир, если верить его учению, не только то, что мы слышим или видим, осязаем или вдыхаем, а много всего другого, что неподвластно нашим органам чувств. Рядом с нами, за нас и наши души идет непрестанная битва. А мы - лишь отражение ее. И побеждает тот, за кого незримые силы в незримом мире лучше сражались. Вы готовы? Тогда приступим?
- Приступим! - Валук забыл об осторожности и бросился в открытую атаку.
ГЛАВА 13
Письмо было написано мелким, убористым почерком, но читалось легко. Первые же строки привели Болена в замешательство.
"Все это произошло ровно двадцать лет тому назад. У меня была любимая девушка по имени Милена и был друг Вацлав. Мы с Миленой уже считались женихом и невестой и, пожалуй, не было на земле никого счастливее нас. Хотя я часто замечал, как Вацлав смотрит на мою невесту. В глазах его читалось столько боли и тоски, что сердце мое не раз обливалось кровью. Хотя Вацлав и происходил из очень знатного и богатого рода, Милена все же предпочла меня. За месяц до нашей женитьбы началась та самая Смоленская война. Я хоть и бедный, но по происхождению шляхтич, обязан был встать под штандарты короля Сигизмунда. Вацлав тоже. Мы плечом к плечу сражались в четвертом гусарском полку и гордились своей участью. Война продлилась непредсказуемо долго. Наконец Смоленск пал. Остатки разбитой армии Шеина отошли к Москве. Казалось бы, вот и вновь наступило мирное время, где будет много солнечного света и пьянящего человеческого счастья. Милена из Кракова перебралась в Смоленск, чтобы быть поближе ко мне. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. В бою с партизанами я получил серьезное ранение осколками в живот. После таких повреждений человек обычно теряет жизнь. Я долгие месяцы боролся со смертью, валялся в беспамятстве где-то в районе Орши, даже лекари удивлялись моему упрямству, никто не верил в мое выздоровление.
А Милена получила извещение о моей гибели. Так, к сожалению, бывает довольно часто. И сразу скажу: Вацлава я ни в чем не подозреваю. При всех своих чувствах это человек благородный и честный. Просто из госпиталя могли отправить такое извещение, не веря, что я выживу. Или перепутали среди трупов.
И вот моя невеста, находясь на малом сроке беременности, узнает, что ее жених погиб! Это трудно даже представить. Невозможно предположить, что с ней могло бы случиться! Сколько всего ей пришлось пережить, только Бог знает!
Скажу еще, что Милена и Вацлав пытались отыскать меня. Ездили по госпиталям, осматривали трупы, но никто не знал, куда я подевался. Точнее, знал один человек, какой-то знахарь из тех мест. Это он забрал меня, беспамятного, из госпиталя и стал выхаживать на глухом лесном хуторе.
А Вацлав, после долгих поисков, предложил Милене руку и сердце. Она приняла его предложение, иначе ее и детей ждала голодная смерть.
Во так моя невеста стала Миленой Новак. А мои дети…
Когда я вернулся, было уже слишком поздно что-либо менять. Я увидел счастливую семью, обеспеченных детей и радостный, наполненный звонким смехом дом. Мы встретились с Вацлавом и Миленой и поклялись навеки сохранить тайну и унести ее с собой в могилу. Что нам оставалось? Судьба сулила моим детям блестящее будущее, я уже не говорю о титулах и наследстве.
И тогда я решил бросить военную службу и стать тем, кто дарит людям маленькое ежедневное удовольствие - печь пирожные и вкусные булочки. А заодно видеть, как растут и мои дети. Взяв кредит, я открыл кондитерский цех. Единственная моя радость заключалась в том, что я каждое утро выходил на улицу с лотком и шел по каменной мостовой города, зазывая на угощение всех маленьких проходимцев и сластен. Среди них ко мне бежали и мои Агнешка и Болен.
Даже когда преждевременно скончались Вацлав и Милена Новаки, я не посмел и подумать о том, чтобы открыться.
Но и беда иногда может быть очистительным огнем. Какой отец не бросится в бездну ради спасения сына?! Слава богу, это письмо вы прочтете, дети мои, когда меня приберет смерть.
Ну, вот теперь, кажется, все!.."
Болен оторвался от письма. Слезы текли по щекам, капали на бумагу, размывая строки. Вставало солнце. Он положил конверт в нагрудный карман и твердо направился к выходу. Менее чем через час его ждал Божий суд. Но, дернув за ручку, он с остановившимся сердцем понял, что дверь заперта. Тогда молодой человек ринулся обратно в комнату Агнешки, затряс решетки на окнах, закричал срывающимся голосом на всю улицу. Но люди проходили мимо, предпочитая не ввязываться в чужие истории.
- Откройте меня! Там, там меня ждут. На суде ждут. Ну помогите же, черт бы вас всех побрал!
Пометавшись по комнатам, но так и не найдя выхода, он опустился на табурет и уронил голову на руки. До него дошел смысл слов пана Глинки: "Какой отец не бросится в бездну ради спасения сына!" Господи, пан Бонифаций, этот старый хромой пирожник - его настоящий отец, и он сейчас там, бьется на арене Божьего суда!..
Болен, сдерживая вой, рвущийся изнутри, раскачивался, сидя на табурете, пока наконец тот жалобно не заскрипел и не затрещал под ним.
Он вскочил, повалив табурет, и, упершись ногой, стал отрывать ножку. После нескольких минут отчаянных усилий ему это удалось. Подбежав к окну, он просунул деревяшку между решеткой и рамой и повис на ней всем телом. Болен дергался, раскачивался, помогал ногами, отталкиваясь от стены. Наконец, толстые гвозди начали подаваться. Ему понадобилосьоколо получаса, чтобы окончательно выломать решетку. Распахнув окно, он выпрыгнул со второго этажа, перекатился через голову и, вскочив на ноги, побежал в сторону административных зданий.
***
- Все рождается, живет и когда-нибудь умирает, - Глинка отбил один за другим четыре опасных выпада соперника. - Вы так и не поняли, пан Валук, какие силы сегодня не дали вам сражаться так, как вы это умеете делать. А какие, напротив, помогли мне, старому кондитеру. Не отвечаете. Сбито дыхание и мышцы одеревенели? Еще немного усилий.
Глинка ловким маневром спровоцировал соперника на еще одну бесшабашную атаку, а затем, поймав на противоходе, пробил встречным ударом панцирь с правой стороны и коротко полоснул клинком по горлу. Валук закачался, упал на колени, отбросил меч и попытался зажать рукой фонтан хлынувшей крови.
И тут раздался крик:
- Отец!
Пан Бонифаций вздрогнул и обернулся, опуская оружие. В тот же миг, собрав остатки сил, Валук нанес снизу удар палашом в живот. Глинка, хрипло и коротко выдохнув, попятился.
- Закон парных случаев. Второй раз и опять в живот, - произнес пирожник, медленно опускаясь на землю.
- Отец! - Болен кричал и не слышал собственного голоса.
Подбежав к раненому, молодой человек опустился рядом и бережно положил седую голову пана Бонифация к себе на колени.
- Помни, Болен. Тот, кто любит добро, снисходителен к злу, а по-настоящему сильный снисходителен к слабости. Велик тот, кто умеет быть щедрым. Без врагов не может быть настоящего клинка. Радость возвращения до конца знает лишь тот, кто познал сосущую пустоту отсутствия.
Это были последние слова Бонифация Глинки.
Коллегия судей после непродолжительного совещания вынесла вердикт, который полностью оправдал Болена Новака. Судьба вернула ему доброе имя и поруганную честь.
На следующий день молодой человек обратился к главе города Самуилу Соколинскому с просьбой об изменении фамилии, но с сохранением титулов рода Новаков. Соколинский не стал препятствовать. И Болен Бонифациевич Глинка с гордым сердцем пошел служить в четвертый гусарский полк Его Величества короля Владислава.
А через два дня началась долгая, изнурительная война. Вокруг польской армии крутились толпы мародеров и маркитантов. Среди этой своры можно было повстречать грязную, постоянно беременную проститутку по имени Алисия.
В зимние месяцы, когда лютовали невиданные до сей поры морозы, а польская армия остро нуждалась, взбешенные солдаты перебили всех мародеров, проституток, маркитантов и прочую паразитирующую на войне шушеру. Их тела выбросили за красную крепостную стену на съедение одичавшим собакам и оголтелому воронью.
В 1634 году войска московского воеводы Михаила Борисовича Шеина, сохранив знамена и артиллерию, отступили от Смоленска.
Спустя два месяца Болен и Анжела сыграли свадьбу. Через год у них родились двойняшки, мальчик и девочка, которых назвали Бонифаций и Милена.
Вторую Смоленскую войну русские проиграли. Но спустя двадцать лет другой московский государь, Алексей Михайлович, освободит древнюю столицу кривичей от захватчиков.
В 1654 году Болен Бонифациевич Глинка, окончательно разуверившись в польской короне и европейском миропорядке, примет православие и перейдет на службу русскому царю. Но в одном из литовских походов погибнет смертью храбрых.
Агнешка Новак выйдет замуж за обрусевшего немецкого барона Иоганна Генриховича Энгельгардта и счастливо проживет долгую семейную жизнь, никогда не расставаясь с родным городом.
Что же касается монаха Саввы, то его ждет нелегкий путь. Через полгода вместе с казаками южных украин он будет сражаться против многотысячного войска крымских ханов. И не погибнет. Нет.
Ну, вот, пожалуй, и все!